Танцовщица грез

      – Что происходит, Ной? – спросил Уэйн. При виде Анны он удивленно остановился и произнес, чуть наклонив голову:
      – О, миссис Вернер! Рад вас видеть, мадам!
      В душе Анна почувствовала некоторое удовлетворение, заметив на лице Уэйна смятение. В их прошлую встречу в его глазах можно было прочитать только крайнее раздражение. Но, подойдя поближе к нежданной гостье, он уже вполне овладел собой.
      – Я должна извиниться, мистер Уэйн, за то, что оторвала вас от, по-видимому, очень важного дела, – с насмешкой сказала Анна.
      Но Уэйн ответил совершенно спокойно, как ни в чем не бывало:
      – Чем могу быть вам полезен, миссис Вернер?
      – Я приехала вернуть вам первую часть своего просроченного долга, мистер Уэйн.
      – Неужели? – удивленно спросил Кортни, приподняв брови. – Тогда не лучше ли нам будет поговорить у меня в кабинете? Может быть, хотите чаю, миссис Вернер? Или рюмку вишневки?
      – Нет, спасибо.
      Кортни взял Анну под руку, и она невольно вздрогнула, хотела было отстраниться, но почему-то не сделала этого. Уэйн сам отпустил ее локоть, отпирая дверь в кабинет и приглашая гостью войти.
      Уэйн повернулся, чтобы закрыть дверь. Анна открыла ридикюль и вынула деньги. Когда Кортни подошел, она уже заканчивала их считать.
      – Думаю, что здесь вся сумма первого платежа, – холодно сказала Анна. – Не угодно ли дать мне расписку?
      Уэйн удивленно посмотрел на нее, почти машинально принимая деньги:
      – Боюсь, что я не совсем понимаю, миссис Вернер. Как вам удалось?.. – Он неожиданно улыбнулся. – Вы, наверное, нашли тайник, где ваш покойный муж припрятал деньги?
      Теперь настал черед удивиться Анне. Ей никогда даже в голову не приходила мысль, что Майкл мог скрывать от нее какие-то деньги. Неужели такое было возможно? Не раздумывая она честно сказала:
      – Нет. Никаких денег я не находила, сударь. Просто заняла нужную сумму.
      – Заняли? Но, насколько мне известно, никто не согласился предоставить вам заем. Разве не так?
      – Вы, видимо, немало обо мне наслышаны, мистер Уэйн, – раздраженно ответила Анна. – Но все же вам известно не все!
      – Возможно, это и так, – сказал Уэйн с грустной улыбкой. – Но я готов держать пари, что…
      – Что никто не решился бы ссудить деньги женщине? – закончила за него Анна. – Вы это имеете в виду, сэр?
      – Да. Мне казалось, что такое просто невозможно. Ни под какие проценты.
      – И снова ошиблись.
      – Видимо, так.
      – Очевидно, вы невысокого мнения относительно деловых способностей женщин, сударь.
      – Вы должны признать, мадам, что наше общество обычно не готовит женщин для подобного рода деятельности.
      – Но ведь бывают исключения, – гордо заявила Анна. – Одним из них я имею смелость назвать себя.
      – Все же… – Уэйн еще раз взглянул на пачку денег, которую держал в руке. – Все же мне трудно поверить, что какой-нибудь тупоголовый делец в Уильямсберге мог поступиться принципами и ссудить такую большую сумму денег женщине!
      Тут Уэйн поднял голову и хитро посмотрел на гостью:
      – Я, кажется, понял! Близкий и верный друг… Не так ли?
      – Нет, не так. Вы снова ошиблись. Видимо, мистер Дейд больше верит в деловые способности женщин, нежели вы, сударь.
      – Дейд? – переспросил Кортни, и его взгляд сразу же сделался острым как бритва. – Уж не Жюль ли Дейд?
      – Совершенно верно.
      Лицо Уэйна помрачнело, и он сказал с тревогой в голосе:
      – Миссис Вернер, вы совершили огромную ошибку. Жюль Дейд – человек крайне дурной репутации. Он не брезгует никакими средствами, у него нет ни принципов, ни совести. Нажил богатство на ростовщичестве. При этом чужд всяких понятий об элементарной честности и морали.
      Анна почувствовала, что оспорить подобную характеристику довольно трудно. Однако ее тут же охватило негодование:
      – Он мне таким не показался, сударь!
      – О да! – насмешливо хмыкнул Уэйн. Но ухмылка Уэйна только распалила Анну.
      – Вы не слишком уважаете женщин, мистер Уэйн, не так ли? – прошипела она, с ненавистью глядя на Кортни.
      – Мадам, вряд ли другой мужчина может потягаться со мной в уважении и преданности прекрасному полу.
      – Пока я вижу нечто обратное, сударь, – холодно парировала Анна. – Несколько минут назад за вашим плечом я ненароком заметила женское лицо. И мне показалось, ваше отношение к этой девице продиктовано отнюдь не чувством уважения. Вы лишаете женщин права мыслить и вести дела наравне с мужчинами. Что ж, я должна открыть вам, что однажды уже управляла Малверном. И не без успеха. Готова продолжить это занятие. Возможно, тогда вы измените свой взгляд на прекрасную половину человечества.
      Уэйн задумчиво посмотрел на гостью:
      – Вы можете не поверить, миссис Вернер, но я надеюсь, что так и будет. Говорю вам совершенно откровенно.
      Анна несколько успокоилась и почти миролюбиво сказала:
      – Одного я никак не могу взять в толк, мистер Уэйн. Вы уверяете, что не знаете, зачем моему покойному мужу понадобились такие большие деньги. Но почему он пришел за ними именно к вам? Я уже задавала этот вопрос в прошлый раз. Повторю и сегодня: почему Майкл Вернер избрал Кортни Уэйна своим кредитором?
      – А я еще раз отвечу вам, миссис Вернер, что понятия не имею, какие соображения заставили его это сделать.
      – Вы были прежде знакомы с Майклом?
      – Нет, мадам. Я никогда до этого его не встречал. – Уэйн холодно посмотрел на Анну и спросил: – Вам ни разу не приходила в голову мысль, мадам, что мистер Вернер мог обратиться ко мне, ибо не хотел иметь никаких дел с мошенниками или бандитами вроде Жюля Дейда?
      Анну вновь охватило негодование. Она со злостью посмотрела на Уэйна и выпалила:
      – Я не вижу между вами никакой разницы, сударь!
      – Думаю, со временем увидите, – бесстрастно ответил Кортни.
      – Следующую часть долга я верну в срок, мистер Уэйн. Не сомневайтесь!

* * *

      После ухода Анны на Кортни нахлынула непонятная меланхолия. Настроение сразу испортилось.
      Действительно ли ему так досаждал Дейд? Уэйн думал, что тот все еще живет в Норфолке. Оказывается, он ошибался! Неужели Дейд переехал в Уильямсберг, узнав, что он, Кортни Уэйн, решил там обосноваться? Неужели до конца своих дней ему не удастся избавиться от этого Божьего наказания по имени Жюль Дейд? Вместе с тем Кортни интересовало и еще кое-что. Почему Дейд ссудил большую сумму денег Анне Вернер?
      Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой. Дейд жаждал респектабельности. А что могло бы лучше придать ему уважения, внушить почтение, чем владение такой плантацией, как Малверн? Предоставив крупную сумму Анне Вернер под залог плантации, Дейд, возможно, рассчитывал стать хозяином Малверна, если его владелица не сможет вовремя вернуть ему долг.
      А ты сам не думал ли поступить точно так же всего несколько дней назад, подумал Кортни. Досадная гримаса исказила его лицо. Да, это так. Но лишь до той поры, пока он лучше не узнал Анну Вернер. После этого его умысел потерял для Уэйна всякую привлекательность. Так или иначе, но Анна, с ее огненным темпераментом и раздражающим упрямством, начинала ему нравиться. И он от души хотел ей добра. Его пожелания, несомненно, пригодятся, коль скоро Анна связалась с Жюлем Дейдом.
      Кортни почувствовал, как его начинает душить ярость. Он встал, вышел из кабинета и спустился вниз, в комнату, в которой его врасплох застала Анна.
      Почему Уэйн думал об Анне, когда в комнате его с нетерпением ждала очень миловидная девица, хотя и не совсем строгих правил?
      – Слава Богу, ты пришел! – раздался голос полулежавшей на софе Бет Джонсон, как только Кортни открыл дверь. – Я уж думала, Корт, что не дождусь тебя!
      – Извини, Бет, – сказал Уэйн, медленно освобождаясь от одежды. – Мне пришлось решать очень нелегкий деловой вопрос.
      Бет Джонсон, как и Анна Вернер, недавно овдовела. Ее муж умер примерно в то же время, что и Майкл. Но, в отличие от Анны, Бет недолго оплакивала его смерть. Легкомысленная и похотливая, она больше всего на свете любила нежиться с кем-нибудь в постели. «Мой так называемый муж, – не раз говорила она Кортни, – был холоден, как рыба. Я вышла за него еще совсем девчонкой. И не знала, что такое настоящий мужчина, пока не овдовела…»
      При других обстоятельствах Бет можно было бы назвать заурядной шлюхой. Но, по счастью, она получила от покойного мужа солидное наследство, заключавшееся в недвижимости, которое приносило неплохой доход. Поэтому Бет могла позволить себе быть разборчивой в отношениях с мужчинами.
      Бет не только была неподражаема в постели, но и никогда ничего не требовала от своего партнера. Поэтому Кортни Уэйн был более чем доволен своей любовницей. Несмотря на данное Катрин обещание, он был далеко не уверен, что когда-нибудь снова женится. Но темперамент не давал ему покоя. А потому такая женщина, как Бет Джонсон, пришлась очень кстати.
      Раздевшись, Кортни лег на софу рядом с Бет, которая тут же заключила его в объятия.
      – Итак, на чем мы остановились, когда нас столь бесцеремонно прервали? – спросил он.
      – На чем мы остановились? – переспросила Бет, залившись звонким смехом. – Постой, дай-ка вспомнить. Ага! Последняя поза была… Была вот такая!
      И она показала, какая именно.
      – Вот-вот! Именно так! Это просто замечательно!

* * *

      Всю дорогу до Малверна Анна продолжала кипеть от злости. Сколько в этом Уэйне омерзительного чванства, самонадеянности и снобизма! И все только потому, что она – женщина! Кортни Уэйн вообразил, что имеет дело с глупенькой, пустоголовой дамочкой, совершенно неспособной к управлению имением. Мужчины, видимо, вообще считают, что женщина может быть полезной только на кухне и в постели! Даже Майкл не был лишен подобных предубеждений. Но в нем это было не так сильно развито, как у большинства мужчин. А она не только успешно управляла плантацией, но даже сумела с помощью Андрэ открыть и содержать в Бостоне таверну. Это заведение под названием «Великолепная четверка» пользовалось в городе большой популярностью…
      Она может снова взять в свои руки управление Малверном. И непременно это сделает! Но у нее как-никак и так тридцать работников, которых надо кормить и одевать. Плюс десять человек домашней прислуги. Кроме того, предстоит выплатить долги по двум значительным займам. Увольнять же Анна никого не хотела. Все работники были неграми. А она, как никто другой, знала, что для чернокожего найти любую работу практически невозможно.
      Особенно в Виргинии, где на вольноотпущенников смотрели как на изгоев. Анна чувствовала себя ответственной за судьбу своих людей.
      По мере приближения к Малверну настроение Анны понемногу изменилось. Негодование после разговора с Уэйном утихло. Но ее охватили сомнения. Ведь она собиралась взвалить себе на плечи чудовищную тяжесть. И теперь далеко не была уверена в том, что сможет выдержать такую ношу. Ее не пугало управление плантацией. Здесь у Анны затруднений не будет. Но вдруг все пойдет из рук вон плохо, и она не сможет выйти из такой ситуации? Например, случится недород? Никто не в силах заранее предотвратить такое несчастье…
      Но было и еще кое-что. Из головы Анны не выходило предостережение Кортни Уэйна относительно Жюля Дейда. Если этот человек ненадежен и бесчестен, как утверждает Уэйн, то что ей делать? Ко множеству других проблем теперь прибавится и эта…
      Анна никогда не принимала быстрых и необдуманных решений. Но сейчас в ней крепла уверенность, что не все она сделала правильно, не до конца продумала. Неожиданная смерть мужа и открывшиеся огромные долги, которые надо было выплачивать, да еще деньги на поездку в Париж дочери и Андрэ – все это, несомненно, пагубно скажется на семейном бюджете. И результат может быть плачевным.
      Что ж, ей приходилось рисковать чуть ли не всю жизнь. И пока из всех передряг Анна выходила победительницей. Удастся ли ей выиграть на этот раз?
      Чтобы на время позабыть о своих проблемах, Анна вспомнила о странной, необъяснимой смерти мужа. С тех пор прошло уже полгода, и только теперь она могла размышлять о происшедшей трагедии более или менее объективно.
      Майкл возвращался из Уильямсберга. Вместо того чтобы нанять экипаж, он почему-то поехал верхом. Говорили, что в тот день, закончив свои дела в городе, после полудня он поехал в Малверн и по дороге остановился у своей любимой таверны промочить горло. Анна говорила с хозяином заведения, который поклялся, что ее покойный муж пропустил тогда всего-навсего два стаканчика. Но сейчас, анализируя прошлое, Анна припомнила, что в разговоре с ней хозяин увиливал от прямых ответов. Не означало ли это, что Майкл был вдребезги пьян, когда выезжал из таверны?
      Никто не мог сказать, что произошло с Майклом потом. Из таверны он выехал, когда уже стемнело, и предположительно направился в Малверн. Его тело было обнаружено случайным верховым милях в пяти от Уильямсберга в глубокой канаве, тянувщейся вдоль дороги. Чуть поодаль мирно щипал траву его любимый вороной жеребец. У Майкла была сломана шея. И прибывший на место трагедии констебль после внимательного осмотра тела пришел к выводу, что Майкл не смог справиться с почему-то взбунтовавшимся животным, которое сбросило седока на землю, и убился насмерть. На голове у него оказалась огромная шишка, которую констебль также объяснил ударом при падении.
      Трудно было поверить, чтобы лошадь могла сбросить Майкла, который, как и Анна, единодушно считался искусным наездником. Такое могло произойти только, если он был сильно пьян. Вороной был горяч, а Майкл единственный среди местных наездников умел с ним ладить. Конечно, могло случиться, что он не смог почему-то справиться с лошадью. Но точно установить это было невозможно. Ведь Майкл ехал один, и никто не видел, как все произошло. Выслушав предположение Анны, что кто-то подло напал на ее мужа, констебль отрицательно покачал головой. И, наверное, был прав: во всей округе не было никого, кто ненавидел бы Майкла Вернера. Во всяком случае, до такой степени, чтобы пойти на убийство.
      Анна тяжело вздохнула, когда экипаж повернул на ведущую к дому аллею. Огромный дом показался ей пустым и одиноким. За двадцать лет она привыкла к веселому смеху Майкла, счастливой беготне маленькой Мишель и неподдельному остроумию Андрэ. Теперь все это кануло в прошлое. А с отъездом дочери и ее наставника рядом вообще не останется никого, кроме слуг. На мгновение Анна пожалела о том, что не сможет уехать вместе с Мишель и Андрэ.
      Усилием воли Анна заставила себя выбросить из головы мрачные мысли и стряхнула меланхолию, решив более не поддаваться чувству жалости к себе. Ей предстояло слишком много дел в наступающем году, чтобы предаваться унынию и позволить себе страдать от одиночества…
      Экипаж остановился у парадного подъезда, и Джон спрыгнул с козел, чтобы помочь хозяйке выйти.
      – Джон, – сказала Анна, – будьте добры, отведите лошадей на конюшню, задайте корма и напоите, а потом поднимитесь ко мне в кабинет. Надо поговорить.
      – Слушаюсь, госпожа, – ответил Джои, наклонив голову.
      Когда через некоторое время он пришел в кабинет, Анна предложила ему сесть и принялась подробно объяснять сложившееся положение. Она не утаила ничего, кроме своих подозрений о том, что Майкл, возможно, проиграл в карты большую сумму денег. И только спросила:
      – Скажите, Джон, вы, часом, не знаете, что побудило моего покойного супруга залезть в столь чудовищный долг?
      – Мастер Вернер никогда не обсуждал со мной деловых вопросов, госпожа.
      Анне показалось, что в глазах Джона мелькнул какой-то странный огонек. Но она сделала вид, что ничего не заметила.
      – Этот Жюль Дейд… Что вы о нем знаете?
      – Ничего хорошего не могу сказать вам, госпожа. Хотя боюсь, что мое мнение об этом человеке не вполне объективно. Ведь мастер Дейд – работорговец. Или был им.
      – Да, вы не ошибаетесь. Именно таким способом он нажил состояние.
      – Я это понял. О, сам он в Африку не ездил. Но на принадлежавших ему кораблях оттуда привозили моих соплеменников. А здесь мастер Дейд продавал их на невольничьих рынках.
      – Значит, деньги, которые я у него заняла, пахнут кровью?
      – Госпожа, это можно сказать почти о всех деньгах, ходящих сейчас в Виргинии. Ведь хозяйство штата целиком зиждется на работорговле и использовании подневольного труда.
      Анна удивленно посмотрела на Джона. Она не помнила, чтобы прежде он позволял себе так откровенно высказываться о рабстве. И поняла, сколько глубоких обид давно скопилось в душе этого человека.
      – Скажите, Джон, вы действительно из тех несчастных, кто проклинает свой жребий?
      Джон бросил на Анну саркастический взгляд:
      – Если сравнивать выпавшую мне долю со многими другими, то она и впрямь может показаться не такой уж горькой. Во всяком случае, я никогда не позволю себе осуждать вас, госпожа. Это было бы черной неблагодарностью! Не важно, что я думаю вообще о рабстве. Вы дали нам волю. И не только это: благодаря вам все мы имеем хорошую работу. А Бесс перед смертью рассказала мне, сколько сил вы потратили, чтобы добиться ее освобождения. И еще поведала кое-что о вашей личной жизни. О том времени, когда вы были рабой Амоса Стритча.
      На мгновение на лицо Анны набежало облачко грусти. Негритянка Бесс тоже была рабыней Стритча и работала на кухне в его таверне. Когда Малкольм Вернер выкупил Анну, она настояла и на выкупе Бесс. С тех пор они стали близкими подругами и оставались таковыми до самой смерти старой негритянки три года назад.
      Анна горестно вздохнула и снова попыталась вырваться из цепкой хватки меланхолии, упорно не покидавшей ее.
      – Если мне не удастся выплатить долги и выкупить Малверн, то здесь уже ни для кого не будет никакой работы. Это как раз то, что я хотела бы подробно обсудить с вами, Джон. Считаете ли вы, что мне следует поискать надсмотрщика?
      – Надеюсь, вы не намерены решать все дела плантации самолично? – медленно проговорил Джон. – Если так, то я бы высказался против, госпожа.
      – Почему?
      – Работники, особенно мужчины, не привыкли получать распоряжения и указания от женщины. Даже если они будут исходить от вас, хозяйки поместья, передавать их работникам следует мужчине.
      – Вы имеете в виду, что они охотнее выполняли бы приказания мужчины, нежели женщины?
      – Совершенно верно.
      – Почему? – спросила Анна, едва сдерживая раздражение.
      – Так заведено издавна, госпожа, – ответил Джон, пожимая плечами.
      – Но после смерти Майкла я осталась единственной хозяйкой в Малверне. И все работники плантации признали меня. Уже не говоря о домашней прислуге.
      – Хозяйка дома вправе лично распоряжаться в своем доме.
      – Но не на плантации? – с горечью сказала Анна. – Но, думаю, вы правы, Джон. Вы знаете всех, кто работает в поле. Скажите, есть ли среди них такой, кто мог бы занять место надсмотрщика?
      – Нет, госпожа, – с уверенностью ответил Джон. – Никто из нас не может стать им. Это место для белого человека.
      – Но Генри был чернокожим. И все работники подчинялись ему.
      – Генри – это Генри. Такие, как он, наперечет. Я сейчас думаю о других плантаторах. Вы же знаете, что они не признают черных надсмотрщиков.
      – Меня их мнение не интересует!
      – Но вас оно должно интересовать, госпожа, – мягко возразил Джон. – Ведь это в порядке вещей. Или вам не довольно неприятностей из-за долгов, чтобы наживать себе еще и врагов среди соседей?
      Плечи Анны бессильно опустились, и она тихо прошептала:
      – Я знаю, что вы правы, Джон. Но все же… – Анна выпрямилась и уже другим, твердым голосом спросила: – Вы не знаете кого-либо из белых, кто согласился бы на эту работу?
      Несколько мгновений Джон молчал, внимательно глядя на Анну. Затем отвел глаза в сторону и сказал:
      – Я вроде бы слышал об одном человеке. Правда, не знаю, где он сейчас, но постараюсь разузнать. Но вы не должны никому говорить, что это я вам посоветовал взять его на службу.
 
      Уже часа через четыре Анна беседовала в своем кабинете с неким Натаниэлем Биллсом, рекомендованным Джоном. Ему было чуть за тридцать. Кандидат в надсмотрщики был верзилой под два метра ростом. Его черные глаза горели огнем, лицо поражало почти классической красотой. На Натаниэле были высокие сапоги для верховой езды и костюм из грубой ткани. В правой руке Биллс держал хлыст, которым машинально постукивал себя по бедру. Прибыл он верхом на крупной лошади серой масти.
      Натаниэля провели в кабинет Анны, которая с улыбкой поднялась ему навстречу из-за стола. Биллс бросил на свою новую госпожу оценивающий мужской взгляд, в котором было столько же смелости, сколько и откровенной дерзости. Анна почувствовала себя неловко, но поняла, что понравилась этому красивому мужчине. И это было приятно…
      Они сидели за столом и пили чай. Чашечка из тонкого китайского фарфора тонула в большой ладони Биллса. А глаза продолжали внимательно изучать Анну. Она почувствовала, что краснеет, и поспешила начать деловой разговор:
      – Вам известно, мистер Биллс, что у меня на плантации работают не рабы, а свободные люди?
      – Я об этом слышал, миссис Вернер.
      – И к ним надо относиться не так, как к невольникам.
      – Пока они будут старательно и хорошо выполнять порученную работу, проблем не будет, – ответил Биллс, слегка пожав плечами.
      – У вас есть опыт работы надсмотрщиком?
      – Я прослужил в этой должности десять лет, миссис Вернер. В южных штатах. – И он выразительно посмотрел на Анну.
      – Почему же сейчас оказались без работы?
      – Из-за прошлогоднего недорода. Хозяева плантации, где я служил, были вынуждены продать почти всех своих рабов и уволить наемных работников.
      Все это Анна уже знала от Джона. По его сведениям, Натаниэль Биллс пользовался репутацией хорошего, хотя и очень жесткого надсмотрщика, умевшего заставить работников прилежно трудиться. Действительно, плантации, на которых он работал раньше, неизменно процветали. Что же касается прошлогоднего неурожая, то искать виновных было бы глупо. Единственным недостатком Биллса называли его упорное нежелание долго задерживаться на одном месте. Ни на одной плантации Натаниэль не работал больше года. После этого его охватывало необъяснимое беспокойство, и он уходил.
      – Я не смогу заплатить вам, пока мы не соберем и не продадим нового урожая, мистер Биллс, – предупредила его Анна. – И хочу быть с вами предельно откровенной. В настоящий момент я испытываю большие финансовые затруднения. Но после продажи хлопка вы получите все сполна. Это я вам обещаю.
      Натаниэль снова пожал плечами:
      – Сейчас мне нужен лишь кров и относительно приличный стол, миссис Вернер. До начала сбора урожая уже недалеко, и я обещаю работать с раннего утра до поздней ночи.
      – Меня несколько тревожит лишь одно… – неуверенно начала Анна.
      – Что именно, миссис Вернер?
      – Ваш хлыст. Мне приходилось видеть такого рода орудия устрашения в руках надсмотрщиков, наводивших с его помощью дисциплину среди рабов, когда те бывали чем-то недовольны и отказывались повиноваться.
      – Этот хлыст? – переспросил Натаниэль, поднимая руку с орудием устрашения и смотря на него так, будто впервые увидел. – У меня просто вошло в привычку везде таскать его с собой, миссис Вернер, – рассмеялся он. – Но я никогда и никого им не бью.
      – Очень приятно это слышать, мистер Биллс. Я не позволяю бить своих людей. Если же кто-то проявит непослушание или недисциплинированность, скажите об этом мне. Понятно?
      Черные глаза Биллса вновь принялись обшаривать Анну. Прошло несколько мгновений, прежде чем он ответил:
      – Если мне будет доверено стать надсмотрщиком на вашей плантации, миссис Вернер, то я хотел бы иметь полномочия уволить любого работника, доставляющего хлопоты или недобросовестно выполняющего свои обязанности.
      Анна утвердительно кивнула головой:
      – Считайте, что вам уже даны такие полномочия, мистер Биллс. Я только не хочу, чтобы в Малверне к людям проявляли жестокость.
      И она поднялась из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
      – Мы еще встретимся, мистер Биллс. Джон, мой кучер, проводит вас в вашу комнату. Надеюсь, что наша совместная деятельность пойдет на пользу плантации и всем ее обитателям.
      Анна пошла вперед и проводила гостя до парадной двери. В этот момент со стороны аллеи раздался стук колес и к дому подкатил экипаж, запряженный лоснящимися, ухоженными лошадьми. Кучер соскочил с козел и услужливо открыл дверцу. Из кареты высунулась нога в новом дорогом сапоге, нащупывая подножку, затем рука, обхватившая ладонью скобку над дверью экипажа. И наконец – сам пассажир. Это был Кортни Уэйн. Он приподнял чуть примявшуюся шляпу, поправил одежду и направился к подъезду.
      Выходивший из дверей дома Натаниэль вдруг повернулся спиной к подъехавшему экипажу, явно намереваясь что-то сказать провожавшей его хозяйке.
      – Да, мистер Биллс? – спросила его Анна.
      – Я с удовольствием буду трудиться на вашей плантации, миссис Вернер. И не сомневаюсь в успехе.
      Он шаркнул ногой, взял руку своей новой хозяйки и поднес к губам. Анна непроизвольно бросила взгляд на другого мужчину, поднимавшегося по ступеням. И вдруг почувствовала какое-то удовлетворение оттого, что тот остановился на середине лестницы и с удивлением смотрит на Натаниэля Биллса, целующего ее руку.
      Постояв несколько мгновений, Уэйн сделал еще два шага вперед, поднялся на верхнюю ступеньку и, сделав вид, будто только что увидел Биллса, повернулся к нему лицом.
      – Мистер Натаниэль Биллс, позвольте представить вам господина Кортни Уэйна, – сказала Анна. – Мистер Уэйн, это мой новый надсмотрщик Натаниэль Биллс.
      Пока мужчины пожимали друг другу руки, Анна успела уловить сразу же возникший между ними холодок. Она невольно смутилась и только спустя несколько мгновений догадалась, что причиной этой неожиданно возникшей взаимной неприязни двух впервые встретившихся людей была она сама…

Глава 4

      Ровный деревянный пол закачался под ногами у Мишель. Она не успела уцепиться за спинку наглухо привинченного стула и, пролетев через весь салон, с такой силой ударилась о противоположную стену, что из глаз брызнули слезы. Андрэ же, сидевший на низенькой скамейке подле двери, вдруг скользнул куда-то в сторону, выпустив из рук концертино. Инструмент упал на пол с низким, жалобным стоном.
      Когда огромный корабль снова занял устойчивое положение, Мишель неожиданно услышала чей-то смех. Она оглянулась и через распахнувшуюся дверь увидела молодого человека, который стоял у входа в салон и заливался смехом.
      Горячая волна стыда и негодования захлестнула девушку. Она терпеть не могла представать перед кем-либо в смешном или просто невыгодном для себя виде, как и в репетиционном костюме. А тут еще боль в плече от удара о стенку каюты!
      Мишель поднялась на ноги и посмотрела на невесть откуда взявшегося свидетеля ее невольного полета. Это был довольно молодой человек, возможно, всего на несколько лет старше ее самой. Его русые волосы переливались в лучах висевшего под потолком коридора фонаря.
      Чем больше он смеялся, тем сильнее закипала ярость в душе Мишель.
      – Послушайте, сэр! – воскликнула она. – Вас никогда не учили элементарным правилам приличия?! Как вы смеете за мной шпионить? Стыдитесь!
      Молодой человек согнулся вдвое, стараясь сдержать новый приступ смеха.
      – Прошу извинения, мисс, – задыхаясь, проговорил он, – но это было замечательно! Особенно запомнилось концертино. Инструмент издал совершенно необычный для него звук.
      – Какое право вы имели подсматривать! – воскликнула Мишель. Несмотря на раздражение, она все же успела заметить, что молодой человек говорил со странным, но очень приятным акцентом.
      Наконец он выпрямился, и Мишель отметила, что у него приятное лицо и сильный крупный нос над четко очерченными губами.
      – Это вышло случайно, – поспешил оправдаться молодой человек. – Уверяю вас! Я проходил мимо, когда вы… когда с вами произошел этот… этот инцидент. Дверь была открыта, и я не мог удержаться, чтобы не остановиться…
      По выражению лица свидетеля происшествия было очевидно, что он вот-вот снова разразится хохотом. Мишель почувствовала, что ее ярость уже достигла предела и готова вырваться наружу.
      – В таком случае мне кажется, сэр, – сказала она, – что с вашей стороны было бы очень мило продолжить свой путь. Ни один джентльмен никогда не позволит себе задерживаться там, где его явно не хотят видеть.
      – Конечно, мисс Вернер. Я уже исчезаю. Но перед этим хотел бы принести извинения, если, к несчастью, вас обидел. Право, я этого не хотел!
      Поклонившись, он действительно исчез за дверью.
      Мишель повернулась к Андрэ, который уже опять сидел на деревянной скамейке и держал в руках злосчастное концертино.
      – Андрэ, – проговорила она сквозь слезы, – это невозможно! Я не могу работать в такой обстановке! Ведь этак ничего не стоит сломать ногу. А тут еще этот невежа! Как он посмел за мной подглядывать?! И еще смеяться при этом!
      Андрэ подошел к Мишель и обнял ее за плечи:
      – Успокойтесь, дорогая. Я уверен, что он не хотел быть бестактным. Скорее всего он действительно проходил мимо открытой двери салона как раз тогда, когда корабль сильно качнуло. И вы должны согласиться, что зрелище, представшее его глазам, было просто уморительным. Особенно если вспомнить, что все это происходило под аккомпанемент концертино!
      Нарисованная Андрэ картинка вызвала у Мишель невольную улыбку. Но тут же напомнило о себе ушибленное плечо. Улыбка сползла с лица девушки, уступив место кислой мине.
      – Это совсем не смешно, Андрэ! Тот нахал не знает, что я ушиблась. И довольно сильно! Он, конечно, не джентльмен. Кстати, откуда ему известно мое имя? Мы ведь никогда раньше не встречались.
      Андрэ пожал плечами:
      – Может быть, он заметил вас, когда мы поднимались на борт, а потом выспросил все у капитана. Ведь вы очаровательны и сами это знаете.
      Мишель почесала плечо.
      – Так или иначе, но он порядочный наглец. Кстати, у него какой-то странный выговор.
      – Этот молодой человек – шотландец, Мишель.
      – Понятно. Но все равно, я от души надеюсь, что больше мы с ним никогда не встретимся.