(пять месяцев спустя)
 
      Прошло пять месяцев после того злосчастного события в середине августа. Страсти понемногу улеглись, люди вернулись к своей привычной жизни. Но над нами, сотрудниками службы безопасности, словно навис дамоклов меч. Мы томились в ожидании приговора, который подготавливали для нас люди, находившиеся сейчас у власти.
      За это время я всего несколько раз был на работе, да и то лишь для того, чтобы дать показания по факту неотданного приказа. Создавалось впечатление, что наши судьи не столько решают вопрос: кто прав, и кто виноват, сколько подыскивают, на чьи плечи возложить вину за случившееся.
      Полковник Филатов остался на работе, хотя новой должности не получил. У него нашелся высокий покровитель, Михаил Кротов, которого собирались или уже назначили начальником нового управления охраны. Этому управлению и была переподчинена группа «Альфа». Полковник Филатов обещал не забыть меня, так как хорошие кадры должны использоваться.
      Я уже чувствовал состояние затянувшейся депрессии. Неясность положения окончательно выбивала меня из колеи. Марина говорила, что мне нужно развеяться, съездить куда-нибудь на отдых. В наших отношениях с ней произошел пока еще незаметный надлом. Я старался отогнать от себя тревожные мысли, но реальная обстановка все больше и больше убеждала меня, что мы с женой отдалились друг от друга и уже не понимаем, как раньше, все с полуслова. Наконец я решил послушаться совета Марины и поехать на недельку-другую в Есино, чтобы там постараться привести свои нервы и мысли в порядок. Однако уже на следующий день после праздника, числа третьего или четвертого января, мне позвонил полковник Филатов.
      – С Новым Годом, Виктор, – сказал он.
      – Спасибо, вас также, Алексей Петрович.
      – Как настроение, боевой дух? – начал он издалека.
      – Да вроде бы потихоньку прихожу в норму.
      Я знал, что бесполезно говорить с полковником о моем моральном состоянии. Он был не тем человеком, которому можно поплакаться в жилетку. Он постоянно твердил, что у работников нашего класса не должно быть душевных переживаний, особенно если речь идет о деле. Поэтому в разговоре с нами сразу же после августовских событий он предупредил Терехина, Грязева и Никицкого, чтобы те добровольно уходили с работы. Я не оказался в этом списке, и причина была ясна – пожалуй, мне одному в той тяжелой и неясной обстановке удалось сохранить присутствие духа и способность забыть о морали. Я готов был выполнить приказ, каким бы он ни был. Гене Москвину рекомендовали уволиться в запас. Из всей нашей группы только Саша Попцов остался водителем у Филатова. Со мной же вопрос по-прежнему оставался открытым. Мне показалось, что наконец дело начинает проясняться.
      – Мне нужно с тобой встретиться и переговорить, – сказал полковник после приветствий.
      – Когда?
      – На этой неделе, не позже, – ответил он.
      Я согласился, да и что еще мне оставалось? Кольцо неизвестности и загадок, которое окружило меня, давило с неимоверной тяжестью, и я решил, что лучше узнать плохие новости, чем не знать вообще ничего.
      – Ты ценный сотрудник, Русич, и мне не хотелось бы тебя терять, – продолжал полковник Филатов. – Если тебя устроит, то мы могли бы встретиться сегодня вечером, часов в семь – половине восьмого на Коломенской.
      Это было всего в одной остановке от меня на электричке. Такой вариант мне подходил, и я сказал:
      – Буду.
      – Тогда до встречи, – полковник положил трубку. После этого разговора я весь день ощущал сильное волнение. Я мог только догадываться, какое предложение готовит для меня бывший шеф. И бывший ли вообще? После всего, что пришлось пережить за последний год – особенно заваруху в Прибалтике и московскую августовскую авантюру – я стал задумываться над своим поведением, а это, как известно, дело неблагодарное. Терехин начал думать и оказался ненужным. В самый ответственный момент его нервы сдали, он отказался выполнять приказ руководства. Я не мог представить свою жизнь без любимого занятия, но работать в обстановке неясности отказывался.
      Видя мои переживания, Марина несколько раз пыталась внушить мне, что свет не сошелся клином на этой дурацкой службе, что я могу найти себе место в охране коммерческого банка или какого-нибудь офиса, в крайнем случае место телохранителя. Я понимал, что ее предложения не лишены смысла, но отказывался от них. Я надеялся, что все еще наладится, и жизнь войдет в свое обычное русло. Кроме того, не мог же я позволить женщине распоряжаться судьбой высококлассного сотрудника спецподразделения, даже если эта женщина и была моей женой. Поэтому я старался избегать споров с Мариной на эту тему. В последнее время она и без того была слишком нервная. Это было связано с беременностью.
      – Ты стал угрюмым, неродным человеком, – упрекала меня Марина.
      Я старался отшучиваться, говорил, что она сгущает краски, и это свойственно женщинам в ее положении. Но она лишь недоверчиво качала головой и замыкалась в себе. Мы могли не разговаривать целыми днями, и такое случилось впервые за все те годы, что мы прожили вместе.
      И вот теперь звонок полковника Филатова… Что он хотел мне предложить? Неужели снова какую-нибудь авантюру?
      В половине седьмого вечера я быстро оделся и собрался уходить.
      – Ты куда? – озадаченно спросила Марина. Она, наверняка чувствовала, что я волновался.
      – Скоро приду, – ответил я и улыбнулся жене. – Нужно встретиться с одним старым приятелем.
      На улице было темно. Холодный ветер ударял мне в лицо. В восьмом часу я был на станции Коломенское. Ждать долго не пришлось. Скоро я увидел идущего уверенным шагом мне навстречу полковника Филатова.
      – Ну, здравствуй, Виктор, – полковник протянул руку для пожатия.
      – Здравствуйте.
      – Похоже, прогуляться нам не удастся – слишком холодно. У меня здесь машина, – он указал рукой в неопределенном направлении, – если не возражаешь, можем покататься по городу, а потом я тебя подброшу до дома.
      Он внимательно изучал меня. От его пристального взгляда мне становилось не по себе. И еще меня волновала атмосфера таинственности, в которой проходило наше свидание. Если полковник хочет предложить мне интересное дело, то почему предложил встретиться здесь, почему не пригласил в служебный кабинет? Или дела мои совсем плохи, и официально встретиться не выходит?
      Я ожидал увидеть служебную машину Филатова, однако он был на своей «семерке» темно-синего цвета. Мы сели в машину и медленно поехали по залитым иллюминацией улицам праздничного города.
      – Как тебе в бессрочном отпуске? – поинтересовался полковник. – Не надоело еще?
      По этому вопросу я понял, что разговор будет долгим и содержательным.
      – Червь начинает точить тело и разрушать психику, – честно признался я.
      – Это хорошо, – скорее себе, чем мне, сказал полковник Филатов.
      – Что же в этом хорошего? – улыбнувшись, спросил я.
      – Да нет, это я так, о дороге, – он на мгновение повернулся ко мне и лукаво улыбнулся.
      Я насторожился. Было в его поведении что-то неприятное для меня.
      – Значит, говоришь, плохо тебе без работы? Я промолчал, ответ был и без того ясен.
      – Понимаешь, Виктор, тут такая ситуация сложилась, – он посмотрел на меня и добавил: – Совсем не в нашу пользу.
      Это я как раз мог понять, постоянно ощущал на себе давление. Мне хотелось только одного – чтобы полковник выражал свои мысли более конкретно. У меня уже сложилось впечатление, что он «прощупывает» почву, и был готов к неожиданным поворотам разговора.
      Машина притормозила и свернула с Пролетарского проспекта на Кавказский бульвар. Через пару кварталов был мой дом. Полковник Филатов остановил машину и выключил мотор.
      – Виктор, – он повернулся ко мне вполоборота. – То, что мы чуть было не совершили в августе, висит над нами дамокловым мечом. Я лично ощущаю на себе это почти ежедневно, приходя на работу. Не буду от тебя скрывать, что идет грандиозная чистка аппарата, но это известно всякому соображаемому человеку в нашей стране. Уже теперь сорок процентов состава расформировано, начаты и ведутся дела по факту августовских событий.
      – Грамотный: газеты читаю, телевизор смотрю, – перебил я начальника и сразу же испугался своей смелости.
      Он недовольно посмотрел на меня.
      – Простите. Нас тоже могут привлечь? – спросил я, имея в виду ребят из нашего спецподразделения.
      – Вполне возможно.
      – Нам вменяется невыполнение приказа? Полковник резко повернулся в мою сторону. Я сидел неподвижно и смотрел на дорогу через лобовое стекло, отчетливо чувствуя на себе его пристальный взгляд.
      – Скорее наоборот, – сказал Филатов после паузы. – Но это еще полбеды. Нас могут привлечь за покушение на президента, а это, брат, совершенно иной уровень ответственности.
      Я чувствовал неприятный холод в груди. Конечно, то, что сказал полковник Филатов, не было для меня новостью, я размышлял над своей участью и участью всего нашего управления. И хотя слова полковника были также всего лишь предположением, они имели основания. Такой человек, как он, не мог не знать, что происходит наверху. В его голосе звучал упрек, смысл которого я пытался уловить. Пауза затянулась, мой собеседник по-прежнему внимательно изучал меня.
      – Я понимаю, вы хотите сказать, что фактически только я один являюсь виновником того, что президент чуть было не оказался по ту сторону бытия, – неожиданно для самого себя разгорячился я. – Поэтому в случае чего мне следует взять ответственность на себя. Не так ли?
      – Ты что, Виктор, – запротестовал полковник, как-то едко улыбаясь. – Как ты мог допустить подобную мысль? Разве я могу подставить тебя или кого-нибудь из наших ребят? Да и отвечать всегда приходится руководству, – в его голосе звучало сожаление. – Или ты уже не веришь в дружбу и боевое братство?
      Меня раздражал уже его любезный тон. Я мог отдать на отсечение голову, что в этот момент Филатов разговаривал со мной неискренне. Но по какой-то причине я был нужен ему, иначе он не простил бы мне моей вольности. И я решил действовать по принципу: «Чему быть, того не миновать».
      – Отвечу честно, – сказал я. – Сейчас я не знаю, во что можно верить, а во что нет. Все перевернулось с ног на голову. После шести лет работы Леша Терехин вдруг выкидывает такой фортель: играет в гуманность и демократию. Я не знаю, кто прав в этой ситуации: я, собиравшийся выполнить приказ, не задумываясь не о чем, или он, который неожиданно засомневался в правильности этого приказа. Меня всегда учили, что я должен делать, и не имею права этого не делать. Как же быть? Потом, командование доходит до открытого маразма, оно уже не способно четко сформулировать приказ. В самый ответственный момент у меня самого сдают нервы, и это не потому, что я плох или не могу работать четко. Вы же сами понимаете, что в тех случаях, в каких мы тогда оказались, даже машина могла выйти из строя. Вот и получается, что я не могу верить ни в дружбу, ни и боевое братство. Страшно признаться, но я уже сам себе не доверяю.
      Я замолчал и посмотрел на полковника. За все время моего монолога он ни разу не перебил меня. Я знал, что подобная откровенность с моей стороны ни к чему хорошему не приведет, но чувствовал острую потребность выговориться, излить накопившуюся внутри горечь.
      – Ты молодчина, Виктор, – почему-то похвалил меня полковник Филатов. – Я вижу, что у тебя накопилось много негативных эмоций. Ты действительно пережил критическую ситуацию и, безусловно, прав. Даже машина сломалась бы, не вынесла такой неясности. Но тобой, – он наставил на меня указательный палец, – именно тобой я могу гордиться.
      Уверенный тон Филатова немного успокоил меня.
      – Не знаю, что мне может помочь, – я чувствовал себя опустошенным. – Я сижу дома без работы. Скоро будет пять месяцев со времени тех злосчастных выстрелов. Друзья смотрят на меня недоверчиво, во мне самом произошел внутренний раскол. Я стараюсь не вспоминать августовских событий, чтобы неожиданно не сделать открытия, что я был не прав, а Лешка Терехин и другие, напротив. Меня снедает тоска.
      – Ты хочешь работать? – поймал меня на слове полковник.
      Из моих слов так и выходило. Я открыл свои карты, и помогли мне в этом эмоции. Все-таки он был прав, этот полковник Филатов, когда любил повторять: «Эмоции – плохой советчик, особенно в нашей работе. Они обезоруживают вас перед противником». И сейчас он, должно быть, посмеивался над моим откровением. Отступать было не в моих правилах, и я признался:
      – Да, очень хочу. И так понимаю, вы мне можете это предложить.
      Некоторое время длилось молчание. Потом Филатов спросил:
      – А ты что же, думаешь, что у тебя есть возможность выбора?
      Я не ответил, и он продолжал более дружелюбным тоном:
      – Есть у меня для тебя одно дело, Виктор. Кстати, я с самого начала имел в виду именно тебя, когда в управлении шел разговор о нем.
      Полковник сделал паузу. Он понимал, что я сгораю от любопытства, но не собирался торопиться с объяснениями. Этим он давал понять, что стоит выше меня, что он начальник, а я всего лишь его подчиненный. Вернее сказать, один из множества его подчиненных.
      – Намечена поездка на юг. Сейчас идет подбор и обсуждение кандидатов. Думаю, что любому из них ты дашь фору на двадцать ходов вперед, – он позволил себе улыбнуться.
      – Поездка на юг, – повторил я.
      – Ты должен поехать, Виктор, – сказал полковник. – Здесь уже начинается настоящая работа, а не игра в бирюльки.
      В глазах Филатова появился холодный огонек, как у охотника, который видит добычу. Меня заинтересовало его предложение.
      – Куда именно?
      Полковник внимательно посмотрел мне в глаза.
      – А ты где служил? – спросил он. «Афганистан, – пронеслось у меня в голове. Так вот какой юг он имеет в виду?! Значит, предстоит секретная миссия в Среднюю Азию. Черт возьми, да это все равно, что собственноручно подписать себе смертный приговор», – у меня были плохие воспоминания об этом регионе.
      Полковник сразу заметил мои внутренние колебания.
      – Ты еще молод, Виктор, и многого не понимаешь, – сказал он. – Ты должен знать, что в нынешней ситуации мы должны действовать сообща. Мы в силах заставить время играть в нашу пользу, иначе всем нам придется очень туго.
      Я уже представлял, что дело, о котором говорит Филатов, серьезное. Кто-то пытается снова переставить фигуры на политической доске, и для этого понадобился я, исполнитель.
      – Так где ты служил, Виктор? – переспросил меня полковник.
      Я мысленно улыбнулся. Кому, как не ему было известно все до подробностей о моей жизни или жизни других ребят из нашего спецподразделения.
      – В Пешаваре, в специальной команде внутренних войск, специализация по радиоперехвату, – ответил я.
      – Отлично. Это нам подойдет, – и он снова задумался.
      Мне не терпелось узнать о подробностях дела:
      – Значит, обратно в Афган?
      – Зачем снова туда? – ответил полковник вопросом на вопрос. – На этот раз немного поближе.
      – Таджикистан?
      – Его южная окраина, – уточнил полковник.
      – Да это же смертный приговор! Филатов снисходительно улыбнулся.
      – А если нет? – спросил он. – Ты пойми ситуацию правильно. Это здесь тебя может ждать трибунал. Папки с делами по августу еще лежат на столах прокуроров и следователей. И одному черту известно, сколько еще они могут там находиться. Нет никакой гарантии в том, что нас не оставят в покое. Поэтому нужно срочно включаться в дело, только это может нас спасти.
      – А поездка на юг?
      – Она дает нам выигрыш во времени, это во-первых. А во-вторых – шанс оправдаться за головотяпство, проявленное нашим прежним руководством.
      Интересный у нас получался разговор. Мой собеседник то причислял себя к числу виновников за случившееся в августе, то открещивался от них. Но было в его речи одно постоянство, из которого я выводил: я виноват во всех случаях, как в паре с Филатовым, так и без него.
      – Если ты согласишься на мое предложение, – продолжал полковник, – то потом, по завершении операции, сможешь уйти со службы и спокойно продолжать безвредную жизнь.
      – Безвредную? – переспросил я. – Я не ослышался?
      – Нет, Виктор, ты не ослышался, – Филатов начинал злиться, – именно безвредную, потому что ты поедешь туда…
      Он на мгновение замолчал, а потом добавил:
      – Но пока не будем забегать наперед и торопить события. Я даю тебе самое большое неделю для того, чтобы решиться на поездку. Хорошенько подумай, взвесь все «за» и «против». Помни о том, что если ты останешься в Москве, спокойствие оставит тебя. Делу дадут ход, и трибунала не избежать.
      Он замолчал, и я принялся соображать, что стоит за словами моего бывшего начальника. Было похоже, что он угрожал мне в том случае, если я откажусь от поездки. И тут мне стало страшно, впервые за многие годы я ощутил безысходность своего положения. Я отчетливо представлял, что ждет меня или мою семью, если я решусь показать характер или стану торговаться с руководством. Только полный идиот мог идти напролом против службы безопасности. Я оказался в ловушке, и нужно было искать из нее выход.
      – Я знаю, что ты умный парень, – спокойно произнес полковник Филатов, – и примешь правильное решение.
      – Конечно, он был уверен в этом, так как выхода у меня не было.
      – Я согласен, – сказал я.
      – Нет, – отрицательно покачал головой полковник. – У тебя еще есть время подумать. Я не хочу, чтобы ты считал, будто я каким-то образом оказываю давление на тебя. Лучше все хорошенько взвесить, а только потом дать ответ.
      – Хорошо, – сказал я.
      Филатов дружески улыбнулся мне и спросил:
      – По-моему, ты живешь здесь где-то поблизости?
      – Да, через пару кварталов.
      – Тебя подвезти?
      – Нет, спасибо, я дойду сам. Мне нужно подумать.
      – Вот и отлично. Ты извини, Виктор, но я спешу, – сказал Филатов. – Обещал своим заехать после работы и купить билеты в цирк.
      – Хорошо, товарищ полковник, – согласился Я И поспешил выйти из машины.
      – Да, совсем забыл, – остановил меня жестом Филатов. – Как там твоя Марина. Кажется, вы ждете ребенка?
      Я был немного удивлен его осведомленностью, и вопрос Филатова насторожил меня.
      – Да, – признался я.
      – Тогда тебе нужно вдвойне хорошенько подумать, – сказал он. – Теперь я уже разговариваю с тобой не как начальник, а от своего имени. Прошу тебя, сынок. Ты же знаешь, как я ценю тебя и твои способности. Сколько мы работаем вместе, лет десять будет?
      – Восемь, – уточнил я.
      – Мне будет неприятно, если станут обижать наших лучших сотрудников только за то, что они однажды ошиблись. Разве им объяснишь, что мы не политики, а солдаты, привыкшие встречать суровые испытания лицом к лицу.
      – Я все понимаю, товарищ полковник, – сказал я. Я не обманывал его, мы отлично понимали зависимость друг от друга.
      – Через пару дней, максимум через неделю я позвоню тебе, – сказал полковник Филатов на прощание.
      Я согласно кивнул и захлопнул дверцу. Вскоре машина скрылась за поворотом. Проследив за ней взглядом, я медленно зашагал по тротуару в сторону своего дома. Я прокручивал в голове весь разговор с шефом, стараясь не упустить ни одной детали. От принятого мной решения зависела не только моя судьба, но и судьба моей жены и еще не успевшего появиться на свет ребенка. На это намекнул и полковник.
      Филатов позвонил не через неделю, а через три дня, во вторник, седьмого января.
      – Нам нужно встретиться и переговорить о деталях дела, – сказал он.
      Уверенный тон полковника свидетельствовал, что вопрос о моем назначении уже решен, и меня вызывают только для того, чтобы ознакомить с подробностями предстоящей операции.
      Шеф ждал меня в своем кабинете. Я обратил внимание на то, что обстановка в комнате совершенно не изменилась за исключением, пожалуй, лишь одной детали. За спиной полковника появился портрет нового президента.
      Увидев меня, полковник сразу же оживился:
      – Здравствуй, Виктор, проходи, садись. Я сел напротив него.
      – Как самочувствие? – спросил он бодро.
      – Спасибо, все в норме.
      – Вижу, вижу, – полковник встал и начал прохаживаться по кабинету.
      Я тоже хотел было встать, но шеф остановил:
      – Сиди.
      Он внезапно остановился передо мной и сказал:
      – Завидую я тебе, Виктор.
      – Это почему еще?
      – Как бы я хотел прогуляться куда-нибудь со спецзаданием. Жаль, возраст не тот.
      Я сочувственно улыбнулся.
      – Ты следишь за новостями? – продолжал он.
      – Конечно, – ответил я.
      – Тогда ты, наверное, имеешь представление, что творится сейчас в Средней Азии и в интересующей нас стране?
      – Честно говоря, не особенно. Мне известно лишь то, что знают все – там очень напряженная обстановка.
      – Хорошо, – полковник направился к столу, уставленному телефонами, снял трубку одного из них и набрал трехзначный номер. Я безошибочно определил, что это была внутренняя связь.
      – Милосердова? – услышал я, как полковник разговаривает по телефону. – Женя, зайдите сейчас ко мне.
      Он положил трубку и посмотрел на меня.
      – Сейчас наша сотрудница познакомит тебя с обстановкой в Таджикистане. Кроме официальной информации, ты узнаешь необходимые сведения из данных разведки.
      Филатов замолчал, и я стал разглядывать идеально чистое ковровое покрытие в кабинете. Молчание длилось недолго, в дверь постучали, полковник, не отрываясь от чтения бумаг на столе, сказал:
      – Войдите.
      Я повернулся к двери. В кабинет вошла рыжеволосая красавица. Она энергично прошла к столу, за которым сидел полковник Филатов и остановилась. На вид ей было около тридцати лет. Эта женщина поразила меня своим умением держаться с первой минуты. Наверняка, она знала, насколько очаровательна, но, казалось, у нее отсутствовало всякое кокетство, присущее красавицам. Милосердова слегка улыбнулась полковнику, и я подумал, что эта улыбка способна свести с ума немало полковников. В ней чувствовался жизненный огонь. Впечатление усугублялось цветом волос этой женщины, жарким блеском медово-карих глаз. На ней был зелено-серый полотняный костюм с темно-зеленой окантовкой, белая блузка с галстуком-бабочкой того же цвета. Прекрасные стройные ноги так и притягивали мой взгляд. Я, как говорится обомлел от восхищения, но своевременное вмешательство полковника Филатова спасло меня.
      – А, Женечка! – воскликнул он, и я увидел, как загорелись его глаза.
      – Вы звали меня, товарищ полковник? – ее мелодичный голос окончательно очаровал меня.
      Если бы я встретил это восхитительное создание, эту богиню где-нибудь на улице, то никогда бы не подумал, где она работает.
      – Да, – сказал Филатов, – присаживайся, пожалуйста.
      Она грациозно уселась на стул рядом со мной, и я ощутил легкий цветочный аромат ее духов.
      – Представляю тебе моего сослуживца, в недавнем прошлом одного из лучших, если не сказать более, сотрудников моей группы. Это Виктор Тарасенко, настоящий профессионал.
      Я приветствовал очаровательное создание стоя. Пока полковник представлял Евгению Милосердову, мы внимательно изучали друг друга.
      – Женечка, – продолжал Филатов. – Виктор готовится к дальнему и, возможно, длительному путешествию. Твоя задача заключается в том, чтобы просветить его в вопросах, касающихся Средней Азии, в частности, Таджикистана. Ты сможешь ему помочь?
      – Конечно, товарищ полковник, – улыбнулась Евгения.
      – Тогда, пожалуй, вам лучше найти укромный уголок, где бы вам никто не помешал, – посоветовал Филатов.
      – Я думаю, нам подойдет учебный кабинет, – сказала красавица.
      – Отправляйтесь туда.
      В эту минуту я готов был расцеловать своего шефа. Идея оставить меня наедине с Евгенией Милосердовой была великолепна. Евгения встала и направилась к выходу, я пошел за ней. Не скрою, мне хотелось бы последовать за ней на край света.
      В учебном кабинете она села за стол, словно начальник или преподаватель, разложила перед собой папки с материалами по Средней Азии и географические карты.
      – Садитесь, – предложила она и указала рукой на стул рядом.
      Я, как зачарованный, повиновался ее волшебному голосу. Не отрывая глаз и не моргая, я смотрел на Милосердову, будто на картину, на которой художник, долгим и упорным трудом достигший высот мастерства, запечатлел самую женственность.
      – С чего начнем? – спросила она, не отрываясь от бумаг.
      Я продолжал хранить молчание, вдыхая аромат ее духов. Я был уверен, что теперь не спутал бы этот запах ни с каким другим.
      Не услышав ответа, Евгения оторвалась от записей и посмотрела на меня. Наши взгляды встретились, мы долго смотрели друг другу в глаза.
      – Итак, с чего же мы все-таки начнем? – спросила она.
      – Я думаю, как обычно, со знакомства.
      Брови рыжеволосой красавицы удивленно взметнулись вверх, на серьезном лице появилась улыбка.
      – Кажется, мы уже познакомились, – произнесла она.
      – Это не имеет значения, можно познакомиться по-новому, – я сам не понимал, почему вдруг стал таким разговорчивым, обычно я вел себя с представительницами прекрасного пола крайне сдержанно.
      Она пожала плечами:
      – Евгения Милосердова.
      – Виктор Тарасенко, – сказал я, приподнимаясь. – Для вас можно просто Виктор.
      – Очень лестное замечание, – вдруг она снова стала серьезной. – Давайте приступим к делу, Виктор.
      – Замечательно. Что ты делаешь сегодня вечером?
      – О-о! Мы уже перешли на «ты»?
      – А почему бы и нет? Мне не нравится обращение на «вы».
      – Хорошо, если вам так будет более удобно, – вздохнула Евгения.
      – Женечка, мы же договорились, – упрекнул я. Лицо Евгении вспыхнуло от негодования.
      – Послушайте, не мешайте мне работать!
      Она уставилась на меня, ожидая ответа, но я хранил молчание. Она немного успокоилась и продолжала более дружелюбно:
      – На чем мы остановились?
      – Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красивая? неожиданно спросил я.
      Наверное, вид у меня при этом был совершенно дурацкий, так как вопреки всякой логике Евгения вдруг разразилась громким смехом.
      – Сдаюсь, ты меня обезоружил, – сказала она, успокоившись. – Я свободная сегодня вечером. Надеюсь, что продолжение нашего знакомства будет не менее интересным. А теперь давай все-таки перейдем к делу.
      – Ты сверхмощное оружие, Евгения Милосердова. Интересно, где и за какую валюту приобрела тебя служба безопасности?
      – Я доморощенная, – ответила Евгения. – Но меня сейчас интересует другой вопрос: будешь ты меня слушать или нет? Мне не хотелось бы получить нагоняй от шефа за невыполнение приказа.
      – Я весь во внимании, – покорился я и приготовился слушать.
      Я провел четыре незабываемых дня в компании Жени. Настойчивые уговоры с моей стороны дали положительный результат, и в конце концов она пригласила меня к себе домой. Я был на седьмом небе от мысли, что проведу некоторое время наедине со сказочной златовлаской, околдовавшей меня с первого взгляда. Правда, мне приходилось оправдываться перед Мариной. Учитывая ее положение, я чувствовал себя мерзавцем, но ничего не мог с собой поделать: Евгения Милосердова совершенно завладела моим сознанием.

      (пятница, 10 января)
 
      Мой отъезд был назначен на воскресенье. В пятницу меня вызвал к себе полковник Филатов и сообщил об этом.