Кровавый след

      Меня осенила догадка: это же военный аэродром; здесь, как и положено, есть свой внутренний караул.
      Мне не очень хотелось оказывать сопротивление солдатику, который мог пострадать ни за что. Однако, если бы он меня заметил первым, то поднял бы шум или хуже того – стрельбу. Тогда рассчитывать на успех моей миссии не приходилось бы. Я осторожно прокрался к воротам ангара. Они оказались открытыми. Я вошел внутрь. Возле выхода с противоположной стороны работал мужчина в спецовке, больше никого не было. Я с невозмутимым видом пошел через весь ангар.
      Услышав шаги, мужчина перестал возиться со своими железками и уставился на меня.
      – Здесь больше никого нет, кроме вас? – спросил я, поравнявшись с ним.
      Он изучал меня подозрительным взглядом. Я демонстративно поправил «браунинг», который был у меня за поясом.
      – А что надо?
      – Я из службы безопасности, – сказал я. – Вы слышали, что в пятнадцать ноль-ноль сюда прибывает высокий гость из Таджикистана?
      – Ну, – буркнул мужчина.
      – Обычная формальность, – с улыбкой ответил я. – Проверяем помещения.
      – А сколько можно проверять? – зло спросил он.
      – Не понял.
      – С самого утра не дают спокойно работать, – продолжал возмущаться мужчина. – То безопасность проверяют, то о террористе предупреждают.
      – Служба такая у нас, дорогой, – объяснил я. – Вам платят за то, что вы крутите железки, а нам за то, что мы ловим террористов.
      «Они уже здесь были, – подумал я. – Даже успели предупредить персонал о возможном моем появлении. Тем более солдатику не следует на глаза попадаться, а то начнет пулять почем зря, шум поднимет».
      – Платят, – продолжал недовольно бубнить мужчина, склоняясь над каким-то механизмом. – У нас до сих пор не за то платят. «Кто не работает, тот ест», одним словом.
      – Хорошо, – согласился я. – Ухожу, не буду вам мешать.
      Он ничего не ответил, даже не посмотрел вслед, когда я выходил из ангара, оглядываясь, как вор.
      Я вышел и осмотрелся. Постового не было видно. Быстрым шагом я направился на командный пункт, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Если со стороны кто-то и следил за мной, то подумал бы, что человек просто направляется по делу из ангара на командный пункт.
      У угла здания я немного задержался, и хорошо, что сделал это. По дороге, по которой я приехал на такси, приближалась кавалькада автомобилей. Правительственный лимузин шел за двумя машинами охраны, а за ним – две черные «Волги» и грузовик со спецкомандой.
      – Не много ли желающих пострелять? – сам себе сказал я.
      Машины обогнули здание и остановились. Из грузовика высадились пятнадцать автоматчиков. Человек в штатском отдавал им приказания, указывая, где нужно расставить посты. Парни в черных масках внимательно слушали. Из первой «Волги» вышел сам Филатов и направился к автоматчикам.
      – Да уж, Алексей Петрович, без дополнительных инструкций здесь не обойтись, – снова прошептал я.
      Вместе с Филатовым прибыли Никицкий, Выхухолев и трое парней, что побывали на квартире Леши Терехина перед его гибелью. Их я не знал. Последним появился Москвин.
      – А-а, вот и командир бригады противодействия собственной персоной, – заметил я. – Что же, поговорим со всеми, но только не сразу, а по отдельности.
      И я решил найти какое-нибудь укрытие, а не стоять на открытом месте и постоянно оглядываться, опасаясь быть замеченным. Я пошел вдоль стены командного пункта и открыл первую попавшуюся дверь. Я оказался в коридоре. По обе стороны находились двери. Никаких признаков присутствия человека – только шум работающих агрегатов. Я прошел по коридору и попробовал открыть одну из дверей, но она оказалась запертой. Тогда я направился к другой, третьей, пока не добрался до конца коридора. Крайняя дверь справа оказалась незапертой. Я вошел и увидел, что попал в «насосную», которая, скорее всего, обеспечивала командный пункт водой. Я закрыл за собой дверь и осмотрелся. Почти вся комната была занята трубами, идущими от пола до потолка, и от стены до стены. Бетонный пол был залит водой, по-видимому, никогда не высыхавшей.
      – Убежище не самое подходящее, – сказал я себе. – Но другого выхода нет. Придется довольствоваться тем, что есть.
      Я подумал, что дверей, ведущих напрямую в командный пункт здесь нет. Взглянув на потолок, я заметил зарешеченное квадратное отверстие. Оно было над дверями и находилось на высоте трех-четырех метров от пола. Я поискал, как туда можно взобраться. Цепляясь за трубы и рискуя сорваться, я стал карабкаться вверх. Я добрался до решетки и попробовал вырвать ее, но она не поддалась. Четыре штыря, на которых она крепилась, были крепко вмурованы в стену. Я ухватился за решетку и повис на ней. Посыпалась известь и в левом верхнем углу штырь оторвался. Я вовремя успел поставить ногу на висевшие подо мной трубы, потому что в последний момент решетка освободилась и с правой стороны. Я пошарил рукой за решеткой. Кроме кирпичного выступа, там не за что было ухватиться. Я стал подтягиваться, но мне мешала свисавшая решетка, она упиралась мне в грудь. Я рванулся изо всех сил и подтянулся на локтях. Потом закинул в проем ногу и оказался наверху. Вся моя одежда была испачкана побелкой и являла собой довольно жалкое зрелище. Поставив решетку на прежнее место, я осмотрелся и понял, что попал на своеобразный чердак. Правда, крыша надо мной шла не покато, а была прямая. В дальнем углу проходила труба отопления. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел крышку люка в потолке. Это было единственное отверстие, если не считать решетки, через которую я сюда забрался. Я стал пытаться открыть люк, но в это время услышал голоса внизу. Я осторожно подкрался к отверстию, заставленному решеткой и стал слушать. Я никак не мог разобрать, о чем шла речь и кто это был, пока дверь не открылась.
      – А здесь у нас маленькая насосная станция, – объяснял мужской голос.
      Кто-то прошел внутрь. Я не рискнул высовываться. Тот, кто вошел, сейчас, возможно, смотрел на зарешеченное отверстие.
      – Куда ведет этот люк? – задали вопрос, и я узнал голос Никицкого.
      – Это канализационный люк, – ответил мужчина.
      – Он соединяется с другими люками подземным тоннелем? – спросил Никицкий.
      – Нет. Сюда выходят только подземные трубы. Да мы и заглядываем туда очень редко. Поднять люк?
      – Спасибо, не надо, – ответил Никицкий. – А там что?
      – Это чердак, – ответил мужчина. – Там проходит труба от паровых котлов, поэтому зимой иногда приходится подниматься, чтобы прочистить.
      – Решетка надежная? – спросил Никицкий.
      – Может, и не совсем, но кто туда полезет без лестницы.
      – Вы только на мои вопросы отвечайте, а обо всем остальном я буду думать сам.
      – Понятно, – растерянно ответил мужчина.
      Мне страшно хотелось ответить Никицкому, но обнаруживать себя не было в моих планах.
      – А еще есть ход на чердак, кроме этой решетки?
      – Да, – быстро ответил мужчина. Я стал внимательно слушать.
      – Где? – спросил Никицкий.
      – Один с крыши, – сказал мужчина, – там есть квадратный люк, а второй за трубой. Но обычно этим ходом мы не пользуемся, поэтому и решетку поставили.
      – А как же? Через крышу? – поинтересовался Никицкий.
      – Нет, входом с улицы, – ответил мужчина. – Поднимаемся по лестнице и открываем дверь.
      – Она открыта?
      – Летом мы не топим, поэтому там навешен замок.
      – Все равно, нужно подняться и посмотреть, – сказал Никицкий.
      И они вышли.
      – Черт бы тебя побрал, следователь драный, – выругался я.
      Я пробрался к трубе и действительно разглядел в темном углу очертание двери. Спрятаться тут было негде, поэтому мне пришлось опять снять решетку и спуститься в насосную. Как только я спрыгнул на пол, послышался шум открывающейся двери наверху. Я затаился. Два человека ходили надо мной, один из которых внимательно осматривал чердак.
      – Мне кажется, совсем недавно сюда кто-то заходил, – сказал Никицкий.
      – Этого не может быть!
      – Вот, смотрите, – сказал Никицкий. – Пыль снята, причем недавно. Вы согласны?
      – Надо спросить у ребят, может, кто и заходил, – неуверенно ответил мужчина.
      – Вы что, не понимаете? – повысил голос Никицкий. – Уже некогда спрашивать!
      Он подошел к решетке и только дотронулся до нее, как она полетела вниз и упала мне под ноги.
      – Твою мать! Я же говорю, кто-то был! – выругался Никицкий и бросился к выходу.
      – Я посмотрел вверх. Оттуда высунулась голова мужчины. Меня он, скорее всего, не заметил, но простонал:
      – О, боже!
      Положение могло оказаться безвыходным, поэтому я достал «браунинг», снял с предохранителя и передернул затвор. Только я хотел открыть дверь, как услышал шаги по коридору. Я приготовился, но о худшем не допускал и мысли. Дверь распахнулась и вошел Москвин. Как только он переступил через порог, я ткнул ему стволом прямо в затылок.
      – Твои бойцы разве ничего от меня не передали? – тихо спросил я.
      – Нет, – быстро ответил он, не шевелясь.
      – А зря. Я ведь просил передать, что всегда буду рядом, за твоей спиной.
      – Они ничего не говорили, – ответил он и попытался повернуться.
      – Стоять! – рявкнул я. – Оружие! Он застыл, подняв руки.
      Я вынул пистолет из кобуры.
      – Теперь пошли, – сказал я уже спокойно. – Вы сорвали мой план, значит, мне нужно просто уехать.
      Он повернулся и пошел с поднятыми руками. Я продолжал держать пистолет у его затылка, вцепившись ему в волосы, чтобы он не пытался упасть или отскочить в сторону.
      – Идем к машине, – приказал я, когда мы вышли на улицу. – Идем очень спокойно и ни на кого не обращаем внимания.
      Со всех сторон нас окружили автоматчики, поднятые на ноги Никицким; была вероятность, что кто-нибудь из них чихал на Москвина, ставя долг выше его жизни. Тогда мне пришлось бы туго. Но тут вмешался сам Филатов.
      – Внимание! Всем отойти! – приказал он, а потом обратился ко мне: – Послушай, Виктор! Брось эту дурацкую затею. Давай поговорим спокойно, один на один. Неужели ты так и не понял, что твоя игра – без козырей.
      – Приготовиться! Самолет заходит на посадку, – раздался голос из рации, висевшей на груди у одного из автоматчиков.
      Ситуация требовала решительных действий.
      – Чего ты хочешь, Тарасенко? – закричал Филатов. – Премьер-министра ты все равно не получишь! Он уже прибывает, но тебе не прорваться через заграждение!
      – Он мне и не нужен, – улыбнулся я. Полковник опешил. Он не понимал, что происходит, – или он сошел с ума, или я его дурачу.
      – То есть, как это? – удивленно спросил он. – Ты не будешь пытаться убить премьер-министра?
      – Может быть, когда-нибудь потом, в другой раз, – ответил я. – Сейчас мне нужна машина, на которой я хочу уехать. Если вы не против, полковник, пусть моим водителем будет Москвин.
      – Внимание! – раздалась команда из рации. – Самолет коснулся посадочной полосы!
      – Ладно, – согласился полковник. – Я согласен. Бери машину и отваливай.
      Держа Москвина за волосы, я направил его к «Волге». Он послушно пошел. Усадив его за руль, я сел на заднее сидение и приказал:
      – Заводи и поехали.
      Мы проехали всего два километра.
      – Стой, – скомандовал я. Москвин остановил машину.
      – Выходи! – приказал я и сам вышел из машины. – Теперь беги!
      – Куда? – испуганно спросил он.
      – Беги, я сказал! – крикнул я, и он бросился в придорожные кусты, постоянно оглядываясь на ходу.
      Я рассмеялся, сел в машину и надавил на педаль газа.
      Погоню я заметил уже после того, как проехал Мытищи. На трассе было сложно уйти от преследователей. Свернуть на проселочную дорогу, чтобы скрыться, тоже не выходило. Поэтому я давил, что было сил, на педаль в надежде оторваться. Стрелять по машине на трассе они не осмелятся – слишком оживленное движение, могут зацепить любой автомобиль.
      Но я ошибся. Как только расстояние между ними сократилось до ста пятидесяти – двухсот метров, послышалась автоматная очередь, затем вторая, третья. В зеркало заднего вида я следил за погоней, стараясь как можно активней вилять по шоссе, чтобы увернуться от пуль. Спидометр показывал сто тридцать в час, но мои преследователи не отставали, а, наоборот, приближались. Тогда я решил пойти на хитрость и обратить погоню в отступление. Взяв вправо, я съехал на обочину, резко нажал на педаль тормоза и вывернул руль. Автомобиль развернулся на сто восемьдесят градусов. Сразу за мной шел на большой скорости рефрижератор. Водитель едва успел вывернуть, чтобы не врезаться в «Волгу». Раздался угрожающий сигнал, на который я не обратил внимания. Я открыл дверь и выскочил из машины. Преследователи были от меня не более, чем в пятидесяти метрах. Я прицелился и открыл огонь. Через несколько секунд обойма была пуста. Я выхватил пистолет Москвина и снова выстрелил. Лобовое стекло преследовавшей меня «Волги» покрылось сплошной паутиной трещин. Она вильнула в сторону и в трех-пяти шагах от меня свалилась в кювет.
      Я не стал дожидаться, что будет дальше, сел в машину и начал разворачиваться. И тут позади меня снова раздались выстрелы. Заднее стекло моей машины разлетелось, я выжал педаль газа до конца. Мотор взревел, завизжали колеса и машина понеслась по трассе. Я не сразу понял, что ранен в шею. Только когда почувствовал легкое головокружение, дотронулся рукой до шеи и увидел кровь. Я посмотрел назад, погони за мной не было. Зад машины сильно заносило, я сбавил скорость и свернул на лесную дорогу. Через сто метров остановился, осмотрел машину и увидел, что правое заднее колесо пробито. Оставив «Волгу» в лесу, я поспешил на трассу. Автомобили проносились мимо меня, никто не хотел останавливаться. Тогда я вынул пистолет и, став посреди шоссе, направил его на кабину первого попавшегося автомобиля. Это был «КАМАЗ» с цистерной бензина.
      – Куда? – спросил я перепуганного водителя.
      – Бензин, у меня бензин… – пробормотал парень.
      – Я не спрашиваю, что ты везешь, черт бы тебя подрал, – строго прикрикнул я. – Хочу знать, куда ты едешь? До Москвы довезешь?
      – Я в Красногорск, пойду по кольцевой, – ответил парень.
      – Хорошо, – я забрался в кабину.
      Машина тронулась с места. Парень бросал испуганные взгляды на мою рану и пистолет.
      – «Волгу» в кювете видел? – спросил я, глядя на дорогу.
      – Да.
      – Кто-нибудь там был?
      – Когда я проезжал, возле нее стояли еще две машины.
      – Понятно, – устало произнес я. – Послушай, у тебя аптечка есть?
      – Там, сзади.
      – Я одолжу немного ваты и бинта, – сказал я, открывая аптечку.
      Парень высадил меня на станции «Марк», откуда на электричке я приехал на Савеловский вокзал и отправился в медпункт при вокзале.
      – Кто нанес вам такую рану? – спросила молоденькая медсестра, перевязывая меня.
      – Какой-то дурак в электричке дебоширил, – стал объяснять я. – Пришлось призвать к порядку, а он мне за это осколком стекла по шее. Если бы не отклонился чуть в сторону, он мне голову бы отрезал.
      Медсестра склонилась ко мне и шепнула на ухо:
      – А какого калибра была бутылка у этого дебошира? Я посмотрел в ее веселые глаза и улыбнулся:
      – Сестричка, я на задании.
      – А я на работе и обязана сообщать о всех подобных случаях куда надо, – строго сказала она.
      – Не беспокойся, милая, я сам и есть «кто надо», – ответил я.
      Она улыбнулась и отпустила меня со словами:
      – А вы правы, если бы чуть в сторону, то перевязка бы уже не понадобилась бы.
      Я взял такси и отправился к Жене, но когда машина подъехала к дому, я увидел, что у подъезда стоит служебная «Волга».
      – Давай проедем дальше, браток, – сказал я таксисту.
      Он проехал мимо «Волги», развернулся и стал у соседнего подъезда.
      – Немного постоим, – попросил я таксиста, который, ничего не понимая, переводил взгляд то на черную «Волгу», то на меня.
      Ждать пришлось недолго. Из подъезда вышли двое – Москвин и Никицкий. Они сели в машину, и она, осветив фарами такси, проехала мимо. Я спрятался за сидением и вылез только тогда, когда «Волга» скрылась за поворотом.
      – У вас что, игра в «казаки-разбойники»? – с улыбкой поинтересовался таксист.
      – Что-то вроде этого, – ответил я и сунул ему десять зеленых.
      Я поднялся наверх и с минуту не мог решиться позвонить. Женя открыла не сразу. Наверное, она смотрела в глазок, прежде чем открыть. Я увидел ее лицо и оторопел. Оно распухло от слез. Можно было подумать, что она убивается по близкому родственнику, умершему сегодня.
      – Проходи, – тихо сказала она и направилась в зал.
      Я закрыл дверь и прошел следом за Женей.
      – Что случилось? – тихо спросил я.
      – А ты не знаешь? – ответила она и снова разрыдалась. – Они все знают, ты понимаешь? Они знают!
      – Что знают?
      – То, что ты был у меня, ночевал, – сказала Женя. – Сейчас я временно отстранена от работы. Здесь были Москвин и Никицкий, угрожали, требовали, чтобы я назвала адреса, где ты бываешь, ночуешь.
      – И что ты ответила?
      – Я молчала, – она снова заплакала, – но Москвин схватил меня за волосы, пригрозил большими неприятностями, если не скажу.
      Внутри у меня все закипело.
      – Это переходит всякие границы, – сказал я. – Он не внял моим предупреждениям. Что ж, пусть пеняет на себя.
      Я повернулся и направился к двери.
      – Ты куда, Виктор? – спросила Женя.
      – Прости меня, любимая, но у меня еще столько разных дел.
      Она бросилась ко мне, повисла на шее.
      – Не пущу! Не бросай меня, останься!
      – Пусти! – стиснув зубы, простонал я.
      – Что с тобой? – отпустила она руки. – Ты ранен?
      – Нет, маленькая царапина, – улыбнулся я. – Зацепился за ветку.
      – Не уходи, прошу тебя, не уходи, – сквозь слезы умоляла Женя.
      – Прости меня, Женя, но я не могу останавливаться на полдороги. Особенно сейчас. Ты знаешь, что они сделали с Лешей Терехиным?
      – Нет, – ответила она, утирая слезы.
      – Они подложили в машину бомбу, надеясь, что машину поведу я. Но в нее сел Леша, а я не успел его остановить. Я не узнал парней, которые сделали это, но я очень хорошо знаю, чей это был приказ. Я не отступлю, теперь не отступлю.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

      (16 июня, поздно вечером)
 
      Я сидел на скамейке у подъезда и ждал возвращения Москвина с работы. Его долго не было, и я начинал терять всякую надежду. Но вдруг тишину позднего вечера нарушил звук мотора. Что-то подсказывало, что это именно он, Гена Москвин, возвращается домой. Я вошел в подъезд и затаился в темном углу под лестницей.
      Я не ошибся. Скрипнули тормоза, и я услышал шаги, приближавшиеся к двери подъезда. Вскоре появился сам Москвин. Любой, кто увидел бы его сейчас, сказал бы, что это смертельно уставший человек. Он закрыл за собой дверь и стал подниматься по лестнице.
      – Эй, – тихо окликнул я его.
      Он как шел по лестнице, так и замер – спиной ко мне.
      – Что же ты со мной не разобрался, командир, а срываешь злобу на беззащитной девушке?
      – Значит, у нее все-таки есть канал связи с тобой? – заключил он.
      – Скажу честно, это только твои досужие домыслы, – ответил я. – Я чисто случайно заехал к ней, потому что кто-то из твоих мордоворотов ранил меня в плечо. Хотел немного отлежаться, но нос к носу столкнулся с вами у самого подъезда.
      – Появись мы на полчаса позже… – намекнул он.
      – Оставь… – оборвал я его. – Это тебе ничего бы не дало.
      – Мы так и будем стоять на лестничной клетке или поднимемся ко мне? – спросил он.
      – Ну что вы, майор! – съязвил я. – Неужели вы пойдете на то, чтобы уронить честь мундира, запятнать его связью с террористом?
      – Напрасно шутишь, – ответил Москвин. – Ты даже не можешь представить, какой механизм задействован для твоей поимки.
      – Отчего же, могу, – продолжал я в том же духе. – За сегодняшний день я убедился в этом.
      – Да уж, подложил свинью – направил на моих ребят ментов, – сказал он. – Если бы не вмешательство сверху по просьбе Филатова, три дня расхлебывали бы кашу.
      – А знаешь, почему? – спросил я и сам же ответил: – Потому что ты идешь по неправильному следу, борешься не с настоящими соперниками, а выбираешь в противники женщин.
      – Почему же только женщин?
      – Ах, да, чуть не забыл, еще честных людей, не подозревающих о твоих подлых намерениях. Как в случае с Лешкой Терехиным.
      – Терехин – не моя работа! – тут же открестился он.
      – Да знаю я, чья это работа.
      – Я в тот момент сидел в офисе американцев и объяснялся с милицией.
      – Все равно, одного поля ягоды.
      – Я бы никогда не согласился на такой шаг, даже если бы мне отдали приказ, – сказал он. – Все-таки я служил с ним в одном подразделении.
      – Но со мной ты тоже служил?
      – Ты – другое дело, – ответил он.
      – И в чем же заключается разница?
      – Наша организация – как некий клан, – стал объяснять он, – живущий по строго определенным законам. Ты нарушил эти законы.
      – Что-то новенькое, – кивнул я. – Это что же, из новой программы полковника Филатова?
      – Нет здесь ничего нового, все старо, как мир, – ответил Москвин.
      – Смотри ты, оказывается только Тарасенко повел себя неправильно в августе девяносто первого года, и он один больше других был достоин наказания. А мы все чуть ли не святые, которых нельзя заменить. Поэтому писали рапорты, подавали начальству на увольнение в запас, но нас не отпустили. Так, что ли, получается?
      – Только без ехидства…
      – Лешка Терехин был прав, – плюнул я. – Он еще тогда, решив окончательно порвать со всей дрянью, предупреждал меня, что хлебну я горя на этой службе, потому что не будет порядка там, где занимаются философией. Жаль только, я очень поздно догадался, что он имел в виду, говоря о философии. А под философией он понимал сегодняшнее и вчерашнее ваше хамелеонство и продажность.
      – Ты не прав! – не соглашался Москвин. – Среди нас никогда не было продажных хамелеонов.
      – Зачем же противоречить себе? – наступал я. – Неужели ты не видишь, что слова ваши расходятся с делом? Ты вот говоришь одно, а придется – сделаешь так, как надо. То же самое и с Филатовым, который не жалел красивых слов, а пришлось делать дело – он продал меня, за гроши продал, как Иуда. Окажись на моем месте ты, он бы и тебя продал.
      – Это неправда, – не согласился опять Москвин. – Ты же не знаешь, как сопротивлялся Филатов. Но наверху были непреклонны.
      – Я знаю только то, что знаю, – сказал я. – Сослагательное наклонение здесь неуместно. И знаешь почему? Потому что вы уже привыкли жить и действовать по этой вашей дурацкой философии. Вот сейчас ты разговариваешь со мной, весь такой правильный, что хочется поверить. Но завтра с утра, если не прямо теперь, ты побежишь к Филатову, передашь наш разговор, и вы будете пыхтеть над тем, как бы это меня заполучить поскорее.
      – Нет, – ответил он. – У меня завтра с утра сложная задача – обеспечивать охрану таджикского гостя, кстати, от твоего посягательства.
      – Вот как!?
      – Да, так.
      – А знаешь, что я тебе скажу, вы сами убьете его. Москвин уставился на меня непонимающими глазами.
      – Да, да, – повторил я. – Вы убьете его своим чрезмерным старанием по обеспечению надежной охраны.
      – Такого не будет, – категорично заявил он.
      – Но это случится, поверь мне, – с улыбкой ответил я.
      – Полковник прав, ты блефуешь, – сказал он. – Теперь я сам убеждаюсь, что его слова – не простая выдумка.
      – Значит, ты хочешь убедиться в правоте моих слов?
      – Что ты имеешь в виду?
      – Мы можем поехать к Химматзоде, и ты убедишься: я был прав, говоря о том, что он пострадает от чрезмерной охраны.
      Москвин задумался. Он смотрел на меня из-под нахмуренных бровей и не понимал моего оптимизма.
      – Ну, что, сдрейфил? – с той же улыбкой спросил я.
      – Нет, – ответил он. – Просто это далеко. Пока мы доедем до Видного, пока обратно, пройдет много времени.
      «Так вот куда они запрятали таджика? – отметил я. – Прекрасно, майор, очень хорошо. Сам того не подозревая, ты снабдил меня нужной информацией. Теперь я могу справиться и без тебя. Только вот положиться на тебя нельзя».
      – Тогда, может, ты одолжишь мне свою машину? – спросил я.
      – Не могу. Она мне понадобится завтра с утра.
      – И на сколько же ты уезжаешь?
      – На полдня, максимум на день.
      – Ну, что ж, не можешь, так не можешь, – вздохнул я. – Придется подождать твоего возвращения.
      Я развернулся и вышел из подъезда, оставив Москвина стоять на ступеньках. Отойдя от подъезда, я спрятался под деревом и стал дожидаться, что будет дальше.
      Москвин вышел минут через десять. Оглядевшись по сторонам, он бросился к машине, завел ее и куда-то умчался.
      – Подлец, – выругался я. – А говорил, что завтра рано ехать, надо отдохнуть.
      На стоянке перед домом было несколько машин. Я выбрал «восьмерку». Открыв отмычкой дверь, я быстро отключил сигнализацию и пустился в погоню. Машину Москвина я увидел перед самым Видным. Стараясь держаться на расстоянии, я не выпускал его из виду.
      Вскоре Москвин свернул с шоссе на проселочную дорогу и по ней доехал до ворот, за которыми возвышались правительственные дачи. Мне соваться к воротам было бесполезно, поэтому я оставил машину в лесу, а сам пробрался к высокой ограде и перелез через нее на запретную территорию. Мне предстояло узнать, где держат Химматзоду. Крадучись я стал пробираться все дальше и дальше, пока не увидел машину Москвина, стоявшую на специальной площадке для транспорта. В ней никого не было. Я хотел пойти дальше, но вдруг услышал где-то рядом голос Никицкого.
      – Ты думаешь, он не шутил? – спросил Никицкий.
      – Я же говорю, трудно было понять, – отвечал Москвин. – Он преподносил это, как шутку, но по его глазам я понял, что в этой странной шутке может скрываться что-то жуткое.
      Они уже почти подошли к машине, и я, чтобы оставаться незамеченным, стал отходить тем же путем, что и пришел.
      – А откуда он узнал, где находится Химматзода? – спросил Никицкий.
      – Ты думаешь, он бы мне сказал, спроси я его об этом? – вопросом на вопрос ответил Москвин.
      – Да, – согласился Никицкий. – Значит, тебя завтра не будет?
      – Возвращаюсь только во второй половине дня, – ответил Москвин. – Ладно, счастливо оставаться.
      Я не стал дожидаться, когда Москвин уедет, а пустился в обратный путь. Добравшись до оставленной в лесу машины, я выехал на трассу и подождал, когда появится Москвин. Тот не заставил себя ждать. Он направлялся в Москву. Я мчался следом за ним. В голове вертелся очередной план мести этому обманщику. Но моя задача упростилась. Через пару километров Москвин остановил машину, вышел и направился в кустики. Я припарковался сзади его автомобиля, заглушил мотор и погасил фары. Была ночь. У машины Москвина горели подфарники.
      Он вскоре появился и пошел к машине. Я продолжал стоять возле угнанной «восьмерки». И тут он увидел меня.
      Его рука скользнула к карману пиджака. Я тоже опустил руку на рукоятку пистолета, который отнял у Москвина же сегодня днем. Между нами было не более десяти шагов. Мы стояли в темноте друг против друга в полном молчании. Я знал, как хорошо владеет оружием Москвин. То же самое он знал обо мне. Казалось, что в эти секунды мы перестали дышать. Его Величество Случай в этот миг решал, кому из нас двоих выйти из поединка победителем.
      Хрупкое равновесие нарушила ночная птица, вспорхнувшая с дерева совсем рядом с шоссе. Два выстрела прогремели почти одновременно. На миг я закрыл глаза, чтобы лучше слышать, как упадет тело. Это было тело Москвина. Минуту я продолжал стоять неподвижно, а потом подошел к телу и перевернул его на спину. Темное пятно виднелось в самом центре грудной клетки. Я обшарил его карманы, достал права водителя, удостоверение и пропуск на территорию правительственных дач. Других документов или бумаг при нем не оказалось.
      Я перетащил тело в «восьмерку», сунул Москвину в карман свои собственные права. Потом столкнул автомобиль в кювет. Облитая бензином машина накренилась и легла на бок. Я чиркнул спичкой и сел в машину Москвина. Когда я отъехал, раздался взрыв.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

      (17 июня)
 
      Автомобиль Москвина я оставил на площадке у его подъезда, а сам скрылся. Позже я узнал, что обгоревшую «восьмерку» патрульная милицейская машина заметила под утро. Спасать там было некого, поэтому специальная бригада прибыла только к восьми часам, чтобы провести экспертизу и составить обязательный в таких случаях акт.
      Труп сильно обгорел, поэтому узнать погибшего не представлялось возможным. Как я и рассчитывал, медики нашли и передали милиции то, что осталось от моих водительских прав. Когда все формальности были соблюдены, труп отвезли в городской морг, а обгоревший автомобиль на стоянку ГАИ. Завертелось следственное колесо, и уже к полудню в милиции знали, что сгоревшая машина была угнана прошлым вечером. Хозяин «восьмерки», вызванный для опознания, подтвердил, что груда обгоревшего металла была когда-то его автомобилем.
      Сложнее было с трупом. Кроме жалких обрывков водительских прав милиция ничего не обнаружила. Но в отделе криминальных экспертиз работали профессионалы, установившие, что обгоревшее тело и обрывки прав принадлежат Тарасенко Виктору Федоровичу, шестьдесят третьего года рождения. Не составило большого труда узнать по картотеке адрес и место работы.
      – Офицер-комитетчик? – удивленно переспросил следователь эксперта, который докладывал ему результаты проверки.
      – Да.
      – Интересно, – задумался следователь. – Не связано ли это с той работой, которую сейчас выполняет их ведомство в Видном?
      – А что они там делают? – поинтересовался эксперт.
      – Прибыл какой-то деятель, – объяснил следователь. – С ним уже второй или третий раз ведут инкогнито переговоры высокопоставленные чины из МИДа. Естественно, что охрана поручена гуошникам.
      – Да, но при чем здесь труп? – не понимал эксперт.
      – При том, что еще пару дней назад они обращались в наше ведомство с просьбой оказать помощь в поимке особо опасного террориста.