Журналисты посмотрели на Терехина, ожидая подтверждения.
– Можете не сомневаться, – сказал он. – Информация действительно сенсационная, похлеще ввода ограниченного контингента в Афганистан.
– Леша, – остановил я друга, боясь, что он может сболтнуть лишнее.
Журналисты переглянулись.
– Хорошо, – сказал Майк, обращаясь ко мне. – Что вы хотите?
– Мне нужно очень срочно связаться с кем-нибудь из лидеров чеченской диаспоры, – тут же ответил я.
– Не знаю, – замялся Майк. – Вы же прекрасно знаете, что случилось сегодня.
– Знаю, – ответил я. – Но медлить нельзя. Я должен переговорить с человеком, к которому прислушались бы остальные.
– Знаете, – сомневался Майк, – ваша служба… возможно, они не захотят.
Он посмотрел на своего напарника, и тот кивком подтвердил слова Майка.
– Черт побери! – нервничал я. – Сейчас дорога каждая минута. Мне просто необходимо переговорить с кем-то из них!
Я на секунду замолчал, стараясь успокоиться, а затем продолжил:
– К тому же, я три года и пять месяцев нахожусь вне этой организации.
Журналисты уставились на Терехина, который молча стоял в сторонке и затягивался сигаретой.
– Это верно, – подтвердил он, выпуская дым.
– Простите, но нам с Майком надо обсудить некоторые моменты, – сказал Стив и потянул напарника за рукав.
– Хорошо, – согласился я. – Только решайте это недолго. Предупреждаю, каждая минута на вес золота.
Журналисты отошли в сторону и о чем-то оживленно заспорили. До меня доносились отдельные фразы. Они разговаривали по-английски.
– Странно, – задумчиво произнес Терехин. – И почему это они сегодня такие несговорчивые?
Я ничего не ответил. Моя голова была занята совершенно иным.
– Мы согласны помочь вам, – наконец объявил Стив, – но только с одним условием.
– Согласен, – не раздумывая, сказал я. Они переглянулись.
– Но вы же еще не знаете условия? – удивился Майк.
Меня начинала раздражать их дотошность.
– Леша, – сказал я как можно более спокойно. – Ты говорил, что эти ребята – надежные партнеры, и с ними мы быстро договоримся. Ты не знаешь, кто еще мог бы нам помочь?
– О'кей, о'кей, – поднял руки Стив, словно сдавался в плен. – Наше условие таково: мы сведем вас с одним человеком, но вы не станете требовать от нас его адрес и фамилию.
Мне вдруг стало смешно от такой почти детской конспиративности. Люди Филатова, может быть, уже направляются по этим адресам, чтобы произвести аресты, а дотошные американцы требуют от меня какой-то секретности.
– Чего вы улыбаетесь? – спросил Майк.
– Пустое, – успокоил я его. – Все нормально, я согласен.
– Тогда я звоню, – сказал Стив и направился к «джипу».
– Нет! – остановил я его. – Только не по телефону. Они словно остолбенели от моего окрика.
– А как же? – развел руками Майк.
– Господи, не будьте же такими наивными, – толковал я. – Может, уже теперь, пока мы здесь разговариваем, идут аресты. Вы думаете, там не знают адресов и телефонов? А что, если все номера на прослушивании?
– А вам что от этого? – не понимал Майк моей предосторожности.
– Мне? Провалится моя операция, которую я веду против азиатского отдела службы безопасности, – ответил я.
Мои слова подействовали.
– Хорошо, – согласился Стив. – Мы отправимся вместе. Но дайте слово, что вы не последуете за нами и будете терпеливо ждать того момента, пока мы вам не подадим сигнал.
– Даю слово, – спокойно согласился я.
– Тогда поехали, – сказал Майк, и мы все отправились к машинам.
«Если все получится так, как я задумал, то вечером уже можно будет посмеяться над Филатовым», – подумал я.
И тут мне в голову пришел грандиозный план.
– Послушайте, – обратился я к журналистам. – Если я предложу сегодня вечером вам небольшую прогулку на городскую окраину, вы согласитесь?
Они удивленно посмотрели на меня, а потом переглянулись.
– Зачем? – спросил Майк.
– У вас хорошая аппаратура? – поинтересовался я.
– Не жалуемся, – ответил Майк. – Пока что она ни разу нас не подводила.
– А как насчет шумов?
– Теперь есть кинокамеры, работа которых не слышна даже тогда, когда к ним прикладываешь ухо, – похвастал Стив.
– Хорошо, – я был удовлетворен ответом. – Просто великолепно.
– Но что нужно сделать? – настаивал Майк.
– Давайте покончим сначала с этим, а потом я все объясню.
Мы сели в машины и поехали. «Джип» шел впереди, а мы старались держаться на расстоянии видимости сзади. Проделав немалый путь по улицам, «джип» наконец въехал во двор между старых пятиэтажек.
– Значит, договорились? – переспросил Майк, когда мы остановились.
– Да, – согласился я. – Но с моей стороны тоже есть условие.
– Какое? – удивился Стив.
Не хочу и не буду подниматься в дом, – сказал я. Пусть лучше этот человек спустится сюда, и мы поговорим с ним в машине или пройдемся по улочкам квартала.
– Мы передадим, – ответил согласием Майк.
Они вошли в подъезд, а мы остались в машине. Прошло не менее пятнадцати минут. Наконец они возвратились. Теперь их было трое. Вместе с журналистами к нам направлялся крепкий черноволосый мужчина, которого едва ли можно было принять за кавказца.
Он был приветлив.
– Вы хотели со мной переговорить?
– Да, – сказал я. – Давайте пройдемся.
Он согласился, предложив при этом свой маршрут. Я постарался вкратце описать ему ситуацию, из-за которой сюда и приехал. Он внимательно выслушал меня, а потом сказал:
– За информацию спасибо. Но я не понимаю, вам-то какая выгода от всего?
– Вы можете не верить, – сказал я, – но у меня нет ни малейшего желания обманывать вас. Какая же мне выгода, этого я не могу сказать, потому что здесь затрагивается мой личный интерес. Могу сказать лишь одно: это месть.
Чеченец с восхищением окинул меня взглядом и протянул руку. Мы обменялись крепкими рукопожатиями.
– Если что-то понадобится, обращайтесь, всегда поможем, – сказал на прощанье он.
Я тут же ухватился за его предложение:
– Мне понадобится хороший ствол и несколько обойм в придачу.
– Сделаем, – уверенно пообещал чеченец.
– Сколько это будет стоить?
– Брат, обижаешь, – покачал он головой. – Я твой должник, ты можешь потребовать от меня любой помощи. Обращайся и днем, и ночью. Мой дом – твой дом.
– Спасибо, – ответил я, тронутый его словами.
– Благодарю еще раз, – сказал он. – И извините, мне нужно спешить, чтобы предупредить братьев.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
(ночь с 14 на 15 июня)
День мы провели в томительном ожидании. Казалось, вот-вот зазвонит телефон, и журналисты, как мы и условились, скажут: «Это вы заказывали подарок?». Мы должны ответить «да». В случае, если операция действительно проводилась, они ответили бы: «Подарок отправлен к вам в такое-то время». Но звонка не было. Мы уже начинали волноваться, как вдруг зазвонил телефон. Терехин посмотрел на меня, словно ждал разрешения снять трубку.
– Ответь же, – сказал я.
Он снял трубку. Я продвинулся ближе, чтобы слышать разговор.
– Да, – ответил Терехин.
– Это квартира? – раздался голос Майка.
– Да, да.
– Вы заказывали подарок у нас?
– Заказывали, черт побери! – нервно ответил Терехин. – Еще утром заказывали!
– Не волнуйтесь, – спокойно ответил Майк. – Мы отправили его только что. Все нормально. Извините за некоторую задержку.
– Ничего себе «некоторую»! – стал подыгрывать Майку Терехин. – Мы тут уже потеряли всякую надежду. Ладно, и на том спасибо. Так когда он будет?
– С минуты на минуту, – ответил Майк.
– Хорошо, ждем, – Терехин положил трубку.
– Значит, моя хитрость удалась, – сделал вывод я. – Сейчас они приедут сюда, и мы узнаем подробности. Нужно спуститься вниз и подождать их на улице. Мало ли что…
Я рукой обвел комнату.
– Да, – понял мой намек Терехин. – Нужно бы отметить успех. Как ты считаешь?
– Полностью с тобой согласен, – ответил я. – Но до прибытия подарка как-то неудобно.
Я улыбнулся, и мы с Терехиным рассмеялись.
– Ладно, пойдем, – сказал он. – Я возьму бутылку с собой, выпьем на улице, на свежем воздухе.
Часы показывали десять минут одиннадцатого. Двор уже опустел, в окнах домов загорался свет. На город медленно спускался сумрак.
– Хорошо-то как! – блаженно вздохнул Терехин. – Знаешь, жизнь такая дурацкая штука, что все время суетишься, суетишься, а вокруг некогда и оглянуться, вдохнуть воздух полной грудью. Кто его знает, будет ли что-нибудь подобное на том свете?
– Опять тебя на лирику потянуло? – бросил я. – Сколько помню тебя, это было почти всегда нехорошим предзнаменованием.
– Не беспокойся, – ответил друг. – Теперь уже время не то, да и ситуация изменилась.
– Ну вот, – пошутил я. – А сейчас тебя на политинформацию потянуло.
И мы снова рассмеялись.
– Давай сядем на скамеечку, – предложил он.
Мы пересекли дорожку и направились к скамейке, но в это время из-за угла вырулил автомобиль и ослепил нас светом фар. Мы остановились. Это был «джип». Журналисты заметили нас и посигналили.
– Рассказывайте, – попросил Терехин, когда они оставили автомобиль и подошли к нам.
– А что рассказывать? – ответил Майк. – Нужно было видеть. Словами не передашь. Когда они приехали, было уже половина десятого. И вдруг они видят телекамеры, журналистов. Почти то же самое еще по четырем адресам. Как это говорит Терехин, – полный облом.
– Тогда давайте отметим сие знаменательное событие, – тут же вытащил бутылку Терехин и стал весело размахивать ею в руках.
– Да, но ведь на сегодняшний вечер был еще какой-то грандиозный план! – напомнил Стив.
– Какой там план, – недовольно пробормотал Терехин. – Вам что, мало показалось на сегодня?
Журналисты уставились на меня.
– Ты еще что-то замышляешь, Витек? – спросил у меня Терехин.
– Да, – тихо ответил я.
– И что же, если не секрет?
– Встречу с начальником, – ответил я.
– Бывшим начальником, – поправил Терехин.
– Верно, Леша, – кивнул я, – с бывшим начальником.
– Это, братцы, без меня, – замотал он головой.
– Боишься? – поддел я его.
– Противно, – прохрипел он, проводя рукой по горлу. – Хватит, нахлебался дерьма досыта. Извиняйте, больше не хочу.
Он повернулся и пошел к подъезду, а затем остановился и добавил:
– Впрочем, и вам не советую. Передумаете – милости прошу.
Журналисты и я проводили Терехина взглядами, пока он не скрылся за дверью подъезда.
– Вы взяли камеру? – спросил я журналистов.
– Да, – ответил Стив. – Можем отправляться.
Я отметил про себя, что эти ребята заметно изменились, точнее, они изменили свое отношение ко мне. Теперь они были решительнее в словах и поступках. Значит, стали доверять, видя, что слов на ветер я не бросаю, и что со мной они действительно могут раздобыть ценную информацию.
– Тогда едем, – сказал я и направился к «Жигулям».
– Послушайте, Виктор, – остановил меня Майк. – Может, поедем на нашей машине?
– Согласен, – ответил я.
Мы выехали из двора и направились по адресу, который я назвал.
– Давайте еще раз определимся, – инструктировал я по дороге. – Я звоню ему и вызываю на улицу. Во время разговора постараюсь подвести ближе к камере.
– Мы будем в машине, – предложил Стив, сидевший за рулем.
– Нет, – возразил я. – Полковник – профессионал. Он может обратить внимание на «джип», может узнать его, поэтому не стоит рисковать.
– Тогда что же? – спросил Майк.
– Издали сможете снять? – спросил я у них. – Например, с дерева.
– Да, – ответил Майк.
– Хорошо, – продолжал я. – Только, пожалуйста, выполняйте все так, как я прошу. Я знаю, с кем имею дело. Малейшая ошибка, и он нас раскусит… Да, хотел спросить, камера сможет записывать в темноте, без света?
– Это сложно, – ответил Стив, – но мы взяли с собой специальные объективы, что-то похожее на прибор ночного видения. Нужно будет сначала попробовать.
– Но звук-то она запишет?
– Звук запишет, – ответил Майк. – Хотя тогда зачем камера? Можно было взять микрофон и записать на ленту.
– Ладно, постарайтесь, ребята, – попросил я. – Вам бесценный материал, и мне польза.
– Послушайте, Виктор, – обратился ко мне Стив.
– Давай будем на «ты», – предложил я. – Думаю, вы не против?
– О, нет, конечно, – поддержали оба мое предложение.
– Так что ты хотел спросить, Стив?
– Я хотел тебя спросить, если это не секрет, конечно… Почему ты решил поступить таким образом?
– Каким образом? С кинокамерой?
– Нет. Почему ты решил собрать компромат на своего начальника, на свою службу?
Мне не хотелось отвечать на этот вопрос. Я никогда не терпел хлюпиков, типа Москвина, которые старались попасть к начальству один на один и поплакаться о своей горькой жизни, о плохой квартире в плохом районе.
Человек в моем представлении должен быть достоин своей фамилии, имени и отчества, своего положения, человеческого звания наконец. Что было бы, если бы я поплакался о моих трудностях Филатову или Жене, или Терехину, или хотя бы этим журналистам? Ничего не изменилось бы. Мог ли я пожаловаться моджахедам на те условия, в которых оказался не по их воле, а по собственному желанию. Поэтому я и не мог простить Филатова, который использовал меня, обманул. И если бы я стал каждому плакаться, разве я выжил бы там, в нечеловеческих условиях? Разве изменилось бы так же резко отношение ко мне этих журналистов, как это произошло сегодня? Нет. Более того, я перестал бы уважать себя.
Мое молчание Стив, наверное, расценил, как нежелание отвечать на вопрос и больше ничего не спрашивал. Да, это было моим делом. Я и без того посвятил в него Терехина и Женю, о чем теперь даже сожалел.
– Поворачивай здесь, – сказал я Стиву, когда мы подъехали к дому Филатова. – Все, стоп.
«Джип» остановился. Стив выключил мотор, погасил фары.
– Что теперь? – повернулся он ко мне. – Ты поднимешься в квартиру?
– Нет, я вызову его по телефону.
– А это не опасно? – спросил Майк. – Если он узнает твой голос, то может вызвать бригаду.
– Я знаю своего командира, – уверенно ответил я. – Ждите здесь.
Я вышел из машины и направился к таксофону, снял трубку, набрал номер. В трубке послышались длинные гудки. Я машинально посмотрел на часы, повернув руку в сторону фонаря. Было двадцать минут двенадцатого.
– Алло? – ответил мне женский голос.
– Добрый вечер. Я прошу прощения, Алексея Петровича можно пригласить к телефону?
Я старался сохранять как можно более доброжелательный тон.
– А его нет, – ответила женщина.
– Как, он еще на работе? – спросил я, а потом добавил: – Странно, там, по-моему, все закончилось.
– Да, он звонил мне, – сказала женщина. – Вы с его работы?
– Да, – ответил я. – Моя фамилия Тарасенко. Вы не подскажете, как мне связаться с Алексеем Петровичем?
– А разве он не говорил? Он теперь временно перебрался на дачу.
– Ах, да! – подтвердил я. – Простите за беспокойство, я просто забыл об этом. Вы не скажете, там телефон прежний?
– Да.
– Спасибо, до свидания, – я повесил трубку. Подойдя к машине, я услышал такой разговор между журналистами:
– Но я слышал, что он прибывает инкогнито, – говорил Стив.
– Плохо, что мы никогда не видели в лицо этого Химматзоду, – отвечал Майк.
– Да, – согласился Стив и прибавил: – Ты мне напомни потом, нужно все-таки уточнить дату его приезда…
– Ну, как твои дела? – спросил у меня Майк.
– Все нормально, – ответил я. – Планы немного поменялись, но, кажется, в лучшую сторону.
– Что будем делать? – поинтересовался Стив.
– Едем на дачу к полковнику, – ответил я. – Думаю, там нам никто не помешает.
Я сел в машину, и мы направились за город.
– А о ком это вы говорили, пока меня не было? – спросил я журналистов.
– Да так, – махнул рукой Майк. – В Москву с неофициальным визитом прибывает премьер-министр оппозиционного кабинета одной южной республики.
– Химматзода? – назвал я фамилию. Они оба повернулись ко мне.
– А ты откуда его знаешь? – почти в один голос спросили Стив и Майк.
– Доводилось слышать, – ответил я, сжимая кулаки.
– Ты, может, и в лицо его видел? – поинтересовался Майк.
– Не пришлось, – ответил я. – А когда, говорите, он приезжает?
– Послезавтра, – выпалил Стив и посмотрел на Майка.
Тот ответил красноречивым взглядом. Я понял, что Стив просто проговорился, но тут же попытался смягчить ситуацию:
– Это пока непроверенные данные.
– Хорошо, – сказал я, стараясь не подавать виду, что заинтересовался информацией. – Будем действовать по несколько измененному плану. Я зайду в дом. Думаю, разговор состоится на первом этаже. Там есть небольшая лоджия. Постарайтесь бесшумно пробраться в нее и оттуда заснять разговор. Я покажу, где она находится.
– Хорошо, – согласился Майк.
«Послезавтра приедет Химматзода, – думал я. – Весьма кстати. Что ж, планы несколько поменялись. Сама жизнь внесла коррективы. Значит, наказание неотвратимо. Послезавтра будет шестнадцатое число. Придется поработать».
На дачу мы приехали почти в двенадцать, оставили машину в начале поселка, в кустах на обочине, а дальше отправились пешком. Было темно. Кое-где в домиках еще горел свет. Мы старались идти неслышно, но чуткие собаки лаем выдали наше прибытие.
На даче Филатова света не было. «Или он еще не приехал, – предположил я, – или уже спит».
– Это здесь, – шепнул я Стиву и Майку.
Мы двинулись вдоль забора, чтобы найти какой-нибудь лаз. Двухметровый забор не был для меня препятствием, а вот для журналистов с камерой…
– У нас это считается посягательством на частную собственность, – шепнул Майк. – Человек имеет полное право пристрелить нас, и закон будет на его стороне.
Забравшись во двор, мы осторожно пробрались к домику. Бесшумно взойдя на крыльцо веранды, я посветил портативным фонариком на замок. Было похоже, что никто не открывал его. Я вернулся к журналистам и устроил их на лоджии, с которой они должны были снимать, а сам осторожно открыл окно и проник внутрь дома.
Полковник приехал через час. Он отпер дверь и, ничего не подозревая, вошел в дом. Я сидел в кресле, лицом к двери. Полковник переступил порог и зажег свет. Он повернулся ко мне и остолбенел. Мне показалось даже, что он перестал дышать. Мы смотрели друг другу в глаза и молчали. Что думал он, я мог только догадываться. Я отметил про себя, что он совсем не изменился. Эти три года не оставили никаких заметных следов на его внешнем облике. У меня же, кроме шрама на щеке, еще вся душа была в незаживающих рубцах.
– Ну, здравствуй, Виктор, – спокойно сказал полковник, словно ничего и не произошло, словно он ждал этой встречи.
Я не ответил.
– Почему ты молчишь? – спросил он.
– А вам не кажется, что вы разговариваете с покойником? – усмехнулся я. – С призраком того, кого больше нет среди живых?
– Успокойся, Виктор, – постарался улыбнуться он и стал приближаться ко мне.
Я встал, он остановился, должно быть, предполагая агрессивные действия с моей стороны.
– Вы испугались призрака, полковник? – съязвил я.
– Перестань, Виктор, – сказал он. – Ты же знаешь, я всегда ценил твои способности.
– Вот именно – способности, – нахмурился я.
– Не цепляйся к словам, успокойся, – упрашивал он.
– Успокойся? Вы просите меня успокоиться, полковник? А вы бы успокоились на моем месте?
Теперь промолчал он. Я воспользовался моментом и зашел к нему сзади. Он повернулся. Теперь он стоял спиной к окну. Стив и Майк могли спокойно снимать. Я увидел, как из-за шторы высунулся объектив камеры.
– Что же ты хочешь? – спросил наконец полковник.
– Я хочу предоставить вам уникальную возможность испытать на собственной шкуре то, что вы заставили пережить меня, – резко ответил я.
По его лицу пробежала ухмылка.
– Не будь так наивен, Русич, – сказал он. – Ты затеваешь не ту игру. Стоит тебе высунуться, и шальная пуля сделает в твоей голове дополнительное отверстие. Это в лучшем случае, а в худшем – ты будешь идти в стельку пьяным по улице и попадешь под машину.
– Я это знаю, – спокойно воспринял я угрозы.
– Так что ты напрасно затеял войну со службой, – продолжал он. – В ней нет и не может быть никакого смысла. Пойми, прошло три года, это большой срок. Обстановка изменилась, и политическая расстановка сил тоже. Сегодня тот, кто был по ту сторону баррикад, с президентом, находится на этой, а мы наоборот, на его стороне.
– Да уж, вы неплохо устроились, – сказал я, вспомнив и о Москвине. – Многое изменилось, полковник. Вы правы, три года – огромный срок, особенно если учесть, где и как его провести.
– Но ты, слава богу, жив и здоров, можешь опять приступать к работе, – ответил полковник.
– Многое изменилось, – задумчиво произнес я, вспоминая то, как меня встретила Москва. – И многие изменились. Но вот вы не изменились, ваша служба не изменилась, Химматзода тот же. И если я должен был убить его три года и пять месяцев назад, я сделаю это сейчас.
Я бросил украдкой взгляд на журналистов, чтобы увидеть их реакцию на мои слова. Майк продолжал снимать, а Стив высунул голову и слушал с открытым ртом. Для них эти откровения были действительно сенсационной информацией.
– Я не понимаю твоего упрямства, Виктор, – тихо сказал полковник.
Я догадывался, что за его спокойствием скрывается реальная тревога: послезавтра в Москву приезжает Химматзода, и если я заговорил на эту тему, значит, неспроста.
– Здесь нечего понимать, – парировал я его реплику. – Да я и не верю, чтобы вы не понимали, полковник. Вы прекрасно все понимаете. А если и вправду пока не понимаете, то послезавтра поймете наверняка. Впервые он бросил на меня испуганный взгляд.
– Виктор, – стараясь сохранять хладнокровие, произнес полковник. – Ты же умный парень. Я вложил в тебя самое лучшее, что знал сам. Неужели ты начнешь обреченную на проигрыш игру? Неужели ты не понимаешь, что все кончено? Да, спецзадание провалилось. Но ты спросил, по чьей вине?
– Мне это незачем знать, – ответил я.
Вдруг с лоджии послышался громкий звук упавшего тяжелого предмета и звон разбитого стекла. Полковник быстро направился к окну.
– Что это еще тут такое? – удивился он, увидев журналистов.
– Это свободная пресса, всемирная служба объективных новостей, – ответил я. – Почти четыре года тому назад я задержал их у резиденции «Рубина», а вы приказали им выметаться ко всем чертям, чтобы и духу их близко не было. Теперь я решил воспользоваться их помощью. На всякий непредвиденный случай. Так что, полковник, как видите, игра вовсе не закончена. Она только начинается.
– Виктор! – повысил он на меня голос. – Ты сошел с ума! Пойми, то, что ты задумал – чистейший абсурд, потому что противоречит всем правилам!
– Каким правилам? – перебил я его. – Вы хотите сказать, что вашим правилам? Не думаю. Это как раз по ним.
Я вышел на лоджию, перемахнул через перила и оказался на земле. Журналисты последовали за мной, оглядываясь на ходу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
(15 июня, три часа ночи)
Я знал, что полковник не будет сидеть сложа руки. Как только мы добрались до «джипа», мимо нас на большой скорости пронеслась служебная «Волга». Полковник был в машине один.
– Ты затеял действительно опасную игру, – тихо сказал мне Стив.
– Вы испугались? Журналисты промолчали.
– Поехали в Москву, – сказал я им. – Нужно хорошенько отдохнуть. К тому же, он может предупредить посты милиции, нас станут искать. Нужно проехать в город незамеченными.
– Да, да, – согласился Майк. И мы поехали.
Срочное совещание
Полковнику Филатову, который был теперь начальником специального азиатского отдела службы безопасности при ГУС, было не до отдыха. Он летел на бешеной скорости обратно в город.
– Алло, черт бы вас всех побрал! – кричал он в радиотелефон. – Алло, дежурный? Срочно вызвать на работу всех сотрудников! Что? Я сказал срочно… твою мать!
Он отключил связь, глянул в зеркало заднего вида и сильнее надавил на педаль газа.
Была половина второго ночи, когда работники службы собрались в кабинете. Полковник хранил молчание, нервно расхаживая взад и вперед.
– Женя, – наконец остановился он и отдал первое свое приказание. – Сделайте кофе. Что-то совсем голова не соображает.
– Хорошо, – тихо ответила Женя и отправилась в секретарскую.
Девушка очень волновалась. У нее было нехорошее предчувствие по поводу этого экстренного сбора. Она догадывалась уже о его причине: Виктор не пришел сегодня вечером. Поэтому когда около часа ночи зазвонил телефон, внутри у нее будто что-то оборвалось.
– Никицкий! – позвал полковник.
– Я, товарищ полковник.
– Срочно свяжись с секретарем Совета безопасности, – приказал полковник.
– С Головиным? – удивился Никицкий. – Но ведь сейчас половина второго ночи.
– Срочно, я приказал! – прикрикнул полковник, и парень бросился выполнять приказание.
– Выхухолев, – вызвал полковник второго парня. Тот подскочил со своего места.
– Отправляйся в отдел информации, – уже более спокойно приказывал полковник, – собери все, что есть о загранкомандировке Виктора Тарасенко. Все: материалы не заброске, информацию об аресте, копию судебного дела по убийству Генерального прокурора в Душанбе в августе девяносто второго – все. Выполняй.
Парень без лишних слов убежал.
– Товарищ полковник! – позвал Никицкий. – Головин на третьей линии.
В это время Женя вносила кофе в кабинет.
– Алло, – сказал полковник. – Да, это я вас беспокою, Роман Олегович. Нет, по телефону не могу. Да, хорошо. Ждем.
Полковник повернулся к присутствующим и сказал:
– Сейчас прибудет начальство. А поводом тому стало появление в городе нашего бывшего сослуживца…
Женя разливала в этот момент кофе в чашки и две из них опрокинула. Она вся сжалась, стараясь не выдать своего волнения. Полковник, Москвин и Никицкий уставились на нее строгими глазами.
– Извините, товарищ полковник, – произнесла Женя своим ангельским голоском. – Переутомление.
– Теперь это станет нашим обычным состоянием, – заметил полковник. – Мы будем страдать до тех пор, пока не изолируем капитана Тарасенко, бывшего капитана Тарасенко.
В комнате воцарилось молчание. Никто не решался продолжить разговор. Его нарушила селекторная связь. Полковник нажал на кнопку:
– Филатов.
– К вам поднимается господин Головин, – раздался голос из селектора.
– Спасибо, – полковник отпустил кнопку.
В тот же момент дверь распахнулась, и в кабинет вошел солидный мужчина лет пятидесяти. Лицо его выражало мало радости.
– Здравствуйте, друзья, – поприветствовал он присутствующих. – Хотя, лучше, доброй ночи.
Все встали, приветствуя начальника.
– Что за секреты, почему по телефону нельзя? – уставился Головин на полковника.
– Присаживайтесь, Роман Олегович, – предложил полковник.
– Тот молча опустился в кресло.
– Кофе хотите? – предложил полковник.
– Не откажусь.
Полковник сделал знак Жене, та поднесла чашку начальнику.
– Только давайте сразу к делу, без лирических вступлений, – предупредил Головин и отпил кофе.
В это время в кабинет вошел Выхухолев и притащил с собой кипу бумаг.
– Разрешите? – спросил он.
– Давай, – махнул рукой полковник.
– Так что у вас стряслось? – спросил Головин. – Вы сегодня запороли на корню всю работу по изоляции активистов чеченской диаспоры, потенциальных боевиков. Вы представляете, чем может обернуться подобная оплошность? Стоит им рвануть всего одну бомбочку где-нибудь в метро или на вокзале, и полетит не только моя голова, но и ваши тоже.
– Все молчали. Никто не ожидал такого начала разговора.
– Что же у вас наконец? – строго спросил Головин. – Надеюсь, выпущенные вами на волю потенциальные боевики не захватили самолет с заложниками?
– Нет, – ответил полковник.
– Тогда что же?
– Капитан Виктор Тарасенко в Москве, – объяснил полковник.
– Кто? Черт побери, полковник, вы подняли меня с постели среди ночи, чтобы сообщить о такой херне? – не обращая никакого внимания на то, что в кабинете находится женщина, выругался начальник. – Кто он такой? Что за шишка?
– Наш специальный агент, – ответил полковник и тут же поправился: – Бывший агент.
– Мне-то что с того? – удивился Головин. – Я буду встречать его у трапа?
– Нет, – старался сохранять спокойствие полковник. – Просто он вернулся после трех лет заключения из-под Душанбе. Понимаете, господин секретарь, это очень опасно.
– Почему? – спросил Головин, потягивая кофе.
– Потому что он вернулся и решил приступить к своим обязанностям, – сказал полковник.
– Ну и флаг ему в руки, ха-ха! – развеселился Головин.
– Вы не понимаете, господин секретарь! – повысил голос полковник. – Послезавтра…
Полковник посмотрел на часы.
– Нет, уже завтра, – поправился он, – в Москву прибывает премьер-министр кабинета таджикской оппозиции. Тарасенко хочет его убить.
– Убить? Зачем? – удивился Головин и повернулся к полковнику, после паузы добавив: – Хотя, если бы не мое кресло, я бы сам передушил всех этих душманов.
– Три года назад по приказу сверху Тарасенко был заброшен через Турцию в Афганистан, – объяснял полковник. – Оттуда он должен был проникнуть в Таджикистан и устранить Химматзоду, который в то время был лидером исламистов. Они много попортили нам нервов. Если хотите, я могу вкратце рассказать о тогдашней расстановке сил.
