До ужина предстоял разбор боевого вылета, потому мы ждали, что скажет Алексей Борисович. А Панов, не торопясь, прошел на свое место, снял меховую куртку и шлемофон и просто сказал:
      - Садитесь.
      Мы сели - каждый на заранее отведенное ему место, но к еде не притрагивались. Командир что-то сказал сидевшему рядом с ним начальнику штаба. Бойченко согласно кивнул, и тогда Панов снова обратился к нам.
      - Вижу, измучились, теряетесь в догадках, - начал он. - А ответ прост, и каждый из вас его уже знает. Сегодняшний вылет должен многому нас научить, хотя бой, проведенный нами над линией фронта, и прошел благополучно, даже, может быть, очень хорошо.
      Алексей Борисович провел ладонью по вспотевшему лбу, откашлялся.
      - Но давайте посмотрим на бой со стороны, - продолжал он, - и попробуем проанализировать и представить себе, насколько четко и слаженно мы действовали, насколько ясно представили себе возможные варианты встречи с противником. Ведь мы недопустимо поздно заметили вторую группу фашистских истребителей. Нас предупредили о ее приближении. Если бы эта группа подошла несколько раньше, до того, как мы завершили атаку первой, нам бы пришлось, прямо надо сказать, туговато... Будем откровенны, враг подготовил для нас ловушку, и мы чуть не попали в нее. Попал в нее сам враг, но ведь могло быть и иначе. Если мы не учтем наших ошибок и будем слишком самонадеянны, нельзя гарантировать столь же легких побед. Не забывайте, скоро мы поднимем в воздух нашу молодежь, а враг, потерпев неудачу в первом бою, попытается взять реванш в последующих...
      Командир помолчал и обвел нас пытливым взглядом.
      - Действуйте с максимальной осторожностью, - сказал он. - Главное - будьте осмотрительны от взлета до посадки. Победит тот, кто первым увидит противника. Необходимо полностью исключить его внезапные атаки в бою и нападение на маршруте... Помните, проигрывает тот, кто переоценивает собственные силы. Но проигрывает не он один - все мы связаны друг с другом. Проявляя неосмотрительность, мы подводим также и своих товарищей. Итак, завтра первый вылет выполним в том же составе. Молодежь будем включать несколько позже, когда обстановка станет менее напряженной.
      Командир с улыбкой посмотрел в сторону притихших молодых летчиков. Все для них было в новинку - и деревенская столовая с празднично накрытыми столами, и суровая, но благожелательная речь Панова.
      - А теперь ужинать, - закончил командир и поднял стакан.
      Остальные также подняли стаканы и чокнулись со своими соседями. Наскоро закусив капустой, летчики принялись за душистую горячую гречневую кашу с мясными консервами. Все проголодались и ели с аппетитом.
      Потом мы разошлись по избам, отведенным для ночлега. Шевелев, Добровольский и я оказались вместе.
      В избе было жарко натоплено, на полу лежала свежая, приятно пахнущая хлебом солома. У стен виднелись старательно набитые соломой тюфячные наволочки, покрытые белыми простынями. Уютно устроившись, мы погрузились в глубокий сон.
      На фронте особенно ценишь такие минуты. Сказать, чтобы мы хоть когда-нибудь спали долго, нельзя, но случалось, что и за полчаса стряхнешь с себя усталость, и хоть тут же снова в бой.
      Это был наш первый ночлег у истоков Волги.
      Дежурный разбудил нас, когда было еще совсем темно. Алексей Борисович был уже на ногах и ждал нас. Командира полка отличало одно очень ценное качество. Он безошибочно мог чувствовать настроение другого человека, умел понимать людей, верил в них. И летчики нашего полка платили ему безграничной любовью и доверием.
      Это, безусловно, способствовало тому, что полк наш был очень спаянный, дружный. Все знали, что Алексей Борисович зря не накажет, но и промаха не спустит.
      Посылая кого-нибудь на задание, он трезво взвешивал все возможности летчика, представлял, как тот поведет себя в той или другой обстановке. Только после этого делал выбор. Словом, Алексей Борисович всегда понимал, что перед ним живые люди со своими характерами и наклонностями, которые необходимо учитывать. В этом был секрет его успеха. Особенно трогательно и заботливо он относился к молодежи. Терпеливо учил ее, наставлял и оберегал.
      Знание людей, умение трезво оценивать обстановку, большой летный опыт и организаторские способности позволяли ему умело руководить полком.
      Едва рассвело, наша восьмерка поднялась в небо. Перестроившись в боевой порядок и постепенно набирая высоту, взяли курс к линии фронта, где ночью слышался гул канонады. Нам предстояло прикрывать наземные части, идущие на прорыв вражеской обороны.
      Первые минуты полета прошли сравнительно спокойно, но спустя некоторое время в небе появились самолеты противника. Мы помнили наставления Алексея Борисовича Панова и были предельно осторожны. Однако немцы не вступали в бой, ходили отдельными парами на довольно большом от нас расстоянии. Иногда мы совсем теряли их из виду и начинали волноваться, но они снова появлялись и снова сторонились нашей восьмерки.
      Тактика фашистских летчиков была ясна - они пытались обстрелять замыкающий группу самолет. "А уж если кто-нибудь отстанет - набросятся как шакалы. Надо бы их проучить", - подумал я.
      Случай не замедлил представиться. В следующий же вылет мы сбили немецкого охотника до легкой наживы. Он, как всегда, подкарауливал отстающие на маршруте самолеты, но на этот раз сам был сбит и врезался в землю неподалеку от нашего аэродрома.
      Внимательно проанализировав обстановку, Алексей Борисович Панов решил, что пора выпустить в воздух и наших молодых летчиков. Когда он объявил о своем решении, радости ребят не было границ. За ужином только и говорили, что о предстоящем вылете и о том, как было бы хорошо сразу же столкнуться с неприятелем, помериться с ним силами и, конечно, вернуться на аэродром победителями. Все это так, но все ли выдержат трудное боевое крещение, не дрогнут ли в схватке?
      Помню один из вылетов с молодыми летчиками вскоре после того, как их выпустили в воздух. Мы шли на прикрытие наших наземных частей. День был ясный, солнечный. Чистый горизонт не предвещал никакой опасности. Барражируя над линией фронта, мы вдруг заметили бомбардировщиков противника в сопровождении шести истребителей.
      Нельзя было допустить, чтобы они сбросили бомбы на наши войска. Ведущий группы Павел Шевелев принял решение немедленно атаковать противника. Ведя огонь, мы врезались в его боевые порядки. Вскоре один из вражеских бомбардировщиков, лениво перевернувшись через крыло, клюнул носом и быстро пошел к земле.
      Сержант Коля Думан забыл об осмотрительности и как завороженный следил за падающим фашистским стервятником. Но в бою такое промедление может стоить жизни. Хорошо, что его ведущий Василий Добровольский вовремя оглянулся: в хвосте самолета Николая уже шел неприятельский истребитель.
      Реакция Добровольского была мгновенной. Он рванул свою машину вправо и тут же открыл огонь по фашисту. Тот бросился вниз, оставив самолет Думана.
      Сержант не сразу догадался, почему "киттихаук" ведущего оказался с ним почти на встречных курсах. И только тогда, когда совсем близко от себя увидел уходящий вниз истребитель противника, понял все.
      Бой был жарким. Добровольский бросал свою машину вправо и влево, вверх и вниз, отбивая яростные атаки врага. Думан теперь неотступно следовал за ним, внимательно следил за каждым его движением.
      Фашистские бомбардировщики повернули обратно, но число истребителей противника увеличивалось. Мы уже приготовились уходить домой, когда подоспело подкрепление. Немецкие летчики не решились вступить в схватку и поспешно удалились.
      На аэродроме Шевелев в сердцах сказал Думану:
      - Сколько раз мы обращали внимание на поведение ведомого в бою. Ведущий идет в атаку, твердо зная, что за ним неотступно следует его напарник. А что получилось у нас? - Он строго посмотрел на сержанта.
      Николай стоял, низко опустив голову. Он и сам понимал, что допустил непростительный промах, и очень переживал. Каждое сражение - это школа боевого опыта. Вот почему Алексей Борисович так много внимания уделял разборам проведенных боев.
      - Одних благих пожеланий мало, - говорил он. - Надо овладевать мастерством. Без него нет настоящего летчика.
      Молодежь с жадностью ловила каждое слово командира полка.
      Ребята, кажется, уже поняли, что война это не парад, не только радость побед, но порой и горечь поражений, что это пот и кровь, гибель друзей...
      Кумиром молодых летчиков был Володя Апухтин. Стройный, подтянутый, всегда чисто выбритый и аккуратно одетый, он был образцом дисциплинированности и собранности.
      В любых условиях Володя умел найти время, чтобы последить за своей внешностью. Даже в самые трудные дни, до предела заполненные боевыми вылетами, когда другие летчики, вернувшись с задания, словно подкошенные валились с ног и тут же засыпали, Апухтин не изменял своей доброй традиции. Прежде чем лечь, тщательно осматривал обмундирование, пришивал к гимнастерке белоснежный подворотничок, брился и до зеркального блеска начищал сапоги. Гимнастерку складывал на табуретке или просто на полу карманами кверху, смачивал водой загнутые клапаны и прижимал их своими записными книжками. Искусно гладил брюки, аккуратно раскладывая их под своим матрацем.
      "И когда только он успевает?" - удивлялись другие летчики. А Володя, улыбаясь, говорил, что дело не во времени, - надо просто, чтобы это вошло в привычку.
      Глава десятая. Пора возмужания
      Однажды под вечер на аэродром прилетел двухместный связной самолет По-2. В ту пору его называли "воздушным тихоходом". Самолет остановился на самом краю взлетной полосы.
      Из него вышел офицер в унтах, летной куртке и меховом шлеме. Как потом выяснилось, это был капитан Кузнецов, разведывательный самолет которого летчикам нашего полка предстояло сопровождать в глубокий тыл противника.
      Командир полка вызвал к себе восемь летчиков во главе с Вадимом Лойко. Он представил им капитана Кузнецова и сказал:
      - Завтра вам предстоит выполнить весьма ответственное задание. Необходимо обеспечить нашему разведчику полет в глубокий тыл противника. Высота - пять тысяч метров, горючее - на пределе... В бой с противником по возможности не ввязываться, главное - обеспечить разведку. Маршрут, радиообмен и другие подробности полета уточните с товарищем Кузнецовым, - добавил Алексей Борисович. - Встреча с разведчиком состоится завтра на рассвете недалеко от нашего аэродрома...
      Кузнецов приветливо улыбнулся и подсел поближе к карте.
      - Вот здесь, - указал он карандашом, - предполагается большое скопление танков противника. Этот район сильно прикрыт зенитным огнем и авиацией. Я полагаю, целесообразнее пройти туда с севера, а на обратном пути, идя с запада на восток, произвести разведку и фотографирование. Еще у меня к вам большая просьба, - продолжал Кузнецов. - Старайтесь, пожалуйста, не отставать от меня.
      Летчики недоумевающе переглянулись. Всем было известно, что имеющиеся на вооружении нашей авиации бомбардировщики и самолеты-разведчики развивали скорость намного меньшую, чем истребители,
      - С какой же скоростью вы собираетесь идти? - спросил Вадим Лойко.
      - Пятьсот - шестьсот километров, если вы осилите, - ответил Кузнецов.
      Лойко изумленно посмотрел на него:
      - Что за самолет у вас?
      - Новый бомбардировщик. Разведывательный вариант.
      После постановки и уяснения задачи восхищенные летчики обступили капитана и стали наперебой расспрашивать его о летных качествах новой машины.
      Договорились держать скорость четыреста километров, чтобы у истребителей оставался резерв для маневра.
      - Машина действительно удивительная, - сказал Кузнецов. - Завтра вы сами убедитесь в этом.
      Вечером, когда очередная группа самолетов нашего полка возвращалась с боевого задания, нам пришлось поволноваться. Молодой летчик Игорь Федорчук никак не мог посадить машину. На ней был поврежден руль высоты. Когда Игорь все-таки с большим трудом приземлился, на фюзеляже и хвостовом оперении его истребителя мы увидели несколько больших пробоин. Инженер полка Алексей Иванович Филимонов сокрушенно качал головой. Предстоял серьезный ремонт. Но все были рады, что Игорь жив и на своем аэродроме.
      С течением времени Игорь Александрович Федорчук вошел в строй и стал отличным воздушным бойцом. В начале февраля 1944 года, когда он уже был лейтенантом и командиром звена в нашем полку, ему присвоили звание Героя Советского Союза...
      Ребята, которые должны были сопровождать наш разведчик, прибыли на аэродром раньше обычного. Я должен был подготовить резервную группу и тоже прибыл вместе с Вадимом Лойко. Вот что впоследствии он рассказал мне об этом вылете.
      Летчикам предстояло набрать высоту три тысячи метров и через десять минут после взлета встретить экипаж Кузнецова над озером, недалеко от аэродрома.
      Группа взлетала парами, а в воздухе заняла боевой порядок двумя четверками. Чтобы не демаскировать полет, передачи по радио были запрещены. Но вдруг в наушниках раздался тревожный голос с земли:
      - Я - "Ноль один", я - "Ноль один". Противник штурмует аэродром.
      Этот налет был результатом недавнего визита "рамы". Фашистский самолет-разведчик всегда был недобрым предзнаменованием.
      Положение группы было выгодным. До встречи с капитаном Кузнецовым еще оставалось несколько минут, и Лойко подал команду:
      - Атакуем!
      Фашисты и не подозревали о советских истребителях. Они чувствовали себя в полной безопасности. Едва только первая вражеская пара перешла в набор высоты, как Добровольский очередью прошил крайний левый самолет.
      Между тем Николай Думан развил слишком большую скорость и обогнал не только своего ведущего, но и объятый пламенем истребитель врага. Зато другой оказался в его прицеле. Сержант нажал гашетку, затем круто рванул ручку и выхватил свой самолет перед самой машиной гитлеровца.
      Удачно провели бой и Вадим Лойко со своим ведомым. Они настигли немецкую пару в тот момент, когда она выходила из пикирования. В менее выгодном положении оказались Апухтин и Федорчук. Выбранные ими для атаки неприятельские самолеты уже заметили советских истребителей и начали быстро уходить из-под огня. Их, наверное, можно было еще настичь, но Лойко стал быстро собирать всю группу для выполнения основного задания, так как время уже истекало и вот-вот мог появиться наш разведчик. На земле горели два из шести фашистских самолетов, пытавшихся бомбить аэродром. Кроме того, две машины были подбиты.
      - Молодцы, товарищи. Спасибо за помощь! - услышали летчики голос Алексея Борисовича Панова. - Выполняйте основную задачу.
      Разведчик сделал над озером большой круг, во время которого истребители заняли свои места в общем порядке боевой группы. Беспокоила мысль о горючем.
      Ведь они идут в глубокий тыл. Хватит ли на обратный маршрут?
      Хорошо, что Кузнецов шел все время с набором высоты. На высоте меньше расходуется топлива, а это сейчас важнее всего. Скоро стало трудно дышать: высотомер показывал четыре тысячи метров, а кислородного оборудования на самолетах не было.
      Линию фронта группа пересекла на высоте пять тысяч метров. Дышать становилось все труднее. Кислородное голодание не только изнуряло физически, но и угнетающе действовало на психику.
      Миновали древний Новгород, справа остался Псков. Затем повернули на юго-запад и летели в таком направлении довольно долго. Наконец разведчик покачал крыльями, дав понять, что начинается самый ответственный отрезок пути, и развернулся на восток. Внизу замелькали черные полосы леса, железнодорожный мост, какие-то постройки, потом показалась забитая составами станция Дно объект нашей разведки. Лидер стал быстро увеличивать скорость и с небольшим снижением пошел вдоль линии железной дороги. Истребители не отставали от него, повторяя почти в точности все его маневры.
      Заметив советские самолеты, вражеские зенитчики открыли ожесточенный огонь. Но они явно запоздали, белые хлопья разрывов остались далеко позади.
      Станция Дно скрылась за лесным массивом. Группа стремительно уходила на восток - к линии фронта. Незначительное снижение по высоте давало летчикам возможность идти на максимальной скорости. Первая четверка надежно обеспечивала непосредственное прикрытие разведчика. Она следовала с обеих его сторон попарно. Вторая четверка представляла собой ударную группу. Шла она тоже попарно, широко рассредоточившись по фронту. Это облегчало наблюдение за воздушным пространством и наземной обстановкой.
      На аэродромах в районе Старой Руссы было сосредоточено большое количество фашистских истребителей. Немцы могли узнать о приближении советских самолетов и подготовиться к встрече с ними. Вот почему разведчик направился несколько севернее города. Истребители следовали за ним.
      Стрелки бензомеров продолжали двигаться влево - к красной риске, указывающей, что горючего в баках остается не более чем на пятнадцать минут.
      Внезапно в наушниках раздалось предупреждение:
      - Слева внизу самолеты противника!
      Фашисты шли над озером Ильмень. Их силуэты четко вырисовывались на ровном заснеженном льду. Они только взлетели и еще не успели набрать высоту, но уже по резкости маневра можно было безошибочно определить, что это истребители.
      Значит, разведчик обнаружен. Придется вести бой.
      В эфире снова стало тихо. Летчики внимательно следили за противником, в то же время старались не отстать от самолета Кузнецова. До линии фронта оставалось немногим более тридцати километров.
      И вот опять легкое потрескивание в наушниках и тот же голос:
      - Противник сзади.
      Сильно растянутый в глубину боевой порядок "мессершмиттов" свидетельствовал о том, что они выжимали из своих моторов всю мощность, стремясь во что бы то ни стало нагнать нашего разведчика. Пока "мессы" , не представляли для него существенной опасности, но новое предостережение по радио заставило Лойко подумать о том, как лучше прикрыть экипаж капитана. Пара истребителей уже появилась сверху сзади. Они изготовились для атаки. За ними, чуть ниже, на удалении трех - пяти километров в разомкнутом по фронту боевом порядке следовала еще одна четверка.
      Однако у советских летчиков было одно немаловажное преимущество: они наблюдали за приближающимся противником со стороны солнца, а тот шел против солнца, которое слепило его и мешало наблюдать и маневрировать.
      Время вдруг словно замедлило свой бег. Оно почти остановилось. Врагу было важно не упустить нашего разведчика, нашим истребителям - не допустить к нему "мессов".
      Уже несколько раз фашисты порывались в атаку. Но каждый раз обе пары ударной группы советских истребителей начинали разворот во внутреннюю сторону. Идя навстречу друг другу, они образовывали огромные клещи, которые отсекали атакующего противника. Затем они занимали прежний боевой порядок, надежно охраняя разведчика. Группа непосредственного прикрытия продолжала внимательно наблюдать за юлящими неподалеку "мессершмитхами".
      Сильный удар перевернул машину Вадима Лойко. Поблизости от нее разорвался крупнокалиберный зенитный снаряд. Вслед за первым разрывом последовали второй и третий. Снаряды рвались вокруг самолетов, оставляя в небе черно-белые шапки дыма. Это была долгожданная линия фронта.
      Самолеты противника тут же повернули назад. Очевидно, они взаимодействовали со своей артиллерией и теперь предоставляли зону боя в ее распоряжение.
      Немцы не жалели снарядов. В такой переплет зенитного огня летчики попали впервые. Запах порохового дыма проникал в кабину. Шапки разрывов образовали облачность. Но, к счастью, зенитный огонь не причинил вреда ни одному нашему самолету...
      На нашем аэродроме царило радостное оживление после удачно проведенного боя группой Лойко. Немецкие летчики, спасая свою жизнь, выбросились с парашютами.
      Не прошло и двадцати минут, как оба они были пойманы, обезоружены и доставлены на командный пункт полка. Эту операцию возглавил начальник особого отдела Беник Саркисян, невысокого роста симпатичный офицер с маленькими черными усиками.
      У землянки собрались свободные от дежурства летчики и обслуживающий персонал.
      - Пленных запереть в землянке и выставить караул, - приказал начальник штаба.
      Алексей Борисович Панов тревожно поглядывал то на часы, то на небо. Мы понимали его тревогу. Группа Лойко должна была вернуться с минуты на минуту в самолетах уже кончался бензин.
      Но вот к Панову подбежал улыбающийся радист и что-то сказал ему. На лице командира появилась радостная улыбка. Значит, возвращаются, и без потерь.
      Вскоре на западе послышался быстро приближающийся шум моторов. Все находящиеся на аэродроме разом взглянули на небо. Восьмерка Лойко появилась неожиданно над самой кромкой леса. Самолеты быстро растянулись на кругу и один за другим произвели посадку.
      - Молодцы! Вернулись в полном составе, - сказал Алексей Борисович.
      Разведчик сделал традиционный круг, в знак благодарности покачал крыльями и со снижением ушел в сторону своего аэродрома.
      Несколько секунд люди молчали, потом все разом, словно очнувшись, бросились к остановившимся самолетам. Восьмерку Лойко приветствовали восторженными криками. Механики на руках завели машины на место стоянки.
      Ребята были дважды именинниками - отлично выполнили задание по сопровождению нашего разведчика и успешно провели бой над аэродромом.
      Весть о блестяще проведенном бое быстро облетела весь фронт. Первым об этом узнал командир дивизии Георгий Александрович Иванов, затем и командарм.
      Лойко с группой еще был в воздухе, когда на аэродром стали прибывать на связных и боевых самолетах представители вышестоящих штабов. По радио сообщили, что вылетел и скоро прибудет командующий 6-й воздушной армией Ф. П. Полынин.
      В целях безопасности Панов решил поднять в воздух четверку лучших летчиков. Задача перед ними стояла одна: зорко стеречь небо от возможного налета фашистских самолетов.
      Прилетел командарм. Это был еще сравнительно молодой генерал, высокий, стройный, атлетического сложения, с выбивающимися из-под шлема черными как смоль кудрями. Он был одет в кожаный реглан с меховым воротником, на ногах высокие серые унты.
      Алексей Борисович подошел к командарму с докладом. Полынин улыбнулся и, сняв перчатку, протянул командиру полка руку:
      - Здравствуйте, товарищ Панов. Вижу, вы отлично повоевали. Молодцы. Прямо молодцы!
      Он говорил негромко и слегка на "о".
      В армии о Федоре Петровиче Полынине ходили буквально легенды. Люди, даже не знавшие командарма лично, относились к нему с исключительным уважением, а те, кому хоть раз довелось с ним повстречаться - от командиров дивизий до рядовых механиков, - вспоминали об этом с радостью и отзывались о командарме с большой теплотой. Был он человеком душевным и заботливым, но требовательным, отличали его и выдающиеся организаторские способности. О его безграничной смелости было известно задолго до начала войны. Федор Петрович Полынин сражался еще в небе Испании. У него был богатый жизненный опыт и большие знания.
      Все свободные от боевого дежурства летчики высыпали из землянок, чтобы посмотреть на этого замечательного человека, голос которого они так часто слышали по радио во время боевых вылетов.
      Все мы не раз за удачно проведенный бой удостаивались похвалы командарма, а когда сбивали самолет противника, нам привозили небольшую продуктовую посылку. Дорого было, конечно, не столько ее содержимое, сколько внимание и забота, которыми нас окружали командарм, его заместители и политотдел армии. Любой, даже самый молодой, летчик, отличившийся в бою, немедленно становился известен в своей дивизии, а то и по всему фронту. О нем писали в армейских газетах, рассказывали в подразделениях пропагандисты и агитаторы...
      Что же касается посылок, то, хотя они и были адресованы конкретному человеку, отличившемуся в бою, распечатывали их сообща - обычно за ужином - и делили между всеми. Как правило, сладости из посылок доставались мне. Все в полку знали, что я не курю. Сначала это делалось в шутку, а потом все как-то к этому привыкли.
      Поздоровавшись с командиром полка, генерал Полынин сказал:
      - Ну, а теперь ведите, показывайте ваши трофеи.
      Все направились к опушке леса. В этот момент раздался выстрел. В небо взвилась зеленая ракета. Описав в воздухе дугу, она скрылась за верхушками деревьев.
      Командарм остановился и посмотрел на часы.
      Заработали моторы, и через несколько секунд в небо поднялись две дежурные пары истребителей. Они должны были сменить патрулировавшую над аэродромом первую группу. Летчики работали исключительно слаженно и четко.
      Ф. П. Полынин снова посмотрел на часы.
      - Предусмотрительно, - заметил он, ни к кому не обращаясь.
      У землянки, где размещалась столовая, стояла группа однополчан. Командарм поздоровался со всеми и уже собрался войти в помещение, как вдруг на юго-западе послышался гул моторов.
      - Немцы, - сказал кто-то.
      С каждой секундой гул нарастал и становился все отчетливее. И вот патрулирующая четверка, которая по времени уже должна была идти на посадку, пара за парой почти отвесно устремилась вниз и скрылась за деревьями. Скоро из-за леса раздались длинные пулеметные очереди и послышались сильные взрывы, потрясшие мерзлую землю.
      Потом стало тихо, совсем тихо. Слышался лишь рокот только что взлетевшей для прикрытия аэродрома четверки. Она быстро набирала высоту.
      Между тем четверка, которой командовал старший лейтенант Николай Головков, почти бесшумно произвела посадку и зарулила на стоянку рядом с самолетом командарма. Начальник штаба полка Бойченко подбежал к первому зарулившему самолету и вскочил на крыло. Из кабины выбрался небольшого роста, коренастый летчик. Он попытался доложить, приложив руку к шлемофону, но Бойченко потащил его к землянке, возле которой в окружении командиров стоял улыбающийся генерал Полынин. Головков не сразу сообразил, куда его ведут. Не доходя нескольких шагов до землянки, Иван Васильевич отошел в сторону и подтолкнул Николая вперед.
      Головков увидел перед собой командира дивизии, растерялся и, снова приложив руку к шлемофону, стал докладывать о только что проведенном бое, но Иванов прервал его. Жестами и взглядом он показывал ему, что докладывать следует старшему по званию. Только теперь Головков увидел командующего. Это окончательно сбило его с толку, и он стоял, не в силах произнести ни слова.
      Федор Петрович сам выручил его.
      - Полынин, - представился он, протягивая летчику руку, и тут же добавил: Успокойтесь, дорогой, и расскажите все по порядку...
      Придя в себя, Николай подробно рассказал о своем дежурстве,
      - До самого последнего момента все шло нормально,- сказал он. - А перед окончанием смены мы заметили на юго-западе четыре самолета, которые шли со снижением в сторону аэродрома. Решили, что это свои возвращаются с задания. Лишь когда самолеты совсем приблизились, мы поняли, что это немцы, и атаковали их сверху. Во время атаки фашисты развернулись влево, сбросили бомбы и стали уходить на запад. Преследовать врага не было возможности: у нас кончалось горючее. После этого я повел группу на посадку, - закончил Головков и уставился в землю. Казалось, он чувствовал себя в чем-то виноватым.
      Командующий, хорошо понимая состояние летчика, обнял его и крепко расцеловал.
      - Спасибо за отличное выполнение задания!
      В землянке, куда мы спустились вслед за командующим, уже шел допрос пленных. Они пространно отвечали на все вопросы.
      Удалось выяснить, что группу, пытавшуюся штурмовать аэродром, возглавлял опытный немецкий летчик, воевавший во Франции, Италии и Чехословакии и имевший на своем счету не один десяток побед в воздухе.
      Мы внимательно наблюдали за выражением лица фашистского аса. Казалось, он все еще никак не мог смириться с тем, что произошло. Ведь какой-нибудь час назад он не допускал и мысли, что его могут сбить над советской территорией и что он окажется в плену. Его глаза обшаривали землянку, стараясь найти хоть что-нибудь, подтверждающее, что все это только сон, страшный, кошмарный сон...
      И вдруг немец заговорил. Его длинную фразу перевели. Он просил разрешения взглянуть на летчика, который его сбил.
      - Что ж, просьбу можно удовлетворить, - сказал командующий.
      Вскоре в землянке появилась группа летчиков во главе с Вадимом Лойко. Они сошли по ступенькам вниз и остановились у входа, ничего не видя после яркого дневного света. Немцы при их появлении вскочили и вытянулись по стойке "смирно".
      - Кто из вас товарищ Думан? - спросил офицер, который вел допрос пленных. - Выйдите, пожалуйста, вперед.
      Коля стоял позади всех. Он не сразу понял, почему вдруг все повернулись в его сторону.
      Летчики расступились, сержант вышел вперед и встал рядом с Вадимом Лойко. Пленные недоверчиво разглядывали его. Небольшого росточка, щуплый юноша, почти мальчик, в летном комбинезоне. Шлемофон сжат в левой руке. Непричесанные русые волосы топорщатся в разные стороны.
      - Товарищ Думан, сбитый вами немецкий летчик хочет вас видеть, - обратился офицер к Николаю, а затем к немцу: - Советский летчик перед вами.
      После минутного замешательства немец бросился к Думану и протянул ему огромную волосатую руку. Он что-то лопотал, видимо, поздравляя Думана с победой, но Коля резко убрал свою руку за спину и, отступая на шаг назад, произнес баском:
      - Пошел ты к чертовой матери!
      Все громко рассмеялись.
      Вечером на поляне перед КП полка выступил генерал Ф. П. Полынин. Он поблагодарил летчиков за отличную работу, поздравил их с успехом.
      - Если все будут драться так же, как ваши товарищи,- сказал он, - врагу не долго хозяйничать на нашей земле. Сегодняшний день - это очередной к желанной победе. От всей души желаю вам еще больших успехов во славу нашей любимой Родины.
      Командарм пожал руку командиру дивизии и командиру полка, тепло распрощался с летчиками и улетел.
      Все были возбуждены событиями минувшего дня. Поэтому наш ужин затянулся дольше обычного. В столовой было шумно и весело. Говорили все разом, подшучивали над Колей Думаном. Обычно неразговорчивый, Думан тоже шутил, охотно поддерживал остроты ребят и возбужденно ерошил свои непокорные волосы.