(март 1992 г.)
 
      Сколько продолжалась подобная обработка, я не знал. В самом начале я потерял счет времени. Приходя в сознание, я старался разгадать, где допустил ошибку, ведь должно же было быть какое-то логическое объяснение моему нынешнему незавидному положению. Я прокручивал в голове детали, но ничего убедительного не выходило. Все предположения оказывались неправдоподобными и шаткими.
      Я допускал даже мысль, что меня приняли за кого-то другого, но и эта версия сразу же разбивалась, как только я обстоятельнее начинал ее обдумывать. В таком случае со мной хотя бы должны были встретиться и выслушать.
      За мной никто не приходил, никуда не звал. Я проводил дни и ночи в грязной глинобитной постройке. Изредка наведывались охранники, чтобы доставить мне новые физические страдания или принести воды и лепешек, которые едва поддерживали мои силы.
      Я вспоминал Сохиба и гадал, куда тот подевался. Этот парень вполне мог оказаться агентом Латифа. Возможно, он даже решил подзаработать на мне, иноверце и оговорить перед своим хозяином. В этой версии был здравый смысл, но она также казалась мне неподходящей.
      В конце концов, я пришел к выводу, что бесполезно мучить себя предположениями и что полную картину можно воссоздать только при условии совершенного владения информацией. Но ее мне никак не удавалось заполучить. Охранники отказывались разговаривать со мной. Для них я был врагом-иноверцем. Как только я начинал требовать встречи с Латифом, они набрасывались на меня и избивали до потери сознания.
      В моем состоянии смешно было думать о побеге – для этого сначала нужно было восстановить силы.
      Меня держали в нечеловеческих условиях. Невозможно даже представить подобное, но меня даже не выводили в туалет, и я устроил его в дальнем углу жилища. Тело, неизвестно сколько времени не видевшее воды, стало покрываться слоем липкой грязи. Щетина на лице давным-давно превратилась в бороду, и я стал похож на моджахедов.
      Однажды, когда охранник, как обычно, принес стакан воды, несколько лепешек и самбусов, и я хотел было приняться за поглощение этой безвкусной и давно приевшейся пищи, он не позволил мне этого сделать. Он наставил на меня карабин и велел:
      – Вставай.
      Я притворился, что не понимаю, моджахед повторил приказ жестами.
      «Неужели меня требует к себе Латиф?» – пронеслось в голове.
      Даже в условиях полнейшей неизвестности меня обрадовала эта мысль. Она сулила перемены. Я надеялся, что в скором времени мое положение прояснится.
      Кажется, так оно и было, потому что бородач, подождав, когда я встану на ноги, пропустил меня вперед и подтолкнул карабином к выходу. Я послушно двинулся в указанном направлении.
      Переступив порог, я остановился. Привыкшие к тусклому освещению глаза медленно привыкали к яркому солнечному свету. Я поднял голову вверх – высоко надо мной плыли облака. Я всей грудью вдохнул чистого воздуха.
      Охранник снова подтолкнул меня прикладом и произнес:
      – Пошевеливайся.
      Я обернулся и посмотрел на моджахеда. Его лицо было перекошено от злобы.
      – Иди вперед, – сказал он на пушту. Мы направились к дому.
      В помещении, куда привел меня охранник, было более десяти человек. Все сидели на полу, а перед ними на низких столиках стояли всевозможные угощения: касы с шурбо, пиалы с чаем, лепешки, щербет, лежали целые горы, как мне показалось, шашлыков из баранины. При виде такого изобилия у меня закружилась голова, в глазах потемнело, а желудок издал угрожающее урчание. Я остановился, чтобы не потерять равновесие и не повалиться на землю к всеобщей радости моджахедов, которые с нескрываемым любопытством разглядывали меня.
      Охранник подтолкнул меня к центру комнаты. Потом он приказал остановиться, и сам застыл у меня за спиной.
      Вошел повар, которого я видел на рынке у лотка Сохиба. Он бросил на меня быстрый и невыразительный взгляд и проследовал мимо, туда, где восседали бородатые афганцы. Повар нес поднос, на котором стояло невообразимых размеров блюдо с тушберами. Услышав запах, я невольно сглотнул слюну.
      За поваром вошел второй афганец, неся целую охапку теплых лепешек, только что извлеченных из тануры. Он заметил мой голодный взгляд и ехидно заулыбался.
      Я посмотрел на моджахедов, которые сидели на полу. Они уже не обращали на меня внимания – были заняты поглощением пищи.
      – Какие люди к нам пожаловали, – вдруг услышал я голос.
      Он донесся до меня сверху, я повернул голову и увидел, что по лестнице в комнату спускается афганец в длинном восточном халате и чалме. Он приветливо улыбался мне, обнажая ряд острых, как у хищника, зубов. На вид ему было около пятидесяти лет. Невысокого роста, крепкого телосложения… Он говорил по-русски.
      Присутствующие в комнате моджахеды сразу же оживились, и я догадался, что пожаловал сам хозяин дома.
      – Почему вы не приглашаете дорогого гостя к столу? – спросил бородач по-афгански, обращаясь к своим гостям.
      Со всех сторон послышался дружный смех. – Что ты здесь делаешь, дорогой мой? – хозяин подошел ко мне поближе.
      Я не знал, что отвечать на его вопрос.
      – Ты не присаживаешься к столу. Может, ты брезгуешь нашей компанией?
      Он обвел присутствующих долгим взглядом, и те снова засмеялись.
      – Я хочу пить, – сказал я, чувствуя, что мой язык пересох от жажды.
      Афганец посмотрел сквозь меня, подозвал слугу и приказал принести мне попить. Одним глотком я осушил пиалу зеленого чая.
      – Странный человек, – произнес хозяин, повернувшись к гостям. – Он просит пить и совсем не хочет есть.
      Его слова, как и раньше, были встречены хохотом. Я предполагал, что меня пригласили сюда не в качестве почетного гостя, но не мог понять причины такого озлобленного отношения к себе.
      – Что же, если тебе больше ничего не нужно, – продолжал афганец, снова повернувшись ко мне, – то, возможно, ты пожелаешь рассказать этим людям, что ты здесь делаешь?
      – Меня привели сюда, и ты это прекрасно знаешь, – я старался говорить ровным голосом. У меня все еще кружилась от голода голова.
      – Ты хочешь сказать, что пришел сюда не по доброй воле? – с поддельным удивлением спросил бородач. – И ты сам не искал встречи с Латифом?
      Что я мог ему ответить? Я понимал, что он издевается надо мной. И все, что бы я ни сказал, будет встречено в штыки. Поэтому я промолчал.
      – А если ты будешь упорствовать и игнорировать наши вопросы, то тебя изжарят в бараньем жиру, – хозяин наконец снял маску доброжелательности и показал свое зловещее лицо.
      Я до этой поры не знал еще истинной причины моего ареста и решил пойти на хитрость, чтобы наконец прояснить все для себя.
      – А что мне скрывать? – спросил я, глядя в глаза бородачу.
      – Тогда говори правду. Видишь, тебя внимательно слушают, – он обвел рукой моджахедов. – Это очень почтенные люди, их нельзя обманывать.
      – Я никогда и не думал чего-нибудь скрывать, – сказал я. – Наоборот, меня никто не хотел слушать. Я приехал сюда, чтобы заработать денег. Думая, что мои знания могут пригодиться Латифу, я попросил его людей привести меня к этому почтенному человеку. Но вместо этого они схватили меня, жестоко избили и посадили под замок.
      – Ой, как плохо с тобой поступили, – всплеснул руками хозяин. Он ехидно улыбнулся и закачал головой. – Я накажу их, ты не расстраивайся.
      Мне было понятно, что он не верит ни одному моему слову. Но почему, – я не знал этого и собирался выяснить.
      – Значит, ты хотел встретиться с почтенным Латифом?
      – Да, – кивнул я.
      – Зачем?
      – Хотел попасть к хорошему хозяину, который платил бы за качественную работу.
      – И что ты умеешь делать?
      – Я специалист по радиоперехвату, – сказал я. – Но мне хотелось бы поговорить с самим Латифом.
      Моджахед улыбнулся:
      – Я знаю его. Это очень занятой человек.
      Он обернулся к присутствующим и сказал по-афгански:
      – Этот глупец хочет встретиться с Латифом. Бородачи рассмеялись. Мне и без того было ясно, что человек, разговаривавший со мной, был Латифом. Но сейчас мне было выгодно не раскрывать своей догадки.
      – Я попрошу Латифа дать тебе работу, – продолжал моджахед. – Что именно ты хотел бы выполнять, пасти овец или убирать за ними навоз? – он сверлил меня взглядом.
      – Нет, – спокойно ответил я. – Боюсь, что это будет слишком сложно для меня. У меня же военное образование, закончил Высшее инженерное зенитно-ракетное училище.
      – И с этой специальностью ты служил в Пешаваре?
      Я был поражен его осведомленностью.
      – В Пешаваре? – переспросил я, стараясь не выдавать беспокойства. – А где это?
      Моджахед рассмеялся.
      – Ладно, хватит валять дурака, – сказал он и приказал охраннику, который стоял у меня за спиной, привести людей.
      Тот вышел и скоро вернулся с тремя вооруженными до зубов боевиками. Я понял, что дело обстоит хуже, чем я предполагал, и сейчас меня будут пытать. Собравшись с силами, я приготовился к этому испытанию. Боевики обступили меня со всех сторон и молча ждали приказа от хозяина.
      – Значит, ты отказываешься говорить, кто тебя послал и зачем? – спросил тот.
      – А что еще я могу вам сказать?
      – Помогите этому глупцу, – сказал хозяин по-афгански боевикам.
      Те сразу же набросились на меня, закрутили руки за спину и связали их веревкой. Один из них схватил меня за голову и сильно ударил кулаком в затылок. Перед глазами у меня поплыли красные круги, я почувствовал во рту привкус крови.
      – Достаточно? – произнес моджахед.
      – Ты уже вспомнил, кто тебя сюда послал? – спросил снова бородач.
      – Нет, – ответил я и сразу же получил новый удар по голове.
      Бородач отвернулся к своим гостям, а боевики начали избивать меня, нанося удары по всему телу. Скоро я уже не мог сопротивляться и повалился на землю. Хозяин приказал боевикам поднять меня и поставить на ноги. Они исполнили приказ, но двоим из них пришлось поддерживать меня под руки.
      – Я очень не хочу, чтобы ты упрямился, – обратился ко мне моджахед. – Ты воин, и тебе не пристало врать. Учти, мы знаем о тебе все.
      Холодный озноб прошиб мое израненное тело. О чем говорил этот человек? Кажется, он сказал, что ему известно обо мне все. Неужели это правда, и я раскрыт? Нет, такое невозможно, я не мог засветиться, потому что действовал очень осторожно.
      – Как тебя зовут? – спросил моджахед.
      – Виктор?
      – Ты прибыл сюда по заданию КГБ? – его вопрос поразил меня, как гром среди ясного неба.
      – Отвечай! – приказал моджахед.
      – Я не знаю, о чем вы говорите.
      – Тебя послало сюда КГБ?
      – Нет, я прибыл по собственной воле, хотел встретиться с Латифом и наняться к нему на работу, – упорствовал я.
      Боевик, стоявший у меня за спиной, стал выкручивать руки. Я застонал от невыносимой боли. В эту минуту я хотел умереть, лишь бы не испытывать страданий.
      Я заметил в комнате человека со шприцем. Тот приблизился, боевики повалили меня на пол. Закрыв глаза, я приготовился уснуть. Через несколько секунд наркотик, который ввели мне в вену, начал свое действие. Я не ощущал тела, оно теперь было невесомо, перед глазами стояла пелена тумана.
      Я увидел расплывчатое лицо бородача, который допрашивал меня.
      – Ты меня слышишь? – спросил он.
      – Да, – отозвался я.
      – Как ты себя чувствуешь? – его лицо превратилось в сплошную улыбку.
      – Великолепно.
      Дальше он заговорил на афганском:
      – Как твое имя?
      – Виктор.
      – Что ты здесь делаешь?
      – Выполняю задание, – наркотик развязал мне язык.
      – Чье задание?
      – Командира.
      – КГБ?
      – Нет, «Витязя».
      – Какое задание?
      – Я должен убить…
      Я проваливался в кромешную тьму, откуда, казалось, не было возвращения.
      – Кого ты должен убить? – настойчиво спрашивал моджахед.
      Но у меня уже не было сил даже на то, чтобы раскрыть рот.
      – Уведите этого неверного подальше с моих глаз, – приказал боевикам хозяин.
      Они потащили меня по полу к выходу.

      (начало апреля 1992 г.)
 
      И снова потекли бесконечные дни томительного заключения. После допроса меня бросили в сырой погреб, и там я в полном одиночестве пытался обдумать свое положение. Как и прежде, несколько раз ко мне наведывался охранник – приносил лепешки и воду. От этого рациона меня начинало мутить, я проглатывал пресные лепешки и поскорее запивал их водой, чтобы они не застревали в горле. Это несколько поддерживало мои силы, однако не восполняло их. Меня больше не били, и это было единственное обстоятельство, которое как-то обнадеживало в данной ситуации.
      Я вспоминал, анализировал каждый шаг, проделанный от Москвы до Кундуза. О том, куда я отправляюсь и зачем, знали очень немногие. Кто же мог предать меня, выдать в руки противника?
      Сам Латиф дал мне понять, что ему известно о той миссии, которую я здесь выполняю. У меня не было причин не верить ему. Всякий раз мысль о провале приводила меня в ужас. Я мог только догадываться, что собирались сделать со мной Латиф и его люди. Конечно, ничего хорошего знакомство с ними при таких обстоятельствах мне не сулило.
      Размышления о причинах провала ни к чему меня не привели, и я загорелся новой идеей. Я стал помышлять о побеге. Теперь эта мысль неотступно следовала за мной, что бы я ни делал. Только на свободе я мог разобраться во всем и отомстить тем, кто меня предал, и тем, кто держал меня здесь в таких скотских условиях.
      Но что я мог сделать, обессиленный, безоружный, со всех сторон окруженный пустынными горами и моджахедами? Единственным способом выйти из погреба было встретиться с Латифом или, вернее, напроситься на эту встречу. Несколько раз я просил охранников отвести меня к хозяину, но те не обращали на мои слова никакого внимания. Наконец я понял, чем заключается ошибка, и решил поскорее исправить ее.
      Однажды утром, когда охранник принес мне еду, я в очередной раз попросил о встрече с Латифом. Но моджахед, как обычно, проигнорировал мою просьбу. Тогда я принялся кричать изо всех сил, ругать охранника последними словами. В конце концов тот разозлился, принес длинный штырь, который доставал до дна погреба и, вооружившись им, начал охоту за мной. Я ловко уворачивался от ударов, бегая по камере. Это приводило охранника в ярость. Мне же только того и требовалось. Я должен был разозлить его так, чтобы он потерял над собой контроль. Скоро он начал рычать, как бешеная собака. Это был сигнал к решительным действиям с моей стороны. Я подбежал к штырю, попытался его ухватить, но с первой попытки ничего не вышло. Тогда я повторил попытку. На этот раз мне удалось крепко схватиться за штырь. Я стал отбирать его у моджахеда. Положение у меня было более выгодное, чем у моего противника – я находился внизу. Упрямый моджахед никак не хотел выпускать свое оружие из рук. Я дернул за штырь посильнее, моджахед не удержался и свалился ко мне в погреб. Пока он лежал на земле, я отбросил ненужный мне штырь и приблизился к врагу. Тот повернулся на бок и хотел было встать на ноги, но я одним ударом в лицо сломал ему нос. Моджахед потерял сознание.
      Я же принялся кричать, подзывая к себе других моджахедов. Они не заставили себя ждать, прибежали на мой крик и, увидев, что я сделал с их приятелем, наставили на меня оружие. Такой поворот событий не был для меня неожиданностью. Я приставил к горлу своего пленника его же собственный нож и сказал на пушту:
      – Позовите сюда главного, а не то я перережу вашему дружку горло.
      Моджахеды стали тихонько переговариваться между собой. Я не мог разобрать их слов. Вскоре один из охранников исчез. Вероятно, побежал звать кого-нибудь на помощь. Остальные, их было трое, остались возле погреба караулить меня.
      Мой план удался. Моджахед привел человека Латифа, которого я видел еще в тот злосчастный вечер, когда Шокар и Ахмад привели нас с Сохибом сюда.
      – Что тебе нужно? – спросил он.
      – Я хочу говорить.
      – Это я уже понял. Отдай нам нашего человека, и мы выслушаем тебя.
      Мой пленник начал приходить в себя, он зашевелился и открыл глаза. Я снова ударил его по голове – он потерял сознание.
      – Ты поступаешь нехорошо, – сказал человек Латифа.
      Я промолчал. Он немного подумал, а потом спросил:
      – Хорошо, с кем ты хочешь говорить?
      – С главным.
      – Кого ты имеешь в виду? – удивился он.
      – Я хочу говорить с Латифом, – произнес я отчетливо, выделяя каждое слово.
      Брови афганца удивленно взмыли вверх.
      – Что же ты ему хочешь сказать?
      .– То, чего не сказал в прошлый раз, – уклонился я от прямого ответа, надеясь, что некоторая неопределенность заинтригует его.
      – Я передам твою просьбу хозяину, – пообещал афганец. – А ты отдай нам нашего человека.
      Пленник уже был мне не нужен, я достиг своего, меня услышали.
      – Только если ты прикажешь, чтобы твои верные псы не вздумали делать глупости.
      Афганец еле заметно кивнул моджахедам. Те сбросили в погреб веревку. Я обвязал ею тело пленника. Скоро его убрали наверх.
      Человек Латифа ушел. Я надеялся, что пройдет минута-другая, и он возвратится за мной, но я ошибался. Проходили часы, а его все не было. Наконец я разочаровался, подумав, что мне никогда не удастся выбраться из чертового погреба. Вечером даже не принесли положенный паек, и я решил, что меня ожидает голодная смерть.
      За мной пришли ночью, когда я уже дремал. Двое охранников спустили в погреб веревочную лестницу. Я быстро поднялся по ней и только наверху увидел, что они не одни. Сопровождать меня в дом было поручено четверым вооруженным до зубов боевикам.
      Те привели меня в дом и втолкнули в небольшую комнату, где дожидались несколько человек. Среди них я узнал тех двоих, что следили за мной в Мазари-Шерифе и Латифа. Двоих других я никогда не видел.
      – Я слышал, что ты хотел со мной говорить, – сказал Латиф. – Я готов выслушать тебя, только с одним условием: на этот раз ты не будешь ничего придумывать, а расскажешь всю правду.
      Я молча кивнул.
      – Учти, нам известно о тебе больше, чем ты думаешь, – улыбнулся Латиф, указывая на двоих парней, которые следили за моими первыми шагами по афганской земле.
      В комнату вошел человек Латифа. Как я позже узнал, это был помощник хозяина, без которого тот не делал ни единого шага.
      – Что бы вы хотели услышать от меня? – спросил я, глядя на Латифа.
      – Вот тебе и раз! – воскликнул он. – Ты так добивался встречи со мной, а теперь не знаешь, что говорить?
      Он рассмеялся мне в лицо.
      – К сожалению, я знаю не так уж много.
      – А нам и не надо слушать тебя до восхода солнца. Ты скажи о главном, кто тебя послал сюда и зачем?
      Я лихорадочно соображал, стоит ли говорить всю правду. Латиф и так знал, что я русский шпион. Мне хотелось докопаться до истины, узнать, кто меня предал.
      – Я – агент русской внешней разведки, – начал я свое признание. – Меня отправили сюда с конкретным заданием: поступить на службу к кому-нибудь из полевых командиров и узнать все, что касается беженцев.
      Я остановился и посмотрел на слушавших меня людей. На их лицах читалась заинтересованность. Латиф одобрительно качал головой.
      – И все? – вдруг спросил он.
      – Вы же просили говорить по сути дела.
      – А в отношении оппозиции?
      – Какой оппозиции? – притворился я, будто не понял вопроса.
      Латиф сделал знак боевикам, стоящим за моей спиной. Один из них вышел вперед и нанес сильный удар кулаком в живот. Я вскрикнул, покачнулся, но удержался на ногах.
      – Дальше! – приказал помощник Латифа.
      С этими ребятами шутки были плохо, я продолжал:
      – Относительно таджикской оппозиции я должен был узнать, какие у нее связи с лагерями беженцев, нет ли с их стороны вербовки людей в число боевиков, которых посылают через границу.
      Я говорил быстро, чтобы выглядело более правдоподобно.
      – Ты лжешь! – воскликнул Латиф.
      И на меня тотчас обрушился новый удар, на этот раз в спину. Я выдавил из себя подобие улыбки.
      – Ах, тебе весело? – воскликнул помощник Латифа. Он посмотрел на своего хозяина, и тот утвердительно кивнул. Дальше последовали частые удары от боевиков. Они молотили меня руками и ногами по всему телу, пока не устали, они даже не заметили, что я потерял сознание.
      Очнулся я оттого, что меня окатили холодной водой.
      – Ну, как? – склонился надо мной помощник Латифа. – Оклемался?
      Я приоткрыл глаза, но тут же закрыл их – яркий электрический свет ослепил.
      – Поднимите его и приведите в порядок, – услышал я приказание Латифа.
      В ту же минуту двое боевиков подскочили ко мне и поставили на ноги.
      – Открыть глаза! – приказал помощник Латифа. Я повиновался.
      – Нам некогда, мы хотим слышать правдивый рассказ о том, зачем ты проник на нашу территорию, – продолжал он.
      Я перевел дыхание и с трудом произнес:
      – Я не лгу. Меня действительно завербовали для этой работы. Единственное, о чем я не сказал с самого начала, так это то, что должен был в случае успешного внедрения разведать пути выхода на оппозицию и за вознаграждение в двадцать тысяч американских долларов убрать самого предводителя оппозиционеров.
      У меня закружилась голова, и я замолчал.
      – Вот это уже ближе к истине, – довольно произнес Латиф. – Теперь расскажи нам о своих сообщниках.
      – У меня их нет. Я действую в одиночку.
      – Такого не может быть, – не поверил помощник Латифа.
      То, что я сказал, было правдой. Мне не были нужны помощники. Но как я мог объяснить это Латифу и его окружению? При одной мысли, что мне придется доказывать эту истину, меня замутило.
      – Пить, дайте мне пить, – попросил я.
      – Сначала ты расскажешь нам о сообщниках, – злорадно ухмыльнулся помощник Латифа.
      – Делайте, что хотите, но я сказал вам правду, – вздохнул я.
      Вероятно, эти слова подействовали на моих истязателей. Латиф приказал принести воды. Боевик протянул пиалу с какой-то вонючей жидкостью, напоминающей помои, и я опустошил ее в один миг, не обращая внимания на вкус и цвет.
      – Кто такой Сохиб? – снова спросил помощник Латифа.
      Я старался понять, что он имел в виду. Наконец, догадавшись, что Сохиба считают моим помощником, сказал:
      – Это таджикский беженец.
      – Какую роль он играл в твоем плане?
      – Никакую. Я не знал его раньше – познакомился на базаре в Кундузе.
      – Странно, – задумчиво произнес Латиф. – Как ты докажешь это?
      – Он заговорил со мной на русском языке. Поэтому я попросил парня помочь связаться с людьми Латифа.
      – Это похоже на правду, – сказал Латиф, прищурив правый глаз.
      – Это правда, – уверенно произнес я, глядя в глаза своему палачу.
      Он пристально посмотрел на меня, словно хотел проникнуть в мое сознание и узнать, не утаил ли я чего. Меня смертельно утомил допрос. Еще утром я надеялся, что, выйдя из погреба, смогу убежать. Сейчас эта мысль не приходила в голову. Единственное, чего мне хотелось в этот момент, – снова оказаться в погребе, где не было ни Латифа, ни его моджахедов, причиняющих дикую боль.
      – Господин Латиф дарует тебе жизнь, – вдруг сказал помощник хозяина. – Но это решение может измениться в любую минуту. Ты понял? – он сверлил меня взглядом.
      – Да, – ответил я.
      – А теперь можешь идти, – произнес Латиф и лениво взмахнул рукой в направлении двери.