ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой читателю будут представлены театральная публика и труп

Театральный сезон 192.., года начался отнюдь не многообещающе. Юджин О'Нил не позаботился своевременно о том, чтобы написать новую пьесу и обеспечить, таким образом, финансовую поддержку со стороны интеллектуалов. Заурядная же публика, которая без особого интереса смотрела все подряд, уже давно предпочитала настоящему театру более утонченные наслаждения, предлагавшиеся роскошными кинозалами.

А потому вечером в понедельник, 24 сентября, когда сияние неоновых реклам в театральном квартале на Бродвее казалось не таким ярким из-за моросящего дождя, все продюсеры и директора театров от 37-й улицы до Колумбова кольца хмуро взирали на жизнь. На взгляд этих властителей театрального мира, призывавших в свидетели своего неуспеха Господа и метеорологическую службу, весь репертуар надо было менять к чертям! Промозглая сырость приковала потенциальных зрителей к их радиоприемникам и столам для бриджа. Бродвейский театральный квартал являл собой поистине жалкое зрелище тем немногим прохожим, которые отваживались бродить по его пустынным улицам.

Однако тротуар перед Римским театром на 47-й улице к западу от Уайтвей запрудила толпа, как будто был самый разгар сезона и прекрасная погода. Над входом яркими неоновыми буквами было начертано название пьесы – «Игры с оружием». Кассирам было некогда перевести дух, за билетами на вечерний спектакль выстроилась очередь. Портье, одетый в униформу желто-голубых тонов, производил впечатление своим невозмутимым видом и степенностью, с поклонами приглашая в зал зрителей во фраках и в мехах. Казалось, ему доставляло удовольствие сознавать, что разгул непогоды так и не смог повредить тем, кто создавал «Игры с оружием».

По всему театру – одному из самых новых на Бродвее – публика спешила занять свои места, поскольку все уже были наслышаны о бурном начале пьесы. Вот уже последний любопытный отшуршал своей программкой, последний опоздавший споткнулся о ноги соседей, пробираясь к своему креслу, свет в зале погас, и занавес поднялся. Тишину разорвал выстрел, раздался мужской крик… Пьеса началась.

«Игры с оружием» представляли собой первую пьесу в сезоне, в которой использовался тот набор звуков, что связывается во всеобщем представлении с преступным миром. Налеты на ночные клубы, автоматные очереди, смертельная схватка между бандами – весь репертуар романтизированного уголовного мира был втиснут в три коротких акта. Пьеса была несколько утрированным изображением времени – чуть грубоватым, чуть безобразным, но по всем параметрам удовлетворяющим потребностям публики. Что в дождь, что в солнечную погоду, в театре царил аншлаг. И сегодняшний вечер доказывал популярность пьесы.

Спектакль шел гладко. Публика – как ей и полагалось – пребывала под впечатлением шумной кульминации первого акта. Дождь перестал, и во время первого десятиминутного антракта люди вышли из театра подышать воздухом. Когда поднялся занавес и начался второй акт, шум и грохот на сцене усилились. У самой рампы затеялась перестрелка – пик второго акта. А потому небольшая суета в задних рядах осталась незамеченной – что неудивительно при таком шуме, да еще в темноте. Казалось, никто не замечает, что происходит нечто странное, и пьесу продолжали играть дальше. Однако волнение в зале все более возрастало. Некоторые зрители в последних рядах левой стороны партера стали поворачиваться, чтобы сердитым шепотом призвать к порядку. Их становилось все больше, и скоро на эту часть зрительного зала уже были устремлены все взоры. И вдруг раздался пронзительный крик. Теперь уже и те, кто до сих пор был захвачен происходящим на сцене, где события быстро сменяли друг друга, повернули головы в ту сторону, с жадным интересом ожидая, что еще за сюрприз им принесет замысел режиссера.

Внезапно в зрительном зале вспыхнул свет, стали видны обескураженные, испуганные и полные ожидания лица зрителей. Слева, рядом с закрытым выходом из зала стоял внушительного вида полицейский и держал за локоть тщедушного взволнованного мужчину. Второй рукой он отодвигал в сторону любопытных и громко повторял зычным голосом:

– Оставайтесь на своих местах, говорю! Оставайтесь там, где вы есть!

Публика смеялась от всей души.

Однако мало-помалу лица посерьезнели, поскольку все заметили странную растерянность среди актеров. Хотя те еще продолжали подавать свои реплики, но с недоумением смотрели на происходящее в зале. Зрители, заметив это, повернулись в своих креслах, глядя Туда, где они почувствовали что-то неладное. Зычный голос полицейского продолжал греметь:

– Оставайтесь на своих местах, я говорю! Оставайтесь, где вы есть!

Зрители вдруг поняли, что инцидент в зале не предусмотрен пьесой. Женщины завизжали и вцепились в своих, спутников: На балконе, откуда нельзя было видеть происходившее в зале, творилось что-то невообразимое. Какой-то сумасшедший дом.

Полицейский с сердитым видом обратился к невысокому мужчине, по виду – иностранцу, который оказался рядом.

– Вынужден просить вас немедленно закрыть все выходы из зала и позаботиться о том, чтобы их держали запертыми, мистер Панцер, – сказал он. – Поставьте у каждой двери билетеров и распорядитесь задерживать всякого, кто попытается выйти или войти. Пошлите также кого-нибудь охранять выходы на улицу, пока не приедет подкрепление из полицейского управления. Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь, мистер Панцер, а то здесь начнется такое, что чертям будет тошно!

Смуглый мужчина поспешно бросился вон, расталкивая тех, кто подступил к полицейскому с намерением расспросить, что, собственно, происходит.

Полицейский в форме, широко расставив ноги, стоял рядом с выходом у последнего ряда левой стороны партера и массивной фигурой своей загораживал скорченное тело в вечернем костюме, лежащее на полу. Полицейский поднял взгляд и, продолжая сжимать, как тисками, руку перепуганного мужчины, посмотрел куда-то в конец зала.

– Эй, Нельсон! – позвал он.

Из небольшой каморки возле главного входа в зал появился высокий мужчина с волосами цвета соломы и стал протискиваться к полицейскому. Подойдя, он быстро взглянул на труп.

– Что случилось. Доил?

– Лучше спросите вот этого парня, – сердито отозвался полицейский, встряхнув руку мужчины, которого продолжал крепко держать. – Тут – покойник и мистер…

Он грозно поглядел на маленького мужчину, который еще больше сжался под его взглядом и пролепетал:

– Пьюзак… У-уильям Пьюзак…

– Этот мистер Пьюзак говорит, что слышал, как вот он прошептал перед смертью, что его прикончили. Нельсон ошеломленно уставился на труп. Полицейский закусил губу.

– В хорошенькое положение я попал, Гарри, – хрипло сказал он вполголоса. – Один на всю эту толпу сумасшедших, и надо с ней справиться… Я попросил бы вас оказать мне услугу…

– Пожалуйста, только скажите… Да тут просто адский гомон!

Доил в ярости повернулся и крикнул мужчине, который сидел на три ряда ближе к сцене и теперь встал, чтобы наблюдать за происходящим:

– Вот вы! Немедленно сядьте на место! И вы, что там столпились, сейчас же сдайте назад! Ну-ка, назад по своим местам, иначе я посажу под замок всех любопытных!

Он снова повернулся к Нельсону и негромко проговорил:

– Пойдите в свой кабинет, Гарри, и позвоните в управление полиции. Сообщите, что здесь у нас труп. Скажите, пусть пришлют сюда целый отряд, да побольше. Чем больше, тем лучше… Скажите, что тут целый театр народу – они поймут, что им делать. И вот еще что, Гарри. Возьмите-ка мой свисток, выйдите на улицу и посвистите, насколько хватит духу. Мне тут нужна помощь, и немедленно.

Нельсон уже пробирался сквозь толпу к выходу, когда Доил крикнул ему вслед:

– Скажите, пусть присылают сюда старого Квина, Гарри!

Светловолосый мужчина исчез из виду, и несколько мгновений спустя с улицы донеслись отчаянные трели полицейского свистка.

Смуглый директор театра, которому Доил велел поставить посты у всех выходов, торопливо возвращался, протискиваясь сквозь толпу. Сорочка у него под фраком была в беспорядке, он утирал пот со лба. Какая-то женщина остановила его, когда он пробирался мимо. Она пронзительно закричала:

– Мистер Панцер, по какому праву этот полицейский удерживает нас здесь? Вы должны знать, что я вправе покинуть это место! Если тут произошел несчастный случай, то меня это не касается! Это – ваши проблемы. Скажите ему, пожалуйста, пусть прекратит командовать и держать под замком невинных людей!

Невысокий директор, пытаясь освободиться, лепетал:

– О, мадам, я прошу вас! Поверьте мне, полицейский знает, что делает. Здесь убили человека, дело серьезное. Поймите же! Как директор театра, я вынужден следовать его указаниям… Успокойтесь и потерпите немного…

Он вырвался и ускользнул, прежде чем она успела что-либо возразить.

Доил, дико жестикулируя, стоял на сиденье кресла и громогласно вещал:

– Я же сказал, чтобы вы сели на свои места и сохраняли спокойствие, вот вы, которые здесь столпились. Мне без разницы, мэр города вы или не мэр… Вон вы, там, с моноклем! Оставайтесь сидеть на месте! Или вам помочь? Усадить? Вы что, не понимаете, что случилось? А ну-ка закройте рты, говорю!

Он спрыгнул на пол и тихо выругался, вытирая пот со лба под форменной фуражкой.

Во всем этом столпотворении, когда весь зал кипел, как огромный котел, когда с балкона, вытягивая шеи, люди тщетно пытались увидеть, что же происходит внизу, никто уже не обращал никакого внимания на сцену. Актеры машинально произнесли еще несколько реплик, но они совершенно лишились смысла перед лицом драмы, разыгрывающейся в зале. Занавес медленно опустился, прервав на полуслове вечернюю беседу героев пьесы. Актеры, бурно обмениваясь впечатлениями, поспешили к выходу со сцены. Как и зрители, они хотели быть поближе к месту происшествия.

Полная дама в годах, одетая в платье кричащих цветов – одаренная актриса из Англии, Хильда Оранж, игравшая «содержательницу бара мадам Мерфи»; стройное грациозное существо, «уличная девица Нанетта» – актриса Эва Эллис, исполнявшая главную женскую роль в пьесе; Джеймс Пил, высокий и сильный – «главный герой» в «Играх с оружием», облаченный в грубый твидовый пиджак и кепку с козырьком; Стивен Барри, элегантный молодой мужчина во фраке – он изображал молодого человека из великосветских кругов, попавшего в лапы банды; Люсиль Хортон – за роль «королевы улицы» критики, которых едва ли что-то могло пронять в этом провальном сезоне, удостоили ее целого водопада хвалебных слов в превосходной степени; пожилой мужчина с острой бородкой, безукоризненный фрак и цилиндр которого свидетельствовали о незаурядном таланте мистера Л. Ле Брюна – специально ангажированного художника по костюмам для «Игр с оружием»; грузный «злодей», выражение лица которого, еще недавно столь устрашающее на сцене, сейчас выдавало растерянность, поскольку он наблюдал за вышедшей из-под, контроля толпой зрителей – короче, здесь был практически весь актерский ансамбль спектакля, в гриме, в париках, в пудре.. Впрочем, некоторые из актеров быстро достали носовые платки, удалили наскоро грим за занавесом; и спустились со сцены по лестнице в зал, чтобы по центральному проходу добраться до эпицентра волнения.

Новая суматоха – теперь уже у главного входа в зал – привлекла к себе всеобщее внимание. Многие, несмотря на запреты Доила, встали, чтобы лучше видеть происходящее. В зале с дубинками наготове появился отряд полиции. У Доила вырвался вздох облегчения, когда он увидел высокого мужчину в штатском, который отдавал команды.

– Что тут стряслось, Доил? – спросил тот, обводя недоверчивым взглядом зал. Полицейские, прибывшие с ним, оттесняли толпу зрителей в конец зала, за ряды кресел. Некоторые зрители, покинувшие свои места, попытались было вернуться на них, но их остановили и заставили присоединиться к негодующей компании за креслами.

– Похоже на то, что этот человек был убит, сержант, – сказал Доил.

– Так. – Мужчина в штатском без особого любопытства поглядел на единственного человека в театре, сохранявшего полное спокойствие, – тот лежал у их ног, лицо закрыто рукой в черном рукаве, ноги неестественно вытянуты под сиденья переднего ряда. Вся его поза была беспомощной и жалкой.

– Положили из ствола? – спросил Доила вновь прибывший, продолжая между тем оглядывать зал.

– Похоже, что нет, сэр, – ответил полицейский. – Первым делом я позаботился, чтобы его осмотрел врач– тут один нашелся среди зрителей. Он полагает, что смерть наступила от яда.

Сержант хмыкнул.

– А это кто? – пробурчал он, указывая на дрожащего Пьюзака, который все еще стоял рядом с Дойлом.

– Парень, который обнаружил труп, – ответил Доил. – С тех пор он не сходил с этого места.

– Хорошо.

Сержант обернулся к большой группе людей, которую оттеснили полицейские, и она стояла теперь в нескольких метрах сзади.

– Кто здесь директор театра?

Панцер сделал шаг вперед.

– Я – Велье, сержант-детектив из управления полиции, – коротко представился человек в штатском. – Вы что же, так ничего и не предприняли, чтобы успокоить эту шумную толпу идиотов?

– Я старался изо всех сил, сержант, – пробормотал директор театра, заламывая руки. – Но они, кажется, озлоблены. Их, возможно, как-то задело, как тут действовал офицер полиции.

Он, как бы извиняясь, указал на Доила.

– Я думаю, нельзя было ожидать от них, что они останутся на своих местах, как будто ничего не случилось.

– Хорошо, мы позаботимся об этом, – прервал его Велье.

Он отдал какой-то краткий приказ полицейскому, который стоял рядом с ним.

– Ну ладно… – Он вновь повернулся к Дойлу. – А как обстоит дело с выходами? Вы что-нибудь предпринимали в этом направлении?

– Разумеется, сэр, – улыбнулся довольно полицейский. – Я поручил мистеру Панцеру поставить у каждой двери билетера. Они так и так стояли там весь вечер. Но я решил просто убедиться наверняка.

– Тут вы поступили правильно. И никто не пытался выйти из зала?

– Думаю, что могу ручаться за это, – со скромным видом включился в разговор Панцер. – Сама пьеса такова, что требует присутствия билетера перед каждой дверью. Специально для создания атмосферы спектакля. Пьеса – про преступников, со стрельбой, множество криков на сцене и тому подобных дел. И охранники в форме у всех выходов еще усиливают общее напряжение. Я легко мог бы выяснить для вас, пытался ли…