– Послушай, – обратился Майкл к Дэви, силком тащившему его через кухню.
      – Привет, дядя Дэви, – окликнула стоявшая у холодильника Дилли – Хочешь шоколадку?
      – Привет, солнышко. Не хочу, – бросил он на ходу и, открыв дверь, выпихнул Майкла на крыльцо.
      – Да погоди же, – отбивался тот. – Я…
      – Ты уже успел здесь оглядеться? – рявкнул Дэви.
      – Я не… – растерянно начал Майкл.
      – Это местечко как две капли воды похоже на десятки забытых Богом дыр, по которым ты имел привычку таскать всех нас. Копия тех городишек, где ты успевал нагадить, прежде чем смыться. Только на этот раз здесь новый дом Софи. У нее муж, двое детишек и прекрасная репутация. Мало того, она здешний мэр, но ты и это можешь испохабить в одну минуту, тут тебе равных нет.
      – Я никогда бы не напакостил своей дочери, – возразил Майкл на этот раз довольно искренне.
      – Намеренно, да. Но почему-то дело всегда кончается плохо. Ты просто не можешь иначе. Обман у тебя в крови, даже когда ты честно хочешь идти по прямой дорожке.
      – Я никогда не собирался идти по прямой дорожке, – запротестовал Майкл.
      – Да, верно. Беда в том, что ты жить не сможешь, если кого-то не проведешь. Ты погубишь Софи, причем из самых лучших побуждений.
      – Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Ладно, я иду к дочери…
      – Сколько ты собирался у нее выманить? – напрямую спросил Дэви и впервые в жизни увидел, как краснеет отец. – Всего лишь небольшой заем, верно?
      – Только на обзаведение. Сущая чепуха, – заверил Майкл. Дэви вынул из заднего кармана брюк пухлый конверт и показал отцу.
      – Здесь сто тысяч долларов. – Майкл выжидающе замер. – И они будут твоими, если пообещаешь никогда не возвращаться сюда без меня.
      – Здесь мои дети! – возмутился Майкл. – И мой внук.
      – А теперь послушай меня внимательно. За последние два дня я многое усвоил и понял, что на прошлой неделе ты сказал чистую правду. Нельзя идти против своей природы, не смирившись с тем, кто ты есть на самом деле. Все равно метка остается на всю жизнь. А ведь я – твой сын, и с этим ничего уже не поделать.
      – Можно подумать, это такой уж порок! А ведь я дал тебе образование, какого не смог бы дать никто.
      – Знаю. И за это я благодарен тебе, – кивнул Дэви. – Но главное для меня – Софи. Это она спасла нас после смерти матери, спасла меня, и я сделаю все, чтобы она была счастлива, даже если для этого придется швырнуть тебя в реку с камнем на шее. – Он снова поднял конверт. – Это все твое, если немедленно уберешься и оставишь ее в покое. Хочешь, пересчитай.
      – Не нужно. Я тебе доверяю.
      – Да неужели ты способен кому-то доверять? Смех и слезы!
      – У воров тоже существует понятие чести, – бросил Майкл.
      – Возьми деньги, – повторил Дэви. – Но отныне, когда окажешься в Огайо, иди прямо ко мне. И не пытайся явиться сюда один.
      – Ты решил остаться здесь? – спросил Майкл с ужасом, лучше всяких слов выразившим все, что он думает о Темптейшне.
      – Нет, в Колумбусе, – пояснил Дэви, протягивая отцу конверт. – Бери. Может, сумеешь разбогатеть. Если же нет, по крайней мере, месяца два поживешь в свое удовольствие.
      Майкл взял конверт.
      – Я не собирался торчать тут, – устало вздохнул он. – Просто хотел повидать Софи и Эми. И малыша Демпси. Уж очень боялся, что наш род прервется.
      – Не бойся, я и об этом позабочусь, – пообещал Дэви.
      – Тильда, – кивнул Майкл. – То, что тебе надо. Может, я вернусь к Рождеству. Посмотреть, как идут дела.
      – Прежде позвони. Вдруг мы будем заняты.
      – Безжалостный ты сукин сын, – трагически заявил Майкл, засовывая конверт в карман. – Это у тебя по материнской линии. Священники, что с них возьмешь! Будут спасать твою душу, пока не сведут в могилу.
      – Вы с Доркас можете вернуться сегодня.
      – Боюсь, Доркас уже в пути. Она сказала, что неплохо провела время, но теперь хочет рисовать. Пообещала соскучиться к Рождеству. Но я сегодня переночую здесь. – Дэви открыл было рот, чтобы запротестовать, но Майкл властно поднял руку. – Я остаюсь. Эми пригласила нас завтра на ужин. Ждет не дождется. А у Дилли завтра футбольный матч, который я обещал посмотреть. Я ничего такого не сделаю, Дэви. Обещаю. – Он похлопал себя по нагрудному карману. – Да и зачем мне? А послезавтра я исчезну.
      – Если ты хотя бы вынешь колоду в присутствии Дилли… – начал Дэви.
      – Даю слово, – перебил Майкл, и Дэви удивленно замолчал.
      – Тогда… – после паузы начал он, но тут на крыльце появилась Софи.
      – Кровать просто великолепна! – воскликнула она, но, увидев лицо Майкла, осеклась. – Что тут у вас?
      – Ничего, – улыбнулся Дэви. – Говорят, завтра мы все идем на футбол, а потом примем дозу птомаина у Эми. – И, заметив стоявшего в дверях Фина, громко добавил: – А в воскресенье тронемся в обратный путь.
      – Слишком рано, – нахмурилась Софи, но смотрела при этом не на отца, а на брата. – А как твоя квартирная хозяйка?
      – Ее зовут Матильда. И я тебе все о ней расскажу.
 
      Тильда поднялась на чердак, расставила картины Скарлет и прошла вдоль ряда. Какая невероятная смесь! Первая – в жуткой дешевой рамке, вторая и третья – в полном порядке, три последних нуждаются в чистке.
      Кроме того, шестую нужно закончить.
      Она уселась на пол перед шестой картиной, коснулась смазанных голов танцоров. Вспомнила обиду, но не почувствовала боли. Эндрю – хороший человек. Когда-то она любила его. Но он – не Дэви.
      Тильда твердила себе, что слишком остро реагирует на случившееся. Не так уж сложно убедить себя, что ты влюблена в парня, укравшего ради тебя картины, возродившего не только галерею, но и твои достоинство и уверенность в себе, говорившего, что ты красива и великолепна, любившего до потери сознания, уверявшего, что любит всем, что у него есть…
      Нет, она на самом деле влюблена.
      Тильда снова коснулась картины. Может, пора исправить сделанное? Снова стать Скарлет, но на этот раз.
      – А, вот вы где, – пропел кто-то за ее спиной.
      Резко обернувшись, Тильда увидела невероятно соблазнительную Клеа Льюис, стоявшую посреди чердака.
      – Что вы здесь делаете? – бросила потрясенная Тильда, забыв о вежливости.
      – А вот и они, – продолжала Клеа, словно не слыша. – Значит, Дэви раздобыл все шесть?
      – Э… – промычала Тильда, не представляя, как будет выпутываться.
      – Я так и знала, – кивнула Клеа, подходя ближе. – Он всегда добивается своего. – Она по-приятельски улыбнулась Тильде. – Он сбежал, верно?
      – Просто уехал дня на два. – Тильда вздернула подбородок.
      – Вот уж нет. Когда Дэви уходит, это навсегда. Но зато он оставил вам картины. Как это на него похоже! Ничего не скажешь, человек он щедрый, – с сожалением вздохнула Клеа. – Обидно только, что небогат!
      – Он вернется, – твердо сказала Тильда. – Простите, но что вам понадобилось в моей спальне?
      – Пришла за картинами, разумеется, – усмехнулась Клеа.
      – А почему вы думаете, что я вам отдам? – проговорила Тильда, пораженная ее наглостью.
      – Потому что тогда я никому не расскажу, что вы и есть Скарлет. И те люди, которых вы обвели вокруг пальца, не узнают, кто вы такая на самом деле. И вы не попадете в тюрьму. А поскольку именно вы содержите семью, ваши родные не будут голодать. Думаю, это неплохой обмен.
      Тон был дружеским, но в глазах стыл лед, и Тильда поняла, что Клеа знает о Гвенни и Мейсоне.
      – Воображаете, что эти картины помогут вам вернуть Мейсона? – спросила она, и Клеа передернуло.
      – Не ваше собачье дело, – прошипела она.
      Тильда кивнула, пытаясь выиграть время.
      – Их нужно почистить. Снять с первой дешевую рамку. Мейсон ненавидит дешевые рамы. И… – Она подошла к последней картине, той, которую смазала кистью и швырнула в отца, когда он сказал, что она рождена для живописи, а не для любви. – И еще мне нужно закончить последнюю. Я отдам их вам завтра.
      – Завтра? – недоверчиво протянула Клеа.
      – Краски успеют высохнуть, Я сама приеду к вам. Можете мне доверять.
      – Я никому не доверяю, – отрезала Клеа. – Но, думаю, у вас нет выхода. Значит, завтра утром.
      – Да. Завтра утром вы их получите.
 
      А внизу, в галерее, не иссякал поток покупателей. Когда же в пять часов ушел последний из них, Гвен отослала Мейсона домой, заперла дверь и подошла к Надин.
      – У нас нет телефона Томаса? Его вещи остались здесь. Кстати, не могла бы ты вынести мусор?
      – Сейчас, – кивнула Надин. – Ничего не знаю насчет Томаса, но все равно нужно выгулять Стива. Заодно и мусор вынесем. Стив сегодня был великолепен, не находишь?
      Гвен взглянула на Стива, лежавшего на полу. Пес тяжело вздохнул.
      – Знаю, – сказала она ему. – Не жизнь, а сущий ад.
      – Ему нравится, – заверила Надин, открывая дверь офиса, – Пойдем, щен, вынесем мусор и обдуем мусорный ящик. Ты это любишь.
      Стив потрусил за ней, Итан последовал его примеру, а Гвен восхищенно покачала головой. Молодец Надин, ничто ее не тревожит!
      Но тут она ошибалась, потому что минутой, позже в комнату влетела Надин.
      – Вызывай полицию! – велела она, и Гвен оцепенела. – Мертвец за мусорным контейнером!
      – Дэви? – Сердце Гвен сжалось.
      – Нет. Томас, – ответила Надин.
 
      Тем временем ничего не подозревающая Тильда успела очистить картины и снять рамку с первой. Поставила незаконченную работу на стол, отрегулировала освещение и стала внимательно изучать. Нужно вспомнить старую манеру письма. Никаких осторожных набросков, никакой грунтовки, только свободные смелые мазки. Такие картины подделывать всего труднее, потому что любая нерешительность мгновенно отразится на холсте и станет просто кричать о лжи. И тогда картина будет испорчена. А этого она не хотела.
      «Практика. Нужно попрактиковаться, чтобы стать прежней», – сказала она себе.
      Тильда попыталась сделать несколько пробных мазков на бумаге, но это было совсем не то. Получалось беспомощно и неуклюже. Она больше не Скарлет. И сама не понимает, в кого превратилась.
      «Дэви знает, кто я». Но Дэви в Темптейшне. Она одна. Сама по себе.
      Снова подделывает картину. В холоде одиночества.
      Но она сможет! Сможет сделать это.
      Тильда оглядела снежно-белую комнату. «Просто нужно вспомнить».
      Тильда подняла большой кусок угля и широкими взмахами нарисовала на стенах листья, подражая Скарлет, стараясь не напрягать руку. Закончив делать наброски, она пустила в ход краски, и листья оживали на глазах, округлые, теплые, листья, которых хотелось коснуться. Именно так делала Скарлет. В ее картины хотелось войти и остаться там навсегда. В те дни она была молода, счастлива, она рисовала…
      «Вот в чем разгадка последней картины», – поняла Тильда, нанося последний штрих. Скарлет прекратила существование, потому что Эндрю полюбил Ив, и Тильда больше не смогла рисовать радость. Она остановилась, потому что не имела права любить Эндрю. Может, сейчас пора начать, потому что она любит Дэви? Потому что снова поверила в будущее. Потому что Дэви вернется.
      Тильда посмотрела на джунгли, расцветшие на стенах. И еще потому, что она была рождена, чтобы рисовать именно так.
      Тильда поднесла последнюю Скарлет к свету и на этот раз поняла, что именно нужно делать. Как дописать вечно тянущихся друг к другу в лунном свете темноволосых любовников.
      Это будет история ее жизни.
 
      Гвен набрала 911, кое-как объяснилась, и бросилась на автостоянку. За мусорным контейнером распростерся Томас, бледный как смерть, с окровавленной головой.
      – Ты уверена, что он мертв? – спросила она Надин. – Впрочем, не важно. Подождем здесь, только не трогайте тело и… – Она вдруг замолчала. – Мне нужно подняться наверх. Повернитесь к нему спиной или отойдите подальше, только ничего не касайтесь.
      – Мы не идиоты, – едва выговорила трясущаяся Надин.
      – Да не смотри на него, – велела Гвен и пулей помчалась на второй этаж.
      – Забавнейшая вещь, – дрожащим голосом пролепетала она, когда Форд открыл свою дверь. – Надин пошла выносить мусор и обнаружила за мусорным контейнером мертвеца.
      – Кто-то знакомый? – спокойно осведомился Форд.
      – Похоже, – прошептала Гвен с упавшим сердцем, – вы ничуть не удивлены?
      – Удивлен, – успокоил ее Форд. – Так мы его знаем?
      – Это Томас. Официант. Только он не официант, он из ФБР.
      Это его проняло. Пусть на мгновение, но глаза его блеснули.
      Гвен удовлетворенно кивнула.
      – Он разносил еду в ФБР? – как ни в чем не бывало спросил Форд.
      – Отдаю должное вашему юмору, но здесь сейчас будет полиция. Так что могли бы быть поостроумнее.
      – Вы сегодня не слишком приветливы, – заметил Форд.
      – Да. Обнаружение трупа за мусорным контейнером мало способствует приветливости, – запальчиво начала Гвен, но тут же взяла себя в руки и глубоко вздохнула; – Вы, случайно, не знаете, как он туда попал?
      – Понятия не имею. А как он умер?
      – У него вмятина на черепе. Думаю, именно из-за нее.
      – Что сразу исключает естественные причины и самоубийство, не так ли?
      Гвен стиснула зубы, стараясь не взорваться.
      – Это вы его убили?
      Форд разочарованно покачал головой:
      – Вы такого мнения обо мне?
      – Ну… – растерялась Гвен.
      – Черт возьми, Гвен, да если бы я прикончил его, уж, наверное, постарался бы оттащить куда подальше. Не настолько же я глуп, чтобы оставить его за мусорным контейнером!..
      – Вот как? – с тайным облегчением произнесла Гвен, не забывая, однако, возмущённо хмурить брови. – Нет, разумеется, вы не настолько глупы.
      – Могли бы хоть немного мне доверять, – продолжал сетовать Форд.
      – Верно, – кивнула Гвен, отступая. – Прошу меня простить.
      – Тем более что единственный, кого я был бы рад здесь придушить, это Мейсон. Он все еще тут околачивается?
      – Кажется, да, – призналась Гвен, не соображая, как теперь быть.
      – Очень плохо. Не забудьте прислать копов сюда, когда они появятся, – приказал Форд и закрыл дверь, прежде чем она успела что-то сказать.
      – Знаете, – заорала она, – мне все это не очень-то нравится!
      И, не дождавшись ответа, глубоко вздохнула и спустилась вниз встречать полицейских.
 
      Тильда узнала о Томасе, только когда в дверь чердака постучались полицейские.
      – Что за черт? – спросила она, спустившись к Гвен.
      – Все не так плохо, как мы сначала думали, – бодро заверила ее Гвен, разбавляя сок водкой. – Он не совсем мертв.
      – Ты считала, что он убит, и не послала за мной?
      Тильда налила себе водки, старательно притворяясь расстроенной. Бедный Томас. Такая лапочка!
      «Я хочу рисовать», – подумала она.
      – Он ужасно выглядел, – продолжала Гвен. – Еще бы сутки пролежать за мусорным контейнером! Полиция считает, что он с кем-то разговаривал и собеседник вдруг ударил его по голове камнем. Непредумышленно.
      – Вот как, – кивнула Тильда. – А Форд?
      – Утверждает, что не оставил бы тело в таком месте. И мне кажется, что если бы он действительно пытался кого-то прикончить, то бил бы наверняка. Ничего не скажешь, профессионал.
      – Тут ты права. Так кто же, по их мнению, это сделал?
      – Ну, мы или любой из посетителей галереи. Они хотели бы потолковать с Дэви и Майклом, поскольку те так внезапно сорвались с места.
      – Дэви, – повторила Тильда.
      – Кажется, они позвонили в полицию Темптейшна, – продолжала Гвен.
      – Вот как? Может, хоть это вернет Дэви.
      – Прекрасно. Но я прошу тебя сосредоточиться на важных вещах!
      – Я иду рисовать, – бросила Тильда и вернулась к джунглям на чердаке.
      Она закончила последнюю Скарлет, когда луна поднялась высоко в небо. Отступив, Тильда долго смотрела на картину, чувствуя усталость, покой и опустошенность. Конец одной главы и начало новой.
      – Нам нужно как можно больше рисовать, – объявила она песику, лежавшему посреди кровати и терпеливо наблюдавшему за ней. – Мы сейчас на подъеме.
      Она включила стерео и продолжала рисовать под Дасти Спрингфилд, певшую «Я лучше уйду, пока влюблена», и Бренду Холлоуэй с ее «Все болит». Но вспомнив Дэви, считавшего, что ей нужна музыка этого века, Тильда переключилась на Дикси Чикс и принялась энергично подпрыгивать на пружинах матраца, накладывая позолоту на изголовье. Закончила она только в четыре утра, зато над кроватью сияли огромные, счастливые, вовсе не безумные головки подсолнухов, а Пиппи Шаннон упоенно выводила «Я делаю вид».
      – Наша песня, – сказала Тильда Стиву, слишком уставшая, чтобы посмеяться над собой, но тут Пиппи перешла к «Кого я дурачу? Дурачу себя». – Вот это уж точно моя песня. Мне следовало бы больше уделять внимания всему, о чем говорят эти женщины.
      Подсолнухи вдруг напомнили Тильде о Клариссе, требовавшей, чтобы подпись была крупнее.
      – Стив, – позвала она, и такса подняла голову и недовольно взглянула на нее. – Знаешь, очень важно подписать свою работу.
      Она отложила широкую кисть, которой рисовала листья, и взяла самую тонкую. Выбрала тюбик красного кадмия, выдавила небольшую колбаску, окунула кисть в краску и глубоко вздохнула. И трясущейся рукой вывела «Матильда» над «Скарлет» и «Гуднайт» – чуть пониже.
      – Матильда Скарлет Гуднайт, – прочитала она вслух, – Ее работа.
      Снова окунув кисть в краску, она перешла к коровам. Потом настала очередь цветов, бабочек, русалок… Последней она подписала картину с любовниками, затем села на кровать и хорошенько присмотрелась к делу рук своих.
      На душе было невероятно легко.
      – Это мои картины! – сказала она Стиву. – И больше никто их у меня не отнимет.
      Если не считать Клеа.
      Что же, об этом она подумает завтра.
      Тильда поставила кисти в воду, легла рядом со Стивом и мгновенно провалилась в сон.
      Проснувшись в девять утра, она упаковала картины, надела бейсболку Эндрю, которую с некоторых пор считала своим талисманом, оставила Стива с Ив и Гвенни и объяснила, куда идет.
      – Не стоило этого делать. Это неправильно, – запротестовала Ив.
      – Может, и нет. А может, и правильно. А вдруг судьба специально вернула их мне, чтобы я смогла поставить свою подпись?
      – Нет, – помотала головой Ив. Тильда не стала спорить, обняла ее, чмокнула в щеку, вышла и села в машину Джеффа.
      «Не хочу отдавать их, – думала она, глядя на коробку, где лежали картины. – Не хочу, чтобы мне мешали рисовать, как я считаю нужным. И не хочу опять браться за фрески».
      Немного посидев в машине перед домом Клеа, она выудила из сумки сотовый, ежедневник и проверила список. Шесть заказов на фрески. Рядом с каждым – контактный телефон.
      Тильда набрала первый и сказала в трубку:
      – Миссис Магнуссон? Это Матильда Вероника. Простите, но я не смогу выполнить ваш заказ. Непредвиденные обстоятельства…
      Она продолжала звонить, успокаивая оскорбленных клиентов, предлагая им картины или мебель, чувствуя, как напряжение в спине ослабевает. На переговоры у нее ушло больше часа, и, отложив телефон, она снова взглянула на коробку.
      «Ну что же, если я должна расстаться с этими, придется всего лишь нарисовать новые».
      И хотя Тильда явно опаздывала, все же торопиться она не собиралась и, поудобнее устроившись на сиденье, начала строить планы.
 
      – Где Тильда? – первым делом спросил Дэви, входя в офис.
      – Где вы были? – раздраженно бросила Гвен вместо ответа. – Здесь разразился настоящий ад и…
      – Полиция, – кивнул Дэви. – Они все еще допрашивают папочку. Так где Тильда?
      – У Клеа, – выдавила Гвен с несчастным видом. – Повезла Скарлетов.
      – Это еще зачем? – разозлился Дэви.
      – Кто-то донес Клеа, что Тильда и есть Скарлет. Понимаю, это шантаж, но что мы могли…
      – Дьявол! – прошипел Дэви. – Стоило уехать на день, и здесь уже творится черт-те что!
      И прежде чем Гвен успела достойно ответить наглецу, Дэви исчез за дверью.
      – Ну и черт с тобой, – проворчала она в сторону двери и пошла наверх, за книгой с кроссвордами. Но в коридоре столкнулась с Фордом.
      – Что там еще? Я слышал ваши вопли.
      – Дэви, – вздохнула Гвен.
      – Демпси вернулся? Вот и хорошо, мне он нужен. Где его найти?
      – Он снова убежал. Помчался к Клеа. Спасать Тильду, – ехидно сообщила Гвен.
      – К Клеа, – повторил Форд, возвращаясь к себе. Но Гвен и не подумала оставить его в покое.
      – Что вы делаете? – спросила она, увидев, что он взялся за кобуру. – Я вам не позволю!
      Сама не понимая, откуда вдруг взялась такая храбрость, Гвен загородила дверь.
      – Что именно? – удивился Форд. – Поймите, я опаздываю…
      – Послушайте, я знаю, что люди, которых вы… то есть они, вероятно, заслужили…
      – «Поворотный момент», – подсказал Форд. Гвен мгновенно сдулась, как проколотый шарик.
      – Все киллеры знают этот фильм, – продолжал Форд. – Это наша «Касабланка».
      – Не смешно, – обиделась Гвен. – Так всегда говорил Тони. Если они покупают картины, в которых ни черта не понимают, только чтобы выпендриться, значит, сами напрашиваются на обман. Но это нехорошо, и я… – Она укоризненно покачала головой. – Не могли бы вы просто перебраться на Арубу и открыть там сиротский приют?
      – На кой черт мне сиротский приют? – ошеломленно произнес Форд.
      – Чтобы покаяться. Если остановитесь сейчас, может…
      – Гвен!
      – Видите ли, Тильда действительно любит Дэви, и мы не хотим, чтобы он… – Гвен снова запнулась. – Как Томас.
      – Конечно, официант – это не занятие для мужчины, – согласился Форд.
      «Черт бы тебя побрал!» – мысленно выругалась Гвен и с силой захлопнула дверь.
      – Довольно с меня всех поганых мужиков, никогда не принимавших меня всерьез! Сначала Тони тридцать лет гладил меня по головке, потом Мейсон хочет жениться на мне ради галереи, а теперь вы с вашими дурацкими шуточками собираетесь убить моего будущего зятя! Меня тошнит от вас! Дьявол, да когда же вы поймете, что со мной нужно считаться! Больше я не желаю мириться с вашей идиотской снисходительностью, посредственным сексом и… – Она осеклась, увидев, как изменилось его лицо. – Попробуйте только ляпнуть что-нибудь, и вы труп, – предостерегла она.
      Форд шагнул вперед и продолжал надвигаться на нее, пока не прижал к двери.
      – Посредственный секс, вот как?
      – Я не выйду за него, – вздохнула Гвен.
      – Это я и без того знал. И вовсе я не собираюсь относиться к вам снисходительно. Просто должен выполнить последнее задание.
      – Нет! – крикнула Гвен, воинственно выдвинув вперед подбородок. – Вам придется перешагнуть через меня, прежде чем доберетесь до него. Он – будущее моей дочери, и никто не посмеет разрушить ее счастье.
      Лицо Форда оставалось непроницаемым.
      – Гвен, как далеко вы готовы зайти, чтобы спасти ничтожную жизнь Дэви Демпси?
      – Достаточно далеко.
      Он наклонил голову, почти касаясь губами ее губ:
      – И чем способны пожертвовать?
      Гвен прикусила губу, чтобы не поцеловать его.
      – Почти всем, – честно призналась она.
      Форд обвел кончиком пальца ее ухо, и она зажмурилась.
      – А что, если вам не придется ничем жертвовать? – прошептал он.
      – Я настаиваю, – не сдавалась Гвен.
      – Дэви Демпси у вас в долгу, – заключил Форд, роняя кобуру.
 
      Как Дэви ни спешил, все же Саймону удалось перехватить его по дороге.
      – Ты вернулся? Прекрасно. Можем уезжать.
      – Я остаюсь, – бросил Дэви на ходу. – Срочное дело. Поговорим позже.
      – А я не остаюсь. Вчера я разговаривал с Ив.
      Дэви остановился:
      – Знаешь, я хотел тебе сказать… Луиза – это Ив.
      – Знаю. – Лицо Саймона было мрачнее тучи. – Ты хоть понимаешь, что я вытворял с матерью Надин?!
      – Ну… приблизительно.
      – Я больше никогда не смогу смотреть в глаза этой девочке.
      – Переживешь, – отмахнулся Дэви. – Мне пора. Приезжай на свадьбу.
      – Подожди… – начал Саймон, но Дэви уже бежал к желтому микроавтобусу.
 
      Клеа сидела за туалетным столиком и в ожидании Тильды думала о том, как подарит Мейсону картины и лучший а его жизни секс. В самый разгар сладких грез в ее спальню вошел Рональд и прикрыл за собой дверь.
      – Я должен поговорить с тобой, – заявил он так твердо, как только это способен сделать человек с внешностью Рональда.
      – Не сейчас, Рональд. У меня деловое свидание.
      – Тебе пора выбрать, Клеа, – продолжал Рональд, старательно выпячивая то, что считал нижней челюстью. – Либо он, либо я!
      Клеа устало закрыла глаза. Иисусе, мужчины в ее жизни! Может, еще не поздно стать лесбиянкой? Должны же где-то существовать богатые женщины!
      – Рональд, повторяю, ты выбрал неподходящее время…
      – Сейчас или никогда! – перебил Рональд, явно упорствуя в своей решимости.
      – Послушай, Рональд, – начала она, но тут дверная ручка мелко задребезжала. – Вдруг это Мейсон? Ты всячески портишь мне жизнь, Рональд!
      Рональд торопливо оглянулся:
      – Я не…
      Клеа схватила его за руку и силой поволокла к шкафу.
      – Забейся вглубь, за одежду. И сиди тихо, – прошипела она, закрывая дверцу, но тут же снова ее открыла и добавила: – Оставайся с правой стороны!..
      Наспех взбив волосы, Клеа пошла объясняться с Мейсоном, но, к ее удивлению, за дверью оказался Дэви Демпси.
      – О Боже! – ахнула она, рывком втаскивая его в комнату. – Что ты здесь делаешь?
      – Эта комната полна прекрасных воспоминаний, – напыщенно объявил он, мигом обретя равновесие.
      – Но мы никогда не занимались здесь сексом, – удивилась Клеа.
      – А я и не имел в виду тебя, – дожал плечами Дэви. – Кстати, у меня к тебе предложение.
      В мягком освещении спальни он выглядел на редкость соблазнительно: высокий, широкоплечий, уверенный в себе, но предложений у Клеа имелось столько, что хватило бы на всю жизнь. И, кроме того, она и сама собиралась сделать ему предложение.
      – Нет. Проваливай…
      Он взял ее за подбородок, приподняв голову, и Клеа охватило такое волнение, какого она не испытывала годами. Мейсон в постели был настоящим джентльменом, Рональда тоже фейерверком не назовешь. А вот спать с Дэви – дело другое. Стоило согласиться, хотя денег у него не было и вряд ли будет достаточно для такой женщины, как Клеа.
      – Я дам тебе миллион долларов… – начал Дэви.
      – Хорошо, – прошептала Клеа, поглядывая на шкаф. – Только придется вести себя очень тихо.
      – …если оставишь Тильде ее картины и никогда близко не подойдешь ни к Гуднайтам, ни к их галерее, – закончил Дэви.
      – Ах вот оно что! – взбесилась Клеа, отталкивая его руку. – Но мне нужны картины. Я подарю их Мейсону. Он…
      – Сделал предложение другой женщине, – усмехнулся Дэви. – А именно Гвенни Гуднайт. Он попросил ее стать его женой. Не пойму, почему ты на нем зациклилась. Кролик просто на тебе помешан.
      – Ш-ш! Что это еще за Кролик?
      – Рональд Эббот, твой сообщник в преступлении. Он хочет тебя, хотя лично я никак в толк не возьму, зачем ему это.
      – Рональд разорен. И…
      – У Кролика всегда были деньги, а что еще лучше, он умеет их делать.
      – Да не ори ты! – буркнула Клеа, стараясь не смотреть и сторону шкафа. – И не пытайся меня надуть. Он сам мне сказал, что небогат, но любит меня. И что мы могли бы жить одной любовью. – Даже одно воспоминание об этом вызвало еще большее ее негодование. – Взгляни на меня. Похожая на женщину, которая способна жить одной любовью?!
      – Ни в коем случае, – признал Дэви. – Но тебе давно пора научиться понимать язык Кролика. Богатство для него начинается с десяти миллионов. Всех, кто таковых не имеет, он считает просто нищими.
      – И он совершенно прав. Слушай, давай поговорим позже, а сейчас…
      – Нет, это ты слушай. У Кролика достаточно денег, чтобы купить тебе не один ужин. Более того, в отличие от Мейсона он хочет купить тебе ужин. И еще… – Дэви наклонился, гипнотизируя ее взглядом, и Клеа подумала, что, возможно, и стоило бы держаться за него. – …он может взять тот миллион, который я тебе дам, и сделать из него десять. Потому что знает рынок как свои пять пальцев. И поэтому Кролик – твоя лучшая ставка.
      Клеа призадумалась. Было бы неплохо получить мужчину, не обременяя себя особыми трудами. Может…
      – Поняла свою выгоду? – не унимался Дэви. – А тебе нужно пообещать мне всего две вещи.
      – Две? – насторожилась Клеа.
      – Первое: ты отказываешься от картин Тильды и оставляешь в покое ее и всех, кого она любит. И никогда не омрачишь ее жизнь своим появлением.
      – Не пойму, что ты нашел в этой женщине, – вырвалось у Клеа. – Никакой элегантности.
      – Где тебе понять, – ухмыльнулся Дэви. – И второе: перестань убивать людей.
      – Я никого не убивала! – вскинулась Клеа.
      – Я сам видел, как ты позволила Зейну умереть, – мрачно напомнил Дэви. – Пусть он был подонком. И все же…
      – Мне показалось, что он пьян. А когда я поняла, что это не так, скорее побежала за банковской книжкой. Но я не убивала его. Несвоевременный вызов «скорой» ни один суд не квалифицирует как убийство.
      – А твой последний муж? – напомнил Дэви.
      – И Сирила я не убивала. Единственный из всех, с кем я спала и кого мне хотелось придушить, – это ты.
      – А теперь и Томас, – продолжал перечислять Дэви.
      – Томас?!
      – Знаю-знаю, он тебя шантажировал, – продолжал Дэви, – но доказать это я не могу, да и не хочу. Единственное, чего мне хочется, – поскорее убрать тебя отсюда. Только поклянись, что оставишь Кролика в живых, иначе я до тебя доберусь и отомщу за всех.