Неприятный запах горящей ткани забивал ему ноздри, и Линнер начал раскачиваться вперед-назад, скользя по нейлоновой веревке и сжимая в руках быстро распадавшееся на части полотенце. Стало ясно, что ему не удастся осуществить свой замысел. За несколько секунд до того, как полотенце окончательно прогорело и развалилось, ему удалось обхватить ногами нейлоновую веревку так, что она прошла сквозь сомкнутые подошвы его башмаков. От страшного трения подошвы почти моментально протерлись, однако он выиграл две-три драгоценные секунды, которые приблизили его к спасительной площадке. И все же до нее еще было далеко.
      Когда полотенце развалилось в руках, голова, плечи и торс Николаса тут же резко провалились вниз, и он повис вертикально на нейлоновой веревке, зажав ее между ступнями ног. Скольжение ускорилось, мышцы от нечеловеческого напряжения онемели и в любой момент могли отказаться повиноваться ему. Он ощутил острую боль в ступнях - подошвы и носки протерлись от соприкосновения с нейлоном почти начисто, и кожа ступней тут же покрылась волдырями.
      Николас уже был готов спрыгнуть на площадку, когда Мик отцепил карабин нейлоновой веревки, которая стала стремительно падать вниз. Мгновенным движением Линнер развел ноги в стороны, отпуская веревку, потянулся к ближайшей балке, промахнулся, ударился плечом о другую, но все же ухватился за третью. Он висел на балке, раскачиваясь, как маятник часов, превозмогая страшную боль и усталость, которая накопилась за последнюю неделю. Давало о себе знать и воздействие яда, который Мик ввел ему в кровь. Постепенно Николас перестал раскачиваться и повис неподвижно, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Наконец сконцентрировался на себе и открыл темный глаз Кширы, нашел Мика и пополз в его сторону. Теперь по башне, как муравьи по горе Фудзи, карабкались три человеческие фигурки.
      - Майкл...
      Леонфорте остановился, прижавшись к металлической решетке пожарной лестницы. Он чувствовал, что к нему приближается Николас. Значит, ему все-таки удалось спастись.
      - Майкл...
      Его звала женщина, нет, это был не голос Коуи, и все же очень знакомый и родной. Мик обернулся и остолбенел от удивления: женщина, одетая как Коуи, снимала с себя парик. Он всмотрелся в глубокие, цвета морской волны глаза, которые так долго старался забыть, потому что эти воспоминания приносили ему только жестокую боль и ничего больше. Теперь же эти воспоминания ожили, воскресли, воплотились в явь. Его глаза широко раскрылись.
      - Да, - кивнула она. - Это я, Майкл, Джеки.
      - Господи, это невозможно!
      У Мика было такое ощущение, будто его внезапно окатили ледяной водой, а все тело вывернулось наизнанку.
      - Ты же мертва, - недоверчиво покачал он головой.
      Она шагнула к нему навстречу:
      - Разве?
      Джеки протянула к нему руку, и от этого движения он сжался в комок.
      - А-а-а! - закричал он. - Господи, да что происходит?
      - Бог свел нас снова вместе. - Ее голос был тихим, нежным, успокаивающим и ласкающим.
      - Видишь, Майкл, - она ущипнула себя за руку, - я жива и здорова. Моя так называемая смерть была хитрой уловкой, позволившей мне вступить в Орден, которым правили Гольдони.
      Мик прижался спиной к перилам лестницы.
      - Но зачем?
      - Из-за вражды между семьями Гольдони и Леонфорте. Никто толком не знает, с чего все началось. Эта вендетта, подобно многим другим, поддерживалась ужасными россказнями, передававшимися из поколения в поколение, и с каждым разом они становились все страшнее, пока не превратились в миф, сказку. Дедушка Чезаре очень хотел положить конец войне, но не знал, как это сделать, пока не появилась я. Он всегда был в дружеских отношениях с предыдущими настоятельницами Ордена и, наблюдая, как я росла и развивалась, увидел во мне решение проблемы. Именно он убедил маму отправить меня по достижении определенного возраста в монастырь, и он был совершенно прав. Богу было угодно, чтобы именно я стала членом этого Ордена. После моей мнимой смерти меня стали готовить в качестве замены для матери-настоятельницы и дали мне имя сестры Мэри Роуз. Все это было бы просто невозможно, если бы я не "умерла". Ни семья Гольдони, ни дядя Альфонс никогда не примирились бы с тем, что я нахожусь в монастыре.
      - Я помню... - Голос Мика прозвучал задумчиво, если не сказать мечтательно. - Альфонс был в страшной ярости, когда вернулся из монастыря. Ведь он был совершенно уверен, что ему удастся вернуть тебя, и он поклялся, что когда-нибудь все равно заберет тебя оттуда. Вскоре после этого ты умерла.
      Джеки кивнула:
      - Да, так оно и было. - Она сделала еще один шаг к брату, протягивая к нему руки. - Майкл, я здесь для того; чтобы покончить с этой бессмысленной враждой раз и навсегда. Я здесь, чтобы исцелить тебя.
      - Нет! - Леонфорте закрыл уши руками и упал на колени. - Боже, огради меня от моих собственных мыслей!
      Видя его страдания, Джеки опустилась рядом с ним на олени.
      - Я здесь, чтобы защитить тебя, Майкл. Ты натворил столько зла! Ты не похож на моего брата, которого я знала прежде и с которым проводила вечера на крыше дома, мечтая о будущем.
      Голова Мика качалась из стороны в сторону.
      - Разве ты не понимаешь? Эти мечты - ничто! То, о чем мы с тобой говорили, - чушь собачья!
      - Ты не прав. У нас с тобой была одна и та же мечта. Мы хотели оказаться как можно дальше от той жизни, которой жила семья Леонфорте. Разве ты не помнишь?
      - О Джеки! У меня была тогда другая мечта, но я не мог поделиться ею с тобой. Не мог.
      Он взглянул в изумленные глаза цвета морской волны, которые всегда оказывали на него магическое воздействие.
      - Что это была за мечта? - спросила сестра. - Расскажи мне теперь, когда я рядом с тобой. Расскажи!
      Лицо Мика скривилось от боли:
      - Нет, не могу...
      - Расскажи! Пусть Бог придаст тебе силы.
      - Бог! - Его лицо еще сильнее исказилось. - Я пал так низко, что Бог для меня уже не существует.
      - Он существует, Майкл! Это он привел меня сюда. Поверь мне, он существует!
      - Ты такая чистая, добрая, просто святая. - Он опустил глаза. - У таких, как ты, есть Бог.
      - Нет, он есть у всех, Майкл, и у тебя тоже.
      Он ощутил ее прикосновение, и ему захотелось отодвинуться и спрятать свое лицо.
      - Джеки, я совсем как прокаженный. Осторожно, даже в моем поте есть ядовитая зараза.
      Но сестра еще теснее прижалась к нему. Разгоралась утренняя заря, ветер пел вокруг них на все голоса.
      - Расскажи мне свою мечту, - прошептала она.
      Мик вздрогнул.
      - Я умру, если расскажу тебе о ней.
      - Ты не умрешь, пока я обнимаю тебя. Тебе нечего бояться.
      - Я боюсь, все равно боюсь. Боюсь себя и... Боже, я боюсь и тебя.
      - Меня? Но почему?
      - Я боюсь того, что ты обо мне подумаешь, если я расскажу тебе, о чем мечтаю. - Он дрожал как в лихорадке. - Ты возненавидишь меня.
      - Хорошо, не говори ничего, просто, выслушай меня. - Джеки прижала брата к себе. - Когда мы с тобой были молодыми, мне однажды приснился сон, как будто ты вошел в мою комнату. Вокруг было темно, но я сразу узнала тебя. Ты лег рядом, и я ощутила жар твоей кожи. Потом ты прошептал мое имя, и я прошептала твое, и до самого утра мы занимались любовью.
      Мик как-то весь обмяк в ее объятиях. Ему казалось, что он весь расплавился, внутри было так горячо! И по его щекам текли горячие слезы, как он ни старался их удержать. Это было слишком - ведь она говорила то, что он так мечтал услышать от нее в течение долгих-долгих лет. Он снова обрел сердце, тут же разбившееся на кусочки.
      Оправившись от нахлынувших чувств, он, в свою очередь, рассказал ей о своем сне: они танцевали вдвоем на освещенной огнями площадке где-то на средиземном курорте.
      - Я горячо любил тебя, я хотел тебя, но это было совершенно невозможно, - закончил Мик свой рассказ. - И это было ужасно. Я был уверен, что буду гореть в аду за то, но не мог не думать о тебе, не мог не хотеть тебя. А потом ты уехала в монастырь, и я понял, что мне следует держаться от тебя как можно дальше.
      - О Майкл! Это все из-за меня, - заплакала Джеки.
      - Нет-нет. - Мик удивился непривычной нежности, которую он испытывал к сестре, она оставалась решающей силой в его жизни - единственной настоящей побудительной силой. Вторая кожа, которую он так старательно наращивал поверх останков своей прежней личности, сползла с него, и теперь он был беззащитен и раним.
      Джеки поцеловала его. Был ли это поцелуй страстной любви или поцелуй сестры? Он не мог найти ответа на этот вопрос, да и не хотел его искать.
      Внезапно он увидел знакомую тень, возникшую на лестнице, и с животным рыком оттолкнул сестру от себя. Наверное, он сделал это слишком грубо, потому что она упала на спину. На лестнице стоял Николас, его двойник, его враг, и Мик бросился на него.
      Джеки страшно закричала, стараясь прекратить драку. Но Леонфорте не хотел останавливаться. Его бой с Николасом был неотвратим и неизбежен. Мик любил Джеки всем сердцем и душой, и в эту секунду ему казалось, что нет ничего невозможного. Временно приостанавливали свое действие все законы Вселенной. Он изо всех сил ударил Николаса, и тот отлетел назад, но второй раз промахнулся. И тут ему на помощь пришла Кшира. Демонстрируя свою психическую силу, Леонфорте послал в сторону врага мощную струю разрушительной энергии и, увидев удивление на лице Николаса, ударил его двумя кулаками сразу, потом еще раз и еще. Линнер повис на перилах площадки и какое-то время бессильно болтался в воздухе, пока Мик пытался перекинуть его через перила вниз.
      Николас пытался сопротивляться Мику физически и психически. В результате мощной атаки психической силы Леонфорте многие защитные системы Линнера рухнули. В крови Николаса все еще циркулировали остатки яда, на его расщепление он затратил слишком много внутренней энергии. Его организм в течение многих часов находился в состоянии смертельного напряжения, силы были истощены.
      Мик изо всех сил пытался сбросить его через перила, Николас потерял равновесие, темный глаз Кширы на какую-то секунду закрылся и снова открылся. Почувствовав это, Леонфорте удвоил усилия, и Линнер понял, что сейчас сорвется в страшную пустоту и будет пронзен какой-нибудь антенной на крыше одного из домов.
      И в тот момент, когда Николас уже почти висел вниз головой, он почувствовал чью-то психическую силу. Это не было ни Кширой, ни Акшарой. Может быть, через болезненный рассвет промышленного города к нему простерлась рука самого Бога. И он воспользовался этой силой. Одним движением Линнер сомкнул ноги вокруг бедер врага и нанес ему мощный удар в шею с обеих сторон, выставив косточки пальцев, сжатых в кулаки. Леонфорте сдавленно и удивленно вскрикнул, и его хватка ослабла. Николас с силой оттолкнул его от себя, Мик повалился на пучок скрученных пластиковых труб, тут же выхватил небольшой нож и выставил его перед собой.
      - Майкл, нет! - закричала Джеки.
      Леонфорте не обратил на сестру никакого внимания и бросился на Николаса, но тот успел уклониться от удара. Мик развернулся и снова бросился на Линнера, полоснул его по руке и стал подбираться к горлу. Николас отпрянул и выдернул из пучка пластиковых труб одну - из нее с шипением вырвался пар, и Николас направил горячую струю прямо на Мика.
      Пар ударил ему в лицо, он закричал, отскочил назад и, потеряв равновесие, перевалился через перила. Второй удар струёй пара сбросил его вниз, на крыши простиравшегося далеко внизу города.
      Джеки не закричала и не заплакала. Она долго сидела совершенно неподвижно, вцепившись зубами в сжатый кулак с такой силой, что на коже проступила кровь. Пар продолжал с шипением вырываться из поврежденной трубы, клубами окутывая фальшборт и уплывая в бледное токийское небо. Внезапно городской шум прорезали звуки полицейских сирен.
      Николас прислонился к стене как раз в том месте, где последний раз в своей жизни стоял Мик, и пытался собраться с силами. У него кружилась голова, сердце, казалось, вот-вот остановится. Наконец он взглянул на Джеки и сказал:
      - Мне очень жаль, но у меня не было другого выхода...
      Она отняла от губ окровавленный кулак и посмотрела на него своими чудесными, цвета морской волны глазами.
      - Вы не виноваты. - Но что-то все же изменилось в ее взгляде, в нем не было того особого света, который Николас замечал прежде. И тут он понял, что произошло.
      Ноги дрожали, предплечье, по которому Мик полоснул ножом, страшно болело.
      - Ведь это вы меня спасли? - спросил Линнер тихим голосом.
      Мэри Роуз подошла к нему и, оторвав рукав от своей блузки, сделала из него жгут и наложила его на руку Николаса.
      - Не понимаю, что вы имеете в виду.
      - О, прекрасно понимаете, - ответил он, пристально глядя на женщину. Когда ваш брат уже почти сбросил меня, я почувствовал что-то необъяснимое, что-то вроде поддерживавшей меня руки.
      - Возможно, это был Майкл, - сказала Джеки, отходя к перилам. - За время своих путешествий он многому научился.
      - Этого не может быть! Ведь он так хотел меня уничтожить!
      Женщина смотрела вниз, на вереницу полицейских машин, приближавшихся к зданию башни. Ее лицо было освещено мягким розовым светом восходящего солнца. И покачала головой:
      - Не вас он хотел уничтожить, мистер Линнер. Он хотел разделаться с той своей частью, которую уже не мог выносить.
      - Наверное, вы не знаете, какие страшные преступления совершил Мик.
      Рот Джеки искривился в ироничной улыбке:
      - Мистер Линнер, я знаю гораздо больше, чем вы. Я знаю все, на что был способен мой брат.
      Николас посмотрел туда, где лежал Мик, похожий на растратившую свою невероятную энергию и сгоревшую звезду.
      - Он умер так же, как и жил, не правда ли? Его смерть была зрелищна, театральна, своего рода произведение искусства - именно такая, какая предписана книгой самураев Хагакуре.
      Какое-то время они оба молчали. Интересно, что сейчас чувствовала эта женщина? Джеки не пролила ни слезинки по своему брату. Может, она была совершенно равнодушна к нему?
      Женщина повернулась к Николасу. Свежий утренний ветер трепал ее волосы. И он ясно увидел на лице ее печать величайшей скорби, понял, что никогда уже она не будет такой, какой была прежде.
      - Самое забавное во всем этом, скажу я вам, мистер Линнер, то, что Майкл был абсолютно уверен в моей чистоте и неиспорченности. Он называл меня святой. Это было его мечтой, фантазией. Конечно, я не такая. - Джеки скрестила руки на груди, как бы баюкая себя. - Я прошу вас выслушать мою исповедь.
      - Но я не священник и не думаю, что...
      - Пожалуйста!
      - Ну хорошо, - он не мог отказать этим прекрасным глазам, - пусть будет, как вы хотите.
      - Нет, не я хочу, мистер Линнер. Так угодно Богу.
      Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.
      - Майкл совершал ужасные преступления, но и я тоже.
      - Простите, мать-настоятельница, но ваш брат был убийцей.
      - И я тоже.
      - Но...
      - Вы помните человека по имени Нгуен Ван Трак, который должен был передать Хоннико, а затем и моему брату украденную информацию о Киберсети?
      Николас удивленно заморгал глазами:
      - Откуда вам известно об украденной информации и Нгуене...
      И тут до него дошло, что это, должно быть, Хоннико ей все рассказала.
      - Вы выследили того человека и схватили его, - продолжала Джеки. Стерли диск, а затем загипнотизировали его, чтобы он не помнил о том, что был пойман вами. Но что-то случилось не так, как вы хотели, и после того, как он доставил диск Хоннико, Ван Трак вспомнил все, что произошло с ним.
      Николас был не в силах отвести от нее взгляда.
      - Так это Хоннико все вам рассказала?
      - Да.
      - И что?
      - И я сделала то, что должна была сделать. Я не могла допустить, чтобы Майкл узнал об этой вашей уловке раньше времени. Запланированное уже начало исполняться.
      - Запланированное?
      - В свое время вы узнаете и об этом.
      - Так это вы убили Нгуена?
      - Я же сказала, я сделала то, что должна была сделать. - В ее глазах появилось что-то новое, незнакомое. - Его нужно было заставить замолчать.
      Не до конца успев понять, что происходит, Николас инстинктивным движением кинулся к Джеки и подхватил ее - еще секунда и она бросилась бы вниз. Женщина повисла в его руках, как бумажная куколка. Крепко схватив ее за руки, Николас сказал с укоризной:
      - Мать-настоятельница, это не выход из положения.
      Она взглянула на него затуманенным взором.
      - Я пришла сюда, чтобы спасти Майкла, исцелить его. Но у меня ничего не получилось. Я оказалась недостойной моего Ордена и моей клятвы Богу.
      Джеки была сейчас словно раненая птица, хрупкая и беспомощная.
      - Что бы вы ни сделали, я не могу поверить, что Бог хочет за это отнять у вас жизнь и погубить вашу бессмертную душу.
      Ее лицо закрывали волосы, и он не видел ее чудесных глаз. Внизу ярко светились мигалки на крышах полицейских машин, уже подъехавших к подножию башни.
      - Я не во всем исповедалась. Осталось самое худшее.
      - Так исповедуйтесь до конца и живите дальше.
      - Умоляю, отпустите мои руки, - тихо сказала она. - Не может быть, чтобы Господу было угодно, чтобы я жила с таким грузом на сердце.
      - Ну, это решать ему, не вам, - ответил Николас и отвел Джеки подальше от перил.
      Праздник урожая
      Куда торопиться? Везде, куда бы ты ни пошел сегодня ночью, над тобой будет сиять одна и та же луна!
      Идзуми Сикибу
      ТОКИО - НЬЮ-ЙОРК
      Тецуо Акинага пришел на похороны кайсё. Он дерзнул войти в храм буддистов, пока свита из двадцати кобунов и оябунов толпилась снаружи под полуденным солнцем. Это было больше, чем просто дань уважения, это была демонстрация силы. Теперь, когда нескончаемая война между Микио Оками и его оябунами завершилась, остался один Акинага, и он хотел, чтобы все знали он стягивает на свою сторону все силы якудзы. В перерыве между богослужением и погребением покойного он подошел к Николасу Линнеру, и они начали обычный приветственный ритуал якудзы, назвав свои имена, положение и принадлежность к клану. Покончив с условностями, Акинага не стал терять времени и перешел к делу.
      - Насколько я понимаю, ты меня искал, - сказал он.
      Великолепное убранство храма - красное на золотом - чем-то напоминало неоновые вывески ночного Токио. И хотя Акинага выждал, когда немногие допущенные к службе покинули стены храма, Линнер заметил у одной стены Хоннико. Она внимательно за ними наблюдала. Увидев, что Николас вступил в разговор с Акинагой, Коуи направилась было к нему, но он знаком велел ей не приближаться, и она неохотно ему подчинилась.
      - Танака Джин собирал свидетельские показания против вас, - начал Николас, подавив враждебность к собеседнику. - Теперь все поручено мне. Скоро я передам все материалы генеральному прокурору.
      - Да-да, мне это известно. - Казалось, Акинагу сообщение Николаса совершенно не встревожило. - Сказка остается сказкой, какой бы правдоподобной она ни была.
      - У меня действительно имеются эти показания.
      Акинага наклонил голову.
      - А я в этом и не сомневаюсь, знаю и о том, что ты собираешься встретиться с Мачидой. Однако настоятельно советую тебе отменить эту встречу и передать все материалы мне.
      - Вы, должно быть, не в своем уме.
      - Отнюдь! - отозвался Акинага. - Хатта-сан мертв, а с ним умерли и его свидетельские показания о том, что это он, а не твой друг, незаконнорожденный Танака Джин, был у меня на содержании. А без показаний Хатты Танаке Джину придется долго гнить в тюрьме. В наше время, когда общество возмущено процветающей коррупцией, правительство не может позволить закрыть глаза на связь одного из государственных высокопоставленных чиновников с якудзой.
      - Дело против Танаки Джина не имеет под собой серьезных оснований, сказал Николас, но он уже понял, куда клонит Акинага, и у него упало сердце. Ему страстно захотелось почувствовать рядом с собой теплое присутствие все понимающей Коуи.
      - Может, и так, но это не имеет значения. - Акинага пожал плечами. Правительству нужно успокоить общественность, и, как всегда бывает в подобных случаях, правда никого не интересует. Будь уверен, они сделают из Джина козла отпущения, и он получит максимально строгое наказание. Я знаю это наверняка от моих людей там, наверху.
      Николас видел, как священники и присутствовавшие при богослужении Кисоко, Нанги, Коуи медленно удалялись в сторону кладбища. Остались лишь он, Тецуо и Хоннико. Женщина все еще стояла словно статуя в затененном углу храма.
      - А если я отдам материалы?
      - Не если, Линнер-сан, а когда. Тогда я сделаю публичное заявление, полностью реабилитирующее прокурора.
      - Но кто же вам поверит?
      - В подтверждение моих слов выступит свидетель с безупречной репутацией. И в течение четырех часов Танака Джин будет освобожден. Это я тебе гарантирую.
      "Жизнь Танаки Джина за жизнь Акинаги. Неравноценный обмен, - подумал Линнер, - но что в этом мире бывает равноценным?"
      - Увидимся через час после погребения, - сказал Николас, - в баре "Ноги Джинья" в Роппонжи.
      - Подходящее местечко, - Тецуо наклонил голову, - я рад.
      В этот момент к хозяину подошел один из его телохранителей и подал ему аппарат сотовой телефонной связи. Акинага говорил короткими, отрывистыми фразами, потом отдал аппарат телохранителю, и тот вышел из храма.
      - А теперь, Акинага-сан, я прошу вас уйти.
      Тецуо дернул своей птичьей головкой, как если бы его раздражало непрестанное щебетание жаворонка.
      - Наш разговор был столь приятным, что мне бы хотелось продолжить его, но, к сожалению, мне сообщили, что Мое присутствие необходимо в другом месте.
      Он отвесил едва заметный, почти оскорбительный поклон, повернулся и уже почти вышел из храма, как что-то заставило его вернуться назад.
      - Прошу прощения, но я так и не выразил соболезнования по поводу смерти твоей жены.
      - Прошло уже больше года.
      - Да, я знаю. - На какое-то время Акинага, казалось, погрузился в печальные размышления. - Говорят, Линнер-сан, тебя нельзя ничем пронять. Интересно, насколько это соответствует действительности? Ты не плакал на похоронах собственной жены и, держу пари, сегодня тоже не проронишь ни слезинки. - Он поднял кверху указательный палец. - Но, если ты уделишь мне еще минуту, мне бы хотелось еще раз проверить твой истинно японский стоицизм. - Его глаза загорелись недобрым огнем. - Твоя жена - кажется, ее звали Жюстина - погибла в автомобильной катастрофе.
      Сердце Николаса вздрогнуло.
      - Да, именно так.
      Акинага наклонился к нему так близко, что Николас почувствовал запах рыбы и соевого соуса, исходящий изо рта собеседника.
      - На самом деле все было не так. Один из моих людей преследовал ее. Она увидела его, запаниковала, а потом врезалась в тот грузовик.
      Николас почувствовал, как в нем поднимается ярость. Он знал, что Тецуо дразнит его, хочет укусить побольнее.
      Акинага покачал головой.
      - Должно быть, нелегко выслушать такое. Я восхищаюсь человеком, который, получив удар по кишкам, даже не моргнул глазом. Ты молодец. - Он слегка улыбнулся тонкими губами. - Теперь готовься принять следующий. Помнишь того ее друга, который был вместе с ней в машине в момент столкновения и взрыва, как бишь его? Ах да, Рик Миллар, ее бывший начальник. Они как раз возвращались с ночного заседания в его гостиничном номере, где трахались до посинения. - Тецуо пристально разглядывал лицо Николаса, не сводя с него глаз, - да, твоя жена наставляла тебе рога, так что, может, это и к лучшему, что она погибла такой страшной смертью.
      Крутнувшись на каблуках, Акинага вышел в сопровождении сегуна. Его люди потянулись за ним, как хвост за кометой.
      Николас стоял рядом с Кисоко в библиотеке ее городского дома. На полках не осталось ни одной книги, и оттого библиотека казалась бесплодной пустыней. Все коробки были аккуратно сложены на резном деревянном полу; Персидский ковер скатан, завернут и завязан. Все произведения искусства уложены в ящики. Мебель уже увезли, а то немногое, что осталось, накрыли белыми чехлами. Под потолком светила голая электрическая лампочка - все подвески граненого стекла, из которых состояла люстра, уже сняли. Печальная тишина комнаты делала ее похожей на пещеру. Здесь слабо пахло пыльным запустением и отсутствием хозяев.
      - Надеюсь, встреча с партнерами из фирмы "Денва" прошла успешно? спросила Кисоко.
      - Да, - ответил Николас. - Без Мика они согласились дать нам еще немного времени. Впрочем, я думаю, присутствие Нанги-сан тоже положительно повлияло на исход дела. А Канда Т'Рин оказался просто молодцом. Похоже, он лучше знает этих людей, чем я.
      - Что ж, это хорошо, - сказала женщина. - Вы и Т'Рин-сан должны найти приемлемые формы сотрудничества.
      - Уверен, так и будет, - кивнул Николас и испытующе взглянул на Кисоко. - А вы знаете, что Канда был должником Акинаги и работал на него с самого первого дня своего пребывания в "Сато"?
      - Нет. - Женщина покачала головой. - Я и понятия об этом не имела, как и Оками-сан и Нанги-сан.
      - Я сказал Т'Рину, что мне о нем все известно, - продолжил Николас. Он ненавидел и боялся Тецуо, жил в постоянном страхе. - Линнер улыбнулся. Кажется, меня он теперь боится еще больше, чем Акинагу, и поэтому превзошел самого себя в переговорах с "Денвой".
      В мутном свете электрической лампы Кисоко казалась бледнее, чем обычно.
      - Так вы собираетесь его уволить?
      - Может, да, а может, и нет. Т'Рин знает об Акинаге столько, сколько мне не удастся узнать никогда. Я могу воспользоваться этим. К тому же Нанги-сан был прав - у этого молодого человека очень острый ум.
      Николас отвернулся, не желая больше говорить о Канде Т'Рине. Его голова была занята другими мыслями. Почти безжизненный дом казался теперь населенным привидениями, и Линнер попробовал представить здесь своего отца. Уж лучше думать сейчас о нем, а не о том, что рассказал ему Акинага. Лучше думать о Коуи, Нанги и Танаке Джине, о ком и о чем угодно, только не о страшных хвастливых словах Акинаги - а Николас был уверен, что это пустое хвастовство. - Ему не хотелось думать, что в конечном счете Тецуо был повинен в смерти Жюстины, о том, что он многое знал о ее жизни, об отношениях с Милларом, знал задолго до того, как это стало известно ему самому. А что если Акинага не врет? Что если Жюстина действительно гуляла с другим, обманывая его? Последнее время она была так несчастна, так потерянна, а он совершенно забросил ее в этом Токио, где исполнял долг чести, стараясь защитить Микио Оками. Жена ведь так просила его не уезжать. В ту роковую ночь он дважды звонил ей по телефону, и оба раза никто не снял трубку. Жюстины не было дома, или же она просто не хотела подходить к телефону, потому что была слишком расстроена? А может быть, спала в это время с Риком? Николас знал, что такое вполне могло быть. Так где же правда? Этого он уже никогда не узнает, да и не хочет знать. Увидев его состояние после разговора с Тецуо в храме, Хоннико проявила достаточно мудрости и такта и не подошла к нему, понимая, что он весь сейчас объят ненавистью, горечью и печалью. И теперь, несколько часов спустя, в этой комнате, наполненной грустными воспоминаниями, Николасу первый раз в жизни пришла мысль о том, что честь - это жестокая и властная дама.
      Кисоко подошла к серванту, на котором стояли поднос с наполовину опустошенной бутылкой шотландского виски, два бокала граненого хрусталя, и его невеселые размышления мигом улетучились.
      - А куда теперь вы с Нанги-сан отправитесь? - спросил он.
      - Куда-нибудь, где он мог бы как следует отдохнуть, - сказала Кисоко, разливая виски в два бокала. - Мой сын Кен уехал в Соединенные Штаты, так что здесь меня ничто не держит.
      Женщина протянула Николасу один из бокалов с виски. Он не удивился, что она не стала заваривать чай. Ситуация требовала чего-нибудь покрепче. Кисоко была одета во все белое - цвет траура: шелковый костюм, перчатки, маленькая шляпка с вуалью в стиле шестидесятых, который снова вернулся в моду. В этом западном наряде она выглядела шикарно. Они чокнулись, выпили за упокой души Микио Оками, и Николас взглянул в ее печальные глаза.
      - Черт возьми, - сказала женщина, швыряя пустой бокал в другой конец комнаты, - он прожил долгую и безумно интересную жизнь.
      - Жаль, мне не удалось его спасти.
      - Ну в каком-то смысле вы все же спасли его, во всяком случае, вернули ему его самого - ведь он любил вас, Линнер-сан, как никого не любил, включая и меня.
      В ее голосе не было ревности, и, уж конечно, в нем не было зависти.
      - Порой мне было страшно трудно с братом. Понимаете, все время хотелось оберегать его, потому что с самых ранних лет ему постоянно угрожала опасность. Но моя чрезмерная заботливость лишь раздражала его. Ему нравилось так жить. Он постоянно рисковал, шел навстречу опасности. Поэтому я старалась сделать все, что в моих силах, чтобы он не заметил моей заботы. - Она улыбнулась.
      - С помощью тау-тау.
      - Да.
      - А он знал о том, что вы - тандзян?
      - Понятия не имею. Мы об этом никогда не говорили. Возможно, догадывался.
      - О Кшире...
      - Да. Я знала, что вы с этим столкнетесь.
      Кисоко отошла к серванту, постукивая по деревянному полу каблучками туфель, и обнаружила, что там не осталось ни одного бокала. Николас предложил ей свой, она с благодарностью взяла его и медленно выпила немного виски.
      - Мне следует быть осторожней, - сказала она. - Кажется, алкоголизм наследственная болезнь в нашей семье.
      Женщина села в кресло, покрытое чехлом, и положила нога на ногу. Сейчас она была очень хороша - прямо хоть портрет пиши. Николас подумал, что Нанги повезло с женой.
      - Все эти мрачные истории о том, как люди сходили с ума из-за Кширы...
      - Я сам видел это своими глазами.
      Она взглянула на него.
      - Не сомневаюсь в правдивости ваших слов. Кшира - это не для всякого тандзяна. Из двух форм тау-тау Кшира гораздо более мощная. Именно поэтому мало кто ее понимает. - Кисоко решила проигнорировать собственное предостережение и залпом выпила все оставшееся виски. - Я поклонница Кширы, Линнер-сан, так что прошу верить мне, когда я утверждаю, что Кшира сводит с ума только тех, кто не в силах ее контролировать. Не отворачивайся от Кширы, и она не сделает тебе ничего плохого. Стремись изучить ее, и твои усилия вознаградятся сторицей.