Кровавый след

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

      (10–12 февраля)
 
      В Мазари-Шерифе я стал подозревать что-то неладное. Время от времени мне на глаза попадались двое мужчин. Они вели себя осторожно, следовали за мной в основном поодиночке, но стоило мне лишь один раз увидеть их вместе, как опыт подсказал – совпадений здесь быть не может, и эти двое парней ведут за мной слежку. Как бы там ни было, такая игра не входила в мой план. Выяснить, кто такие мои преследователи, не удалось. Не стоило поднимать шум из-за, возможно, мелочей, и я решил от них отвязаться.
      Жилище, в котором я жил, было снято мной на неделю. Прошло пять дней. Я прикинул, что если мои преследователи станут расспрашивать обо мне у хозяина, тот не сможет сказать им что-нибудь определенное.
      Я решил сбежать ночью. Мысль об этом посетила меня в последний момент, когда я услышал, что ночью ожидается песчаная буря. В такое время мало кто из местных жителей отваживается выходить на улицу.
      Я погасил свет и сидел в темноте, рассудив, что если за мной следили не первый день, то примерно через час, до наступления бури, мои «хвосты» отправятся по домам.
      Ветер постепенно усиливался, задувал во все щели. Становилось прохладно. Я оделся потеплее, выждал еще с полчаса и решился покинуть свое пристанище.
      На улице было спокойно, ничего подозрительного я не обнаружил. Завыванию ветра изредка вторил лай собак.
      Пройдя некоторое время по дороге, я заметил «уазик», стоявший у дома. У меня молниеносно созрел план.
      Начинался не то дождь, не то снег, я начинал замерзать, автомобиль мне был просто необходим.
      Осмотревшись, я подошел к машине и попробовал открыть дверцу. Это не составило большого труда. Ключей не оказалось, но вскоре из дома вышел человек и направился к машине. Я быстро перебрался на заднее сидение и затаился.
      Мужчина залез в машину, вставил ключ в замок зажигания. В этот момент я набросился на него сзади и прикрыл ему рот рукой.
      – Тихо! – предупредил я. – Молчи.
      Он повернул ко мне голову и вытаращил глаза. Вероятно, он никак не мог сообразить, как в его машине среди ночи появился русский.
      – Поехали, приятель, – сказал я ему, перехватив горло проволокой так, чтобы он однако мог дышать. – И не думай выбрасывать какие-нибудь штучки – останешься без головы.
      Он завел машину, мы проехали до конца улицы. Тут он приостановился.
      – В сторону Кундуза, – приказал я ему. Он отрицательно замотал головой.
      – Без пререканий! – прикрикнул я.
      Он молча указал мне на щиток приборов. Бензин был на исходе.
      – А где можно заправиться?
      Мужчина махнул рукой в правую сторону от автомобиля.
      – Хорошо, давай поедем туда.
      Машина снова тронулась, вскоре мы оказались перед какими-то воротами. За ними стояли грузовики, фургоны, тракторы. Мужчина повернулся ко мне, спросил, что ему делать дальше.
      – Иди и заправляйся, – сказал я. – Только не вздумай сбежать или поднять шум – придется туго.
      Он согласно кивнул, я погрозил ему пальцем.
      Из окна машины я наблюдал, как афганец снимает шланг с бензоколонки. Ничего подозрительного в его поведении я не заметил и решил воспользоваться отсутствием хозяина машины, чтобы пересесть на переднее сидение. Заглянув в бардачок, я обнаружил там пистолет ТТ и две обоймы патронов. В самом пистолете тоже была обойма.
      – Не плохо, – сказал я, радуясь своему улову.
      Я спрятал обоймы в карман куртки, а пистолет сунул за пояс.
      Заправив машину, афганец вернулся и, увидев меня на переднем сидении, бросил быстрый взгляд на бардачок.
      – Все в порядке, – весело сказал я ему.
      И этот понятливый малый сразу догадался, что пистолет уже в моих надежных руках.
      – Садись, у нас мало времени, – продолжал я. Афганец не сопротивлялся. Мы ехали молча. Я думал о том, хватит ли полного бака до Кундуза. Мой водитель бросал на меня осторожные взгляды. Вероятно, он принял меня за лазутчика с той стороны. Ведь мы находились всего в ста километрах от границы Узбекистана и Таджикистана.
      Я не знал пока, что мне делать с этим афганцем. Убивать его не было никакого смысла. Там, куда я направлялся, он был мне не нужен. Но с другой стороны, он мог повести по моему следу преследователей. Немного подумав, я решил все-таки высадить беднягу где-нибудь на дороге, но сперва отъехать как можно дальше от Мазари-Шарифа, чтобы он долго добирался обратно, а я тем временем мог бесследно исчезнуть.
      Ветер усиливался, надвигалась песчаная буря.
      – Стой! – приказал я афганцу.
      Он мгновенно повиновался и посмотрел мне в глаза, соображая, что я хочу с ним сделать.
      – Убирайся из машины, – продолжал я тем же тоном.
      В глазах афганца застыл немой ужас. Возвращаться пешком было равносильно гибели. Он начал причитать по-афгански, упоминать имя Аллаха, но я был непреклонен:
      – Живее!
      Он сидел неподвижно и выходить из машины не собирался. Тогда я резко наклонился в его сторону и попытался открыть дверь. Он вцепился в мою руку, не давая мне этого сделать.
      – Отцепись немедленно и проваливай!
      Афганец не слушался. Я вынул из-за пояса пистолет и наставил его на упрямца. Тот замер.
      – В последний раз повторяю!
      Афганец освободил мою руку, я открыл дверцу.
      – Прощай, и да спасет тебя Аллах! – сказал я, выталкивая афганца из машины.
      Я пересел на его место, включил зажигание, надавил на педаль газа, и машина резко рванула с места. Ее владелец остался стоять на пустынной ночной дороге, бормоча проклятия в мой адрес. Я не хотел думать об его участи, но меня страшила одна деталь – я поступил неосмотрительно, когда сказал афганцу, что направляюсь в Кундуз. И если он выживет, то может навредить мне.
      Погода ухудшалась. По моим подсчетам я уже должен был приближаться к границе Кундуза, если только не сбился с пути. Днем и при хорошей погоде легко ориентироваться по горам, они должны были оставаться все время справа и немного позади меня. Но ночью, в кромешной тьме, приходилось двигаться наугад. Я проехал еще километров пятьдесят и остановился. Я был в пути более двух часов.
      Двигаться дальше в темноте было бесполезным занятием. Через пару часов начнется рассвет, тогда я без труда смогу определить, где нахожусь. Меня клонило ко сну. Я включил печку, прислонился к холодному окну и уснул.
      Проснулся я от озноба, который пронял меня до самых костей. Пришлось выйти из машины, немного подвигаться, чтобы размять затекшие ноги и немного погреться.
      Ночной ветер утих, забрезжил рассвет. Стали видны унылые горные вершины. Я быстро определил свое местонахождение и дальнейший маршрут. Кое-как согревшись, я снова сел в машину и поехал в ту сторону, где находился город Кундуз. С каждым часом становилось все теплее и теплее, выпавший снег растаял с первыми лучами солнца, внезапно выплывшего из-за хребтов Гиндукуша.
      Вскоре я выехал на дорогу, соединяющую приграничный Шерхан с Кабулом. Здесь мне нужно было поворачивать влево. Теперь мой путь лежал в город Имамсохиб, от которого рукой подать до Кундуза.
      В Имамсохибе я оставил машину на одной из улиц города и отправился на поиски ночлега. Нужно было отдохнуть, набраться новых сил. Но все мои попытки найти ночлег не увенчались успехом, так как в городе было полно беженцев, занимавших не только всевозможные жилища, но и ютящихся в палатках и ветхих постройках, напоминавших шалаши. Я опоздал на автобус до Кундуза и вынужден был ждать следующего дня. Решив, что на рынке мне должно повезти больше, я отправился туда.
      Интуиция меня не подвела. Какой-то старик пообещал устроить меня на ночлег в своем доме. Правда, он потребовал с меня двадцать долларов. Я чувствовал бесконечную усталость и быстро согласился.
      Старик привел меня в свое обветшавшее жилище, устроил на тюфяке в углу жилья, а сам расположился за соломенной перегородкой.
      На стене у входа я заметил осколок зеркала и посмотрелся в него. Мое лицо напоминало сапожную щетку. Проведя ладонью по щетине, весьма посожалел, что не имею возможности побриться, принять горячий душ и растянуться на мягкой постели рядом с несравненной Евгенией Милосердовой. Удивительно, что мысли о жене вообще не возникали в моей голове. Перед мысленным взором постоянно присутствовал образ прекрасной златовласки.
      Я лежал на жестком тюфяке, и мысли возвращали меня к событиям десятилетней давности. Мне казалось, что я давно уже позабыл о времени, проведенном в этой отсталой стране. И вот теперь я снова очутился здесь…
      От размышлений меня оторвал старик. Он возник передо мной с миской, доверху наполненной плотной зеленоватой жидкостью, походившей скорее на помои, чем на блюдо, которое пригодно для пищи. От одного вида этой похлебки меня замутило.
      – Где здесь можно перекусить? – спросил я его по-афгански.
      Он сначала развел руками, а потом щелкнул пальцами. Мне стало понятно, что за информацию старик требует деньги.
      – Столько хватит? – спросил я, показывая ему пятидолларовую купюру.
      Старик молча показал два пальца.
      – Десять? – я достал еще одну бумажку.
      Мой хозяин утвердительно кивнул и стал объяснять, как добраться до интересующего меня места. Привыкший ко многим невзгодам, я никак не мог научиться подавлять голод. Он выбивал меня из колеи, навевал сон. Нужно было срочно поесть, чтобы восстановить силы. Если бы об этом слабом месте знали мои враги, то они обязательно воспользовались бы голодной пыткой, чтобы сломить меня. При этой мысли я улыбнулся.
      – Я ничего не понял, – сказал я старику. – Знаешь, что, давай-ка я добавлю еще пять долларов, а ты принеси мне еду сюда.
      Старик радостно закивал головой. Возвратившись через полчаса он притащил касу с нахудщураком, небольшой котелок с пловом и шашлык. Все это он поставил передо мной и отошел в сторону. Я потрогал касу. Она была еще теплая. Старик не уходил, пристально глядел мне в глаза.
      – На, возьми еще, – сказал я, протягивая очередные пять долларов.
      Старик сразу оживился, выхватил у меня из рук бумажку и отправился за соломенную перегородку. Подумалось, что поживи я еще здесь пару деньков, и наша спецслужба обязательно разорилась бы на моих обедах.
      Я наелся до отвала, остатки предложил гостеприимному хозяину, и тот не отказался.
      Он разбудил меня утром, не переставая размахивать руками и указывая на маленькое окошко жилища. Я догадался, что он предупреждает меня об автобусе. Вскочив с тюфяка, я набросил на плечи куртку и поспешил на улицу. Уже начинало светать.
      Старик взялся проводить меня до остановки. За всю дорогу мы не обмолвились ни словечком. Прощаясь, я по афганскому обычаю положил правую руку на сердце и кивнул.
      – Спасибо тебе, бобо, за ночлег, – поблагодарил я. В ответ старик положил правую руку на сердце и пролепетал что-то невнятное.
      Наконец к полудню я прибыл в Кундуз. Здесь мне предстояло выйти на связь с Омером Латифом, поэтому с вокзала я прямиком отправился на рынок, где сходятся и расходятся на Востоке все пути.
      Мне повезло. На рынке я встретил парня моего возраста, который говорил по-русски. Хотя я и знал афганский, но не настолько, чтобы свободно разговаривать на всякие темы. Парень оказался таджикским беженцем, которых в Кундузе было полно. Я знал это еще в Москве, когда готовился к операции.
      – Я здесь уже два года, – сказал мне Сохиб.
      – А как ты попал сюда?
      – Я жил в своем кишлаке, мне сказали – в армию иди, – протяжно объяснил Сохиб.
      – Понятно, – произнес я, вспоминая недавнюю историю об отказниках из Азии и Кавказа.
      – Есть Аллах, зачем мне тогда служить неверным? – словно оправдывался передо мной парень.
      – Послушай, Сохиб, а когда ты сможешь свести меня с Латифом.
      – С Латифом нет, – отрицательно покачал головой парень. – Один человек его знает, тебя ему покажу.
      – Хорошо, – согласился я на такое посредничество. – А где его найти? Он сам сюда приходит?
      – Он скоро должен быть здесь. Каждый день он покупает продукты для своего господина.
      – Так он повар у Латифа? – догадался я.
      – Это большой человек, – уклонился от прямого ответа Сохиб, – преданный человек. Такой человек, его все уважают.
      Меня это вполне устраивало. Оставалось только найти место для ночлега.
      – Послушай, ты не знаешь, где здесь можно переночевать? – снова обратился я к нему за помощью.
      Сохиб нахмурил брови и недоумевающе посмотрел на меня. Я понял, что он просто не понимает моего вопроса. Я уже сталкивался с такой проблемой, когда служил в Афганистане. Если афганцы почему-то не понимали смысла сказанного, они замыкались, казалось, что они по какой-то причине не желают выдавать важного секрета.
      – Понимаешь, – стал разъяснять я, – где можно спать, жить?
      Свои слова я сопровождал энергичными жестами.
      – Спать? Дом, где можно спать?
      – Да, да, – повторил я, улыбаясь. – Здесь нет такого дома, – испуганно произнес Сохиб.
      Я почувствовал, как улыбка медленно сползает с моего лица.
      – А ты где живешь? – спросил я.
      – Я живу с моей семьей, – ответил он и стал перечислять всех своих родственников: – Отец, две мамы, пять братьев, две сестры, еще три братишки и шесть сестричек.
      От удивления у меня глаза полезли на лоб.
      – И как вы все вместе живете? Чем зарабатываете на жизнь?
      Он пожал плечами и ничего не ответил:
      – Ладно, Сохиб, пойду, пройдусь по рынку и скоро вернусь, – сказал я парню и медленно пошел вдоль рядов, рассматривая товары на прилавках.
      Возвращаясь, я уже издали заметил Сохиба. Тот разговаривал с полным мужчиной лет пятидесяти. Мужчина был невысокого роста, одет, как простой афганец в бекасам-тун, а на голове была чалма. По тому, с каким достоинством держался мужчина, я сразу догадался, что это и есть повар Латифа. Рядом с ним стояли вооруженные люди, видно, сопровождающие его повсюду. Они держали плетеные корзины для продуктов.
      Сохиб увидел меня издали и позвал рукой. Его собеседник тоже обернулся и стал пристально разглядывать меня.
      – Вот, это Ермамад, – сказал мне Сохиб, когда я подошел к ним поближе. – Он может сказать о тебе Латифу.
      Я приложил руку к сердцу и поклонился важному тучному человеку. Он не ответил на приветствие, продолжая стоять передо мной со строгим видом. Потом Ермамад вообще отвернулся к Сохибу, и они стали беседовать. Повар Латифа даже не подозревал, что я понимаю по-афгански.
      – Сколько раз тебе говорил, чтобы ты не связывался с подозрительными людьми? – говорил Ермамад.
      – Но он не показался мне подозрительным, – виновато ответил Сохиб.
      – Боюсь, что хозяину не понравится твое поведение. Сохиб покраснел и бросил на меня злобный взгляд.
      – Что он тебе сказал! – спросил я парня.
      – Он спрашивал, зачем ты ищешь Латифа, – ответил парень.
      – И что ты ему на это сказал?
      – Что ты хочешь служить Латифу.
      – Правильно, – похвалил я Сохиба. – А он что ответил?
      – Он сказал, что найдет тебя сам, если Латифу нужен солдат.
      – Где же он будет меня искать? Здесь же нет никакой гостиницы или хотя бы ночлежки.
      – Ответ он даст тебе к концу базара, – пояснил Сохиб.
      – Чертов толстяк! – выругался я вполголоса. Ермамад, глянув на меня мельком, отправился к рядам с продуктами, Охранники последовали за ним.
      – Спасибо тебе, Сохиб, – поблагодарил я.
      Тот был расстроен. Еще бы, ведь я только что поставил его в невыгодное положение, и парню пришлось выкручиваться перед Ермамадом, поваром Латифа.
      – Так ты не знаешь, где можно найти жилье? – снова спросил я у Сохиба.
      Тот не ответил, стоял передо мной, не сводя глаз с моего лица.
      – Что же, придется поискать самому, – произнес я и посмотрел на своего собеседника.
      Но его уже и след простыл. Я удивился, как незаметно и бесшумно удрал от меня Сохиб.
      Я отправился по длинным рядам базара.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

      (вечером 12 февраля)
 
      Я был уверен, что повар вернется за мной. Латиф не мог не заинтересоваться иностранцем, да еще русским, который сам просился к нему на службу.
      Уже издали я увидел, что у лотка Сохиба крутятся два вооруженных моджахеда. С парнем у нас был уговор, что если мной кто-то будет интересоваться, то он обязательно даст мне знать об этом. Сохиб заметил меня и помахал рукой, приглашая подойти.
      – Эй, дуст! – воскликнул Сохиб. – Ахмад и Шокар пришли за тобой.
      – Чего они хотят? – спросил я, рассматривая посланников Латифа.
      – Тебя зовет Латиф, – ответил парень.
      – Это хорошая новость, Сохиб, спасибо тебе.
      – Я тоже иду с тобой.
      – Ну что ж, тогда закрывай свою лавку.
      Парень быстро свернул лоток-арбу и мы отправились в путь. Немного позади нас шли моджахеды.
      – Нужно зайти домой, – сказал Сохиб, – оставить товар.
      – Это по дороге?
      – Почти.
      – Тогда вперед! – согласился я и взялся за ручку, чтобы помочь тащить лоток на колесах.
      – Нет, нет, – затараторил Сохиб, – я сам.
      – Не доверяешь?
      – Здесь так не принято, – шепотом ответил он, словно нас кто-то мог подслушать и понять. – Ты – воин, а я торговец. У нас с тобой разное ремесло.
      Некоторое время мы шли молча.
      – Почему они все время молчат? – наклонился я к Сохибу, указывая на идущих позади моджахедов.
      – Правоверный воин никогда не говорит со своим врагом, – пояснил Сохиб.
      Мне достаточно было его объяснений. За год, который я провел здесь десять лет назад, я достаточно хорошо изучил нравы и обычаи этого народа. Тогда, помнится, меня поражало, что афганец, который днем был очень гостеприимен и дружелюбен, ночью превращался в твоего злейшего врага.
      – Ты иноверец, – продолжал Сохиб. – А для них любой неверный – враг. Они еще помнят советские войска. Они ненавидят всех русских. Может, и ты воевал против них? Аллах тебя сохрани! Я – таджик, и то они мне не верят.
      Предостережение парня не было лишним. Я с ужасом подумал, что мне повстречается человек, с которым я виделся десять лет назад в Кандагаре во время службы.
      «Что я скажу Латифу? – думал я. – Стоит ли признаваться, что я служил в Афганистане? Стоит ли упоминать Кандагар, где велись самые ожесточенные бои, и где я убивал его соплеменников. Кто знает, как поведет себя после такого признания Латиф?»
      Я решил, что не стану говорить Латифу о своей службе в Афганистане. Даже если найдется человек, который узнает меня, ему придется долго доказывать, что он не ошибся. Если же я сам упомяну Кандагар, то разыщут людей, которые должны меня знать, и тогда я погибну, а миссия, возложенная на меня, будет провалена.
      Мы дошли до жилья Сохиба. Он быстро откатил свой лоток и вернулся:
      – Теперь можно идти к Латифу.
      Дом, в котором находился Латиф, служил ему одновременно штабом и жильем. По сравнению с теми жалкими глиняными строениями, какие я видел в Мазари-Шерифе, Имамсохибе и в районе рынка в Кундузе, это был настоящий дворец.
      «Джип» моджахедов въехал во двор и остановился. Один из духов буркнул что-то невнятное, и Сохиб обратился ко мне:
      – Пойдем, джура. Он проводит нас в жилье, там мы будем ждать. Нас позовет сам Латиф.
      – А когда он нас позовет?
      Сохиб перевел мой вопрос на фарси. Как только он замолчал, моджахеды дружно рассмеялись, обзывая меня ослом, тупицей и другими словами, характеризующими мой недалекий ум. Я спокойно слушал весь этот вздор, не показывая, что понимаю, о чем идет речь. Потом один из бандитов выхватил из кобуры наган и стал вертеть им перед моим носом. Сохиб весь сжался от испуга. Я был спокоен, на моем лице не дрогнул ни один мускул. Негодяю понравилось подтрунивать надо мной. Он с нескрываемым наслаждением приставил ствол к моему лбу и дико захохотал. Я молниеносно перехватил его запястье и резко отвернул в противоположную от себя сторону. Дух выпустил наган и перепуганно уставился на меня. Все было проделано очень быстро и, ручаюсь, он даже не сообразил, что к чему.
      Я улыбнулся моджахеду и протянул ему наган.
      – Ты все-таки доложи господину Латифу о нашем прибытии, – сказал я.
      Он уставился на Сохиба, который все еще никак не мог прийти в себя от такого неожиданного поворота событий, и ждал перевода сказанного мной.
      – Не спи, Сохиб, – толкнул я парня в плечо, – не видишь, что люди ждут?
      Тот тупо заморгал в ответ. – Переводи, – приказал я ему.
      Сохиб поклонился и перевел моджахедам мои слова. Я заметил, что его отношение ко мне резко изменилось. Теперь он видел во мне героя, которому ничего не страшно.
      Моджахеды удалились к Латифу, а мы с Сохибом остались вдвоем.
      – Ты почему так испугался? – спросил я у него.
      – О, джура, – произнес тот, восторженно глядя мне в глаза. – Ты такой храбрый, но ты неправильно сделал.
      Я промолчал, и он продолжал:
      – Меня могут убить.
      – А тебя-то за что? – удивился я.
      – Здесь так не принято. Они будут злиться, что я привел неверного в дом.
      – Не беспокойся, друг, как-нибудь выкрутимся, – похлопал я его по плечу.
      – Ты будешь мстить Шокару? – неожиданно спросил Сохиб.
      – Это за что же?
      – Он говорил о тебе такие слова…
      Сохиб волновался и не мог подобрать подходящих слов.
      – Это очень плохие слова, – добавил парень. – У нас они ругательные, очень обидные.
      – Только и всего? – усмехнулся я.
      Сохиб бросил на меня быстрый взгляд, а потом посмотрел в сторону дома, где скрылись моджахеды.
      – Они будут убивать меня и тебя.
      Я не стал переубеждать парня, так как знал, что это бесполезно. Сейчас меня интересовало другое – почему моджахеды так плохо обращались со мной. Наверняка у Латифа было много наемников, и среди них также – русские. Неужели боевики Латифа обращались так плохо со всеми неверными, как выразился Сохиб? Или это касалось только моей персоны? Я с ужасом подумал, что такое их поведение могло как-то быть связано с афганцем, у которого я отнял «уазик». Мир тесен, и всякое могло случиться. И тут я вспомнил о слежке за мной в Мазари-Шарифе. Жаль, что я не смог узнать, кто были те двое, неотступно следовавшие за мной. Нехорошее предчувствие одолевало меня, но я старался не выдать волнения Сохибу.
      Послышались приближающиеся шаги. Было уже довольно темно, и я никак не мог разглядеть идущих к нам людей. Сохиб, сидящий рядом со мной, весь съежился от страха.
      Его волнение передалось мне.
      – Сюда идут два человека, – шепнул мне парень. – Один из них Шокар, которого ты обидел.
      – А второй? – спросил я.
      – Это очень близкий человек Латифа, часто с ним бывает, – ответил Сохиб и попятился назад, подальше от меня.
      Моджахеды приблизились. Шокар держал в руках карабин. Я разглядывал второго человека, который был больше похож на европейца, чем на азиата. Серьезный вид боевиков не предвещал ничего хорошего.
      «Это мы еще посмотрим, кто кого», – подумал я и улыбнулся моджахедам.
      – Эта грязная вонючая свинья смеется, – указывая на меня, сказал на своем языке Шокар.
      – Ничего, скоро он забудет о веселье навсегда, – самодовольно произнес второй моджахед.
      Я притворился, что не понимаю их слов, отвернулся и стал глядеть в сторону дома. Я надеялся, что они разговорятся, и я узнаю что-нибудь интересное для себя, но, видимо, у них не было охоты говорить. Возможно, их настораживало присутствие Сохиба. Тот сидел в униженной позе раба и боялся посмотреть на пришедших. Конечно, я не верил его словам, что нас сейчас расстреляют. Должен же я был встретиться сначала с Латифом. Но их поведение настораживало меня.
      – Скажи ему, что Латиф его примет, – обратился к Сохибу незнакомец с европейскими чертами лица.
      Парень быстро перевел мне его слова.
      – Он будет говорить с тобой, джура, – радостно добавил от себя Сохиб.
      – Чему ты так радуешься?
      – Ты еще не понял? – возмущенно спросил парень. – Если Латиф захотел тебя принять, значит, нас не убьют.
      Я едва заметно улыбнулся, таким наивным показался мне лепет парня.
      – Спроси, когда меня примет Латиф, – спросил я Сохиба.
      – Уже сегодня, до наступления ночи, – ответил он мне, переговорив с моджахедами.
      Мне не нравились их многозначительные переглядывания, но пока я должен был все терпеть, чтобы не испортить дело.
      – Сейчас они отведут нас на ночлег, – сказал Сохиб.
      И действительно, Шокар, державший в руках карабин, жестом приказал мне следовать за ним. Сохиб шел рядом со вторым моджахедом. Для нас не осталось апартаментов в царском дворце, нас поселили в жалкой лачуге-пристройке, которая находилась где-то на задворках.
      Шокар пропустил меня вперед и подтолкнул карабином. Я видел, что второй боевик отвел Сохиба в сторону и что-то рассказывал ему. Парень согласно кивал головой, изредка отвечая на вопросы моджахеда.
      Я не понимал, что происходило. Внутреннее чутье подсказывало мне, что моджахеды ведут себя неестественно и очень злобно по отношению ко мне. Почему Латиф, раз уж решился пригласить нас к себе, не принял меня и поселил в этом жалком жилье? Почему Шокар так явно пытался завязать со мной драку?
      На все эти вопросы у меня пока еще не было ответов, но я надеялся, что в скором времени я обо всем узнаю.
      Шокар стоял у входа, нахмурив брови, и не сводил с меня глаз. Как бы мне хотелось сейчас заговорить с ним и обозвать этого наглеца теми же словами, которые еще недавно он отпускал в мой адрес. Я осознавал, что начинаю нервничать, и могу допустить ошибку.
      Вошел Сохиб, моджахеды развернулись и исчезли во мраке ночи.
      – Что случилось? – спросил я у парня. Тот был чем-то озабочен.
      – Ничего, – ответил Сохиб, пряча от меня глаза.
      – О чем ты разговаривал с человеком Латифа? – снова попытался разговорить я Сохиба.
      Но тот промолчал, он даже не смотрел в мою сторону. Он проследовал в глубь помещения и уселся у стены на циновку. Я понял, что он напуган и не хочет со мной говорить.
      Некоторое время мы сидели молча. Все попытки понять смысл происходящего не дали положительного результата, и я стал думать о Москве, которую покинул больше месяца назад. В то время я еще надеялся, что возвращение мое будет скорым.
      – О чем ты думаешь? – спросил из своего угла Сохиб.
      Я не сразу ответил, был удивлен, что он заговорит.
      – О доме, – наконец признался я.
      – Дом – это хорошо. У тебя есть жена, дети, мама, папа?
      Я посмотрел на Сохиба, не понимая, почему он задает мне этот вопрос. Что это – чистое любопытство или что-нибудь другое?
      – Как и у всех остальных, – уклонился я от ответа.
      – Мама – хорошо, папа – хорошо, жена – хорошо, – стал перечислять Сохиб. – У меня пока еще нет жены.
      – Сколько тебе лет?
      Он показал мне на пальцах.
      – Двадцать три? – посчитал я. Парень согласно кивнул.
      – Ну, у тебя еще все впереди, – улыбнулся я ему. Тот начал медленно раскачиваться взад и вперед и что-то бормотать себе под нос.
      – Мне страшно, – наконец признался он.
      – Ты все еще боишься, что нас убьют?
      – Да, – коротко ответил парень.
      – Не волнуйся. Ты же сам говорил, что я храбрый. Что-нибудь придумаем.
      – Нет, – замотал он головой. – Люди Латифа очень хитрые, они сильнее тебя. Я не хочу умирать.
      Что я мог сказать этому человеку, чтобы его успокоить? Меня самого начал одолевать страх. Я пытался заглушить его, так как поддаться панике – означало подписать себе смертный приговор; но неясность всякий раз выбивала меня из колеи легче, чем очевидная угроза.
      – Я – торговец, – вдруг снова заговорил Сохиб. – А ты кто?
      Сначала я был удивлен его вопросом, ибо никак не ожидал его услышать, а потом догадался, что Сохиба заставили выведать у меня, кто я и чем занимаюсь. «Что же, если Латиф таким образом добывает информацию, то мне не стоит сопротивляться», – подумал я.
      – Я радист. Сохиб растерялся: – А что это такое?
      – Сейчас попробую тебе разъяснить, – улыбнулся я, понимая, что это задача не из легких, потому что для парня, видимо, большой загадкой было само понятие «радио».
      – Ты слышал о радио? – спросил я.
      – Конечно, – засиял он счастливой улыбкой.
      – А о телевидении?
      Он не понял, о чем я ему говорил и ждал дополнительных разъяснений.
      – Телевизор, – уточнил я. – Смотришь в него, а там показывают живых людей, прямо, как в окне.
      – Да, да, – кивнул Сохиб. – Я видел такую картинку в книге.
      Я знал, что для большинства населения горных районов этой страны многие вроде обыденные предметы были недосягаемой роскошью. Но чтобы человек ни разу в жизни не видел телевизора, такого я не мог себе представить! Видимо, удивление отразилось на моем лице, так как Сохиб обиженно поджал губу и уставился в противоположную стену.
      В этот момент дверь распахнулась, и на пороге выросла фигура Ахмада. Он бросил на меня ненавидящий взгляд и обратился к Сохибу по-афгански:
      – Ты узнал то, о чем тебя просил человек Латифа?
      – Еще не успел, – виновато ответил тот.
      – Так чем ты здесь занимаешься?
      Бедный Сохиб вжал голову в плечи от страха.
      – Пойдем со мной, – приказал Ахмад парню.
      Они вдвоем вышли на улицу. Я остался один, и старался не думать о плохом. Скоро Сохиб возвратился.
      – Латиф не сможет тебя сегодня видеть, – сказал он.
      – Почему?
      – Он быстро уехал по делам, будет завтра, – объяснил он.
      – Так нам нужно уходить?
      – Куда? – испуганно произнес Сохиб. – Тебе велели дожидаться Латифа здесь.
      Он замолчал. Я видел, что парень нервничает.
      – Ты еще хочешь мне что-то сказать? – спросил я его напрямик.
      – Это плохо, – вздохнув, ответил тот.
      – Что именно?
      – Сегодня ты обижал Шокара.
      – И что с того?
      – Он будет тебе мстить, когда наступит ночь. Лучше уходить отсюда.
      – Как же я уйду, если Латиф приказал мне дожидаться его здесь?
      Сохиб не ответил, он опасливо оглянулся на дверь.
      Я задумался. Слова парня означали, что моджахеды не доложили Латифу о моем прибытии, иначе они не посмели бы угрожать моей жизни. Эта догадка молниеносно пронеслась у меня в голове.