Его положили на носилки, и вскоре яркий солнечный свет, проникающий сквозь закрытые веки, сменился тьмой кузова частной машины "скорой помощи", которую они арендовали. Завыли сирены, и машина отъехала.
      - Как он там?
      Детектив узнал голос Рико Лаймона - специалиста по кинематографическим трюкам, которого Веспер наняла через АМО, члены которого сейчас выступали под видом сотрудников ФБР, взявших на себя расследование обстоятельств "смерти" Кроукера. "Ладно, - подумал Лью, - пора с этим кончать".
      - А что это у него с рукой? Никогда не видел ничего подобного, сказал врач.
      Кроукер попытался рассмеяться, но не смог. Этот врач больше интересуется его биомеханической рукой, чем синяками, которые он получил при ударе пуль о кевларовый жилет.
      - Как она работает?
      - Приведите его в чувство, тогда, может быть, он вам сам расскажет, сердито буркнул Рико.
      - Ладно, ладно, успокойтесь, - ответил врач.
      Он поднес к носу Кроукера нюхательную соль.
      - Хватит, хватит, - чихнув и закашлявшись, сказал тот, открыл глаза и увидел склонившееся над ним коричневое лицо обеспокоенного Лаймона.
      - Как чувствуешь себя, вернувшись с того света?
      - Я не уверен, что уже на этом, - проворчал Лью.
      - Ладно, пока все нормально, - раздался голос из глубины кузова. Это был Вед Форрест, руководивший всей операцией. - Мне нужно, чтобы Кроукер был в полном порядке, - сказал он, ни к кому особо не обращаясь. Это был мужчина крупного телосложения с маленькими ушами и короткой стрижкой, за зеркальными стеклами его очков прятались светлые глаза. Вед выставил вперед свой квадратный подбородок. - Ты в порядке, Кроукер?
      "В колледже он, несомненно, пользовался успехом у самых красивых девушек", - подумал Лью и ответил:
      - Дай мне минутку, ладно?
      - У нас нет ни минуты времени, - сказал Форрест тем непреклонным тоном, который люди приобретают на государственной службе, и наклонился над Кроукером. - Послушай, я охочусь за Чезаре Леонфорте уже три года. - Вед дернул себя за волосы: - Из-за этого сукиного сына я поседел. Пропустил выпускной вечер дочери, потому что был в это время в Лос-Анджелесе, организовывал инфильтрацию, в результате которой получил один труп и открывшуюся язву. Сегодня я пропускаю день рождения младшей дочери потому, что нахожусь здесь. - Его сгорбленная фигура напоминала вырубленного из камня атланта. - Но на этот раз я собираюсь получить по всем счетам. Он нужен мне, Лью, и, видит Бог, ты и Веспер достанете мне его.
      Кроукеру приходилось раньше иметь дело с федералами, и он знал, что они часто заводятся с пол-оборота. Поэтому иногда лучше всего было просто не обращать на них внимания и дать им излить свою желчь. Для него было ново слышать, как правительственный агент, ограниченный в своих действиях и подотчетный перед начальством, жалуется, что его сотрудник погиб.
      Лью повернулся к Лаймону.
      - Ты не можешь освободить меня от этой брони? - спросил он и приподнялся.
      Рико наклонился над ним и отстегнул защелки, удерживающие кевларовый жилет на месте.
      - Взгляните на эти дыры, - сказал врач с благоговейным ужасом. - Точно в область сердца! И кровь выглядит совсем как настоящая!
      - Она и есть настоящая, - ответил Лаймон. - Это куриная кровь. - Он просунул палец сквозь дыру в рубашке Кроукера. - Как ты себя чувствуешь? Болит там, куда попали пули? - Зная возможности Чезаре Леонфорте, ни Лью, ни Веспер не захотели иметь дело с полицейским департаментом Майами. Рико установил дистанционно управляемые мини-заряды, которые разрывали прикрепленные к жилету пластиковые мешочки с кровью, чтобы создать впечатление, что пули, выпущенные Веспер, проникли в тело детектива.
      Кроукер сморщился и ответил Лаймону:
      - Чувствую себя так, будто у меня сердечный приступ. - Он медленно сел. - Я бы не рекомендовал тебе проделывать со мною такое часто, когда-нибудь это плохо кончится.
      Пока врач, сняв с него рубашку, исследовал левую сторону груди, Лью не шелохнулся.
      - Синяки очень обширные. Извините, я поверну вас немного. - Он покачал головой. - Кожа даже не повреждена. Поразительно! - Он начал собирать инструменты. - Хотите болеутоляющего? К вечеру синяки вас начнут беспокоить.
      - Нет, спасибо, - ответил Кроукер. - Эти таблетки только замедлят мою реакцию.
      - Как хотите. - Врач поднялся. - Да, кстати, можно посмотрю? - Он указал на биомеханическую руку детектива.
      - Разумеется, - ответил Лью, - почему бы и нет? - Он наклонился и, сжав сделанные из титана и поликарбоната пальцы, пробил кулаком кузов "скорой помощи".
      Врач подпрыгнул, как будто его ужалили, а водитель крикнул с переднего сиденья:
      - Что там, черт возьми, случилось?
      Остолбеневший, как от удара молнии, врач уставился на образовавшуюся в кузове дыру.
      - Ну и дела... - пробормотал он.
      - Ладно, вы удовлетворили свое любопытство, - буркнул Лаймон, отстраняя врача с дороги. - Мне нужно заняться делом. - Он склонился над тяжелой черной сумкой и начал в ней рыться. Рико был еще молод, строен и со своими большими, шоколадного цвета глазами, короткой стрижкой и тоненькими усиками выглядел весьма привлекательно. Он знал свое дело, делал его с удовольствием и был очень изобретателен. Кроме того, что немаловажно, он был местным.
      - Отлично, - произнес Лаймон, вынимая каучуковый нос, - когда я закончу, даже родная мать тебя не узнает. - Он помахал носом: - Как тебе кажется, нормально выглядит?
      Кроукер пожал плечами:
      - Тебе видней.
      - Ты чертовски прав, - сказал Рико. - И самое замечательное то, что в левой ноздре запрятано миниатюрное наводящее устройство, так что не советовал бы тебе сморкаться. - Он сделал жест рукой. - А теперь ложись на спину и веди себя смирно. Я должен снять с тебя гипсовую посмертную маску, чтобы убедиться в том, что все протезы, которые я приготовил, подойдут к твоему лицу.
      - Посмертная маска, - усмехнулся детектив, удобнее устраиваясь на носилках и прислушиваясь к тому, как свистит ветер в дыре, которую он проделал в кузове автомобиля. - Сейчас это звучит для меня очень подходяще.
      После того как Тецуо Акинага, оябун клана Сикей, был освобожден из тюрьмы, он не пожелал вернуться к своим многочисленным делам, потому что полагал, что после смерти Наохиро Усибы, главы МВТП, дела эти стали до некоторой степени опасны. Убийство Усибы заказал он, Акинага, потому что тот был на стороне Микио Оками и, следовательно, его непримиримым врагом.
      Мрачное состояние Тецуо усугублялось еще и тем, что ему было нанесено публичное Оскорбление - Танака Джин арестовал его в присутствии множества людей в о-фуро - общественных банях, которые построил его отец. Не мог простить он прокурору и своего унизительного предварительного заключения.
      В своем доме Акинага решил не появляться, и, войдя в одну из десятка квартир, которые он содержал по всему Токио, Тецуо первым делом сорвал с себя стоящий 3500 долларов импортный костюм, бросил его в раковину на кухне, облил керосином и поджег.
      Он смотрел на разгорающееся пламя и чувствовал, как горят его щеки, щеки лица, которое он потерял. Все, что его прежде окружало, стало непригодным для использования. Подобно священнику, церковь которого подверглась осквернению, Акинаге некуда было идти. Пришлось забраться в эту крысиную нору, анонимное жилище, которое не обладало никакой эстетической ценностью. И если дальше продолжать сравнения, то он походил на священника, вынужденного отправлять службу в вестибюле офиса.
      Пламя полыхало, разбрасывая искры, разгоралась и ярость Тецуо. В нос ударил запах горелой ткани и пота, и его чуть не стошнило. Он стоял обнаженный на своих сильных, кривых ногах, вцепившись в теплый фарфор раковины, и думал только о мести. Акинага был таким тощим, что походил на узника концентрационного лагеря. Ему было лет сорок пять, но власть и могущество оставили на нем свой след, поэтому выглядел он гораздо старше своего возраста. Вопреки моде Тецуо носил длинные волосы, которые уже давно поседели, он заплетал их в самурайскую косу. Его глубоко посаженные глаза казались непроницаемыми. В общем, Акинага был человеком жестким, он умел держать и наносить удары, ни у кого ничего никогда не брал, но никому ничего и не давал, не верил ни во что, считая необходимым стоять в стороне от этого безумного мира.
      Когда его костюм почти догорел, Тецуо услышал, как в замке повернулся ключ. Акинага не оглянулся, потому что знал, кто это может быть. Кроме него, ключ от этой квартиры был только у одного человека.
      - Налить тебе что-нибудь выпить? - спросила Лонда голосом, от которого у любого мужчины возникало желание немедленно лечь с ней в постель.
      Он не ответил, глядя на язычки угасающего пламени, вспоминая страх, который он испытал, когда представители власти заперли его в кутузку и он услышал, как тяжелая стальная дверь захлопнулась за ним, увидел тюремную решетку и понял, что мир для него сжался до размеров камеры.
      Даже когда он убьет Танаку Джина - а это произойдет очень скоро, - он все равно не простит ему того, что тот заставил его поддаться парализующему страху. Тецуо тогда почувствовал себя беспомощным перед служителями закона, Которых он презирал, и это больше всего выводило его из себя.
      Лонда подошла к Акинаге сзади, обмотала свои длинные волосы вокруг его шеи и за них потянула его от раковины, от края пропасти, где жили страх и месть.
      - Мне нужно принять ванну, - сказал он.
      - Потом. Когда я закончу с тобой, ты будешь пахнуть еще сильней.
      Он уже возбудился. Ему для этого требовалось немного: ощущение прикосновения ее волос к своему голому телу, касание одетой в кожаную перчатку руки или даже стальной блеск ее глаз, потому что он знал, что его ждет, и мог полностью расслабиться, забыть о важных делах, деньгах и знакомствах. В ее опытных руках он превращался в ребенка, освобождался от необходимости контролировать себя, что в конце концов было крайне утомительно.
      Узкие, как колонны средневековой церкви, окна, идущие от пола до потолка, смотрели на Роппонжи, район современной Японии, где вряд ли кто-нибудь стал бы искать такого традиционно мыслящего человека, как Акинага. Однако с того места, откуда он смотрел, открывался превосходный вид на Ноги Джинья, гробницу генерала, который был настоящим самураем. В 1912 году после смерти императора Мейджи он вместе со своей женой совершил сеппуку - ритуальное самоубийство. Такое сопоставление самого воплощения самурайского духа и ориентированного на Запад Роппонжи было в духе Акинаги, циничный взгляд на жизнь которого был смешан с изрядной долей иронии.
      Он опустился на грубый серый берберский ковер. Ему не казалось странным, что, стоя на коленях на ковре с болтающимися между ног гениталиями, он одновременно смотрел на гробницу генерала, освещенную так, как будто она была в огне. Тецуо чувствовал запах своего тела, который не был для него неприятен, а потом почувствовал и запах Лонды, когда она, наступив шпилькой своей туфли на его спину, склонилась над ним.
      Как ни странно, при этом он не почувствовал унижения, а только облегчение. Унижением был его прилюдный арест в о-фуро его отца. Унижением было предстать раздетым перед своими тюремщиками, которые знали о его могуществе, может быть, даже оставляли свои деньги в одном из его игорных притонов или проводили часок-другой с одной из его девочек. Тогда они уважали его. Но стоило ему появиться перед ними голым, как он моментально превратился в обыкновенного преступника, стал для них просто немолодым человеком, который оказался недостаточно могущественным, чтобы не попасть в тюрьму. Они начали испытывать к нему чувство презрения. Тогда он, прикрывая скомканной одеждой половые органы, потерял присутствие духа, что было неудивительно - унижение, подобно яду, проникло ему в кровь. Как бы ему хотелось сменить кожу, стать другим человеком! Лонда позаботится об этом, как умеет делать только она. Но сегодня, чтобы стереть свой позор, он желал пойти еще дальше. Сегодня он на пару часов захотел действительно стать другой личностью, а не просто желать этого. Короче, ему хотелось того, чего ему никто не мог дать, и он в ярости и отчаянии застучал кулаками по ковру.
      - Ты готов? - Лонда, засунув руку между ног, начала ласкать его. И в тот же самый момент резко ударила его по спине. У Тецуо закружилась голова. - Еще нет, - пропела она вполголоса, - но мы добьемся этого, правда?
      Конечно, она добьется. Это было ее специальностью, именно поэтому он и был опьянен, в полном смысле этого слова, опьянен - ею. Акинага встретил Лонду в клубе, о котором ему говорили все вокруг, увидел один раз, как она выступает, и был покорен. Он должен был получить ее и получал, хотя и не так часто, как бы ему хотелось. Она имела такую популярность среди очень влиятельных людей, что даже он, Тецуо Акинага, должен был ждать своей очереди.
      Но примерно за месяц до его ареста что-то изменилось. Лонда стала для него более доступна - он мог пользоваться ею почти каждый раз, когда желал этого, хотя время встречи назначала она. Чем занималась эта женщина, когда была не с ним? Лучше было не спрашивать, решил он. Зачем разрушать такую приятную иллюзию?
      Боль, заставившая его застонать и вызвавшая эрекцию, унесла все унизительные воспоминания. Эта боль была особенной, она граничила с наслаждением, потом граница совсем исчезла, и оба эти чувства соединились в одно и охватили все его существо.
      Пока Лонда работала над ним так, как умела делать только она, Акинага стонал. Он чувствовал, что капли ее пота, как расплавленный воск, падали на его кожу, и с каждой каплей сладостная боль все нарастала. Потом, распластавшись на нем подобно гигантскому крабу, она сделала что-то, от чего у него глаза чуть не вылезли из орбит. Откуда-то из самой глубины его естества вырвался крик, и ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Но он, как обычно, устоял, потому что иначе Лонда наказала бы его, прекратив действо, а этого он допустить не мог. Акинага начал извиваться, его била такая дрожь, что казалось, хрустнут все зубы. Еще немного - и он...
      Вдруг ему послышался какой-то посторонний звук за пределами того облака сладостной боли, которым окружила его Лонда. Это был резкий, металлический звук поворачивающегося ключа.
      - Что это? - невнятно пробормотал он.
      - Ничего, - сказала Лонда, опять погружая шпильку туфли в его плоть так, что ему показалось, что он умирает.
      Однако звук повторился, и Тецуо стал вспоминать, слышал ли он, как Лонда закрывала за собой дверь. Конечно, она закрыла ее, всегда это делала... Он был весь словно в тумане, но все же сумел разглядеть на ковре пару черных, лакированных, дорогих туфель. Мужских туфель.
      - Что? Кто?.. - Акинага попытался изменить позу, чтобы увидеть что-нибудь, кроме брюк, но не мог шевельнуться в эротических объятиях Лонды.
      - Акинага-сан, - раздался мужской голос, - весьма рад в конце концов встретиться с вами.
      Все еще погруженный в туман эротического экстаза, Тецуо попытался сосредоточиться, но Лонда продолжала держать его, в ушах стоял такой шум, что голос доносился до него как сквозь треск и искры лесного пожара.
      - Кто?..
      - Меня зовут Майкл Леонфорте. Вам знакомо это имя?
      Акинага попытался покачать головой, но смог только выдавить из себя:
      - Нет.
      - Не важно, - сказал Мик. - Зато я о вас знаю многое. - Туфли немного передвинулись. - Мне кажется, мы с вами можем поладить и помочь друг другу.
      - Я не нуждаюсь... ни в чьей помощи.
      Мик рассмеялся:
      - Посмотрели бы вы сейчас на себя, Акинага-сан. Ваша поза говорит сама за себя. Вы уверены, что не нуждаетесь в помощи?
      - Я убью... вас обоих.
      - В подобном положении? Сомневаюсь, чтобы вы смогли это сделать.
      - Если вы действительно кое-что знаете обо мне...
      - Да, конечно, - сказал Мик. - Я знаю о якудзе все. Но у вас уже нет былой силы. Внутренний совет кайсё, членом которого вы были, распался. И с чем же вы остались? Власть ушла из ваших рук и никогда больше не вернется. За это вы должны благодарить Николаса Линнера и Микио Оками, вашего собственного кайсё. Вам не нужно было пытаться занять его место. Это был плохой ход, Акинага-сан. Очень плохой. Когда вы попробовали это сделать, он разозлился и вспомнил о том, что ему задолжал полковник Дэнис Линнер. Оками завербовал Николаса. Линнер чуть не уничтожил вас окончательно. Вы буквально висите на волоске.
      - Вишу... на чем?
      - Это американизм, Акинага-сан, означающий неизбежные неприятности.
      - У меня до сих пор осталась моя власть. И мои знакомства. Они позволили нейтрализовать прокурорское расследование, и я вышел из тюрьмы. Смогли бы вы добиться этого в подобных обстоятельствах?
      - Я никогда бы не оказался в тюрьме, ни при каких обстоятельствах, отрезал Мик.
      - Сказать можно все, что угодно, - презрительно фыркнул Акинага. Разговоры - удел некомпетентных и глупых людей.
      Неожиданно его дернули за волосы так резко, что клацнули зубы, и он встретился глазами с Леонфорте.
      - Ты бы лучше помолчал, - прохрипел Мик. - Лежишь тут с голым задом и пользуешься услугами женщины, которую едва знаешь.
      - Что... что вы имеете в виду?
      - Лонда работает на меня. Весьма ценное приобретение, не правда ли? Когда вы в клубе проявили свою необузданную похоть, я велел ей заманить вас в ловушку. - Леонфорте покачал головой. - Разве можно измерить цену вещей, связанных с болью и удовольствием? Это поверхностный взгляд. Я, которому знакомы созидательные возможности человеческого ума, знающий о его устрашающем потенциале, могу испытывать лишь чувство презрения к тому, как вы распорядились своей властью. - Он пригнул голову Тецуо вниз. - Разве вы не видите? Здесь, в вашей квартире, сегун я. Вы кланяетесь мне.
      Акинага промолчал. Этот мужчина, грубый и настойчивый, почти сумасшедший, начал интересовать его.
      - Фридрих Ницше писал когда-то, что человек это сочетание создания и создателя. Вы понимаете это, Акинага-сан? Создание в человеке - это сырье: глина, фрагменты других времен и жизней, грязь, чушь и хаос, сочетание боли и блаженства. Но, кроме того, есть еще создатель, творец, который превращает эту глину, этот хаос в нечто другое, - та непреклонная воля, которая созидает личность с помощью ряда мучительных экспериментов. Созерцающее божество, существующее вопреки обыденности, механическим навыкам, материальным данностям, которое формирует, разрушает, лепит создание вновь, обжигает, доводит до белого каления и таким образом очищает его, делая чем-то иным, чем-то лучшим.
      Мик отпустил волосы Акинаги, и в тот же самый момент Лонда освободила его от своих объятий. Он со стоном упал на спину, глядя в лицо Леонфорте.
      - Вы говорите не как итеки, - сказал Акинага, - и думаете и действуете тоже не так, как они. - Он немного помолчал. - Я мог бы сделать так, чтобы вас убили - прямо здесь и сейчас, для меня бы это ничего не значило, ровным счетом ничего.
      Мик нагнулся над ним и, ухмыляясь, сказал:
      - Разговоры - удел некомпетентных и глупых людей. Акинага разразился хохотом и крикнул:
      - Я хочу саке!
      Когда Лонда вышла за напитком, он сел.
      - Вы поразительный человек. Откуда, интересно, такие берутся?
      - Из котла жизненного опыта, - ответил Мик.
      Акинага утвердительно кивнул головой:
      - Вполне достойный ответ.
      Лонда принесла рисовую водку и вместе с ней шелковый халат, в который облачился Акинага. Когда они выпили по три чашки каждый, он спросил:
      - Вы, кажется, что-то там говорили о помощи друг другу?
      - Мне нужно одно - вам другое. Старый как мир натуральный обмен.
      Акинага, пристально глядя на Леонфорте, произнес:
      - Не думаю, чтобы с вами это оказалось так просто. Но продолжайте. Я весь внимание.
      Глядя в темные, глубоко сидящие глаза Акинаги, Мик сказал:
      - Но это действительно просто. Мне нужно как-то подступиться к "Сато Интернэшнл".
      На мгновение в квартире воцарилась полная тишина. Затем неожиданно Акинага опять захохотал. Ухватившись за бока, он смеялся до тех пор, пока не начал задыхаться и на глазах у него не выступили слезы.
      - Это все? - наконец спросил он, вытер глаза и подал знак стоявшей в сторонке Лонде. - Боюсь, что вы ищете не там, где надо. Я сам хотел бы иметь доступ к делам "Сато Интернэшнл", но у меня его нет.
      Мик налил себе еще саке. Казалось, он не слушал оябуна. Но помолчав немного, начал рассказывать ему одну историю:
      - Это случилось довольно давно, лет десять тому назад. Некий честолюбивый помощник оябуна, озабоченный тем, как взять под свой контроль клан, который, как он вполне справедливо полагал, без должного руководства был обречен на то, чтобы попасть под власть клана Ямаути, совершил сделку. Такие сделки, если сказать честно, совершаются каждый день. Между японцами. Однако сделка, о которой мы говорим, была заключена с итеки. Не простым иностранцем, а с очень могущественным промышленником, который в обмен на то, чтобы проникнуть на рынки Японии, не сталкиваясь с бесконечными протекционистскими актами, грабительскими тарифами и бюрократическими рогатками, согласился сделать через Токийскую фондовую биржу этого помощника оябуна богатым человеком.
      В комнате воцарилось тяжелое молчание. Потом Акинага, уставившись на гробницу генерала Ноги, сказал:
      - Очень занимательная история, но какое отношение все это имеет ко мне?
      - Подождите, - ответил Мик с хищным видом, - дальше будет интересней. Для того чтобы прикрыть нелегальную передачу денег, этот честолюбивый молодой человек принял все необходимые предосторожности: открыл вполне законный счет во вполне законной брокерской фирме, нанял вполне законного брокера и стал вести через него все торговые операции, вложил небольшую сумму своих собственных, полученных из легального источника денег и заключил сделку с маржей. Но он сделал еще одно распоряжение - чтобы прибыль, полученная от этого спекулятивного капиталовложения, поступала на счет его сыновей-близнецов. - Когда он произнес последние слова, Акинага слабо, но вполне заметно дернулся. Мик склонил голову набок.
      - Теперь вы понимаете, с какой стороны это касается вас, Акинага-сан? - Оябун промолчал, и Мик продолжил свой рассказ: - Видите ли, я прилежно изучаю человеческое поведение и знаю, чего вам хочется больше всего на свете.
      - И что бы это могло быть? - Леонфорте заметил, что в голосе Акинаги проскользнула сердитая нотка.
      - Продолжение рода, - ответил Мик. - Вы хотите, чтобы, когда вас не станет, кланом Сикей правила бы ваши дети, а потом дети их детей и так далее, пока не возникнет династия, способная соревноваться с двухсотлетним сегунатом Токугавы.
      - Мне кажется, вы меня совершенно неправильно поняли, - тихо сказал Акинага.
      Мик пожал плечами:
      - Тогда, значит, я потеряю свое лицо, Акинага-сан. Но позвольте мне, черт побери, выложить карты на стол. Получилось так, что ко мне попали некоторые документы, касающиеся перемещения этих денег. Промышленника они больше не интересуют. Его звали Родни Куртц, и чуть ранее на этой неделе он встретил свою, несколько жестокую, смерть. Я был близок с его женой. Куртц сильно недооценивал ее. И, когда я наставлял ему рога, она открывала мне все его секреты - с радостью и по собственному желанию. - Он махнул рукой. - Но это, собственно говоря, другая история. Вернемся к вам. Я согласен, ваши многочисленные знакомства в японской системе правосудия в скором времени позволят вам отделаться минимальным наказанием - штрафом, который вы даже не заметите. Но что касается ваших сыновей, то не думаю, что их будущее станет счастливым. Ваши связи в конце концов, возможно, и позволят помочь им, но в то же самое время это серьезнейшим образом подорвет их репутацию. Они никогда не станут оябунами клана Сикей или какого-либо другого клана.
      Чтобы дать Акинаге время обдумать ситуацию, Мик долго раскуривал свою сигару.
      - Я могу уничтожить вас одним мановением руки, - сказал наконец Тецуо.
      - Нисколько не сомневаюсь. Но обстоятельства складываются не в вашу пользу, Акинага-сан, - ответил Мик. - За вами охотится Танака Джин, и он не успокоится, пока не засадит вас за решетку.
      - Сукин сын, - буркнул Акинага. - Я о нем позабочусь.
      - Кроме того, есть еще Николас Линнер, - как ни в чем не бывало продолжил Мик. - Он, как и его отец, дружен с Микио Оками. А это значит, что он тоже стал вашим врагом. - Мик пососал сигару. - Мне кажется, вам нужны новые союзники, Акинага-сан. Союзники, которые так же, как вы, ненавидят Линнера и Оками. Союзники, взгляды на жизнь которых совпадают с вашими.
      Тецуо покрутил головой.
      - Короче, союзники вроде вас?
      Мик слегка поклонился.
      Оябун взглянул на Лонду и угрюмо усмехнулся:
      - Что ж, итеки, вы прекрасно разыграли свою партию. Однажды я связался с одним иностранцем. Почему бы не связаться с другим?
      Мик взял свою чашку и налил саке оябуну.
      - За новое сотрудничество.
      Лонда молча смотрела, как пьют мужчины.
      - Ладно, - сказал Мик, - так как же насчет подступов к "Сато Интернэшнл"?
      Акинага долго смотрел на него. Он не привык расставаться с секретами так легко. Наконец сказал:
      - Там есть человек по имени Канда Т'Рин. Пока Николаса Линнера не было в Токио, он завоевал доверие Тандзана Нанги. Т'Рин работает на меня.
      ВЕСТ-ПАЛМ-БИЧ - ТОКИО
      - Где ты взяла пистолет? - крикнул Чезаре.
      - В твоей коллекции, где же еще? Разве я не имею права защищать себя? - пожала плечами Веспер.
      - Теперь тебе для этого не нужен пистолет, - продолжал орать он. - У тебя есть я.
      Бэд Клэмс был в ярости, и девушка не понимала, что его так разозлило.
      - Да, но это оказалось чертовски кстати. Почему ты кричишь?
      - А ты что, не понимаешь? Женщины не должны носить оружие! В этом мире есть правила, которые нельзя нарушать. Мужчины занимаются мужскими делами, а женщины - женскими. Они не должны стрелять в людей. Господи, да это же ясно как божий день!
      Они снова находились в белом особняке на Вест-Палм, где Чезаре целый час просидел на телефоне, дергая за ниточки, напоминая об оказанных услугах, используя всевозможные формы воздействия, чтобы расследование смерти детектива было недолгим и формальным.
      - Этот сукин сын Кроукер ведь был нью-йоркским фараоном, - говорил Бэд Клэмс во время своего последнего телефонного разговора, - у него было множество врагов, верно? С ними всегда так. Один из них и убил его. Именно так и скажите ФБР или кто там еще ведет расследование. Проследите за тем, чтобы не было свидетелей, ясно? Когда окончится расследование, об этом все забудут. - Чезаре отключился. - Чертовы фараоны, - пробормотал он, ни к кому не обращаясь. - Стоило ему стать комиссаром, как он уже думает, что умнее других.
      Он снова повернулся к Веспер и покачал головой.
      - Чертова ты дура! Почему тебе взбрело в башку убить бывшего фараона?
      - А что ты так волнуешься? Насколько я понимаю, у вас с ним особой любви не было.
      - Слушай, ты что, совсем свихнулась? - Он оперся руками о колени и уставился на нее.
      - Ну ладно, извини, уж очень я разозлилась. - Внезапно голос девушки смягчился, и он увидел промелькнувшие в ее глазах слезы. - Ты ведь все уладил, Чезаре?
      Он обнял ее и погладил отливающие золотом волосы. Бэд Клэмс гордился тем, что теперь она, находясь в опасности, нуждалась в его защите, и радовался, что мог наконец доверять ей. Веспер была мечтой, воплотившейся в реальность, ему нравилась каждая черта ее характера, и он готов был сделать все, чтобы удержать ее рядом с собой.
      - Не беспокойся ни о чем. Я думаю, все будет хорошо. И, как бы странно и тревожно это ни выглядело, покоясь в его крепких руках, ощущая окружающую его ауру силы, Веспер действительно почувствовала себя в безопасности. Так покойно ей не было ни в родительском доме, ни тем более на улицах, ни даже с Матерью Мадонной в доме Марбелла - может быть, только с Оками. Ее прежняя жизнь не подготовила ее к этому, и на минуту Веспер почувствовала себя обезоруженной, она подняла забрало, которое выковала сама себе, и под ним стала ясно видна одинокая, жаждущая ласки женщина.
      Чезаре поцеловал ее и сказал:
      - Прибыл Поли, и я должен встретить его. Это деловая встреча.
      Девушка кивнула. Он приподнял ее лицо за подбородок.
      - Как ты себя чувствуешь? Все-таки убила человека, и не просто какого-нибудь постороннего. Тебя не тошнило?
      Она улыбнулась:
      - Я уже побывала в ванной, пока ты разговаривал по телефону.
      Чезаре понимающе кивнул:
      - Тогда все в порядке. Забудь про это. Все кончено. Пойди на кухню, пусть Джино тебе что-нибудь приготовит.
      - Я и сама могу приготовить, что мне нужно.
      - Бог мой, я знаю, что ты можешь все! Но это работа Джино. Хочешь, чтобы я его уволил?
      Веспер рассмеялась.
      - Нет. - И она покорно склонила голову, потому что именно это должно было неотразимо на него подействовать. Чезаре жаждал полностью убедиться в том, что такая женщина, как она, находится целиком в его власти. - Хорошо, я скажу ему, чтобы он мне что-нибудь приготовил. - Девушка освободилась из его объятий. - А ты будешь есть?
      - Нет. Я перехвачу что-нибудь, когда пойду на встречу с Поли. С ним и его женщиной... все время забываю, как ее зовут. Они сейчас в доме для гостей. - Он взял ее руку и поцеловал в ладонь. - Меня не будет некоторое время, ладно?
      Веспер улыбнулась.
      - Ладно. - Она подтолкнула его к двери. - Иди. Займись своими делами.
      Собственно говоря, встреча Чезаре с Полом Чьярамонте длилась очень недолго. Он сказал:
      - Как дела? Ты проделал отличную работу, привезя эту бабу с ребенком из Нью-Йорка. - Потом шлепнул Пола ладонью по лбу: - Но зачем ты, идиот, замочил этого нью-йоркского детектива? У тебя дерьмо вместо мозгов.
      - Меня никто не видел, - протестующе сказал Чьярамонте, - кроме бабы и девочки. Я использовал краденый пистолет, проследить который невозможно, так что нью-йоркские детективы пусть идут куда подальше.