Максимус Гром (№2) - Атака Джокера

– Доктор Льюис сейчас в Джа-Джа Блэк, NOW WOW! вон до сих пор трещит, что все ученики Синклера и доктор Льюис оказались в тюрьме, и рассуждает, сколько они там будут сидеть и позволят ли им продолжить работу, – Тереза скрестила руки на груди. – Вряд ли нам удастся запросто поговорить с Льюисом.

Тереза встала и начала ходить по комнате:

– Пусть Дэз попробует поговорить с Джокером, – сказала она. – Может, он пойдет на контакт с ней. Она же все-таки его дочь.

– Да, – поспешно закивала Дэз. – Надо попытаться.

Дженни подняла вверх руки.

– Вы просто потеряете время, – сказала она. – Я тоже когда-то думала, что смогу вернуть своего отца.

Тут Макс несмело поднял руку:

– Насчет «вернуть»… Я тут подумал… Кажется, есть способ.

Повисла тишина.

Дженни схватила Громова за плечи и встряхнула:

– Что ты имеешь в виду?

– Я могу закончить «Моцарта», – громко произнес Максим. – Мне ведь почти удалось это, когда я был в Эдене. Значит, смогу и сейчас. Я ведь однажды почти закончил его, но Джокер выбил из моей головы выстрелом квантового генератора все воспоминания. Я начну сначала и…

– Почему ты думаешь, что это поможет? – перебила его Дэз.

– Синклер считал, что «Моцарт» поможет ему снова стать человеком, – пожал плечами Макс. – Я много думал над тем, что представляет из себя эта программа, и наконец понял, что это искусственный иммунитет. Омега-вирус наполовину цифровой, наполовину биологический. Он превращает индивидуальные частоты мозговых волн в стандартные, те, что воспринимает машина. Если вернуть мозговым волнам их изначальную индивидуальную частоту – то, что дает человеку возможность изобретать, творить, создавать новое, потому что каждый мозг уникален, – омега-вирус погибнет. Это пока гипотеза, но я уверен, что она верна. Я могу закончить «Моцарта» и снова сделать Джокера и Синклера людьми.

Тереза приложила руку к голове.

– Возможно, в этом есть здравое зерно… Я думаю, что когда сознание переходит в цифровую форму, то теряет способность интуитивно понимать, что верным может быть и нечто противоречащее здравому смыслу. Доктор Синклер принимал правильные решения с точки зрения формальной логики, но итог их оказался печальным. Пять тысяч человек едва не погибли! Если с Джокером произошло то же самое, что и с Синклером, то способность к интуитивному мышлению может спасти его и… И нас всех.

Дженни отрицательно покачала головой.

– Я боюсь, эта надежда слишком призрачна, – сказала она. – Прости, Макс… Не то чтобы мы не верили в твою гениальность… Просто слишком много «если».

– Но я могу! – воскликнул Громов. – Смог тогда, смогу и еще раз!

Он не мог поверить своим ушам. Они отказываются от возможности спасти и Джокера, и доктора Синклера только потому, что не доверяют! Не могут поверить, что четырнадцатилетнему мальчишке под силу закончить программу такой сложности, как «Моцарт»!

– Ты был подключен к среде Эдена, – спокойно возразила Дженни. – Девяносто пять процентов твоего мозга работали над проектом, а сейчас они заняты обеспечением твоей жизнедеятельности. Я не думаю…

– Вы не верите, что я могу сделать что-то сам? Без помощи виртуальной среды? – перебил ее Макс.

– Послушай, я не хочу тебя обидеть, но ты всего лишь обычный подросток, оказавшийся во всей это истории случайно. Если бы Дэз не рассказала отцу, что в твоих архивах памяти уже упоминался вирус, а значит, Хрейдмар может заменить твои воспоминания на свои и система безопасности Эдена ничего не заметит, тебя бы сейчас здесь вообще не было, – на одном дыхании произнесла Дженни.

Краска бросилась Громову в лицо. Он посмотрел на Дэз, но та только отвела глаза в сторону.

Спайк подошел к Максиму и хотел потрепать по плечу, но Громов увернулся от его руки.

– Не злись, парень, – сказал Спайк. – Просто история принимает очень серьезный оборот. Детям в ней не место. Мы найдем способ вернуть тебя в хайтек-пространство. Пойдешь снова в свою хайтек-школу и забудешь обо всем этом. Начались взрослые игры…

Макс снова посмотрел на Дэз, ожидая, что та поддержит его, но она смотрела в пол.

– Я понял, – сухо ответил Громов. – Правда, меня достало, что кто-то постоянно думает, что ему лучше меня известно, как распоряжаться моей же собственной жизнью! Сначала вы используете мою голову вместо оптического накопителя, это заканчивается тем, что вся моя жизнь co всеми мечтами, планами и желаниями летит к черту, а теперь говорите: иди домой, мальчик, ты нам больше не нужен.

Гнев захлестнул Громова с такой силой, что он едва смог перевести дыхание. Тело напряглось так, что окаменело.

Все молчали. Никто не нашел, что ему ответить.

– Ну и хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Я возвращаюсь в Накатоми. Надеюсь, вы поможете мне хотя бы добраться туда.

Громов развернулся и зашагал к себе в номер. В этот момент он не думал, как выберется из Буферной зоны и примут ли его в Накатоми снова, но не желал оставаться в «Тай-Бэй Паласе» больше ни секунды.

УСЛОВИЕ ДОКТОРА СИНКЛЕРА

Отто Крейнц сидел в своем кабинете и уже пять часов наблюдал за бесчинствами Джокера в Сети. Тот входил в правительственные базы данных, уводил спутники, влезал в компьютеры тюрем, выпускал заключенных, обесточивал военные базы и сводил с ума диспетчеров «Большого брата», посылая им вместо видеосигнала с уличных камер записи старых фильмов ужасов. Например, до смерти напугал отделение «Большого брата» Нью-Йоркского мегаполиса, заменив картинку с одной из площадей города на кадры снятого в декорациях этой же площади классического фильма про зомби. Диспетчеры почти десять минут не могли понять, в чем дело, рассылали панические требования выслать войска и санитарную службу, потому что у них живые мертвецы вылезают из канализации.

Сейчас Джокер носился по архивам хайтек-библиотеки, поглощая оцифрованные для нейролингвы тексты.

– Что он делает? – спросил Крейнц сам себя.

Все это выглядело так, будто щенок, оставшись один дома и почуяв полную свободу, мечется, крушит, рвет и грызет все, что попадется ему на пути.

Биофон Отто сообщил о вызове. Звонил Лемке.

– Мистер Крейнц, – сказал он, – у нас огромная проблема. Количество системных ошибок, которые возникают в Сети из-за активности Джокера, возрастает при каждой совершаемой им операции в геометрической прогрессии. А он совершает десятки тысяч операций в секунду! Генеральная программа «Ио» начинает потихоньку сходить сума. Она пытается реагировать на активность Джокера, но от этого только хуже. Например, две минуты назад она выдала скрипт, блокирующий работу всех программ в том секторе, где он проявляет активность. В результате мы потеряли контроль над нейролингвой! Меня атаковали звонками и сообщениями изо всех хайтек-школ разом! Невозможно продолжать уроки. Учителя боятся подключать учеников к нестабильной среде. Все операции по загрузке информации через нейролингву сейчас прекращены. Необходимо срочно что-то предпринять, потому что «Ио» так и будет блокировать Сеть сектор за сектором. Джокеру это не причиняет никакого вреда, но хайтек-пространство окажется полностью парализованным!

– Чего вы хотите от меня? – устало спросил Крейнц. – Завтра в Парламент-Скай соберется Верховный совет хайтек-пространства – правительство, парламент, президент, Торговая Федерация. Вместе они примут решение – отключать Сеть для последующей перезагрузки или нет. До тех пор мы ничего не можем.

– Я понял, сэр, – сказал Лемке потухшим голосом и отключился.

Крейнц закрыл глаза, откинулся назад и попытался восстановить у себя в голове полную картинку того, что случилось за последние трое суток.

Итак, ночью штурмовая группа Джокера проникла в пусковую шахту, чтобы забрать оттуда некоего Громова. Сразу после их ухода Дэйдра МакМэрфи спешно покинула командный бункер, взорвав там «ЭБ-100». Предположительно в среде Эдена был обнаружен агент Бюро, использовавший репликацию одного из учеников. Наутро после всего этого на загрузочной панели появилась иконка с буквой «Д», а еще через два дня Джокер объявил, что власть над Сетью теперь у него и он волен делать, что ему заблагорассудится.

– Громов… Громов…

Отто не удовлетворился досье, составленным Идзуми, и послал в аналитический отдел запрос на Максима Громова.

– Почему именно Громов? Случайный выбор? – бормотал Крейнц, пытаясь понять, почему Хрейдмар, о котором говорил Буллиган, решил передать Джокеру омега-вирус именно через воспоминания Громова. Помимо этого он задал себе и другой вопрос: – Что это за агент, о котором рассказывала Айя Хико? Никому нельзя доверять…

С этими словами Крейнц отправил в свой аналитический отдел и второй запрос:

«Найдите мне всех агентов Бюро с лицензией на аватар, которые были активны ночью трое суток назад. Особое внимание пропавшим».

* * *

Макс попытался выйти на связь с Гейзенбергом, но квантоника не было в Сети. Громов посчитал, сколько сейчас времени в Токио, и понял, что учитель скорее всего занят. Учебный день в самом разгаре.

– Черт… – выругался Максим.

Кроме старого квантоника, ему было больше не к кому обратиться. Примут ли его в Накатоми снова? На что он будет учиться? Как объяснит, что Джокер забрал его из Эдена?

Вопросов было слишком много, а ответов – ни одного.

Надо как-то спросить о квадролете. Когда он сможет покинуть Буферную зону?

Громов направился к двери, взялся за ручку и… нос к носу столкнулся с Дженни Синклер.

– Макс, я хотела сказать… – начала та.

– Я хочу уехать, – перебил ее Громов. – Я хочу вернуться в Накатоми. Я все решил.

Дженни некоторое время смотрела на него. Без злости и удивления. Вообще без эмоций. Потом кивнула.

– Что ж… Если таково твое решение, завтра утром Уильямс доставит тебя к границе.

– А что мне делать до утра? – нервно спросил Макс.

– Не знаю, – пожала плечами Джен. Ее взгляд упал на точку входа в углу: – Поиграть вот можешь.

– Угу, – уныло кивнул Громов, постепенно начиная осознавать, что уехать немедленно ему хочется по одной-единственной причина – чтобы избежать разговора с Дэз.

Джен посмотрела в пол и медленно сказала:

– Спайк, Констанц и Уильямс требуют, чтобы мы с Дэз вернулись в бункер, где осталось тело Джокера, и отключили его нейрокапсулу.

Громов ошеломленно посмотрел на нее:

– Но… Они ведь и сами знают, где бункер. Зачем вмешивать в это вас?

Дженни прикусила губу, потом сказала:

– Вчера ночью кто-то стер все данные о местонахождении нашей базы. Пилоту будет очень трудно найти ее без карты и точного указания координат. Остальные подозревают нас с Дэз. Про себя я знаю точно, что ничего не стирала, но и Дезире понимаю. Она поступила так, потому что хотела защитить отца. Никто не вправе осуждать ее.

– Так если координаты бункера пропали, то и вы не сможете его найти, – не понял Громов. – Чего же они хотят?

– Дэз знает, где этот бункер. Она бывала там много раз, с детства. Гораздо чаще, чем кто-либо из нас. Она может найти дорогу и без карты, ориентируясь по местности. Остальные уверены в этом и пытаются уговорить Дезире отключить капсулу Джокера. Я буду пытаться поддержать ее. Правда, не знаю, как убедить их, что смерть Мартина Кемпински-человека уже не сможет ничего изменить.

Дженни ушла, оставив Макса наедине с его собственными невеселыми и тревожными мыслями.

Правильно ли он поступает, бросая Дэз? Ведь именно сейчас ей больше всего нужна дружеская поддержка. Штурмовая группа раскололась. Спайк, Констанц и Уильямс требуют от Кемпински невозможного – добровольно отключить нейрокапсулу ее отца – в надежде, что его физическая смерть остановит всемогущий цифровой призрак. На стороне Дэз только Дженни, но и здесь все слишком непросто.

Вспомнилась ночь перед последним походом в Эден, через арену «Вторжения». Дженни была зла, что Джокер вытащил из виртуальной среды и Дэз, свою дочь.

Тот начал оправдываться перед Джен, что рисковал жизнью ради дочки и не мог поступить иначе. Дэз это очень обидело. Обидело то, что отец счел нужным объяснять Дженни, что дочь для него тоже важный человек.

Макс сел на кровать и сжал голову руками.

Может, зря он решил уехать? Может, надо остаться? Надо помочь Дэз пережить происходящий кошмар? Но ведь она только что, когда он предлагал остальным помочь вылечить Синклера и Джокера, не поддержала его. Кемпински тоже не поверила в него. А ведь Громов считал, что она его… Нет. Должно быть, показалось. Просто в какой-то момент, тогда на пирсе, захотелось думать, что это так.

Еще Макс понимал, что чем дольше остается со штурмовой группой Джокера, тем призрачнее надежда на возвращение к нормальной жизни. А Громов хотел к ней вернуться. Он вполне осознал, что ему не хочется становиться изгоем, не хочется всю жизнь прятаться от правительства, жить среди отщепенцев, вне закона и жизненных перспектив.

Это было так же очевидно, как и то, что он должен помочь Дэз.

– Черт…

Но он ведь и предложил им свою помощь! Он был готов сделать все, что от него зависит, чтобы закончить «Моцарта». Они отказались. Они в него не верят.

– И это их проблемы! – сказал сам себе Макс, встал и начал нервно ходить по комнате.

Подошел к точке входа и снова отправил сообщение Гейзенбергу. Потом открыл новый набор контактов и подключился к Сети.

Потоптавшись некоторое время в стандартном загрузочном отсеке Сети, выбрал арену «Промышленный шпионаж».

Через минуту он, одетый в облегающий костюм, делающий обладателя невидимым в инфракрасном спектре, уже был готов выполнить опаснейшее задание. Выкрасть из военной лаборатории чертежи новейшей плазменной винтовки, способной одним попаданием выводить из строя самолеты, танки, роботов, подводные лодки и прочую весьма сложную электронику.

Громов получил только карту, компас и фонарик. Оружия ему не полагалось, так как цель шпиона – проникнуть, а затем покинуть объект незамеченным. Иначе терялся смысл игры. Шпиона ждала либо неминуемая смерть от рук суровых охранников, либо суд и пожизненное заключение, что полагалось в хайтек-пространстве за воровство или нелегальное использование чужих промышленных секретов, в том числе софта.

Макс крался по воздуховоду, забыв обо всем, что волновало его в реальной жизни. За что Громов любил Сетевые арены больше всего – так это за удивительное свойство вытеснять реальные чувства и переживания. Пока ты здесь – ты полностью в игре. Ты боишься каждого шороха и каждой тени. Страх быть замеченным – твой самый большой страх. Желание выполнить задание – самое большое желание. И нет ничего кроме этого.

* * *

Чтобы человек, находящийся в реальном мире, мог поговорить с доктором Синклером, в командном бункере Эдена оборудовали специальную комнату. Посреди нее стояло кресло, рядом с ним стойка с необходимым для подключения к виртуальной среде оборудованием. Можно было общаться и не входя в Сеть – через монитор, висящий на стене.

Мишель вошла в комнату, села в кресло и своим ровным бесцветным голосом произнесла:

– Доктор Синклер! Это Мишель Барбье, личностный аналитик. Мы можем поговорить?

На экране перед Мишель появилась надпись: «В доступе отказано».

Она встала и снова обратилась к пустоте:

– Доктор Синклер, я хочу поговорить с вами. Вы не можете оставаться в добровольной изоляции. Подумайте, может быть, сотрудничество с нами окажется интересным для вас. Возможно, есть проект, которым вы бы хотели заняться, или какие-то другие интересы. Мы можем обеспечить вам ту жизнь, какую вы сочтете комфортной. Вернуться к занятиям наукой, продолжить свои исследования. Отказываясь от сотрудничества с нами, вы ставите себя в положение добровольного изгоя. Именно сейчас хайтек-цивилизация нуждается в вас, доктор Синклер. Ответьте мне. Озвучьте хотя бы ваши требования. Мы введем в Эденскую Сеть любую информацию, какую вы попросите. Мы даже можем разблокировать ваши архивы, чтобы вы продолжили работу. Ответьте мне, доктор Синклер!

Повисла пауза.

В углу огромного черного экрана замигал курсор. Мишель глубоко вздохнула. Она все еще надеялась получить ответ. Прошло больше минуты. Вдруг курсор побежал по экрану, оставляя зеленые строки.

«Джокер ушел в Сеть? Так ведь? Теперь вы не знаете, что вам делать? Вам нужен подопытный кролик? Вы не можете понять, как это случилось? Вы боитесь, что он выложит омега-вирус в открытый доступ и мир наводнится цифровыми призраками вроде меня и него? Вы в панике? Вы хотите, чтобы я вам помог?»

– Да, доктор Синклер, – медленно и четко произнесла Мишель. – Вы совершенно правы. Несколько часов назад Джокер взорвал одну из наших военных баз. Погибло много людей. Он подчинил себе «Ио» – главный компьютер Сети, и теперь мы не знаем, как справиться с Джокером.

Курсор побежал по экрану снова:

«С какой стати мне вам помогать? Вы закрыли мой технопарк. Вы эвакуировали оттуда всех учеников, парализовав исследования, что велись в Эдене. Вы раскрыли миру мою тайну. Вы опозорили мое имя и раздули вокруг него скандал. Вы лишили меня репутации и заслуженного места в вечности. Почему я должен помогать вам?»

– Но вы ведь говорите со мной, – заметила Мишель, – вы пошли на контакт. Я смею предположить, что вам все же что-то нужно. И вы не можете получить это без нашей помощи. Давайте сотрудничать. Вы поможете нам, мы поможем вам.

На сей раз курсор пришел в движение мгновенно:

«Почему я должен вам верить? Я не могу контролировать вас».

Мишель была готова к такому вопросу:

– Назовите сначала свое условие, доктор Синклер. Мы исполним его и только после этого начнем задавать вам свои вопросы.

Курсор мигнул.

«Хм… Тогда вот вам мое условие. Верните в Эден ученика Громова. Он поступил к нам из Накатами. Он лотек, и его родители не станут искать мальчишку. Джокер забрал его с собой, так что найти парня будет не так уж просто. Но если хотите, чтобы я вам помогал, – сделайте это в течение двадцати четырех часов начиная с этого момента. Вы должны найти мальчишку и подключить его к Эденской Сети, чтобы я мог поговорить с ним без свидетелей. Это мое условие, и оно не обсуждается».

Экран погас.

– Значит ли это, что мы договорились? – спросила Мишель, автоматически повысив голос, будто так она могла докричаться до директора Эдена.

Ответа не последовало. Плазма оставалась черной и холодной.

Я сидел на полу в грязной палатке, откуда еще не успел выветриться мерзкий гнилостный запах прежнего жильца. Два матраса на земле и ветхая ткань над головой – вот и весь комфорт. Гостевые палатки совсем не согревали, но если бы пошел дождь, то от воды, может быть, и спасли. Надеюсь, не придется это проверять.

Хаски не было уже два часа.

Несмотря на то что мою голову теперь украшал ярко-зеленый пух, в котором Хаски выбрил замысловатые орнаменты, а на форме не осталось ни одной нашивки – Хаски все равно настоял, чтобы я как можно меньше светился на черном рынке. Поэтому и усадил в эту грязную вонючую палатку. Точно такие же «номера» тянулись между шатрами почти вдоль всего побережья и назывались «кемпингом». У меня сложилось впечатление, что значительная часть обитателей Буферной зоны считает эти жилища вполне комфортабельными и приличными. Во всяком случае, Хаски долго-долго уговаривал «портье» – человека в драном комбинезоне автомеханика – разрешить нам переночевать в одной из «зарезервированных» палаток. Ее постоянный жилец отбыл «на работу». Как перевел потом Хаски – отправился в море со своей бандой, на поиски торговых кораблей. Слово «пират» в Буферной зоне постепенно теряет связь с Сетью и компьютерами. Нахлынувшие толпы изгнанников из лотек-пространства вернули ему исконный, старый смысл.

Чертовски хотелось спать. Но мысль о микроорганизмах, что, возможно, облюбовали засаленные матрацы раньше меня, не давала прилечь. Я сидел, обхватив руками колени, и пытался хоть что-нибудь вспомнить.

Мысли приходили самые разные. Например, выяснилось, что я знаю классификацию вирусов. Одного взгляда на бурую плесень, поселившуюся в швах палатки, оказалось достаточно, чтобы в моей голове всплыло море информации о царстве грибов. Должно быть, в прошлой жизни я серьезно увлекался бионикой. Мимо ходили люди. Я не видел их, Хаски застегнул палатку на молнию и велел мне закрыть еще и все кнопки изнутри. Он настаивал, чтобы я защелкнул на язычках молний небольшой замок вроде тех, что вешают на чемоданы, но это показалось мне лишним.

Вскоре я обнаружил, что, даже сидя на земле внутри душного оранжевого мешка, я знал, как выглядят те, кто ходит снаружи. По звуку шагов я определял рост, вес, возраст, пол, степень физической подготовленности человека. Больше того, исходя из этих данных, я мгновенно просчитывал тактику боя с каждым из них. Например, вот этот, скорее всего араб, едва заметно прихрамывает на правую ногу. Судя по тому, что опирается на внешнюю сторону стопы, – колено он повредил, неудачно приземлившись после прыжка с высоты. Поэтому сейчас достаточно одного сильного удара по больной ноге, чтобы обездвижить этого соперника. А другой, похоже, китаец, семенящий на своих тонких, но сильных, как у лошади, ногах, легкий и быстрый, словно дикая кошка, будет стараться измотать меня акробатическими прыжками туда-сюда и наносить точечные, меткие удары. Я бы старался придавить его всей своей тяжестью к земле и бить в голову, сильно, несколько раз подряд – возможно, четырех прямых попаданий хватит, чтобы его отключить.

Вдруг раздались шаги, звук которых показался мне странным. Определенно это была женщина. У женщин по-другому распределен вес, поэтому они ставят стопы немного иначе, чем мужчины. Та, что проходила мимо палатки, пожалуй, самый странный боец из всех, которых мне доводилось встречать. Около двух метров ростом. Вес – килограммов сто, но шаг уверенный, пружинистый, какой бывает у хорошо тренированных людей. Скорее всего, жира на этой женщине не было ни грамма. Только раскачанные, в хорошем тонусе мышцы и тяжелые, выдающие северную породу, кости. За ней следовала целая свита, также состоявшая из одних женщин. Все очень хорошо вооружены. Солдаты. Стратегия боя, что возникла у меня в голове, была на сей раз предельно проста – бежать как можно скорее и не оглядываться.

Тут я вспомнил этот шаг!

Айрин! Ведьма Юга! Мне приходилось встречаться с ней в открытом бою. Я схватился за эту ниточку памяти и напрягся так, что, казалось, вот-вот искры из глаз посыплются. Я был в учебном центре. Кажется, два года назад, но может быть, и меньше. В учебный центр агентов набирают с четырнадцати лет, после окончания хайтек-школы. Если я уже агент, стало быть, прошло два года и моя подготовка завершена. Значит, мне… Мне должно быть больше шестнадцати! Я пытался вспомнить, как много времени прошло между моей учебой и настоящим моментом, но пока не получалось.

Перед глазами ясно возникла картинка: среди ночи нас подняли по тревоге, затолкали в квадролет и отправили на задание. Ведьма Юга захватила корабль, на борту которого содержалась капсула данных военного спутника. Ее подобрали в океане после того, как спутник отжил свое, сжал архивы, записал их на сверхпрочный оптодиск и остался безжизненно вертеться на орбите грудой ценного металла. Перед своей смертью он успел отправить на Землю капсулу памяти. Чрезвычайно важную, надо думать, если ее так хотели вернуть.

Сержант Уэмбли сказал нам:

– Вы или добудете ее, или сдохнете, другого варианта нет!

Я радостно сжал кулаки. Я вспомнил сержанта Уэмбли! Я вспомнил Микки, Джоэла и Патрисию! Своих друзей!

Микки – приехал с Аляски. Его отец служил в навигационном форте, охранял подступы к Северным запасам полюсного льда – второму по величине естественному резервуару питьевой воды для хайтек-пространства. У Микки не хватало половины уха – в детстве он кинулся разнимать дерущихся ездовых собак и был искусан ими с ног до головы. Эти шрамы он все время выставлял напоказ и ни за что не хотел восстанавливать свое ухо до выпуска. Конечно, после получения лицензии ему пришлось посетить клинику пластической хирургии Бюро, ведь агенты не должны иметь особых примет вроде шрамов и увечий… Я служу в Бюро информационной безопасности!

Так, так… Вспоминать дальше, не отвлекаться!

Там, на Аляске, они все помешаны на гонках собачьих упряжек. Брат Микки – местная знаменитость, владеет лучшими упряжками и собственной школой каюров, погонщиков.

Микки и Джоэл сначала чуть не рассорились из-за Патрисии. Пат! Я помню Пат! Она приехала из Южной Африки. Из гарнизона, что охранял кимберлитовые трубки – последние шахты, где еще оставались натуральные, природные алмазы! Их используют только в самых дорогих лазерах для хранения самой важной, наиболее ценной для человечества информации. Жесткий диск «Ио», главного сервера Сети, представляет собой голубой алмаз с такой емкостью памяти, какую просто невозможно представить!

У Пат черные глаза и гладко выбритая голова. Она плохо выговаривает «р». У нее самые высокие отметки по тактике и стратегии. Она лучший игрок арены «Полководец». Абсолютная чемпионка мира 2050 года… Три года назад. Значит, сейчас 2053-й! Патрисии прочили будущее штабного офицера. В прямом бою от нее было мало толку. Она плохо дралась и каждый раз с большим трудом сдавала тесты на физическую подготовку. Пробежать двадцать километров в полном военном снаряжении так и не смогла. Ее допустили до итоговых экзаменов условно – с пометкой «Интеллектуальная направленность». Это значит, она может дослужиться до полковника в аналитическом центре, но ей никогда не стать генералом, как Гертруде Фишер – ее кумиру. Пат восприняла эту отметку как приговор. У нее началась самая настоящая депрессия. Патрисию обязали три раза в неделю посещать личностного аналитика. Поэтому ее не отправили вместе с нами тогда, в ту ночь!

Там была настоящая мясорубка. Там я впервые увидел Ведьму Айрин! Она высока ростом, она очень высока! Она носит золотой головной убор, собирающий ее рыжые патлы в подобие гривы. У нее все лицо в морщинах, а тело в жутких шрамах.

– Я горжусь каждой из них! – кричала она, показывая на глубокие складки вокруг своих глаз. – Я не стану скрывать, что прожила на этой земле почти пятьдесят лет, и она принадлежит мне по праву!

Мы бились с пиратами Айрин. Мы забрали спутниковую капсулу памяти. Мы с сержантом Уэмбли улетали вдвоем. Я был ранен. Лежал на полу в квадролете, истекая кровью и сжимая в руке медальоны своих друзей.

Джоэл… Он постоянно говорил, что не желает быть правительственным агентом. Но его отец, полковник Джонатан Линдт, был иного мнения. Джоэлу просто не предложили никакого другого пути, кроме как продолжить славную военную династию Линдтов… Я вез медальон Джоэла его родителям. Я помню, как ненавидел их за смерть своего лучшего друга. Джоэлу не надо было становиться агентом! Он должен был заниматься музыкой! И только ею! Я вспомнил еще одну сцену: примерно за месяц до той страшной ночи нас отпустили в увольнение. Я, Пат, Микки и Джоэл сидели в старом баре на границе с лотек-пространством. Это был очень старый бар. Его открыли двести лет назад. Там все было старинное – латунные детали стоек, фотографии вырезки из газет, вышедших за сотню лет до того, как мой дедушка родился. Не бар, а настоящий музей. Так вот, в углу этого бара стоял странный инструмент, деревянный ящик с клавишами.

– Пианино! – радостно воскликнул Джоэл. – Боже мой! Настоящее пианино!

Он сел за него и начал играть. До этого мы никогда в жизни не слышали живого звука музыкального инструмента. Это было что-то потрясающее!? Нечто, пришедшее к нам из совсем иной жизни. Той, что была до войны и которой мы уже не знали. Мягкий, плачущий, нежный, чуть дребезжащий звук рождался под пальцами Джоэла. Все, кто был в баре, слушали его, а некоторые, включая Пат, – плакали. Плакали по ускользнувшей от нас, растаявшей в дыму Нефтяной войны надежде.

«Непонимание смысла слова «свобода» никак не влияет на интенсивность жажды ее», – так говорил… Черт, кто же это говорил?

Я защелкал пальцами, пытаясь вспомнить, от кого слышал эту фразу, но не получилось.

Ладно, буду вспоминать дальше. Мы летели в квадролете. Я надел медальоны Микки и Джоэла себе на шею, и мне показалось, что они тяжелы, как речные валуны.

– С днем рождения, – мрачно сказал мне сержант.

Да, мне исполнялось шестнадцать лет в тот самый день!

Это было давно. А может, не очень… Внезапно острая жгучая боль прошила меня от затылка до самых пяток. Горячая волна обожгла виски и лицо. Похоже, я подошел вплотную к поврежденным паттернам памяти, или энграммам, как их еще называют!

Я был агентом Бюро… Агентом Бюро… Перед глазами пронеслись смазанные картинки выпуска. Мне вручили значок, вживили чип с лицензией. Он у меня за правым ухом! Я схватился за это место и вскрикнул от боли. Там оказалась плохо зажившая глубокая ранка. Чип удален! Но кем?! Удален явно в спешке, не хотелось думать, как именно это делали, но уж точно не церемонились…

Если один только звук шагов Айрин мгновенно вызвал к жизни в моей памяти столько воспоминаний…

Я принялся нервно расстегивать кнопки и открывать палатку.

Выглянув наружу, увидел, что отряд Айрин уже далеко. В самом конце длинного ряда «номеров». Еще мгновение, и она совсем скроется из виду.

Я задергался из стороны в сторону, не зная, что мне делать – бежать за Ведьмой Юга или дождаться Хаски?

«Некогда думать!»

Я вылез из палатки и помчался вслед за Айрин.

ПОХИЩЕНИЕ

Отто Крейнц провел рукой по фотографии сына. В позапрошлом году он развелся с женой и превратился в «папу по расписанию». Подробностей развода техническому эксперту вспоминать не хотелось, поэтому он старался думать об этом как можно меньше. Отто надеялся подать апелляцию в будущем году, когда официальное количество его рабочих часов будет снижено до того уровня, с которого можно быть «постоянным родителем». Хайтек-законодательство так ревностно оберегало право детей на внимание, что доходило до абсурда.