Покровитель

Она дала третий пакет с соком Крису и сказала:

– Оставь это ему. Может быть, он скоро очнется.

– Если он не может пить, мы не можем дать ему пенициллин, – сказал Крис.

– Он ему не понадобится еще несколько часов. Доктор Бренкшоу ввел ему большую дозу, она все еще работает.

Но Лаура была обеспокоена. Если он не придет в сознание, они могут никогда не узнать правды о той опасности, в которую были вовлечены. И им, может быть, никогда не удастся выбраться из этого.

– Что дальше? – спросил Крис.

– Мы найдем оружейный магазин и купим патроны для «узи» и револьвера. Потом… мы начнем искать мотель, в котором могли бы спрятаться.

Сейчас они были в ста милях от дома доктора Бренкшоу, где враги в последний раз нашли их. Но имело ли это расстояние какое-нибудь значение для людей, которые совершали путешествия во времени?

Окрестности Санта-Аны Анахима и другие прилегающие районы предлагали огромное количество мотелей тех типов, которые она искала. Она не хотела современного сверкающего Ред Лион Инн или Говард Джонсон Мотор Лодж с цветными телевизорами в номерах, коврами и теплыми плавательными бассейнами, потому что это требовало регистрации кредитной карточки, что могло навести на ее след полицию или наемных убийц. Вместо этого она искала мотель, может быть, не очень чистый и не очень привлекательный для туристов, но в котором никто не мешал бы заниматься своим делом, там можно было расплачиваться наличными и где никто не задавал вопросов.

Она знала, что будет трудно найти комнату, и не была удивлена тем, что первые двенадцать отелей не устраивали ее. Чаще всего в подобные отели входили и выходили мексиканские женщины с детьми на руках или с целыми выводками позади и молодые или более зрелые мексиканские мужчины в спортивных тапочках, шароварах, фланелевых рубашках и цветных жакетах, на некоторых из них были широкополые ковбойские шляпы или бейсбольные кепки, все они были весьма подозрительными личностями. Большинство из этих ветхих отелей стали убежищем для нелегальных иммигрантов, сотен тысяч тех, кто не нашел подходящего убежища в Оранж Кантри. Целые семьи жили в одном номере, пять, шесть или даже семь человек ютились на узком пространстве, где стояла одна кровать и два стула, где водопровод едва функционировал, и за все это они платили сто пятьдесят или больше долларов в неделю. Но они скорее бы согласились на такие условия жизни и мизерную оплату труда, чем на возвращение на родину, где правило «революционное народное правительство».

В тринадцатом отеле «Птица счастья», хозяин, очевидно, все еще надеялся привлечь туристов и не рассчитывал на последние гроши бедных иммигрантов. Некоторые из двадцати четырех комнат были, очевидно, все же сданы иммигрантам, но в номерах были свежие полотенца, телевизоры и даже подушки. Как бы то ни было, служащий взял наличные и не спросил кредитки, избегая смотреть Лауре в глаза, что было печальным доказательством того, что через год «Птица счастья» станет еще одним памятником политической глупости и человеческой жадности, чем полон был этот район, как полно надгробными камнями старое городское кладбище.

Здание мотеля было построено в П-образной форме со стоянкой для автомобилей посередине, их номер находился в конце правого крыла. Возле двери в номер стояла большая пальма, которая цвела даже посреди зимы, стоя на маленьком клочке земли, ограниченном бетонными дорожками, словно природа специально выбрала ее, чтобы показать о своем стремлении снова завоевать землю, когда время человечества пройдет.

Лаура и Крис разложили кресло и усадили в него раненого, не скрывая своих действий, как будто они просто заботились об инвалиде. Прилично одетый, без пятен крови, ее спаситель мог сойти за паралитика – и только его голова беспомощно свисала на плечо.

Маленькая комната была довольно чистой. Потертый ковер был вычищен, а слой пыли на мебели был далек от толщины в палец. Цветастое покрывало на кровати было лишь слегка помято, но его цветной рисунок не мог скрыть два жирных пятна, простыни были достаточно свежими и накрахмаленными до хруста. Они перетащили спасителя с кресла на кровать и положили под его голову две подушки.

Небольшой телевизор был накрепко прикручен к изрезанной и облупленной поверхности полированного стола, ножки стола были привинчены к полу. Крис сел на один из жестких стульев, включил телевизор и стал переключать каналы в поисках мультфильмов или кино. Он выбрал фильм «Хитрец», который был «слишком глуп, чтобы быть смешным», и Лаура подумала о том, сколько еще мальчишек его возраста придут в конце концов к этому выводу.

Она села на другой стул.

– Почему бы тебе не принять душ?

– Чтобы потом одеться в то же самое белье? – спросил он с сомнением.

– Я знаю, что это звучит глупо, но попробуй. Я уверяю тебя, что ты почувствуешь себя чище, даже без свежего белья.

– Лезть в душ, чтобы потом натягивать мятое белье?

– Когда это ты стал таким порядочным, что не любишь мятое белье?

Он усмехнулся, встал со стула и поплелся в ванную, поняв всю тщетность дальнейшего спора.

– Король и королева были бы шокированы, увидев меня в эту минуту.

– Мы заставим одеть их черные повязки на глаза, если они придут, – сказала она.

Он вернулся из ванной через минуту.

– В раковине валяется дохлый клоп. Я думаю, что это таракан, но я не уверен.

– Ты думаешь, мы должны известить об этом его родственников?

Крис засмеялся. Господи, она так любила его смех.

– Что ж мне делать – смыть его?

– Можешь выловить его, положить в спичечную коробку и похоронить на цветочном газоне. Он снова засмеялся.

– Нет. Я похороню его в море. – В ванной он фыркнул.– Какая гадость, – и смыл таракана.

Пока мальчик мылся, по телевизору начался фильм «Гарлемские путешественники на острове Гилличан». Лаура в действительности не смотрела телевизор, но вскоре на экране стали происходить такие вещи, которых не могла выдержать даже женщина в бегах, поэтому она быстро переключила канал на какой-то журнал.

Она посмотрела на своего спасителя, но его неестественный сон расстроил ее. Не вставая со стула, она отдернула шторы, чтобы видеть стоянку, но никто на земле не знал, где она; она была вне опасности. Она бессмысленно уставилась на экран телевизора, но внезапно была загипнотизирована тем, что по нему шло. Ведущий журнала брал интервью у молодого актера, который рассказывал что-то о себе. Слушая его монотонную речь, Лаура задремала.

– Мама?

Она заморгала, выпрямилась и посмотрела на Криса, стоящего в дверях ванной. Он только что вылез из-под душа. Его волосы были мокрыми, на нем были только трусы. Вид его худого мальчишеского тела – острых ребер, локтей и коленей – тронул ее сердце, он выглядел таким невинным и безупречным. Он был таким маленьким и хрупким, что она удивилась, как он мог вообще защищать себя и бороться со страхом.

– Мам, он говорит, – сказал Крис, показывая на человека, лежащего на кровати.– Ты не слышала его? Он говорит.

– Воды, – слабым голосом сказал раненый.– Воды.

Она быстро подошла к кровати и нагнулась над ним. Он не был больше в коматозном состоянии. Он пытался сесть, но ему не хватало сил. Его голубые глаза были открыты и хотя белки были красными, эти глаза смотрели на нее с рассудком.

– Жажда, – сказал он. Она сказала:

– Крис…

Он уже стоял рядом со стаканом воды в руке. Она села на кровать позади своего спасителя, подняла его голову, взяла стакан у Криса и помогла раненому пить. Она дала выпить ему только несколько маленьких глотков, так как не хотела, чтобы он захлебнулся. Его губы потрескались, а язык был белым, словно он ел пепел.

Положив его голову обратно на подушку, она попробовала его лоб.

– Уже не такой горячий, как раньше.

Он повернул голову из стороны в сторону, пытаясь рассмотреть комнату. Несмотря на воду, его голос оставался сухим и надтреснутым.

– Где мы?

– В безопасности, – сказала она.

– Нигде… нет безопасности.

– Мы смогли больше понять в этой сумасшедшей ситуации, чем ты думаешь, – сказала она ему.

– Да, – сказал Крис, садясь на кровать, рядом с матерью.– Мы знаем что ты путешественник во времени!

Раненый посмотрел на мальчика, пытаясь улыбнуться, но сморщился от боли.

– У меня есть наркотики, – сказала Лаура.– Обезболивающие.

– Нет, – сказал он.– Не сейчас. Позже, может быть. Еще воды.

Лаура снова подняла его голову и позволила выпить все оставшееся содержимое стакана. Она вспомнила о пенициллине и дала его ему вместе с последними глотками воды.

– Из какого ты года? – возбужденно спросил Крис, забыв о каплях воды, стекавших по его лицу.– Из какого?

– Дорогой, – сказала Лаура, – он очень слаб, и мы не должны беспокоить его вопросами.

– Он может сказать нам хотя бы это, мама.– Крис снова обратился к раненому.– Из какого ты года?

Он посмотрел на Криса, потом на Лауру.

– Из какого ты года? А? Из 2100? 3000? Сухим голосом спаситель сказал:

– Из 1944-го.

Столь незначительная активность, очевидно, уже утомила его, взгляд стал тяжелым, а голос слабел. Лаура была уверена, что он снова теряет сознание.– Из какого? – переспросил Крис, удивленный ответом.

– Из 1944-го.

– Это невозможно, – сказал Крис.

– Берлин, – сказал спаситель.

– Он бредит, – сказала Лаура Крису.

Его голос превратился в шепот и совсем затих, но он довольно отчетливо произнес:

– Берлин.

– Берлин? – сказал Крис.– Ты имеешь в виду – Берлин, Германию?

Сон свалил раненого, это был не неестественный сон комы, а нормальный сон, о чем говорило тихое и спокойное дыхание. Но прежде чем впасть в этот сон, он успел еще выдавить из себя:

– Нацистская Германия.

По телевизору шла «Жизнь во имя жизни», но ни Лаура, ни Крис не проявляли никакого интереса к мыльной опере. Они поставили стулья к кровати, откуда могли наблюдать за спящим человеком. Крис оделся, и его волосы почти высохли, хотя на шее еще остались капли воды. Лауре очень хотелось принять душ, но она не могла оставить раненого, который мог вновь проснуться и заговорить. Она и мальчик переговаривались шепотом.

– Крис, до меня дошло, что если бы эти люди были из будущего, то они бы появились с лазерными пушками или чем-нибудь в этом роде, как ты думаешь?

– Они бы не захотели, чтобы кто-нибудь узнал о том, что они из будущего, – сказал Крис – Они бы не взяли с собой оружие и одежду, которые бы не подходили ко времени. Но, мама, он сказал, что он из…

– Я знаю, что он сказал. Но это звучит неправдоподобно, не так ли? Если бы они изобрели машину времени в 1944 году, мы знали б об этом, так?

В тринадцать тридцать спаситель снова очнулся и выглядел гораздо лучше. Он просил воды, и Лаура помогла ему напиться. Он сказал, что чувствует себя лучше, хотя был очень слаб и очень хотел спать. Он попросил поднять его повыше. Крис достал из шкафа еще две подушки и помог матери приподнять раненого.

– Как тебя зовут? – спросила Лаура.

– Стефан. Стефан Кригер.

Она тихо повторила имя, которое звучало не очень мелодично, но довольно твердо. Это не было имя ангела-спасителя, и она удивилась, что после стольких лет и после некоторого разочарования в нем, она все еще ожидала услышать неземное имя.

– И ты действительно появился из…

– 1944 года, – повторил он. Его лоб вспотел, возможно, от усилий, которых требовало его полусидячее положение, а может быть, от воспоминаний о том месте и времени, из которого он появился.

– Берлин, Германия. Там появился великий польский ученый, Владимир Псиловски, которого считали сумасшедшим – я думаю, он и был таким, – но он оказался гением. Он жил в Варшаве и работал над теорией об относительности времени уже двадцать пять лет, когда Россия и Германия объединились для оккупации Польши в 1939 году…

Псиловски, по рассказу Стефана Кригера, симпатизировал нацистам и приветствовал войска Гитлера. Возможно, он знал, что получит от Гитлера средства на свои исследования, которых он не получил бы от более разумного человека. Под персональной опекой самого Гитлера Псиловски и его ближайший помощник Владислав Янушка отправились в Берлин, чтобы организовать институт для дальнейших исследований, он был таким секретным, что даже никак не назывался. Он просто назывался институтом. Там, во взаимодействии с германскими учеными, менее мудрыми, чем он, и благодаря потоку финансов из Третьего рейха, Псиловски нашел способ проникать в пространство и время.

– Блитцштрассе, – сказал Стефан.

– Блитц – значит молния, – сказал Крис.– Как Блитцкриг – война молний – в этих старых фильмах.

– В этом случае Дорога Молний, – сказал Стефан.– Дорога сквозь время. Дорога в будущее.

Литературно это можно было бы назвать Зукун-фтиштрассе, или Дорога в будущее, объяснил Стефан, так как Владимир Псиловски не нашел способа посылать людей в прошлое с помощью той машины, которую он изобрел. Они могли путешествовать только в будущее и автоматически возвращаться в свою эру.

– Вероятно, существует какой-то космический механизм, который не позволяет путешествовать в прошлое, чтобы путешественники во времени не могли изменить настоящих событий. Понимаете, если бы они могли путешествовать в свое собственное прошлое, они породили бы определенные…

– Парадоксы! – возбужденно сказал Крис. Стефан был удивлен словом, услышанным от

мальчика.

Улыбаясь, Лаура сказала:

– Как я уже говорила, мы вели с ним дискуссию по поводу вашего происхождения, и путешествия во времени показались нам наиболее логичными. А в этом Крис является моим советчиком.

– Парадокс, – согласился Стефан.– Это слово одинаково звучит и по-немецки, и по-английски. Если бы путешественник во времени мог вернуться в свое прошлое и повлиять на некоторые события истории, последствия могли бы быть ужасными. Это могло изменить будущее, из которого он появился. Может быть, он даже не смог бы вернуться в мир, который покинул…

– Парадокс! – сияя, сказал Крис.

– Парадокс, – согласился Стефан.– Очевидно, природа избегает парадоксов и не позволяет путешественникам во времени порождать их. И спасибо Господу за это. Потому что… предположим, например, что Гитлер посылает убийцу в прошлое, чтобы убить Франклина Рузвельта и Уинстона Черчилля задолго до того, как они заняли свои посты, в результате чего на выборах победили бы другие люди, которые могли оказаться менее разумными и которые могли привести к триумфу Гитлера в 1944 году или даже раньше.

Он говорил со страстью, которая была непозволительна в его состоянии, и каждое слово отбирало у него силы. Пот почти высох на его бровях, но теперь, хотя он даже не жестикулировал, новые капли пота заблестели на его лбу. Черные круги вокруг глаз стали еще темнее. Но она не могла остановить его и приказать отдыхать, потому что сама хотела услышать все до конца и потому что он не послушался бы ее.

– Предположим, что фюрер мог послать убийц, чтобы убить Дуайта Эйзенхауэра, Джорджа Патюна и маршала Монтгомери, убить их в колыбелях, когда они были еще детьми, убить их и все лучшие военные умы, которые противостояли нацистам. Тогда весь мир принадлежал бы ему к 1944 году, если бы эти убийцы убили всех людей, которые были бы уже мертвы к этому времени и не могли бы противостоять ему. Парадокс, как вы видите. И спасибо Богу, что природа не допускает таких парадоксов, что она не позволяет путешественникам во времени возвращаться в прошлое, иначе Адольф Гитлер превратил бы весь мир в концентрационный лагерь и крематорий.

Они замолчали, как будто возможность такого ада поразила каждого из них. Даже Крис содрогнулся от той картины, которую нарисовал Стефан, так как за свои восемь лет он насмотрелся фильмов, в которых врагами были пришельцы с далеких звезд или нацисты. Свастика, этот символ смерти, черная униформа СЕ и этот странный фанатик с маленькими усиками особенно страшили его потому, что они были порождениями человечества, в котором он жил. Лаура знала, что все услышанное ребенком становилось для него не менее реальным, чем хлеб, который он ел.

Стефан сказал:

– Итак, из этого института мы могли путешествовать только в будущее, но это тоже можно было использовать. Мы могли заглянуть вперед, чтобы увидеть, что ждало Германию и что можно было изменить. Конечно, мы знали о том, что Третий рейх потерпел крах. Но разве этого нельзя было изменить со знанием будущего? Конечно, Гитлер мог кое-что сделать для спасения Третьего рейха даже в конце 1944 года. Знание будущего могло помочь выиграть войну…

– Конечно, – сказал Крис, – атомные бомбы.

– Или знание об их создании, – сказал Стефан.– Вы знаете, что Третий рейх уже вел исследовательскую разработку ядерной бомбы, и если бы им удалось закончить ее быстрее…

– Они бы выиграли войну, – сказал Крис. Стефан попросил воды и выпил полстакана. Он попробовал держать стакан здоровой рукой, но она дрожала; вода расплескалась на одеяло, и Лаура помогла ему.

Когда Стефан заговорил снова, его голос немного дрожал:

– Так как путешественник во времени существует вне времени во время своего путешествия, он способен двигаться не только во времени, но и географически. Представьте его висящим над землей, неподвижным, тогда как она вертится под ним. Все происходит, конечно, не так, но это проще представить, чем представить его парящим в другом измерении. Раз он висит в воздухе, а земля вертится под ним, то, если его прыжок в будущее рассчитан верно, он может путешествовать в определенное время, в которое он окажется в Берлине, в том же городе, из которого он оправился в будущее несколько лет назад. Но если он выберет для путешествия другое время, земля повернется под ним в меньшей или большей степени, и он появится в совсем другом месте. Расчеты, связанные с точным местом прибытия в будущее, очень затруднительны в моем времени, в 1944-м…

– Но они просты в наше время, – сказал Крис, – при помощи компьютеров.

Передвинувшись на подушках, которые поддерживали его в полусидячем положении, и положив дрожащую правую руку на раненое плечо, как будто для того, чтобы снять боль этим прикосновением, он сказал:

– Целые команды немецких ученых, сопровождаемые гестапо, были тайно посланы в различные города Европы и Соединенных Штатов в 1985 год для сбора информации, связанной с созданием ядерного оружия. С их знаниями, полученными из исследований, нужный им материал было не так трудно найти. Остальное они могли дополнить информацией из научных публикаций, которые имелись в библиотеке каждого университета в 1985 году. За четыре дня до моего последнего путешествия из института эти команды вернулись из 1985 года в март 1944-го с материалом, который позволит Третьему рейху создать ядерное оружие до осени того же года. Несколько недель им понадобится на изучение материала и на его внедрение в исследования немецких ученых. Тогда я понял, что должен уничтожить институт и все, что в нем есть, – от персонала до документации, чтобы предотвратить кошмарное будущее, уготованное Адольфом Гитлером.

Лаура и Крис внимательно слушали, как Стефан Кригер установил взрывчатку в институте, как он застрелил Псиловски, Янушку и Волкова, и как отправился в будущее.

Но в последнюю минуту что-то произошло. Питание сети отключилось. Русские бомбили Берлин еще с января этого года, а американские бомбы начали сыпаться с шестого марта, поэтому питание часто отключалось, не столько из-за повреждений, вызванных бомбардировками, сколько из-за действий саботажников. На такой случай машина времени была снабжена своим генератором. Стефан не слышал разрывов бомб в тот день, кода, раненный Кокошкой, он заполз в машину, очевидно, питание было отключено саботажниками.

– Таймер взрывчатки остановился. Машина времени не была уничтожена. Она действует, и они могут прийти за нами. И… они все еще могут выиграть войну.

У Лауры снова разболелась голова. Она коснулась пальцами висков.

– Но подожди. Гитлер не может создать ядерную бомбу и выиграть вторую мировую войну, иначе мы бы не жили в том мире, где это случилось. Тебе не нужно беспокоиться. Несмотря на полученные знания, им, по всей видимости, не удалось создать ядерное оружие.

– Нет, – сказал он.– Они потерпели некоторую неудачу, но мы не можем допустить, что они будут терпеть неудачи дальше. Тем людям в институте, в Берлине в 1944 году, прошлое неподвластно, как я уже сказал. Они не могут путешествовать в прошлое и изменять его. Но они могут изменить свое будущее и наше, потому что оно им подвластно.– Но их будущее, это наше прошлое, – сказала Лаура.– И если прошлое нельзя изменить, как они могут изменить наше прошлое?

– Да, – сказал Крис.– Парадокс. Лаура сказала:

– Послушай, я не прожила свои тридцать четыре года в мире, в котором правят Адольф Гитлер и его наследники, значит, несмотря ни на что, Гитлеру не удалась его затея.

Выражение лица Стефана стало печальным.

– Если бы машина времени была изобретена в 1989 году, то прошлое, о котором ты говоришь, – вторая мировая война и все остальные последующие события, – были бы неизменны. Их нельзя было бы изменить потому, что природа запрещает путешествия в прошлое, и снова возникли бы парадоксы. Но машина времени была изобретена не сейчас. Путешественники во времени из института, из Берлина 1944 года, могут изменить свое будущее, и хотя этим самым они изменят ваше прошлое, законы природы не остановят их. В этом самый большой парадокс, который природа, кажется, упустила из виду.

– Ты хочешь сказать, что они все еще создают ядерное оружие там, получив информацию из 1985 года, – сказала Лаура, – и могут выиграть войну?

– Да. Если только институт не будет уничтожен.

– И что тогда? Вокруг нас все неожиданно изменится, и мы будем жить при нацизме?

– Да. И ты даже не узнаешь, что произойдет, потому что ты будешь не тем человеком, каким являешься сейчас. Твоего теперешнего прошлого никогда не будет. Ты проживешь другое прошлое и никогда не вспомнишь того, что случилось с тобой в этой жизни, потому что этой жизни никогда не будет существовать. Ты будешь думать, что мир всегда был таким, что никогда не существовало мира, в котором Гитлер потерпел поражение.

То, что он говорил, ужасало ее, потому что мир казался еще более хрупким, чем она всегда думала. Мир под ее ногами неожиданно стал казаться нереальным, этаким миром снов; он мог раствориться без предупреждения и ввергнуть ее в большую и мрачную пустоту.

С растущим ужасом она сказала:

– Если они изменят мир, в котором я выросла, я могу никогда не встретиться с Дании и никогда не выйти замуж.

– Значит, я могу вообще не родиться, – сказал Крис.

Она взяла Криса за руку не для того, чтобы заверить его, но для того, чтобы заверить себя в его твердости духа.

– Я могу сама не родиться. Все, что я видела, хорошее и плохое, что было в мире с 1944 года… все это исчезнет, и новая реальность займет это место.

– Новая и худшая реальность, – сказал Стефан, в конец измученный усилиями, которые ему пришлось приложить, чтобы объяснить все то, что было в ставке, на которую шла игра.

– В этом новом мире я могу никогда не написать своих книг.

– Или, если ты их напишешь, – сказал Стефан, – они могут отличаться от тех, которые ты написала, это будут книги, написанные человеком, живущим под деспотическим правительством, под железным кулаком нацистской цензуры.

– Если эти ребята из 1944 года сделают атомную бомбу, – сказал Крис, – мы все можем превратиться в пыль.

– Не очень литературно, но все может быть именно так, – согласился Стефан Кригер.– Мы можем исчезнуть бесследно, как будто нас вовсе не существовало.

– Мы должны остановить их, – сказал Крис.

– Если бы мы могли, – согласился Стефан.– Но сначала нам нужно выжить в этой реальности, что может оказаться не так легко.

Стефану нужно было облегчиться, и Лаура помогла ему добраться до ванной, поддерживая его, как сиделка, приставленная на помощь больному человеку. Когда она помогла ему вернуться в кровать, то снова почувствовала беспокойство за него, так как, несмотря на его мускулистое тело, он был пугающее слаб.

Она коротко рассказала ему о перестрелке у дома Бренкшоу, которую он пережил в коматозном состоянии.

– Если эти убийцы появляются из прошлого, а не из будущего, откуда они знают, где нас искать? Как они узнали в 1944 году, что мы будем у доктора Бренкшоу через сорок пять лет?

– Чтобы найти вас, – сказал Стефан, – они сделали два путешествия. Сначала они отправились чуть дальше, на пару дней, возможно, в надвигающийся уик-энд, чтобы посмотреть, не показались ли вы где-нибудь к тому времени. Если вы не показались – как, очевидно, и было, – то они стали просматривать публичные записи. Например, газетные заметки. Они прочитали о перестрелке в вашем доме прошлой ночью, и о том, что вы привезли раненого человека в дом доктора Бренкшоу в Сан-Бернардино. Тогда они просто вернулись в 1944 год и предприняли второе путешествие – на этот раз в сегодняшнее утро одиннадцатого января к дому доктора Бренкшоу.

– Они так и скачут вокруг нас, – сказал Крис Лауре.– Сначала они прыгают в недалекое будущее, чтобы обнаружить место, где мы появимся, потом они выбирают самое подходящее место для засады. Это похоже на то… что если мы были ковбоями, а индейцы были физиками.

– Кто был Кокошка? – хотел знать Крис.– Кто был человек, который убил моего папу?

– Начальник службы безопасности института, – сказал Стефан.– Он считал себя далеким родственником Оскара Кокошки, известного австрийского художника-экспрессиониста, но я сомневаюсь, что это правда, потому что наш Кокошка не имеет никаких намеков на склонность к искусству. Штандартенфюрер – то есть полковник Генрих Кокошка был квалифицированным убийцей гестапо.

– Гестапо, – Крис был поражен новостью.– Секретная полиция?

– Государственная полиция, – сказал Стефан.– Ее существование было широко известно, но деятельность была секретной. Когда он появился на горной дороге в 1988 году, я был удивлен не меньше вашего. Тогда не было молнии. Должно быть, он появился далеко от нас, в пятнадцати или двадцати милях, в другой окрестности Сан-Бернардино, поэтому молнию невозможно было заметить. Молния, сопутствующая путешествиям во времени, была в действительности явлением, ограниченным в пространстве, – как объяснил Стефан.– После того как Кокошка появился на моей дороге, я думал, что вернусь в институт, где все мои коллеги уже будут знать о моем предательстве, но когда я появился там, никто не обратил на меня особого внимания. Я был ошеломлен. После того как я убил Псиловски и остальных и готовился к своему последнему путешествию в будущее, в лабораторию ворвался Генрих Кокошка и ранил меня. Он не был мертв! Он не остался мертвым на этой дороге в 1988 году. Потом я понял, что Кокошка, очевидно, только сейчас узнал о моем предательстве, когда обнаружил убитых мною ученых. Он отправился в 1988 год и попытался убить меня – и всех вас. Это значит, что машина времени осталась невредимой и моя попытка уничтожить ее потерпела провал. По крайней мере, в этот раз.

– Господи, это вызывает невероятную головную боль, – сказала Лаура.

Однако Крис, казалось, не испытывал никаких трудностей в понимании запутанного клубка событий, связанных с путешествиями во времени. Он сказал:

– Значит, после того, как ты направился в наш дом прошлой ночью, Кокошка отправился в 1988 год и убил моего папу. Господи! Значит, ты убил Кокошку через 43 года после того, как он ранил тебя в лаборатории… хотя ты убил его раньше, чем он ранил тебя. Наверное, это звучит для тебя дико, мама? Но разве это не здорово?

– В этом что-то есть, – согласилась она.– А как Кокошка нашел тебя на этой горной дороге?

– Когда он узнал, что я убил Псиловски, и после того как я сбежал в другое время, Кокошка, должно быть, обнаружил взрывчатку на чердаке и первом этаже. Затем он, должно быть, посмотрел все записи об использовании машины времени, которые фиксируются автоматически. В институте все были заняты другими делами, вот почему все мои путешествия в твою жизнь, Лаура, оставались прежде незамеченными. Как бы то ни было, Кокошка должен был сам много путешествовать в будущее, чтобы тайно следить за мной и за моими вторжениями в твою жизнь. Должно быть, он наблюдал за мной тогда, на кладбище, в день похорон твоего отца, должно быть, он следил за мной и тогда, когда я избил Шинера, но я никогда не видел его. Значит, из всех путешествий, которые я делал в твою жизнь, из всех случаев, когда я наблюдал за тобой и предпринимал попытки к твоему спасению, он выбирал место, чтобы убить нас. Он хотел убить меня потому, что я был предателем, он хотел убить тебя и твою семью потому… потому, что он понимал, что вы были так важны для меня.

«Почему? – подумала она.– Почему я так важна для тебя, Стефан Кригер? Почему ты врывался в мою судьбу, пытаясь сделать мою жизнь лучше?»

Она хотела задать эти вопросы, но он должен был больше рассказать о Кокошке. Его силы, казалось, быстро таяли, и он испытывал некоторые трудности с сохранением последовательности своих мыслей. Она не хотела перебивать и смущать его.

Он сказал:

– С часов и графиков на программном дисплее, Кокошка мог узнать цель моего последнего путешествия: прошлая ночь, ваш дом. Но, понимаете, на самом деле я намеревался вернуться в ту ночь, когда погиб Дании, как я вам и обещал, а вместо этого я вернулся на год позже из-за какой-то ошибки при введении расчетов в машину. После того как я отправился раненный в будущее, Генрих Кокошка мог найти эти расчеты. Он мог понять мою ошибку и узнать, где найти меня не только прошлой ночью, но и той ночью, когда погиб Дании. Значит, когда я спас вас от грузовика год назад, я привел за собой и убийцу Дании. Я чувствую вину за это, хотя Дании погиб случайно. По крайней мере, вы с Крисом остались живы. До сих пор.