Таинственный цилиндр

Инспектор показал свой значок. Толпа внесла его и Эллери в небольшое фойе театра. Здесь, у окошечка кассы, стоял Панцер. По лицу директора так и гуляла широкая улыбка. Он очень вежливо, но твердо пытался ускорить движение очереди от кассы к зрительному залу. С другой стороны стоял взмокший от напряжения дородный портье и затравленно озирался по сторонам. Кассиры трудились из последних сил. Зажатый в угол фойе Гарри Нельсон вел серьезную беседу с тремя молодыми людьми, явно представляющими прессу.

Панцер заметил Квинов и двинулся было к ним, но инспектор жестом остановил его. Директор понимающе кивнул и вернулся к своему месту у кассы. Эллери скромно встал в очередь, чтобы взять оставленные им с инспектором два билета. Затесавшись в толпу, они вошли в зрительный зал.

Мадж О'Коннел чуть не упала от страха, когда Эллери предъявил ей билеты на места ЛЛ 32 и ЛЛ 30. Инспектор невольно улыбнулся, глядя, как она неловко обходится с их билетами, то и дело испуганно поглядывая на них. Она проводила Квинов по толстому ковру к проходу, молча указав на два самых крайних места в последнем ряду, повернулась и ушла. Эллери и инспектор сели и положили свои шляпы на специальные проволочные полочки под сиденьями. Потом стали устраиваться поудобнее – ни дать, ни взять два заядлых театрала в ожидании долгожданного зрелища.

В зрительном зале яблоку негде было упасть. Последние группки зрителей еще пробивались между рядами, занимая свои места. Взгляды всех, кто сидел вокруг, были устремлены на Квинов, которые невольно стали центром всеобщего интереса, что было совсем ни к чему.

– Черт возьми! – в сердцах выругался Старик. – Надо было сесть на эти места уже после начала спектакля!

– Ты и в самом деле чересчур нервно реагируешь на мирскую славу, жрец мой, – рассмеялся Эллери. – Вот мне так не доставляет никаких неудобств внимание широкой публики.

Он глянул на часы. Отец и сын многозначительно переглянулись: было ровно 8.25 вечера.

Свет в зале медленно погас. Шум и разговоры сменились полной ожидания тишиной. Когда настала полная темнота, открылся занавес. Взору зрителей открылась полутемная сцена, производившая какое-то неуютное впечатление. В тишине вдруг раздался выстрел. Полузадушенный мужской крик заставил многих в зале нервно перевести дух. Пьеса «Игры с оружием» пошла своим чередом.

Несмотря на предвзятое отношение отца к этому боевику, Эллери, совершенно расслабившись, наслаждался той легкостью, с которой игрался спектакль, и закрученностью интриги, сидя на том кресле, где три вечера назад был найден умирающий Монти Фильд. Его приводил в восхищение прекрасный звучный голос Джеймса Пила, которому приходилось действовать на сцене во все более острых ситуациях. Эва Эллис тоже жила своей ролью: она как раз говорила, исполненная нежности и волнения, со Стивеном Барри, симпатичная физиономия которого явно произвела неизгладимое впечатление на девушку, сидящую от инспектора справа. Хильда Оранж стояла в углу, облаченная, как того требовала роль, в платье самых кричащих цветов. Актриса в амплуа комической старухи ковыляла по сцене. Эллери наклонился к уху отца.

– Довольно приличная постановка, – шепнул он. – Посмотри только на мисс Оранж!

Спектакль на полных парах несся дальше. Оглушительным всплеском голосов и звуков завершился первый акт. Инспектор посмотрел на часы, когда зажглись светильники. Было 9.05 вечера. Он встал. Эллери лениво последовал его примеру. Мадж О'Коннел, которая все время делала вид, будто не замечает их, открыла тяжелые железные двери, и публика стала выходить в слабо освещенные боковые проходы. Эллери и отец, смешавшись с толпой, вышли тоже.

Юноша в ливрее, расставив на изящной переносной стойке бумажные стаканчики с оранжадом, подчеркнуто негромко предлагал свой товар. Это был Джесс Линч, тот самый юноша, которому Монти Фильд заказал эль с джином.

Эллери прошел по боковому коридору и оказался у большой железной двери. За ней было нечто вроде внутреннего дворика. От улицы этот дворик отделяла глухая стена соседнего дома – как прикинул Эллери, не менее чем в шесть этажей высотой. В ней не было ни окон, ни даже малейших щелей. Железная дверь, открытая во дворик, вплотную прилегала к кирпичной стене, так что зайти за нее и спрятаться было совершенно невозможно. Инспектор купил себе оранжад. Джесс Линч испуганно вздрогнул, когда узнал его; инспектор Квин дружески его поприветствовал.

Зрители вышли во дворик и дышали свежим воздухом. Было видно, что их разбирает любопытство. Они тщательно разглядывали все вокруг. Инспектор услышал, как одна женщина с благоговейным страхом сказала: «Где-то здесь, наверное, он и стоял в понедельник вечером вот так же, как мы. Может, покупал себе оранжад…»

Внутри здания прозвучал звонок к началу второго акта. Все, кто выходил во дворик, снова заторопились на свои места. Инспектор, прежде чем сесть в кресло, бросил быстрый взгляд на заднюю часть зала – в особенности на лестницу, ведущую на балкон. На первой ее ступеньке стоял, внимательно оглядывая все кругом, высокий билетер в ливрее.

Второй акт начался бурно. Публика так и замерла, затаив дыхание, глядя, какой фейерверк и канонаду устроили на сцене актеры. Казалось, оба Квина совершенно поглощены развитием действия. И отец, и сын напряженно подались вперед в своих креслах и наблюдали за происходящим в зале и на сцене. В 9.30 Эллери снова посмотрел на свои часы. Оба Квина сразу расслабились и откинулись на спинки кресел, хотя спектакль продолжался с тем же шумом и грохотом.

Ровно в 9.50 вечера Эллери и отец встали, взяли пальто и шляпы и потихоньку прошли в заднюю часть зала. Там стояло несколько человек, которым инспектор приветливо улыбнулся, втайне проклиная могущество вездесущей прессы. Мадж О'Коннел, бледная как смерть, по-прежнему стояла, словно статуя, прислонившись к колонне и устремив прямо перед собой пустой взгляд.

Вместе с сыном инспектор подошел к Панцеру. Тот стоял в дверях своего кабинета и с удовольствием поглядывал на зал, в котором не было ни одного свободного места. Инспектор дал ему знак войти в кабинет и вместе с Эллери последовал за ним. Лицо Панцера сразу сделалось озабоченным.

– Надеюсь, вечер прошел для вас не впустую? – спросил он беспокойно.

– Не впустую? Как сказать… Все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в этот вопрос.

Инспектор прошел еще дальше в кабинет Панцера. Эллери и директор последовали за ним из приемной.

– Вот что, Панцер, – сказал Старик, расхаживая по маленькой комнатке. – У вас есть план зрительного зала, на котором обозначены все места с их номерами и все выходы?

Панцер удивленно поглядел на него.

– Кажется, есть. Минуточку.

Он подошел к шкафу, порылся в папках и, наконец, достал большой план театра в двух частях. Первая часть изображала первый этаж, вторая – балкон.

Инспектор нетерпеливо отодвинул вторую часть в сторону и склонился вместе с Эллери над планом партера.

С минуту они внимательно разглядывали его. Затем Квин-старший взглянул на Панцера, который нервно переминался с ноги на ногу и ждал, что от него потребуется еще.

– Можно мне взять этот план с собой, Панцер? – спросил инспектор. – Через несколько дней я верну его вам в целости и сохранности.

– Ну разумеется! – живо откликнулся тот. – Может быть, я еще что-то могу сделать для вас, инспектор? Я бы хотел еще раз поблагодарить вас за содействие в рекламе сегодняшнего спектакля. Гордон Дэвис чрезвычайно доволен, что сегодня вечером – аншлаг. Он попросил меня передать вам свою благодарность.

– Ей-богу, не за что! – проворчал инспектор, аккуратно сворачивая план и пряча в нагрудный карман. – Все это мне не стоило особых трудов… А теперь, Эллери, пойдем-ка со мной. Приятного вам вечера, Панцер. И ни слова не говорите про то, что мы были в театре. Помните!

Отец и сын повернулись и пошли из кабинета, сопровождаемые заверениями Панцера, что он будет нем, как могила. Они еще раз прошли через заднюю часть зала, направляясь к левому боковому выходу. Инспектор знаком подозвал Мадж О'Коннел.

– Что вы хотите? – спросила она, обмирая. Лицо ее стало белее мела.

– Приоткройте-ка нам на секундочку дверь, чтобы мы могли выйти, О'Коннел, и после этого забудьте обо всем. Поняли? – сурово сказал инспектор.

Она что-то неразборчиво прошептала, приоткрывая большие железные двери по левой стороне совсем неподалеку от последнего ряда. Еще раз погрозив ей напоследок, инспектор выскользнул сквозь них. Эллери – следом. Дверь снова бесшумно закрылась.

В одиннадцать часов вечера, когда широко раскрытые двери театра выпускали после окончания спектакля первые группы зрителей, Ричард и Эллери Квин снова вошли через главный вход в зал Римского театра.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, в которой обнаруживаются остальные цилиндры

– Садитесь, Тим. Не желаете чашечку кофе?

Тимоти Кронин, среднего роста человек с внимательными глазами и пышной огненно-рыжей шевелюрой, расположился в одном из кресел и немного застенчиво принял предложение инспектора выпить кофе.

Было утро пятницы. Инспектор и Эллери, романтически облаченные в длинные халаты, находились в наилучшем расположении духа. Накануне вечером они легли необычно рано – если учесть обстоятельства расследования дела – и спали всю ночь сном праведников. Теперь Джуна принес кофейник с дымящимся кофе того самого сорта, который он смешивал собственноручно. Без сомнения, отец и сын были довольны самими собой и всем окружающим миром.

Кронин вторгся в столь мирное жилище Квинов в неподходящее для себя время – возбужденный, мрачный и бесстыдно изрыгающий проклятия. Поток гневных тирад, то и дело срывающихся 6 его уст, не смог остановить даже мягкий протест инспектора. Эллери слушал Кронина с таким видом, с которым дилетант внимает подлинному мастеру своего дела.

Мало-помалу Кронин осознал, где он находится. Он покраснел от смущения, сел, наконец, вняв настойчивым приглашениям, и уставился на спину Джуны, тогда как шустрый мажордом Квинов продолжал заниматься приготовлением завтрака.

– Я полагаю, что вы не в том настроении, чтобы извиняться за свои выражения, – сказал инспектор, сложив руки на животе. – Мне остается только спросить для начала о причине такого скверного настроения.

– Что спрашивать! – проворчал Кронин, закидывая ногу на ногу с сердитым видом. – Нетрудно и догадаться… Куда же подевались эти бумаги Фильда – вот загадка, которая меня мучает. Будь проклята эта черная душа!

– Она уже проклята, Тим, можешь на этот счет не беспокоиться, – сказал озабоченно Квин-старший. – Бедняга Фильд, вероятно, уже поджаривается в преисподней на милом маленьком костерке и плевать хочет на все твои проклятия. Вопрос в другом – как продвигается расследование?

Кронин схватил чашку с дымящимся кофе, которую Джуна поставил перед ним, и залпом опустошил ее.

– Как оно продвигается? – воскликнул он и грохнул чашкой об стол. – Оно вообще никак не продвигается! Результат – нуль! Пустое место! Я просто свихнусь, если не заполучу в руки в самое ближайшее время хотя бы некоторые документы, которые доказывают, что Фильд был преступником. У него в конторе уже крысы боятся выглянуть из своих нор – до такой степени Стоутс и я перевернули все вверх дном. И – ничего! Ровным счетом ничего! Послушайте, это просто невообразимо! Я готов спорить на что угодно, бумаги Фильда лежат преспокойно в каком-нибудь тайнике и ждут, чтобы кто-то протянул руку и взял их.

– Эта идея про спрятанные бумаги у вас, Кронин, уже становится маниакальной, – мягко заметил Эллери. – Можно подумать, что мы живем во времена Карла I. Тайников в стенах в нынешние времена не существует. Просто надо знать, где искать.

Кронин желчно усмехнулся в ответ.

– Благодарю вас, мистер Квин, за дружескую подсказку. У меня есть предложение – назовите мне, если вас не затруднит, место, где следует искать бумаги мистера Монти Фильда.

Эллери закурил сигарету.

– Ладно, принимаю ваш вызов… Вы утверждаете, и я ни в малой степени не сомневаюсь в ваших словах, что документы, которые вы рассчитываете найти, не находятся в конторе у Фильда… При этом мне бросается в глаза вот что: как видно, у вас особые основания полагать, что какие-то документы разоблачают принадлежность Фильда к той разветвленной преступной организации, о которой вы нам рассказывали. Что это за основания?

– Они просто должны быть у него, эти документы – вот и все, – ответил Кронин. – Признаю, это несколько странная логика. Тем не менее в данном случае она вполне годится. Все сведения, которые у меня есть, позволяют однозначно предположить, что у Фильда были письма и проекты, изложенные на бумаге. Эти письма и проекты определенно доказывают его связь с ведущими гангстерами страны. Мы постоянно искали такую связь, но документальных подтверждений у нас не было. Можете поверить мне на слово: вся эта история чересчур долгая и запутанная, чтобы пересказывать ее сейчас во всех подробностях. Вы еще убедитесь, что я прав, мистер Квин. У Фильда были бумаги, которые он просто не мог, просто не смел уничтожить. Вот эти бумага я и ищу.

– Согласен с вами, – сказал Эллери. – Мне только хотелось знать, что у вас есть за факты. Итак, позвольте мне повторить: эти бумаги находятся не в конторе. Следовательно, нам следует искать их в каком-то другом месте. Они могут быть спрятаны, к примеру, где-нибудь в абонентском ящике банка.

– Но, Эл, – заметил инспектор, которого развлекала перепалка между Кронином и Эллери, – разве я не говорил тебе еще сегодня утром, что Томас проверял эту версию? У Фильда не было абонентского ящика в банке. Это установлено точно. У него не было и абонентского ящика на почте – ни под своим, ни под чужим именем. Заодно Томас проверил, не состоял ли Фильд членом какого-нибудь клуба – вдруг он хранил бумаги там. Оказалось, не состоял. Выяснилось также, что у адвоката не было никаких других квартир – ни постоянных, ни временных. Томас в своих поисках не нашел ни малейшего намека на существование какого-то тайного хранилища. Он допускал, что Фильд мог отдать бумаги, уложив их в какую-нибудь папку или сумку, скажем, владельцу одного из магазинов, постоянным клиентом которых являлся, чтобы тот их хранил. Или что-нибудь в том же духе. Но и здесь Томас не нашел никаких следов…

Поверь, Велье отрабатывает такие следы очень хорошо, Эллери. И если ты готов держать пари, что твое предположение про абонентский ящик верно, у тебя есть риск проспорить последний доллар.

– Я просто неясно выразился, потому что допустил такую возможность только потому, что хотел показать Кронину ход логических рассуждений, – сказал Эллери. Он скрестил пальцы, положил руки на стол и прикрыл на секунду глаза. Затем продолжал:

– Все дело заключается в том, чтобы постепенно сузить область наших поисков настолько, что мы сможем, наконец, сказать однозначно: «Бумаги должны быть здесь». В наших рассуждениях мы пришли к выводу: контору, сейф, абонентский ящик и что-то в этом роде можно исключить. Мы знаем, однако, что Фильд не мог позволить себе хранить бумаги в каком-то труднодоступном месте. Не могу, правда, поручиться в этом отношении за те бумаги, которые разыскиваете вы, Кронин. Но те бумаги, которые ищем мы, – совсем другое дело. Нет, Фильд держал их постоянно под рукой… Скажу еще одно, чтобы мы продвинулись еще на шаг: вполне разумно было бы исходить из того, что он сохранял все свои секретные бумаги в одном месте.

Кронин почесал в затылке и кивнул.

– Нам следует сейчас выяснить некоторые принципиальные моменты, уважаемые господа. – Эллери сделал паузу, как будто желая придать особый вес своим последующим словам. – Итак, мы сузили сферу наших поисков, исключив все возможные места для тайника, кроме одного. А коли так, бумаги должны непременно находиться в этом самом месте. По-моему, сомнений тут быть не может.

– Я подумал об этом, – заметил инспектор, хорошее настроение у которого сменилось озабоченностью. – Я прихожу к выводу, что мы искали не так тщательно, как следовало бы.

– Мы на верном пути, – твердо сказал Эллери. – Я так же уверен в этом, как в том, что сегодня пятница и в тридцати миллионах семей на ужин подают рыбу.

Кронин недоуменно поглядел на него.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что есть только одно место, где могут быть бумаги.

– Квартира Фильда, Кронин, – небрежно ответил Эллери. – Бумаги там.

– Но ведь еще вчера я говорил на эту тему с прокурором, и тот сказал, что вы перевернули квартиру Фильда вверх дном, но ничего не нашли.

– Это правда, – сказал Эллери. – Мы обыскали всю квартиру Фильда и ничего не нашли. Суть в том, что мы искали не там, где надо, Кронин.

– Но если вы знаете теперь, где надо было искать, какого черта мы все еще сидим здесь? – воскликнул Кронин и вскочил.

Инспектор усадил рыжеволосого помощника прокурора обратно в кресло.

– Остыньте, Тим. Просто Эллери снова затеял свою любимую игру в логику. Он точно так же, как мы, не знает, где находятся бумаги. Он только строит предположения.

Инспектор печально улыбнулся и добавил:

– В детективной литературе это называется «искусство дедукции».

– Мне кажется, – проворчал Эллери, окутавшись облаком табачного дыма, – что мне здесь снова бросают вызов. Что же, я говорю совершенно определенно: хотя я не был со времени прошлого обыска в квартире Фильда, с дружеского разрешения инспектора Квина готов поехать сейчас туда и найти документы.

– Что касается этих бумаг… – начал было Старик, но его прервал звонок в дверь. Джуна пошел открывать и вернулся с сержантом Велье, за которым следовал щуплый молодой человек. Этот последний дрожал от страха и украдкой озирался по сторонам. Инспектор вскочил и бросился в прихожую, воскликнув на ходу, к удивлению Кронина:

– Это что, тот самый парень, Томас?! Детектив с мрачноватой ухмылкой ответил:

– Он самый. В натуральную величину, как живой.

– И что же, молодой человек, говорите, что можете проникнуть в квартиру так, что вас не поймают? – дружеским тоном спросил инспектор и взял пришельца под руку. – Вас-то мне и надо!

– Послушайте, инспектор! Вы что, хотите пришить мне дело? Или что? – заикаясь, проговорил парень.

Инспектор успокоил его улыбкой и вывел в коридор. Там они говорили о чем-то шепотом. В продолжение этого разговора говорил в основном инспектор, а незнакомец только поддакивал. Сидевшие в гостиной Кронин и Эллери лишь мельком увидели некий бумажный конверт, который перекочевал из рук инспектора в руки молодого человека, который сразу же ушел. Инспектор бодрым шагом вернулся в гостиную.

– Все в порядке, Томас. Тебе остается позаботиться только обо всем остальном. В первую очередь о том, чтобы у нашего друга не было неприятностей… Ну, господа мои… – Инспектор снова сел в свое кресло. – Прежде чем мы снова примемся за квартиру Фильда, я бы хотел прояснить еще некоторые вещи. Как нам сообщил Бенджамин Морган, Фильд, хотя и занимался адвокатской практикой, имел громадные доходы от шантажа. Вы знаете об этом, Тим? Монти Фильд раскручивал десятки весьма уважаемых людей на суммы, вероятно, в несколько сотен тысяч долларов. Честно говоря, Тим, мы убеждены, что мотив убийства следует искать в этой сфере. Фильда убил, без сомнения, кто-то из тех, у кого он выманил много денег и кто не смог дольше выносить его вымогательство.

Вы, Тим, знаете так же хорошо, как и я, что шантаж может быть успешен только тогда, когда бумаги, которые использует шантажист, у него под руками. Потому мы так и уверены, что они спрятаны где-то неподалеку. А Эллери утверждает, что они – в квартире у Фильда. Что ж, поедем, поглядим. И если мы найдем те бумаги, которые были нужны Фильду для шантажа, то документы, которые вы ищете, тоже, вероятно, появятся на свет божий, как уже имел случай заметить Эллери.

Инспектор умолк и некоторое время о чем-то напряженно раздумывал. Потом сказал:

– Я даже объяснить вам не могу, Тим, насколько мне необходимы бумаги Фильда. Они могли бы пролить свет на множество вопросов, из-за которых мы до сих пор тычемся носом вслепую, как новорожденные котята…

– Так поехали же! – воскликнул Кронин и снова вскочил. – Вы же знаете, я охотился за Фильдом много лет! Если мы найдем его бумаги, это будет счастливейшим днем в моей жизни! Едем быстрей, инспектор!

Однако ни Эллери, ни его отец не проявляли особой спешки. Они вразвалочку отправились по своим спальням переодеваться, а Кронина оставили беспокойно метаться из угла в угол гостиной. Если бы Кронин не был столь погружен в свои мысли, он мог бы легко заметить, что хорошее настроение, в котором он застал обоих Квинов, растаяло у них, словно дым, сменившись озабоченностью. Особенно мрачным казался инспектор. Он явно нервничал и медлил приступать к дальнейшему расследованию, чего раньше с ним никогда не бывало.

Наконец, оба Квина появились готовыми к выходу. Они вышли в сопровождении Кронина на улицу и взяли такси. Садясь в машину, Эллери вздохнул.

– Что, боишься оконфузиться, сын мой? – проворчал Старик и уткнулся носом в поднятый воротник пальто.

– Что? А.., нет, об этом я совсем не думаю, – ответил Эллери. – Я размышляю о другом… А бумаги найдем, не беспокойся.

– Ваши бы слова – да Богу в уши! – воскликнул Кронин. Больше в такси не было сказано ни слова, пока оно не остановилось перед красивым домом на Семьдесят пятой улице.

Они вызвали лифт и поднялись на этаж, на котором была квартира Фильда. В коридорах здесь было безлюдно. Инспектор быстро огляделся по сторонам и позвонил в дверь. За ней вначале было тихо, а потом раздался какой-то шорох. Тем не менее никто не открывал. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился заспанный полицейский. Рука его потянулась к кобуре.

– Не бойтесь, дружок, мы не кусаемся! – недовольно бросил инспектор, который вдруг разозлился не на шутку.

Полицейский отдал честь.

– Я не открывал, потому что думал – вдруг кто-то хочет взломать замок… – пробормотал он сбивчиво.

Квины и Кронин вошли в прихожую. Инспектор закрыл за собой дверь.

– Что-то происходило? – коротко спросил он, подходя к двери гостиной и заглядывая внутрь.

– Абсолютно ничего, сэр, – сказал полицейский. – Мы здесь сменяемся по очереди с Кэссиди каждые четыре часа, а иногда заходит проверить нас детектив Риттер.

– О! В самом деле? Проверяет вас? – иронически переспросил инспектор. – И что же? Никто не пытался проникнуть в квартиру?

– За время моего дежурства – нет, сэр. И пока дежурил Кэссиди – тоже, – ответил полицейский, тоже начиная нервничать. – Мы дежурим тут непрерывно, со вторника, с утра. Кроме нас, в этой квартире не было ни души. Исключая, конечно, Риттера.

– В ближайшие час-два возьмите стул, офицер, поставьте его в прихожей, и подремлите, если хотите, – распорядился инспектор. – Но если кто-то появится у дверей – немедленно дайте нам знать.

Полицейский взял в гостиной стул, вынес в прихожую, прислонил его спинкой к двери, сел, скрестил на груди руки и прикрыл глаза.

Остальные трое служителей закона хмуро огляделись. Прихожая была невелика, но вся заставлена мебелью и полна всяческих безделушек. Здесь были полки с книгами, которые, судя по их виду, никто не читал, фигурной резьбы столик, на нем лампа с претензией на стиль «модерн», несколько пепельниц из слоновой кости. Тут же стояли два стула в стиле «ампир», нечто странное – с виду не то секретер, не то кухонный столик. Несколько пуфиков и небольших ковриков. Инспектор взглядом, полным муки, обвел всю эту эклектику.

– Так, сын мой… Мне кажется, нам всем троим следует действовать так: будем осматривать все по очереди и при этом контролировать друг друга, чтобы никто ничего не упускал. Но скажу тебе сразу – больших надежд на успех я не питаю.

– Сущий рыцарь Печального Образа… – вздохнул Эллери. – Великая скорбь начертана на его благородном челе. Вот мы с вами, Кронин, мы же не такие пессимисты, а?

– При всем уважении к вашим небольшим семейным разногласиям я могу сказать только одно, – проворчал Кронин, – меньше надо говорить и больше делать.

Эллери озадаченно поглядел на него.

– Надо же! Вам лишь бы начать побыстрее… Вы просто муравей какой-то, а не человек. И это несмотря на то, что бедняга Фильд уже лежит в морге… Что ж, вперед, сыны Отечества!

Инспектор Квин кивнул им, разрешая действовать, и все трое принялись за работу. Они почти не разговаривали. На лице у Эллери была написана надежда. На лице инспектора – раздражение. На лице у Кронина – нескрываемая злость.

Они снимали с полок одну книжку за другой и тщательно их осматривали: перелистывали, внимательно изучали переплеты и даже прокалывали их иглами в подозрительных местах. Поскольку книг было более двухсот, все это заняло немало времени. Эллери, казалось, быстро наскучило это нудное занятие, и он, предоставив его отцу и Кронину, стал обращать внимание главным образом на названия книг. Прошло несколько минут, и он вдруг издал радостный крик, поднимая над головой тоненькую книжечку в дешевом переплете. Кронин тотчас же уставился на нее горящими глазами, инспектор тоже выказал сдержанный интерес. Но, как оказалось, Эллери нашел всего лишь еще одну книжку по графологии.

Инспектор смотрел на сына со все возрастающим любопытством, задумчиво поджав губы. Кронин, тяжко вздохнув, опять повернулся к полке с книгами. Эллери быстро перелистывал страницы найденной им книжечки и вдруг издал еще один торжествующий крик. Инспектор и Кронин подошли к нему и заглянули в книжку. На полях очень многих страниц карандашом были по несколько раз написаны разные имена и фамилии – «Генри Джонс», «Джон Смит», «Джордж Браун». Создавалось такое впечатление, что тот, кто писал, пробовал менять почерк.

– Что? Скажете теперь, что у Фильда не было детской привычки черкаться, где ни попадя? – проговорил Эллери, глядя, как завороженный, на имена и фамилии, разбросанные по полям книги.

– Ты опять за свою идею, сын мой! – устало сказал инспектор. – Я знаю, что ты хочешь сказать, но пока не пойму, каким образом это может помочь нам в расследовании. Разве что… Черт возьми, а ведь это и в самом деле идея!

Он с новым интересом склонился над книжечкой. Эллери, улыбаясь, поглядывал на него. Кронин переводил взгляд с отца на сына, совершенно ничего не понимая. Потом грустно сказал:

– У меня есть такое предложение: давайте объясним мне, что именно вы имеете в виду. Инспектор поднял глаза.

– Эллери обнаружил здесь кое-что, и это кое-что может стать для нас сущим подарком судьбы, поскольку проливает дополнительный свет на личность Фильда. Это сущий негодяй, пробы негде ставить! Глядите, Тим: если человек шантажист по натуре и если вы находите все новые и новые свидетельства его занятий графологией, какой напрашивается вывод?

– Вы хотите сказать, что он еще и подделывал документы? – озадаченно сказал Кронин. – Все эти годы, что я следил за ним, ничто не наталкивало меня на такую мысль.

– Он подделывал документы, но не в том смысле, который обычно вкладывают в это выражение, – усмехнулся Эллери. – Не думаю, чтобы такой стреляный воробей, как Монти Фильд, взялся бы за подделку подписи на чеке или учинил бы еще что-нибудь в этом роде. Он понимал, что такое дело – чересчур большой риск. Гораздо вероятнее другое – он подделывал документы, которые компрометировали ту или иную персону, подлинники оставлял у себя для дальнейшего использования, а копии продавал шантажируемому, выдавая их за настоящие документы.

– А если это все именно так, Тим, – многозначительно сказал инспектор, – и если мы где-нибудь найдем его хранилище документов, – в чем я, однако, сильно сомневаюсь, – то возникнет очень большая вероятность найти в этом хранилище и те подлинные документы, из-за которых Фильд был убит!

Кронин разочарованно поглядел на Квинов и покачал головой.

– Мне кажется, здесь чересчур много «если». Все трое снова молча принялись за поиски. После часовой утомительной работы им пришлось признать, что в прихожей ничего не спрятано. Они обшарили все, миллиметр за миллиметром: светильники, книжные полки, резной столик, секретер, подушечки. Инспектор простучал даже стены.

Тогда они занялись гостиной. Начали с большого гардероба возле входа. Инспектор и Эллери во второй раз обследовали накидки, плащи и пальто, висевшие там. Ничего. На полочке сверху по-прежнему лежали четыре шляпы, которые они уже осматривали во вторник утром: старая панама, твердая фетровая и две из мягкого фетра. Снова никакого результата. Кронин опустился на колени, чтобы заглянуть в самые темные углы, простучал стенки и внимательно обследовал шкаф – не пытался ли кто-нибудь сделать тайник в его деревянных стенках. По-прежнему ничего. Инспектор принес стул, влез на сиденье и принялся обследовать темные углы на полке для шляп. Потом спустился и покачал головой.

– С гардеробом, похоже, все, парни, – проворчал он.

Тогда они дружно взялись за комнату.

Большой письменный стол, тоже украшенный резьбой, который уже обыскивали за три дня до этого Хагстрем и Пиготт, привлек их внимание. Внутри обнаружилась кипа бумаг, счета и письма – Старик уже все это просматривал. Тем не менее он еще раз оглядел их со всех сторон самым пристальным взглядом, будто пытался найти что-то, написанное невидимыми чернилами. Потом пожал плечами и снова бросил на прежнее место.

– Черт меня подери еще раз! Ведь надо же – уже пожилой человек, а дал себя увлечь фантазиями этого мальчишки, – в сердцах выругался он. – Все он, все он, чертов писака!

Отведя душу, он машинально принялся перебирать те предметы, которые сам нашел во вторник в карманах пальто Фильда. Эллери хмуро глядел прямо перед собой. На лице Кронина отражалась все большая и большая меланхолия. Инспектор еще немного перебирал в рассеянности ключи и старые письма, а потом повернулся к Эллери и Кронину.

– В письменном столе ничего нет, – устало констатировал он. – Сомневаюсь, чтобы такой закоренелый и многоопытный негодяй выбрал бы для тайника столь простое место, как письменный стол. Мысль искать в письменном столе напрашивается сразу же.