ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Место действия — Кушмаррах, захваченный врагами город.

Кушмаррахане, то есть все жители Кушмарраха. Дартары называют их вейдин, в буквальном переводе — «сидящие на камнях».

Аарон Хэбнд — плотник, участник войны

Лейла — жена Аарона

Ариф — старший сын Аарона

Стафа — младший сын Аарона

Рахеб Сэйхед — теща Аарона

Тамиса («Миш») — свояченица Аарона

Тайдики — свояк Аарона, ныне покойный

Билли-козел — друг Аарона, работает вместе с ним — конопатит щели на кораблях

Насиф бар бел-Абек — кузнец, участник войны

Рейха — жена Насифа, лучшая подруга Лейлы

Зуки — сын Насифа

Накар Отвратительный — колдун, ныне покойный, правил Кушмаррахом именем бога Горлоха

Чаровница — жена Накара

Торго — евнух, слуга Чаровницы

Эйзел — профессиональный убийца, не знает ни промаха, ни пощады. Неумолим и многолик.

Мума — содержатель постоялого двора и сообщник Эйзела

Ишабел бел-Шадук — тоже профессиональный преступник, похититель детей.

Генерал — предводитель Союза Живых, борющегося против геродианской оккупации; является атаманом отряда Шу

Генерал Ханко бел-Карба — национальный герой Кушмарраха

Полковник Сису бел-Сидек — адъютант и наследник Генерала, атаман отряда, действующего в районе порта

Мериэль — вдова видного судовладельца и любовница бел-Сидека, сочувствует деятельности Союза

Полковник Салом Эджит — атаман отряда Тро, никак не решит, что важнее — собственная выгода или законы чести

Полковник Дабдад («Король») — атаман отряда Эстан, подхалим

Полковник Ортбал Сагдет — атаман отряда Хар, скорее кровожадный убийца, чем патриот

Полковник Карза — атаман отряда Минисиа, фанатик

Полковник Зенобел — атаман отряда Шен, фанатик

Хадрибел — помощник атамана отряда Шу

Дартары — кочевники, живут в пустыне, из корыстных соображений поддерживают Герод

Йосех — молодой воин, только что из пустыни

Ногах — старший брат Йосеха, командир отряда

Меджах — старший брат Йосеха

Махдах — член их отряда, двоюродный брат Йосеха

Косут — член их отряда, двоюродный брат Йосеха

Джуба — член их отряда, приемный сын

Фарук — член их отряда, двоюродный брат Йосеха

Мельхешейдек — отец Йосеха, старый мошенник

Фа'тад ал-Акла по прозвищу Орел — командир наемников-дартар

Джоаб — капитан, командир роты Йосеха, старый друг Фа'тада

Мо'атабар — сержант из роты Йосеха, родственник Джоаба

Геродиане — дартары называют их ферренги, в буквальном переводе — «чужестранец, враг». Теперь так именуются все, кто подчиняется правительству главного города империи — Герода.

Генерал Лентелло Кадо — завоеватель Кушмарраха, ныне глава военного правительства и главнокомандующий оккупационными войсками

Талига — зять и вестовой генерала Кадо

Полковник Бруда — командующий разведкой Герода в Кушмаррахе

Мартео Сулло — градоначальник, глава гражданского правительства Кушмарраха

Анналайя — ведьма, привезенная в Кушмаррах Сулло

Кулло — надзирает за работой Аарона Хэбида

Ала-эх-дин Бейх — колдун, происхождение неизвестно, именно его победа над Накаром Отвратительным позволила геродианам захватить Кушмаррах

Прочие

Хоркни, султан Аквира — постоянно угрожает восточным границам Геродианской империи

Боги

Горлох — древнее свирепое божество, давно забытое кушмар-раханами

Накар — ангел смерти из пантеона Горлоха, его именем называл себя колдун Накар

Эйзел — демон-посыльный, связанный с ангелом Накаром

Арам Огненный — мягкое, сердобольное божество, сменившее Горлоха

Господь Бог — божество геродиан, свирепое, ревнивое и переменчивое. Распространение этого культа — предлог геродианских завоеваний

ПРОЛОГ

Дым изматывал. Он проникал на юг города, в округ Шу, из Шена — там, стоило захватчикам прорваться через Зимние ворота, вспыхнул пожар. Дым порождал хаос. Солдаты не различали, где друг, где враг, где спасающиеся бегством горожане. Люди спотыкались, падали, дым разъедал глаза. Метались обезумевшие животные.

Кушмаррахане, дартары, геродиане — все молились об одном: о дожде. Дождь мог залить огонь и прекратить смертоубийственную панику.

Кушмаррах пал, но солдаты продолжали сражаться: пока Накар жив, они не смели сдаться.

Казалось, город окружают стены огня. Над центром Кушмарраха быстро сгущались тучи. Над акрополем, цитаделью Накара Отвратительного, они были черны, как дыхание Ада; башня крепости иглой вонзалась в нижние тучи.

Огонь рассеял тьму. Удар грома перекрыл шум, сотни слезящихся от дыма глаз устремились к крепости колдуна. Облака над ней начали клубиться, вращаться, в небе образовался водоворот.

Столб пламени, оглушительный грохот — город содрогнулся до основания.

И наконец пошел дождь. Не пошел, а излился потоками, каких не видывали еще глаза человеческие.

Колдун сидел на своем черном троне в центре последнего храма Горлоха и от души забавлялся. Он подождет еще немного, а потом раздавит захватчиков. Все, все будут корчиться в мучительной агонии — геродиане и предатели-дартары.

Какое-то движение в темном углу привлекло внимание колдуна. Он широко раскрыл глаза, вскочил; взметнулся подол мантии. Накар не узнал пришельца, но сразу понял, кто перед ним.

— Ты!

— Да, Ваше Высокопреосвященство, — с легкой насмешкой в голосе ответил чужак.

Он был в крестьянской одежде, слишком высок для геродианина и слишком смугл для жителя Кушмарраха. Характерный акцент обитателей пустыни слышался в его речи, но не был он и дартарином.

— Вот и я.

Накар расслабился. Не впервые его пытались свергнуть, но он уничтожал всех врагов.

— Я ожидал этого. — Он усмехнулся. — Кадо невероятно везет.

— Это не моя заслуга, колдун. Это гений Кадо, твои просчеты и ненадежность, изменчивость рода человеческого. Колдун ухмыльнулся опять.

— Огонь пылает. Он сметет прочь слабого бога Арама. Триумф Города обернется против него самого. Горлох вновь засияет во всем блеске своего величия. Иди же сюда. Я нетерпелив. Я прикончу тебя, а потом разделаюсь с ними. — Накар расхохотался. — Иди сюда, маленькая шавка пустыни. Пусть свершится то, чему должно свершиться между нами. Ты остался последним.

— Нет. — Человек медленно приближался, но в медлительности его не чувствовалось колебания. — Другой уже готовится мне на смену. И всегда найдется некто, неизвестный тебе. Всегда, пока ты не покинешь наконец этот мир и не перестанешь докучать ему своим присутствием. — Кинжал сверкнул в руке незнакомца. Лезвие, казалось, излучало силу.

Колдун содрогнулся. Но ярость взяла верх. Он сметет их с дороги своей судьбы.

— Горлох да поможет мне!

Накар бросился на врага. Они встретились перед огромным идолом у алтаря, там, где испускали последний вздох тысячи и тысячи несчастных, дабы доволен был грозный Горлох и апостол его Накар жил вечно.

Как раз в этот момент в храм вошла Чаровница. Она ахнула, не в силах поверить собственным глазам. Как удалось чужаку прорваться через укрепления? Какой же колоссальный силой он обладает!

Две тени столкнулись перед алтарем — темная и светлая. Немыслимо огромные, они словно выделывали сложные, замысловатые танцевальные па. Бросок — отступление… сверкали волшебные лезвия.

Темное облако понемногу теснило светлое, но Чаровница ничего не замечала — от страха за любимого в голове у нее помутилось. Она видела лишь, что враг пытается убить его — враг, который смог преодолеть непреодолимые укрепления. Она закричала, забилась в истерике.

— Накар!!!

Темная фигура вздрогнула, повернулась к ней.

Светлая нанесла сокрушительный удар.

От рева Накара задрожали стены. Он пошатнулся и вцепился в горло врагу. Они упали прямо на алтарь.

Чаровница в отчаянии ломала руки. Ее вмешательство погубило любимого. Драка продолжалась — смерть еще не выбрала жертву, и Чаровница произнесла сильнейшее из своих заклинаний, связавшее врагов на веки вечные. Когда-нибудь она изыщет способ вернуть возлюбленного.

Она кончила заклятие, и крик боли вырвался из ее груди:

— ЭЙЗЕЛ!!!

Призыв разнесся по крепости, но ответа не последовало. Слишком поздно. Никто не поможет. Сейчас не поможет.

Ливень прекратился внезапно, как и начался. Ветер нес по небу облака — словно души погибших в этой битве. Небо над Кушмаррахом очистилось. Повсюду в городе солдаты бросали наземь оружие. Накар умер.

В Шу наступившую тишину нарушил крик новорожденного. Новое существо явилось в мир. А через минуту к нему присоединился и второй младенец.

Война окончилась. Колесо истории повернулось. Начался новый виток.

Глава 1

Шумная компания мальчишек поднималась вверх по улице Чар. За спиной осталась бледная бирюза бухты. Их было человек двадцать, от трех до восьми лет. Они играли в игру, которая отражала неосуществившиеся мечты их отцов. Они были солдатами и с победой возвращались из Дакэс-Суэтты.

Шалуны привлекли внимание старухи. Она оторвалась от штопки и нахмурилась, морщины на смуглом лице стали еще глубже. Не мешало бы родителям вбить в них хоть чуток ума-разума, подумала она.

Один из мальчиков пнул ногой какой-то предмет размером с дыню. Другой подбежал, подобрал предмет из пыли и с победным криком потряс им над головой.

Старуха нахмурилась еще пуще. Морщины превратились в настоящие рвы. Где юные хулиганы раздобыли череп?

Мальчишка швырнул его на землю, наподдал ногой. Он рикошетом угодил под ноги прохожему. Другой прохожий пнул череп еще раз, страшная игрушка исчезла из виду, потерялась в лесе ног. Улица Чар была деловой и оживленной.

Но старуха успела заметить на черепе следы огня.

Ага. Конечно, ведь сейчас сносят руины Зимних ворот. Несколько сотен захватчиков, прорвавшись через стену, погибли там в огне, в колдовском пламени. Мальчишкам есть чем поживиться.

Компания бросилась вдогонку за игрушкой, расталкивая торговцев, которые отчаянно бранились вслед — кто добродушно, а кто и не очень. Один из мальчишек, паренек лет шести, остановился перед старухой и церемонно поздоровался.

— Добрый день, бабушка Сэйхед.

Старуха улыбнулась, обнаружив отсутствие зубов, и не менее церемонно ответила:

— Добрый день тебе, юный Зуки. Вы ходили смотреть, как разрушают старые здания?

Зуки кивнул и усмехнулся; зубов у него тоже недоставало. Беззубым человек начинает свой путь, беззубым кончает его.

Совсем как Кушмаррах, подумала старуха.

— Ариф выйдет? — спросил мальчонка.

— Нет.

Зуки растерялся.

— Почему?

— Опасные у вас забавы. Пару минут назад вы чисто случайно избежали больших неприятностей.

Старуха отложила работу и махнула рукой в сторону бухты. Мальчик тоже повернул голову. Восемь черных всадников покачивались над толпой, как мачты кораблей в беспокойно бурлящем человеческом море. Сразу видно было, кто командир: лишь он ехал на лошади, остальные на верблюдах. Они поднимались в гору, не обращая на прохожих внимания, предоставляя им самим спасаться из-под копыт. Наемники-дартары.

Они никуда не спешили, ни за кем не гнались. Просто обычный патруль. Но если б они застали мальчишек за кощунственной игрой…

Зуки смотрел на всадников, онемев от ужаса.

— Ступай, Зуки, — сказала старуха. — Не привлекай язычников к нашему дому.

Паренек развернулся и кинулся догонять товарищей, горланивших далеко впереди. Старуха продолжала разглядывать всадников. Они быстро приближались.

Совсем юные. Старше всех командир — года двадцать три. Остальным нет и двадцати. На всех черные маски, скрывающие лица, но не целиком. Одному не больше шестнадцати.

Дартары поравнялись со старухой, и младший встретился с ней взглядом. Глаза старухи жгли, кололи, обвиняли. Юноша вспыхнул и поспешно отвернулся.

— Позор предателю, — пробормотала старуха.

— Полно, матушка. Он не в ответе. Он был ребенком, когда дартары предали нас.

— Дак-эс-Суэтта, — прошипела старуха, оглядываясь на дочь, которая вышла из дома с ребенком на руках. — Ни забвения, ни прощения, Лейла. Никогда. Герод — сегодня есть, завтра нет. Кушмаррах вечен. Захватчики будут повержены во прах, Кушмаррах восстанет. Кушмаррах припомнит дартарам их измену. — Она плюнула вслед наемникам.

Лейла насмешливо передернула плечами и вернулась в дом. Старуха ругалась себе под нос. Вот она — жизнь под пятой захватчиков: дети больше не уважают родителей.

Она взглянула вверх, на вершину холма. Даже с ее места цитадель Накара Отвратительного не разглядеть. И все же холодок пробежал у старухи по спине.

Приходится признать — кое-что хорошее оккупация принесла Кушмарраху. Ничего не скажешь, Ала-эх-дин Бейх — настоящий герой. До его жертвоприношения никто не посмел бы назвать Накара Отвратительным, разве что еле слышным шепотом.

Зуки проследил взглядом за тощим пальцем старухи. Всадники-дартары напоминали героев тех страшных историй, которыми мальчики постарше пугают по ночам младших братьев. Черные зловещие фигуры, видны лишь глаза и темные, покрытые татуировками щеки.

Он развернулся и принялся отчаянно проталкиваться сквозь толпу, извиняясь перед взрослыми и время от времени выкрикивая:

— Яхуд!

Все, буквально все были выше его, а пыль внизу лежала таким толстым слоем, что Зуки никак не удавалось разглядеть друзей. Ему показалось, что кто-то окликнул его по имени.

Бам! Он налетел на Яхуда. Тот как раз поднял с земли череп.

— Ты, придурок! — огрызнулся Яхуд. — Смотри, куда прешь.

— Яхуд, дартары.

— Что?

— Дартары идут. Прямо за нами.

— Правда что ли?

— Да.

Яхуд нерешительно взглянул на череп.

— Ладно, Зуки. Бери, выбрось его в переулок. Зуки взял череп двумя руками и пошатнулся под его тяжестью. Переулок был недалеко. Яхуд поднял тревогу, и за Зуки пошли еще несколько мальчиков.

Он уже готов был вступить в переулок, но заметил в тени какую-то фигуру и остановился.

— Тащи сюда, парень, — произнес едва слышный голос. — Отдай его мне.

Зуки сделал три шага и остановился. Что-то внушало ему сомнение.

— Ну, пошевеливайся.

Подчиняясь властному голосу, мальчик шагнул еще на три шага вперед. И один шаг оказался лишним. Человек прыгнул вперед и мертвой хваткой вцепился Зуки в плечо.

— Яхуд!

— Ты Зуки, сын Насифа?

— Яхуд!

— Отвечай, сучонок!

— Да! Яхуд!

Послышались голоса вступивших в переулок детей. Человек ухватил Зуки за руку и потащил вглубь, в глубокую тень. Зуки кричал, брыкался, вырывался, по-прежнему не выпуская череп.

Йосех с трудом преодолевал страх. Страх охватывал юношу, стоило ему покинуть дартарский лагерь. Так много людей. Многие тысячи, еще год назад он представить себе не мог, что на свете вообще существует столько людей. А бухта? Огромная, как Таки, и синяя, словно твердь небесная! Так много воды! А в море, что за Братьями — так называются мысы, охраняющие проход, по которому корабли входят в бухту, — еще больше воды, намного больше.

А дома! Йосех никогда бы не поверил, что ему доведется иметь с ними дело. В его родных горах вообще ничего не строят, нет никаких зданий, кроме остатков древних крепостей, пришедших в упадок много столетий назад.

Впереди в толпе началось какое-то волнение, послышался шум.

— Меджах! — окликнул Йосех. — Мудха-эль-баль! В каньонах гор Хадатха дартары по-прежнему пользовались боевым кличем, но здесь отказаться от этого пришлось даже им.

— И что с того? Нам, по-твоему, надлежит расправиться с ними? — спросил его брат. Меджах прослужил в Кушмаррахе уже год и поднабрался опыта. — Нас восемь человек. Предположим, мы примерно накажем ребятишек, но тут еще пара тысчонок их родичей… Дудки. Если ферренги хотят их наказать, пусть сами этим и займутся. Ты что, хочешь, чтоб дартар ненавидели, как геродиан?

Ногах, их старший брат и командир отряда, повернулся в седле и одобрительно кивнул:

— Хорошо сказано, Меджах. Йосех, мы здесь не для того, чтоб помирать за ферренги. Мы здесь, чтоб получать с них денежки.

Йосех смущенно хмыкнул. Один из мальчишек остановился перед сидевшей на циновке старухой. Старики рядами выстроились по обе стороны улицы. Некоторые сидели на циновках, другие пристроились на ступеньках, кое-кто пытался торговать, а остальные наблюдали за кипевшей кругом жизнью. Удивительно, как прохожие ухитрялись не наступать на них.

Старуха ткнула пальцем в Йосеха и его товарищей. Глаза мальчишки расширились от ужаса, он взвизгнул и нырнул в толпу.

— Видишь? — спросил Меджах. — На улицах Кушмарраха нет места кощунству и мятежу.

Дартары расхохотались, но Йосех не последовал их примеру. По молодости лет он вечно служил мишенью для насмешек. Юноша взглянул на старуху. Лицо ее было бесстрастно, как лицо статуи, но глаза горели мрачным огнем, ненавистью — как озера кипящей расплавленной горной породы на священной горе Кхаред Дан. Богу горы случалось гневаться, сильно гневаться, — и тогда он извергал раскаленные смертоносные потоки на оказавшегося поблизости несчастного. Старуха напоминала Йосеху священную гору.

Она наверняка потеряла кого-то в Дак-эс-Суэтте.

Горячая волна залила щеки. Йосех оторвал взгляд от старухи и призвал на помощь презрение истинного дартарина к жителям городов. Но смущение его не уменьшилось. Он забылся, и все эти жалкие городские олухи видели, как дартарин опозорил собственное племя.

Йосех остро сознавал свою молодость, неопытность, сознавал, что его пика и татуировка на лице выглядят совсем новенькими. Меджах уверял, что эта неуверенность пройдет, что никто из горожан-вейдин ничего даже заметит.

Йосех понимал, что брат прав. Но понимать головой и понимать сердцем для молоденького наемника вовсе не одно и то же.

Раздался чей-то крик. Йосех увидел, что ватага ребятишек кинулась в сторону. Крик повторился, сбежались и взрослые. Ребята, похоже, порядком напугались.

Ногах тоже закричал, пришпорил лошадь и выхватил пику. Йосех ничего не понимал. Ему с трудом давались диалекты и жаргоны Кушмарраха. Ясно одно — что-то случилось, и Ногах считает, что это по их части. Йосех тоже пришпорил своего скакуна, причем верблюд попытался укусить подвернувшегося под ноги прохожего.

Густая толпа собралась у входа в узенький — шага в четыре в ширину — переулок. Галдели мальчишки, монотонно повторяя какое-то слово вроде «Бедиягха! Бедиягха!».

Ногах подал знал Фаруку. Фарук затрубил в рог — это был сигнал для всех слышащих его дартар и солдат-ферренги. Толпа мигом поредела.

— Йосех, Меджах, Косут, — велел Ногах, — быстро в переулок, на крики. Остальные обойдут кругом и отрежут пути к отступлению. Эй, парень, покарауль верблюдов.

Дартары с грохотом спешились. Так и не сообразивший что к чему Йосех, Меджах и Косут (тот приходился им двоюродным братом) вступили в темный, сырой, вонючий проулок. Пика Йосеха в этом тесном проходе была бесполезна.

Шагов через пятьдесят они вновь услыхали крик, вернее, эхо. Будто кто-то звал на помощь.

Еще через двадцать шагов от переулка под прямыми углами расходились две дороги. Они остановились, прислушались.

— Сюда, — пожав плечами, решил Меджах и повернул вправо. Десять шагов. Опять этот крик, сзади. Дартары развернулись и побежали в обратную сторону. На сей раз Йосех оказался впереди и чувствовал себя еще хуже. Он вытянул пику перед собой.

Пятьдесят метров. Сто. Бежать приходилось в гору, они запыхались.

— Помедленнее, — велел Меджах. — Вдруг это ловушка.

Не все вейдин смирились с оккупацией.

Впереди сверху послышалось пыхтение, словно боролись два человека. Переулок опять поворачивал направо. Йосех завернул за угол и ощутил чье-то присутствие. И правда — он разглядел две фигуры. Мужчина тащил куда-то маленького мальчика, тот упирался.

При виде дартар похититель запаниковал, лицо его исказилось от страха, в следующую секунду он резко махнул рукой в сторону Йосеха.

Ослепительный свет залил переулок, стало нестерпимо жарко, отчаянно завопил ребенок. Йосех упал на руки подоспевших сзади Меджаха и Косута. Огонь жег, как адская печь.

— Хвала тебе, Горлох, — пробормотал Эйзел. Он увидел, как мальчишка постарше что-то вручил жертве, и та заторопилась прямо в переулок, из которого Эйзел наблюдал за улицей. А он-то заранее смирился с долгой, утомительной охотой. Дело требовало осторожности. Но птичка сама летела в силок, ей словно не терпелось быть пойманной.

Что за штука у парнишки в руках? Черт возьми, ведь это же череп! Какого дьявола они его подобрали?

Эйзел отступил на несколько шагов. Он надеялся, что глаза мальчишки привыкли к синеве бухты и в темном переулке он не заметит преследователя.

Нет, не повезло. Малец кое-что увидел. Он остановился шагах в двенадцати от Эйзела.

— Тащи сюда, парень. Отдай его мне. Парнишка подошел ближе. Но недостаточно: он все же осторожничал.

— Ну, пошевеливайся.

Теперь достаточно близко. Эйзел прыгнул, схватил ребенка. Тот завопил. Эйзел заставил его назвать свое имя. Лучше вовсе ничего не сделать, чем ошибиться, сцапав не того сучонка.

Мальчишка вопил, лягался и колотил Эйзела черепом. Тот не обращал внимания. У входа в переулок, не замолкая, горланили приятели жертвы.

И тут появились фигуры в черном, засверкало оружие.

— Дартары. Какие черти их принесли? — выругался Эйзел. Страх сжал сердце. Он изо всех сил яростно сгреб мальчишку — это немного успокоило. Он запутает этих сукиных детей, этих жалких перебежчиков в лабиринте округа Шу, к югу от улицы Чар. Никто на свете не знает те места лучше него.

Мешал лишь мальчишка: он до сих пор сопротивлялся, вопил и брыкался. Эйзел хорошенько шлепнул его, но не так сильно, как хотелось. Вряд ли заказчикам понравится, если он доставит попорченный товар.

Там, в лабиринте, началось самое страшное. Впервые в жизни Эйзелу пришлось прибегнуть к предпоследнему средству.

Придерживая мальчишку одной рукой, другой Эйзел надорвал пакет, высыпал черную пыль и зажмурился. Только бы не дошло до последних, крайних мер.

Жар отбросил его назад.

Дартары ругались, натыкаясь друг на друга. Мальчишка скулил и слабо дергался. Эйзел открыл глаза.

— Вот так-то, маленький ублюдок. Он взглянул на дартар. Если б не приходилось держать жертву, он переколол бы перебежчиков их собственными копьями.

Он схватил затихшего теперь мальчишку за плечо. Ребенок вцепился в череп, точно в защитный талисман.

На сей раз потребовалось все умение Эйзела ориентироваться в этом лабиринте, чтобы сбить охотников со следа. Дартары, геродиане и разгневанные горожане были повсюду. Эйзел петлял, временами почти припадая к земле, примолкший Зуки беспомощно висел у него на руках. Проклятая удача отвернулась от Эйзела: куда бы он ни пошел — всюду натыкался на подлых верблюжатников в черных одеждах.

Это ему урок на будущее: легкие времена миновали. А они едва ли разделались и с половиной списка. Горлох ведает, сколько еще осталось.

Это поручение он выполнит, но о дальнейшем надо поговорить серьезно. Ни в коем случае он больше не согласится на такие условия. Всего лишь щепотка огненного порошка, чтоб защитить собственную задницу!

Эйзел добрался до выхода из лабиринта. Отсюда недалеко и до места назначения. Сучонок опять начал было сопротивляться, но силенок у него осталось немного. И он наконец-то выпустил проклятый череп.

Эйзел смерил взглядом площадь, которую предстояло пересечь. Никаких признаков волнения он не заметил. Он оторвался от погони, но зато слух о похищении ребенка наверняка разнесся по городу. Рискнуть пересечь площадь сейчас, под прикрытием длинных полдневных теней, или дождаться благосклонной к разбойникам темноты?

Площадь почти пуста. Парнишка снова затих. Горлох знает, какая еще опасность выползет из оставшегося за спиной лабиринта.

Эйзел схватил паренька за руку, быстро потащил вперед, как разгневанный родитель — непослушное чадо. Мальчишка спотыкался и хныкал — и это работало на замысел Эйзела.

Он тяжело топал по площади, время от времени разражаясь страшными ругательствами и давая выход накопившейся ярости.

Это тоже работало на его замысел.

Аарон с трудом поднимался в гору, дурные предчувствия мучили его. Товарищи по работе считали Аарона сильным, спокойным и педантичным, но сейчас, на бесконечно долгом подъеме от бухты наверх, буря чувств бушевала в его груди; кошмарные видения преследовали его, ноги налились свинцом.

Все давно кончилось. Но остался кое-кто из зрителей, они до сих пор толковали о случившемся. Среди них Аарон заметил нескольких геродианских солдат и дартар на лошадях. Аарон присмотрелся внимательнее. Это не простые наемники, это кто-то из дартарского командования, сообразил он и содрогнулся, встретившись со злобным взглядом старика с хищным лицом и всклокоченной бородой.

Фа'тад ал-Акла собственной персоной! Фа'тад Орел, командир наемников, кровожадный, как вампир, и безжалостный, как голодная змея. Что он здесь делает? Служит мишенью для воинов из Союза Живых?

Он не знает страха, как те пустынные ураганы, что налетают из-за Таков и с севера, с гор Хадатха, засыпают Кушмаррах пылью и пытают горожан невыносимым сухим жаром.

Фа'тад ал-Акла презирал Союз Живых.

Аарон же считал деятельность Союза в лучшем случае пустым прекраснодушием. Но он не сомневался, что Живые и вправду намерены убить Фа'тада. Орлу недолго ждать, скоро ангел смерти коснется его своим призрачным крылом.

Впереди, перед домом, он увидел Лейлу с матерью. Непохоже, что они оплакивают потерю. Сердце Аарона радостно подскочило в груди. А потом просто взлетело от радости: он увидел Арифа.

Его сын не пострадал! Кошмарные предчувствия не оправдались.

Ариф тоже увидел отца и побежал навстречу. Аарон схватил мальчика на руки и сжал в объятиях, почти грубо. Удивленный Ариф завизжал. Люди с любопытством оглядывались на них. Столь бурное проявление чувств считалось неприличным.

Арифу не терпелось поведать папочке новости, но Аарон перевел дух и подошел к жене и теще. Лейла держала на руках Стафу, младшего сынишку Аарона. Стафе исполнилось два с половиной года, и в хорошем настроении это было сущее бедствие. Ариф же, напротив, отличался спокойным нравом и часто казался печальным.

Стафа потянулся к отцу.

— Хочу, чтоб папочка меня тоже обнял. Аарон протянул руку, и Стафа, как обезьянка, перелез на него, уселся напротив Арифа и довольно заулыбался.

— Я слышал о несчастье, — обратился Аарон к Лейле. — Я боялся, что похитили Арифа.

— Нет. Это Зуки. Зуки, сынишка Рейхи, — с горечью, облегчением и чувством вины за него ответила Лейла.

— О!

Мать Лейлы не сводила с Фа'тада бесстрастных холодных глаз. То был тяжелый взгляд стервятника, ждущего, пока остынет труп.

— Они пошли следом за ним.

— Что? — Аарон обернулся.

— Дартарский патруль. Они оказались здесь, когда Зуки схватили. Сами совсем мальчишки. Ребята закричали — бедиягха! — и дартары бросились за похитителем.

В голосе старухи звучало недоумение. Такая человечность со стороны злодеев Дак-эс-Суэтты была выше ее понимания.

— И?

— Трое вошли в переулок Тош, — ответила Лейла. — И настигли его. — Но в голосе ее не было радости.

— Случилось что-нибудь плохое?

— Их всех обожгло. Не до смерти. Ничего серьезного, хотя одежда тлела.

Аарон передернул плечами, хмыкнул.

— Аарон, надо действовать. Надо прекратить это. Он опять заворчал. Кто ж спорит. Но что можно сделать? Мужчины и раньше обсуждали это, но дальше разговоров дело не пошло. В самом деле непонятно, за что ухватиться, непонятно, кто, откуда наносит удар за ударом.

Старуха пробормотала что-то себе под нос.

— Что, матушка? — спросил Аарон.

— Дартары думают, это дело рук Живых.

Вот оно как. Неудивительно, что старуха в себя не может прийти. Для нее дартары — источник всяческого зла. А тут они прилагают все силы, чтоб спасти ребенка, а похитителями считают кушмарраханских партизан.

— Ребята кричали «Бедиягха!». Статочное ли это дело? Неужели то проделки старых богов?

Выражение «бедиягха» восходило к древнему языку Кушмарраха. Сегодня оно значило «похититель детей». В Кушмаррахе, как во всех-городах, во все времена и во всех странах, есть люди, которые — с той или иной целью — хотят купить ребенка. Значит, есть другие, которые добывают и продают детей. Но в прежние времена «бедиягха» имело особый, куда более зловещий смысл — «собиратель жертв».

То были времена Горлоха, давным-давно свергнутого богом Арамом. Последователи злобного божества были рассеяны, храмы их разрушены, жрецам запретили человеческие жертвоприношения. Но Горлох не желал уходить с миром. Свергнутые боги так просто не сдаются.

Арам Огненный принес свет в Кушмаррах, но Горлох цепко держался в тени, и даже с приходом геродиан и их странного безымянного и всемогущего божества не кончилась власть последнего Верховного жреца Горлоха.

Аарон вздрогнул и глянул вверх. Накар Отвратительный. Он в полной мере заслужил свое прозвище, этот колдун, жрец, король, досягаемый в своем акрополе. Хвала Ала-эх-дин Бейху и геродианам, которые положили конец террору.

— Нет, дело не в Горлохе, — возразила Лейла. — Говорят, Накар был последним жрецом, который знал ритуалы. — Мать ее согласно кивнула, не отрывая глаз от Орла. — А Чаровница никогда не была верующей.

— Могли сохраниться манускрипты с описанием ритуалов.

— Опять ты хочешь что-то внушить себе, Аарон. — Лейла улыбкой постаралась смягчить замечание.

Она не ошиблась. Действительно, ему хотелось объяснить свой страх перед неведомым каким-нибудь заговором, найти понятные причины.

Детей за последнее время похитили не больше и не меньше, чем когда-либо. Но каждый такой случай Аарон принимал теперь ближе к сердцу: дети его и его сверстников вступили в опасный возраст. Кроме того, в их районе случилось нескольких наглых похищений чуть не на глазах у всех, средь бела дня. Пошли разговоры, толки, которые, возможно, даже преувеличивали опасность.