Без ума от тебя

Все это было так не похоже на эту благоразумную женщину. Может, у нее скоро месячные?

Усевшись в машину, Куинн прижала к себе собаку и замкнулась в молчании, а собака смотрела поверх ее плеча на Билла и словно ухмылялась. Он не обращал на нее внимания. Пусть Куинн повозится немножко с этой тварью, но недолго. В их совместном будущем нет места собаке — как бы Куинн ни злилась в эту минуту.

— Чем собираешься заняться вечером? — сердечным тоном спросил Билл, надеясь разрядить обстановку.

— Переездом, — ответила Куинн таким же голосом, каким обычно сообщала: «Сегодня мы с Дарлой едим пиццу».

— Прекрати, Куинн. — От раздражения Билл повернул на дорогу к школе чуть круче, чем следовало. — Не валяй дурака. Мы не будем переезжать. Поговорим об этом, когда я вернусь домой.

Куинн промолчала, и Билл, решив, что добился своего, вновь обратился мыслями к ученикам. Кое-кому из парней не хватает усердия. Например, Кори Моссерту. Жаль, что Кори не похож на Джессона Бэрнса. Но Кори и Джессон — лучшие друзья. Может, посоветоваться с Джессоном?

Куинн молча сидела рядом с Биллом, и собака продолжала следить за ним.

— Ради всего святого, попытайся взять себя в руки! — Ник смотрел на Куинн поверх блейзера, гадая, за что ему такое наказание — весь день успокаивать ополоумевших женщин.

Куинн гневно взирала на него, словно читая его мысли.

— Сейчас не время сохранять спокойствие.

Она прижала собаку к себе, и та, положив морду ей на локоть, укоризненно поглядывала на Ника. Вдвоем они выглядели невероятно живописно, но Ник решил не увлекаться зрелищами.

— Я не смогу помочь тебе, пока не выясню, что происходит, а это невозможно, поскольку ты мне ничего не рассказала.

Куинн глубоко вздохнула.

— Я лишь прошу тебя об одном: помочь мне вынести из квартиры вещи и доставить их в дом моей матери, пока Билл не вернулся из школы. И все.

И все. Ник облокотился о машину, жалея, что не находится где-нибудь в другом месте. Ему нравился Билл. Он играл с Биллом в покер.

— Может, ты договоришься с Биллом…

— Он отвез мою собаку на живодерню и оставил ее в холодной клетке. Собака могла умереть! — Куинн прижала к себе Кэти. На ее лице появилось болезненное выражение. — Там усыпляют всех животных, которые выглядят хворыми, а Кэти постоянно дрожит. Ее могли уничтожить!

Ник покачал головой:

— Билл — хороший парень. Возможно…

— Ты слышал, что я сказала? Он отдал Кэти на живодерню!

— Да, понимаю. — Нику хотелось успокоить Куинн и не влезать в эту историю. — Билл — человек незаурядный, и ты это знаешь. Тебе нужно успокоиться, прежде чем ты не натворила такого, о чем пожалеешь.

— Нет! — Куинн начала расхаживать по ремонтному боксу взад-вперед, по-прежнему прижимая к себе Кэти. — Я больше не желаю успокаиваться. С меня хватит. Сколько себя помню, Зоя выкидывала коленца, мать делала вид, что все в порядке, отец смотрел в телевизор, ожидая, когда уляжется скандал, Дарла осыпала людей оскорблениями, а ты оставался в стороне. И только мне приходилось сохранять присутствие духа и все улаживать.

— Да, ты этим славишься. — Ник с нетерпением ждал, когда Куинн перестанет мелькать перед глазами.

— Но я вовсе не такая спокойная, это только видимость. — Куинн еще крепче прижала к себе Кэти, ее дыхание участилось. — Все дело в том, что, когда один человек сходит с ума, кто-то другой должен проявлять благоразумие. В такие моменты у меня словно отключаются мозги, я сохраняю спокойствие и, позабыв о собственных чувствах, ищу компромисс и улаживаю возникшее затруднение. Но больше этому не бывать. Отныне я превращаюсь в Зою. К черту спокойствие! Пусть теперь другие проявляют благоразумие и выдержку, а я намерена стать эгоисткой и делать все, что захочу!

Пока она несла всю эту чушь, Ник следил за ней, несколько встревоженный выражением ее глаз. Куинн заявила, что не желает более сохранять спокойствие, а это все равно, как если бы она отказалась дышать. Когда ее мать, изрядно хлебнув шипучки, не справилась с управлением и врезалась в огромный дуб, именно Куинн остановила ей кровь, перевязав рану своим носком, покуда Зоя завывала на весь город. Когда Зоя в день своей свадьбы вдруг передумала на полпути к алтарю, именно Куинн уговорила ее вернуться в церковь. Когда Макс окончательно провалил экзамен по истории, именно Куинн убедила преподавателя дать ему возможность окончить школу и сидела с Максом до тех пор, пока тот не выучил предмет назубок. Ник знал Куинн уже двадцать лет, и все это время она улаживала любые неприятности, никогда не теряя при этом головы.

И вот теперь этому приходит конец.

Все, что нужно Куинн, — это собака.

С другой стороны, Куинн заслужила все, чего бы ей ни захотелось.

— Ладно, — сказал Ник.

— Значит, ты согласен? — удивилась Куинн.

— Что мы будем перевозить?

— Так ты согласен?

Услышав недоверие в ее голосе, Ник досадливо поморщился:

— Разве я когда-нибудь отказывался выполнить твою просьбу?

— Нет, никогда, — ответила Куинн так быстро, что досада Ника тут же улеглась.

— Я только решил удостовериться, что ты действительно этого хочешь.

Куинн кивнула:

— Да, я действительно этого хочу.

— Я говорил не о собаке, а о твоем желании уйти от Билла.

— Да, я хочу именно этого, — повторила Куинн, и в ее голосе прозвучала непреклонная твердость.

— Ладно. — Ник направился к вешалке. — Не объяснишь ли мне, почему необходимо сделать это, пока Билл находится в школе?

— Я больше не желаю с ним встречаться, — ответила Куинн. — Пока мы ехали в машине, я сказала ему, что ухожу, а он лишь улыбнулся.

Ник потянулся было к пальто, но его рука замерла на месте.

— Что он сделал?

— Улыбнулся. — Куинн покачала головой. — Билл собирался поговорить со мной об этом, когда вернется домой, но он не станет слушать, а мне незачем общаться с каменной стеной.

— Он всего лишь улыбнулся? Ты действительно сказала ему, что уходишь?

— Да, и добавила: «Ты убедишься в этом собственными глазами».

— И он всего лишь улыбнулся? — Ник снял пальто с крючка. — Да, тебе не позавидуешь.

— Именно поэтому я и переезжаю. — Куинн нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, как маленькая девочка. — Нельзя ли побыстрее? Сегодня Билл задержится на собрании бейсбольной команды, но ведь оно когда-нибудь да кончится.

— Уже иду. Что будем перевозить?

Куинн задумалась.

— Дедушкин буфет и комод, бабушкино столовое серебро, мои книги, одеяла, рисунки и одежду. Очень мило, что ты согласился помочь мне, Ник.

— Ты раздобыла коробки для книг?

— Нет.

— Ладно, я достану завтра несколько штук. — Ник достал из кармана перчатки и отвернулся, чтобы не видеть дрожащего подбородка Куинн. — А пока перевезем мебель и прочие пожитки, чтобы у тебя создалось ощущение переезда. Потом захватим книги и все, что останется.

— Спасибо.

— Чепуха. — Ник повернулся и посмотрел на Куинн, все еще прижимавшую к себе собаку. Огромные ореховые глаза женщины оживились и наполнились благодарностью; Ник еще ни разу не видел, чтобы они так сияли.

— Нет, не чепуха, — возразила она. — Я знаю, как это трудно для тебя — вмешиваться в дела других людей. Знаю, как ты ненавидишь это и как неловко тебе будет встречаться с Биллом.

— Все в порядке, — сказал Ник, ужаснувшись, когда Куинн обняла его. Ее шелковистые волосы скользнули по подбородку Ника. Она была теплая, от нее пахло мылом, и его сердце забилось чаще. Внезапно Ник ощутил каждый изгиб ее тела, каждый вдох, но сам не обнял Куинн.

— Все не просто в порядке. — Куинн уткнулась ему в шею. — Я действительно этого хочу, а тебе отвратительна сама мысль о том, что приходится это делать. Ты настоящий друг. — Казалось, прошло не меньше двух тысячелетий, прежде чем Куинн отстранилась и шагнула к двери.

Дыхание вновь вернулось к Нику.

— Отлично. Не забывай об этом. — Он проводил Куинн на улицу, чуть смущенный ее пылкостью и твердо намеренный более никогда не подпускать эту женщину так близко к себе.

Короткая поездка до квартиры Куинн казалась дольше обычного, а кабина грузовика — теснее. Нику было муторно при мысли о том, что Куинн так расстроилась, ему не хотелось предавать Билла, но в общем и целом он чувствовал скорее скованность. Куинн сидела рядом, прижимая к себе чертову собаку, и безумное желание быть ближе к ней, чувствовать ее тепло все возрастало. Ник считал, что для него лучше, когда у Куинн есть мужчина. В таких случаях она была недосягаема для него и он лишь изредка вспоминал о ней. И только в те времена, когда у Куинн никого не было, Ник ощущал тревогу, но, хвала Всевышнему, такое случалось редко, потому что Куинн не была ветреницей…

— Ты чего притих? — спросила Куинн. — Оттого, что не хочешь этого делать?

— Я хочу, чтобы ты была счастлива и не оставалась в одиночестве.

— Я не останусь в одиночестве. — Голос Куинн звучал чуть удивленно и слегка дрожал от переполнявших ее чувств. — Я никогда не бываю одна. Меня всегда окружает множество людей.

— Я имею в виду мужчину.

— Мне не нужен мужчина. — Куинн отвернулась и посмотрела в окошко. — Особенно такой, который ворует мою собаку.

— Это точно. — Ник затормозил на подъездной дорожке у дома Куинн. — Собака останется в грузовике, — сказал он, и Куинн в последний раз обняла Кэти. Собака укоризненно посмотрела им вслед, казалось, желая сказать: «А я? Кто позаботится обо мне?»

Ник демонстративно игнорировал ее.

Поднявшись наверх, он понял, что Куинн сказала правду и собирается забрать совсем немного вещей, поэтому все, кроме ее одежды, они погрузили в кузов менее чем за полчаса.

— И все? — спросил Ник. — Ты ничего больше не хочешь взять?

— Я чувствую себя виноватой уже оттого, что ухожу от него, — ответила Куинн. — Видишь ли, Билл украл мою собаку и я вынуждена уйти, но не намерена оставлять его без мебели. Остальные пожитки моей семье не так уж и нужны. Все старье приобретено на гаражных распродажах, новые вещи куплены Биллом, и я ненавижу их. Я разложу одежду по мешкам для мусора, и на этом можно покончить. Кэти не замерзнет в кабине?

Собака нетерпеливо выглядывала в заднее окошко грузовика, прижавшись лапами к стеклу. Для такой крысы она была на редкость сообразительна.

— Все в порядке. Давай-ка займемся твоей одеждой.

— Я очень благодарна тебе, Ник.

— Давай займемся твоей одеждой.

Ник поднялся следом за Куинн и тут же понял, что совершил ошибку. Пока она складывала в мешки платья, все было хорошо. Но потом, когда выдвинула ящики и начала охапками вытаскивать оттуда шелковое белье самых буйных расцветок и фантастических рисунков — ярко-голубое, розовое и светло-золотистое, в мелкий и крупный горошек, под зебру и леопарда, — Ник помимо своей воли начал представлять, как все эти цвета должны выглядеть на фоне ее бледно-медовой кожи, весь этот шелк, облегающий округлости ее тела, тепло которого Ник ощутил, когда Куинн обнимала его.

— Я отнесу это вниз, — сказал он, как только Куинн занялась ночными рубашками, и, схватив два мешка, бегом спустился по лестнице и швырнул их в кузов. Потом он стоял на холоде, пытаясь собраться с мыслями и понять, что с ним происходит. Кэти с упреком взирала на него из кабины.

Куинн — его друг, и ничего более.

Да, она самый близкий его друг, если не считать Макса, и он любит ее — любит по-дружески, но и только. Откуда взялись эти похотливые мысли? Должно быть, он сходит с ума.

«И это не впервые», — сказал себе Ник, вспомнив о том, как девятнадцать лет назад они с Зоей вернулись в родной город, поскольку их семейная жизнь окончательно разладилась. За три месяца, минувшие со времени свадьбы, они осознали, что их единственная сходная черта — вспыльчивость. Но в эти же три месяца Куинн сильно изменилась. Когда Ник уезжал, это была застенчивая семнадцатилетняя девчонка в голубом шифоновом платье подружки невесты. Она сделала все, чтобы спасти положение, когда ее сестра «передумала» на полпути к алтарю. «Я все улажу», — сказала Куинн, и все уладила, пока Ник сидел, кипя от злости и раздумывая, а хочется ли ему в самом деле жениться на Зое. Но когда он вернулся три месяца спустя, Куинн выскочила из машины в шортах и облегающей майке и обняла сестру. Зоя бросилась ей на шею с еще большей радостью — и у Ника отпала челюсть. Изумленный, стыдясь своего вожделения, он таращился на Куинн, которая со смехом покачивала Зою из стороны в сторону, такая округлившаяся, уверенная в себе, счастливая и чертовски соблазнительная. «Проклятие, я выбрал не ту сестру!» — подумал он тогда с пылкостью девятнадцатилетнего юнца.

Едва Зоя оглянулась и перехватила его взгляд, Ник отвернулся к машине и начал вытаскивать вещи. Вечером того же дня Зоя притиснула его спиной к белому металлическому шкафу на кухне матери и, приставив разделочный нож к горлу, сказала: «Ей шестнадцать лет, сукин ты сын».

При воспоминании об этом Ник поморщился. Господи, Куинн всего шестнадцать лет, а он раздевает ее взглядом. Но тогда ему было девятнадцать, и с тех пор он изменился.

Ник представил себе Куинн в том золотом леопардовом лифчике, который она запихнула в мешок. Да, он повзрослел.

«Если ты изменишь мне, Ник Зейглер, — сказала тогда Зоя, — я всего лишь перееду тебя машиной. Но если ты хотя бы прикоснешься к моей сестре, я выпущу тебе кишки маникюрными ножницами, а уж затем перееду машиной». И поскольку Зоя никогда не бросала слов на ветер, Ник вообще перестал смотреть на Куинн. В ту пору его брак пришел в плачевное состояние — не хватало только Куинн и маникюрных ножниц. Еще через три месяца Зоя бросила Ника, к его громадному облегчению. Это несколько удивило Ника, но за четыре года армейской службы он совершенно забыл о Зое, о Куинн и о Тиббете, а солдатское жалованье дало ему возможность окончить бизнес-колледж. Вторым предметом у него была английская поэзия, убойное средство для улещивания девиц. Именно благодаря девицам он легко запихнул сестер Маккензи в самый дальний уголок своего сознания. К тому времени, когда Ник вернулся домой, Куинн уже преподавала прикладные искусства, встречалась с хорошим парнем Грегом (как бишь его фамилия?), и этого оказалось достаточно, покуда Ник продолжал читать Донна и Марвелла удивленным, но очарованным тиббетским женщинам. Маникюрные ножницы постепенно отошли в область смутных воспоминаний.

Его мысли вернулись к Куинн в леопардовом лифчике. Почему-то Нику казалось, что Билл воспримет известие о ее уходе с куда меньшим облегчением, нежели то, которое принес ему развод с Зоей.

Это уж точно.

Куинн вынула из ящика лист писчей бумаги и уселась за обеденный стол.

«Дорогой Билл», — написала она.

Что дальше? Да, она сердится на Билла из-за собаки, но он заслуживает того, чтобы ему оставили записку. После двух лет совместной жизни он определенно заслуживает того, чтобы ему оставили записку.

«Я ухожу от тебя».

Замечательно. Сразу к делу.

«Не только из-за Кэти…»

Не только, но в основном. Билл забрал ее собаку, словно желания Куинн ничего не значат. Он рассчитывал, что Куинн «одумается». Он совсем ее не знает.

«…но то, что случилось с Кэти, заставило меня осознать, что мы совсем не знаем друг друга».

Возможно, это ее вина. Она ни разу не заставила Билла по-настоящему посмотреть на себя, ни разу не заявила «я не согласна», ни разу не сказала «я хочу собаку» и лишь раздавала людям всех собак, которых подбирала на улице. Куинн не может оставаться с Биллом, ни в коем случае не может оставаться с ним после живодерни, но не должна делать гадости, ожесточаться и создавать трудности им обоим.

«Я одна виновата в том, что не была откровенна с тобой, но теперь я вижу, что мы совершенно разные люди и нам никогда не ужиться».

Разумные, взвешенные слова. В сущности, сказать было больше нечего, и Куинн черкнула в конце:

«Я переезжаю к родителям и буду там до тех пор, пока не найду себе жилье. Позже приеду за своими книгами и тогда верну тебе ключ».

Подчиняясь привычке, она едва не приписала: «С любовью. Куинн», — но передумала. Она не любит Билла. И никогда не любила. Он нравился ей настолько, чтобы не уходить от него, и не внушал ей неприязни, побуждающей уйти. Как печально.

Поэтому она просто подписалась «Куинн» и спустилась по лестнице к Нику и Кэти, ощущая легкую вину, но в основном облегчение оттого, что эта часть ее жизни полностью и окончательно осталась в прошлом.

Ник помог Куинн выгрузить ее мебель в гараже семьи Маккензи и вопреки здравому смыслу остался в доме выпить пива и составить ей компанию, пока не приедут родители.

— Они могут вернуться в любую минуту, — сказала Куинн и попросила Ника задержаться. — Жду не дождусь, когда обо всем им расскажу.

— Они огорчатся? — Ник последовал за Куинн в кухню, стараясь не опускать глаза. Джинсы слишком плотно облегали ее бедра. Раньше он этого не замечал, но джинсы определенно слишком тесные. Просто удивительно, что мальчишки на улицах не свистят ей вслед.

— Да, они привыкли видеть меня с Биллом. — Куинн опустила на пол кухни последний мешок, и Кэти, посапывая, обнюхала его, как и остальные восемь, явно подозревая, что в них заключена какая-то угроза. — Я даже не уверена, что родители заметят меня без него. Кажется, с некоторых пор меня вообще никто не видит. Никто не видит настоящую меня.

В это мгновение Ник доставал пиво из холодильника. Он на секунду замер, потом вскрыл бутылку и захлопнул дверцу, подтолкнув ее плечом.

— Даже слышать об этом не хочу, — сказал он.

Куинн облокотилась о стойку так, что розовый свитер туго натянулся на ее груди, и сердито посмотрела на Ника:

— Убеждена, ты всю жизнь думал обо мне как о сестре Зои либо о чьей-нибудь подружке.

Ник покачал головой.

— Чепуха, и ты прекрасно об этом знаешь.

Сам он отлично знал, что это далеко не чепуха, но ему совсем не хотелось об этом размышлять.

— Все обстояло иначе, пока рядом была Зоя. — Куинн протиснулась мимо него к холодильнику. — Я еще могу понять, что в присутствии Зои меня никто не замечал…

Настоящий джентльмен не преминул бы заверить ее, что она ошибается, хотя это была истинная правда. Зоя была на редкость хороша собой, незаурядна; ее маленькое лицо обрамляла буйная грива кудрявых, ниспадавших на плечи волос столь темного рыжего цвета, что на солнце они казались почти черными.

— Со временем я привыкла к этому, — продолжала Куинн, вынимая из холодильника пиво. — Но надеялась, что рядом с мужчинами не буду столь незаметной.

Откупорив бутылку, она поднесла ее к губам. Ник смотрел на изгиб ее шеи, на то, как двигались мускулы по мере того, как Куинн запрокидывала голову. Он старался не опускать глаза к округлостям, обтянутым розовым свитером. Волосы Куинн ниспадали книзу тем самым мягким колоколом, который она носила с пятнадцатилетнего возраста. У нее совсем прямые волосы, думал Ник, стараясь отвлечься от мыслей об округлостях. Ровный поток шелковистых медно-золотистых волос, текущих словно вода между его пальцами…

— Не знаю, как другие, но я тебя замечал, — сказал Ник. — Послушай, мне пора идти.

— Ты еще не допил пиво, — отозвалась Куинн. — Но я поняла намек и перестану хныкать.

В сопровождении Кэти, беспокойно семенившей рядом, она удалилась из кухни сквозь широкую сводчатую дверь в тесную сумрачную гостиную и обошла вокруг огромной красной тахты, которая стояла напротив арки, сколько себя помнил Ник. «Представляешь? — сказала ему Зоя, когда они учились в старших классах. — Моя матушка купила кроваво-красную лежанку. Неужели у тебя не возникает желания потрахаться всякий раз, когда ты видишь ее?» Тогда Нику было восемнадцать, и ему хотелось оттрахать кого угодно, когда угодно и при взгляде на что угодно. В ту пору это был праздный вопрос, но теперь он вновь лишил Ника покоя, поскольку в это мгновение Куинн разлеглась посреди тахты. Розовый свитер, медные волосы и алая обивка излучали такой жар, что Ник ощутил его даже на расстоянии.

«Сваливай отсюда», — велел он себе, но Куинн повернула голову на подушке, улыбнулась ему.

— Я больше не буду хныкать. Правда. И очень благодарна за то, что ты помог мне переехать. Прости, что показала себя такой занудой.

Свет из кухни поблескивал на ее волосах.

— Твоей матушке следовало бы сменить обстановку, — сказал Ник и, подойдя к тахте, уселся рядом с Куинн.

— Моей матушке следовало бы сделать очень многое. — Куинн подвинулась, освобождая место для Ника. Кэти тем временем беспокойно суетилась у ее ног. — Например, зажить настоящей жизнью. Думаю, это одна из причин, по которым я оставила у себя Кэти… — Она улыбнулась собаке, но ее улыбка тотчас увяла, — …и ушла от Билла. Я бы не хотела на склоне лет уподобиться своей матери — разъезжать вместе с лучшей подругой по гаражным распродажам и иметь мужа, который предпочитает смотреть в телевизор, а не на меня — а ведь именно этим закончился бы мой брак с Биллом. Мне нужно гораздо больше. Радость. Страсть.

Ник облокотился о подушки, положив руку на край тахты, но не прикасаясь к Куинн — это не привело бы ни к чему хорошему, так далеко заходить не следовало, — и смотрел, как в такт словам ее мягкие губы раздвигаются и смыкаются вновь. Он почувствовал, как учащается его дыхание. «Это глупо, смывайся отсюда», — снова сказал себе Ник и постарался отделаться от мыслей о губах Куинн в тот самый миг, когда она говорила:

— Я хочу стать другой, новой, заметной. Хочу стать Зоей.

— Пожалуй, эту часть можно пропустить, — пробормотал Ник.

— Думаю, Кэти явилась мне как знамение. Понимаешь, будто сама судьба велела мне зажить настоящей жизнью. — Куинн опять улыбнулась и добавила: — С судьбой не поспоришь..

Ник вновь потерял нить разговора. Он всегда ощущал тепло Куинн, пронизывающее все, что ее окружало, но в течение двадцати лет это тепло представлялось Нику чем-то вроде ласки домашнего животного, смышленого и совершенно безвредного. Но теперь, когда ее губы улыбаются так чувственно…

— Ник? — Куинн чуть подалась вперед, и ее волосы упали на спинку тахты. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Ее голос доносился откуда-то издалека. Стоило Нику шевельнуть пальцем, и он прикоснулся бы к ней. Всего лишь пальцем. Легкое движение — и пряди ее волос скользнут, словно шелк, прохладные и гладкие. У Ника перехватило дыхание.

Глаза Куинн расширились, и Ник вдруг поймал себя — нет, они оба поймали себя на том, что смотрят друг на друга не отрываясь, долго, слишком долго, словно загипнотизированные. И чем дольше они смотрели, тем более испуганными становились глаза Куинн. Ее мягкие губы раздвинулись, она пылала жаром, которого Ник даже не подозревал в ней. Куинн. Он начал наклоняться, притянутый ее теплом, и у него закружилась голова от желания прикоснуться к губам этой женщины. Куинн закрыла глаза и подалась вперед, такая близкая и доступная. Слишком доступная. «Прекрати», — сказал себе Ник, но продолжал наклоняться, впитывая ее тепло. И тут на улице хлопнула дверца машины, Кэти тявкнула, и Ник отпрянул.

— О, черт! — Он выпрямился и отодвинулся, отчего Куинн едва не упала вперед, а Кэти испуганно забилась под столик.

«Ты совсем потерял голову», — подумал Ник.

— Ладно, — бросил он вслух, выдавая свое волнение лишь чуть охрипшим голосом. — Ничего страшного не случилось. Ты не виновата. Ты ничего не делала. Мне очень жаль. Все это из-за тахты. Я должен идти.

Куинн глубоко вздохнула. Ник старался не смотреть, как вздымается и опадает ее розовый свитер. «Маникюрные ножницы, — напомнил он себе. — Сестра жены. Лучший друг. Женщина Билла».

Ничто не помогало.

— Может, это из-за меня, — едва слышно пробормотала Куинн. — Может, это моя вина. Сегодня я уже не та, что прежде. — Она сглотнула, и от движения ее шеи мысли Ника вновь помутились.

— Ничего подобного, — отрезал он. — Мне пора. — Он двинулся в обход тахты, и в тот же миг вошла мать Куинн и завопила.

Глава 4

Потребовалось несколько минут, чтобы разобраться в происходящем, поскольку смущенный Ник лепетал какую-то несуразицу.

— Ничего страшного не случилось, — проговорил он, а Куинн, приподнявшись, сказала:

— Мама, все в порядке, это всего лишь мы.

— Мы? — изумилась мать.

— Никаких «мы». Здесь Куинн и я. Порознь, — ответил Ник.

Потом из гаража пришел отец Куинн и спросил:

— Какого черта?

И Ник подумал: «Хороший вопрос».

— Чем вы здесь занимаетесь? — Мегги Маккензи посмотрела на Куинн и Ника и перевела взгляд на пол своей кухни, заваленный мешками. Освещенные лампой, короткие волнистые рыжие волосы Мегги окружали ее миловидное встревоженное лицо огненным ореолом. — Что это за мешки? Почему в комнате темно?

— Привет, Ник. — Ее супруг, прищурившись, всматривался в полумрак гостиной. В той неторопливости, с какой он произносил слова, угадывалось подозрение. Джо Маккензи, крупный, начинающий лысеть мужчина, чуть полноватый, был в целом типичный крепко сбитый мастер-электрик. Он буквально излучал неудовольствие по поводу присутствия Ника.

Ник его понимал, поскольку и сам был не слишком доволен собой в эту минуту.

— Привет, Джо. Я уже ухожу. Спокойной вам ночи. Куинн все объяснит.

Он обошел Мегги стороной и направился к двери, надеясь слинять, прежде чем она успеет задать еще какой-нибудь вопрос. Например: «Чем ты занимался на этой тахте с моей дочерью?»

Сев в грузовик, он вспомнил, что забыл в доме куртку, но это его не заботило. Холод прочистит ему мозги, в чем они явно нуждаются. С минуту Ник сидел, стараясь не думать о том, какого только что свалял дурака, разом лишившись самообладания, которое сохранял двадцать лет.

— Ничего этого не было, — проговорил он и завел мотор.

Это все из-за чертовой собаки. Если бы не собака, Куинн и поныне оставалась бы с Биллом. А пока она оставалась с Биллом, Ник мог не сомневаться в том, что его мир незыблем. До Билла был Алекс, до Алекса — Грег. Ну почему Куинн не вышла за одного из этих парней? Не то чтобы они были достаточно хороши для нее, но какого дьявола Куинн до сих пор летает по городу этакой вольной пташкой и сводит мужчин с ума своими губами?

Впрочем, ему-то что за дело?

Ник включил передачу, выехал с подъездной дорожки и помчался прочь от Куинн, конфузов и неприятностей. Чем дальше он уезжал, тем легче ему становилось убеждать себя, будто ничего не случилось, ничто не изменилось.

Ведь, в сущности, это чистая правда.

Ошеломленная, Куинн сидела на огромной красной тахте. Мать таращилась на мешки в кухне, а отец, обойдя тахту кругом, включил телевизор. На экране возник спортивный комментатор — парень в свитере и дрянном паричке. Он рассказывал о неудачах каких-то команд, словно о всеобщей трагедии.

— Привет, папа. — Куинн переместилась на тахте, освобождая место для отца и вместе с тем пытаясь оправиться от изумления и возбуждения. Ник хотел ее поцеловать! А она и не подумала возражать. Потрясающе!

— Как поживаешь? — спросил Джо, усаживаясь и не отрывая глаз от экрана. Этот вопрос в его устах означал приветствие, а не предложение поделиться. Куинн точно знала, что у отца нет ни малейшего желания расспрашивать о Нике.

— Я ушла от Билла, — сообщила она, прощупывая обстановку.

— Отлично, — отозвался отец, не отрываясь от экрана, но потом слова дочери все же проникли в его сознание. — Что? — Джо посмотрел на дочь, чуть хмурясь, но Куинн видела, что он притворяется.

— Не обращай внимания, — сказала она.

Джо похлопал ее по колену и вновь обратился к экрану, а Куинн вернулась к мыслям о своей жизни, которая вдруг стала такой интересной.

Ник уже собирался ее поцеловать, и она согласилась. Не прошло и часа с тех пор, как Куинн ушла от одного мужчины — и уже начинает завлекать другого, чувствуя при этом возбуждение, какого никогда не ощущала. И что самое странное, этим мужчиной оказался Ник. Чем больше она думала о нем, тем сильнее у нее кружилась голова.

— Что все это значит? — донесся из кухни голос Мегги. — Здесь девять мусорных мешков. Девять!

— Все правильно. — Куинн поднялась с красной кушетки, на которой только что едва не совершила безумство, и отправилась в мрачноватую кухоньку своего детства. — Я поживу у вас немного, если вы не против.

— Здесь собака! — крикнул из гостиной Джо.

— Не вздумай ее гладить, — отозвалась Куинн, и Кэти, постукивая коготками и бросая на Джо настороженные взгляды, выбежала из комнаты.

— Она кусается? — спросила Мегги.

— Она мочится. — Куинн взяла собаку на руки. — Ее зовут Кэти. Я оставлю ее у себя. Теперь у меня будет собственная собака.

Эти слова прозвучали райской музыкой. Собственная собака. А теперь еще и Ник. Какая интересная у нее начинается жизнь. Наконец-то!

— Собираешься держать ее в квартире? — Мегги нахмурилась, и ее красивое, но уже увядающее лицо выразило непонимание. — Поэтому ты и ушла от Билла? Нельзя же быть такой легкомысленной…

— Еще как можно. — Куинн плотнее прижала к себе Кэти. — Я ушла от него. Все кончено.

Все еще хмурясь, Мегги сосредоточилась на более простой заботе.

— По-моему, ты совершила ошибку, дорогая. Отношения с людьми требуют компромиссов. Полагаю, если бы ты вернулась…

— Он отдал мою собаку на живодерню, — перебила ее Куинн. — Я сказала ему, что оставляю Кэти у себя, но Билл все равно увез ее, пока я была в школе.

Казалось, Мегги разрывают два желания: увильнуть от разговора и не позволить своей дочери остаться без мужчины.

— Куинн, милая, но ведь это всего лишь собака. Так не похоже на тебя. Ты ведь…

— Нет, это не я, — отрезала Куинн. — Отныне я изменилась. Мне надоело помогать и сочувствовать. Мне тридцать пять лет. Если я сейчас же не отправлюсь в погоню за тем, чего хочу, другой возможности не будет.

Например, за Ником. Она хочет Ника, хотя и не понимала этого, пока он не посмотрел на нее вот так. Ник — воплощенный соблазн в человеческом обличье, хотя во всем мире Куинн не нашла бы менее подходящего для себя мужчины. Замечательно!

— В тридцать пять лет жизнь еще не кончается, — заметила Мегги. — Мне пятьдесят восемь, а я по-прежнему в прекрасной форме. Однако перестань испытывать судьбу, иначе потеряешь все.