Все это было так не похоже на эту благоразумную женщину. Может, у нее скоро месячные?

Усевшись в машину, Куинн прижала к себе собаку и замкнулась в молчании, а собака смотрела поверх ее плеча на Билла и словно ухмылялась. Он не обращал на нее внимания. Пусть Куинн повозится немножко с этой тварью, но недолго. В их совместном будущем нет места собаке — как бы Куинн ни злилась в эту минуту.

— Чем собираешься заняться вечером? — сердечным тоном спросил Билл, надеясь разрядить обстановку.

— Переездом, — ответила Куинн таким же голосом, каким обычно сообщала: «Сегодня мы с Дарлой едим пиццу».

— Прекрати, Куинн. — От раздражения Билл повернул на дорогу к школе чуть круче, чем следовало. — Не валяй дурака. Мы не будем переезжать. Поговорим об этом, когда я вернусь домой.

Куинн промолчала, и Билл, решив, что добился своего, вновь обратился мыслями к ученикам. Кое-кому из парней не хватает усердия. Например, Кори Моссерту. Жаль, что Кори не похож на Джессона Бэрнса. Но Кори и Джессон — лучшие друзья. Может, посоветоваться с Джессоном?

Куинн молча сидела рядом с Биллом, и собака продолжала следить за ним.

— Ради всего святого, попытайся взять себя в руки! — Ник смотрел на Куинн поверх блейзера, гадая, за что ему такое наказание — весь день успокаивать ополоумевших женщин.

Куинн гневно взирала на него, словно читая его мысли.

— Сейчас не время сохранять спокойствие.

Она прижала собаку к себе, и та, положив морду ей на локоть, укоризненно поглядывала на Ника. Вдвоем они выглядели невероятно живописно, но Ник решил не увлекаться зрелищами.

— Я не смогу помочь тебе, пока не выясню, что происходит, а это невозможно, поскольку ты мне ничего не рассказала.

Куинн глубоко вздохнула.

— Я лишь прошу тебя об одном: помочь мне вынести из квартиры вещи и доставить их в дом моей матери, пока Билл не вернулся из школы. И все.

И все. Ник облокотился о машину, жалея, что не находится где-нибудь в другом месте. Ему нравился Билл. Он играл с Биллом в покер.

— Может, ты договоришься с Биллом…

— Он отвез мою собаку на живодерню и оставил ее в холодной клетке. Собака могла умереть! — Куинн прижала к себе Кэти. На ее лице появилось болезненное выражение. — Там усыпляют всех животных, которые выглядят хворыми, а Кэти постоянно дрожит. Ее могли уничтожить!

Ник покачал головой:

— Билл — хороший парень. Возможно…

— Ты слышал, что я сказала? Он отдал Кэти на живодерню!

— Да, понимаю. — Нику хотелось успокоить Куинн и не влезать в эту историю. — Билл — человек незаурядный, и ты это знаешь. Тебе нужно успокоиться, прежде чем ты не натворила такого, о чем пожалеешь.

— Нет! — Куинн начала расхаживать по ремонтному боксу взад-вперед, по-прежнему прижимая к себе Кэти. — Я больше не желаю успокаиваться. С меня хватит. Сколько себя помню, Зоя выкидывала коленца, мать делала вид, что все в порядке, отец смотрел в телевизор, ожидая, когда уляжется скандал, Дарла осыпала людей оскорблениями, а ты оставался в стороне. И только мне приходилось сохранять присутствие духа и все улаживать.

— Да, ты этим славишься. — Ник с нетерпением ждал, когда Куинн перестанет мелькать перед глазами.

— Но я вовсе не такая спокойная, это только видимость. — Куинн еще крепче прижала к себе Кэти, ее дыхание участилось. — Все дело в том, что, когда один человек сходит с ума, кто-то другой должен проявлять благоразумие. В такие моменты у меня словно отключаются мозги, я сохраняю спокойствие и, позабыв о собственных чувствах, ищу компромисс и улаживаю возникшее затруднение. Но больше этому не бывать. Отныне я превращаюсь в Зою. К черту спокойствие! Пусть теперь другие проявляют благоразумие и выдержку, а я намерена стать эгоисткой и делать все, что захочу!

Пока она несла всю эту чушь, Ник следил за ней, несколько встревоженный выражением ее глаз. Куинн заявила, что не желает более сохранять спокойствие, а это все равно, как если бы она отказалась дышать. Когда ее мать, изрядно хлебнув шипучки, не справилась с управлением и врезалась в огромный дуб, именно Куинн остановила ей кровь, перевязав рану своим носком, покуда Зоя завывала на весь город. Когда Зоя в день своей свадьбы вдруг передумала на полпути к алтарю, именно Куинн уговорила ее вернуться в церковь. Когда Макс окончательно провалил экзамен по истории, именно Куинн убедила преподавателя дать ему возможность окончить школу и сидела с Максом до тех пор, пока тот не выучил предмет назубок. Ник знал Куинн уже двадцать лет, и все это время она улаживала любые неприятности, никогда не теряя при этом головы.

И вот теперь этому приходит конец.

Все, что нужно Куинн, — это собака.

С другой стороны, Куинн заслужила все, чего бы ей ни захотелось.

— Ладно, — сказал Ник.

— Значит, ты согласен? — удивилась Куинн.

— Что мы будем перевозить?

— Так ты согласен?

Услышав недоверие в ее голосе, Ник досадливо поморщился:

— Разве я когда-нибудь отказывался выполнить твою просьбу?

— Нет, никогда, — ответила Куинн так быстро, что досада Ника тут же улеглась.

— Я только решил удостовериться, что ты действительно этого хочешь.

Куинн кивнула:

— Да, я действительно этого хочу.

— Я говорил не о собаке, а о твоем желании уйти от Билла.

— Да, я хочу именно этого, — повторила Куинн, и в ее голосе прозвучала непреклонная твердость.

— Ладно. — Ник направился к вешалке. — Не объяснишь ли мне, почему необходимо сделать это, пока Билл находится в школе?

— Я больше не желаю с ним встречаться, — ответила Куинн. — Пока мы ехали в машине, я сказала ему, что ухожу, а он лишь улыбнулся.

Ник потянулся было к пальто, но его рука замерла на месте.

— Что он сделал?

— Улыбнулся. — Куинн покачала головой. — Билл собирался поговорить со мной об этом, когда вернется домой, но он не станет слушать, а мне незачем общаться с каменной стеной.

— Он всего лишь улыбнулся? Ты действительно сказала ему, что уходишь?

— Да, и добавила: «Ты убедишься в этом собственными глазами».

— И он всего лишь улыбнулся? — Ник снял пальто с крючка. — Да, тебе не позавидуешь.

— Именно поэтому я и переезжаю. — Куинн нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, как маленькая девочка. — Нельзя ли побыстрее? Сегодня Билл задержится на собрании бейсбольной команды, но ведь оно когда-нибудь да кончится.

— Уже иду. Что будем перевозить?

Куинн задумалась.

— Дедушкин буфет и комод, бабушкино столовое серебро, мои книги, одеяла, рисунки и одежду. Очень мило, что ты согласился помочь мне, Ник.

— Ты раздобыла коробки для книг?

— Нет.

— Ладно, я достану завтра несколько штук. — Ник достал из кармана перчатки и отвернулся, чтобы не видеть дрожащего подбородка Куинн. — А пока перевезем мебель и прочие пожитки, чтобы у тебя создалось ощущение переезда. Потом захватим книги и все, что останется.

— Спасибо.

— Чепуха. — Ник повернулся и посмотрел на Куинн, все еще прижимавшую к себе собаку. Огромные ореховые глаза женщины оживились и наполнились благодарностью; Ник еще ни разу не видел, чтобы они так сияли.

— Нет, не чепуха, — возразила она. — Я знаю, как это трудно для тебя — вмешиваться в дела других людей. Знаю, как ты ненавидишь это и как неловко тебе будет встречаться с Биллом.

— Все в порядке, — сказал Ник, ужаснувшись, когда Куинн обняла его. Ее шелковистые волосы скользнули по подбородку Ника. Она была теплая, от нее пахло мылом, и его сердце забилось чаще. Внезапно Ник ощутил каждый изгиб ее тела, каждый вдох, но сам не обнял Куинн.

— Все не просто в порядке. — Куинн уткнулась ему в шею. — Я действительно этого хочу, а тебе отвратительна сама мысль о том, что приходится это делать. Ты настоящий друг. — Казалось, прошло не меньше двух тысячелетий, прежде чем Куинн отстранилась и шагнула к двери.

Дыхание вновь вернулось к Нику.

— Отлично. Не забывай об этом. — Он проводил Куинн на улицу, чуть смущенный ее пылкостью и твердо намеренный более никогда не подпускать эту женщину так близко к себе.

Короткая поездка до квартиры Куинн казалась дольше обычного, а кабина грузовика — теснее. Нику было муторно при мысли о том, что Куинн так расстроилась, ему не хотелось предавать Билла, но в общем и целом он чувствовал скорее скованность. Куинн сидела рядом, прижимая к себе чертову собаку, и безумное желание быть ближе к ней, чувствовать ее тепло все возрастало. Ник считал, что для него лучше, когда у Куинн есть мужчина. В таких случаях она была недосягаема для него и он лишь изредка вспоминал о ней. И только в те времена, когда у Куинн никого не было, Ник ощущал тревогу, но, хвала Всевышнему, такое случалось редко, потому что Куинн не была ветреницей…

— Ты чего притих? — спросила Куинн. — Оттого, что не хочешь этого делать?

— Я хочу, чтобы ты была счастлива и не оставалась в одиночестве.

— Я не останусь в одиночестве. — Голос Куинн звучал чуть удивленно и слегка дрожал от переполнявших ее чувств. — Я никогда не бываю одна. Меня всегда окружает множество людей.

— Я имею в виду мужчину.

— Мне не нужен мужчина. — Куинн отвернулась и посмотрела в окошко. — Особенно такой, который ворует мою собаку.

— Это точно. — Ник затормозил на подъездной дорожке у дома Куинн. — Собака останется в грузовике, — сказал он, и Куинн в последний раз обняла Кэти. Собака укоризненно посмотрела им вслед, казалось, желая сказать: «А я? Кто позаботится обо мне?»

Ник демонстративно игнорировал ее.

Поднявшись наверх, он понял, что Куинн сказала правду и собирается забрать совсем немного вещей, поэтому все, кроме ее одежды, они погрузили в кузов менее чем за полчаса.

— И все? — спросил Ник. — Ты ничего больше не хочешь взять?

— Я чувствую себя виноватой уже оттого, что ухожу от него, — ответила Куинн. — Видишь ли, Билл украл мою собаку и я вынуждена уйти, но не намерена оставлять его без мебели. Остальные пожитки моей семье не так уж и нужны. Все старье приобретено на гаражных распродажах, новые вещи куплены Биллом, и я ненавижу их. Я разложу одежду по мешкам для мусора, и на этом можно покончить. Кэти не замерзнет в кабине?

Собака нетерпеливо выглядывала в заднее окошко грузовика, прижавшись лапами к стеклу. Для такой крысы она была на редкость сообразительна.

— Все в порядке. Давай-ка займемся твоей одеждой.

— Я очень благодарна тебе, Ник.

— Давай займемся твоей одеждой.

Ник поднялся следом за Куинн и тут же понял, что совершил ошибку. Пока она складывала в мешки платья, все было хорошо. Но потом, когда выдвинула ящики и начала охапками вытаскивать оттуда шелковое белье самых буйных расцветок и фантастических рисунков — ярко-голубое, розовое и светло-золотистое, в мелкий и крупный горошек, под зебру и леопарда, — Ник помимо своей воли начал представлять, как все эти цвета должны выглядеть на фоне ее бледно-медовой кожи, весь этот шелк, облегающий округлости ее тела, тепло которого Ник ощутил, когда Куинн обнимала его.

— Я отнесу это вниз, — сказал он, как только Куинн занялась ночными рубашками, и, схватив два мешка, бегом спустился по лестнице и швырнул их в кузов. Потом он стоял на холоде, пытаясь собраться с мыслями и понять, что с ним происходит. Кэти с упреком взирала на него из кабины.

Куинн — его друг, и ничего более.

Да, она самый близкий его друг, если не считать Макса, и он любит ее — любит по-дружески, но и только. Откуда взялись эти похотливые мысли? Должно быть, он сходит с ума.

«И это не впервые», — сказал себе Ник, вспомнив о том, как девятнадцать лет назад они с Зоей вернулись в родной город, поскольку их семейная жизнь окончательно разладилась. За три месяца, минувшие со времени свадьбы, они осознали, что их единственная сходная черта — вспыльчивость. Но в эти же три месяца Куинн сильно изменилась. Когда Ник уезжал, это была застенчивая семнадцатилетняя девчонка в голубом шифоновом платье подружки невесты. Она сделала все, чтобы спасти положение, когда ее сестра «передумала» на полпути к алтарю. «Я все улажу», — сказала Куинн, и все уладила, пока Ник сидел, кипя от злости и раздумывая, а хочется ли ему в самом деле жениться на Зое. Но когда он вернулся три месяца спустя, Куинн выскочила из машины в шортах и облегающей майке и обняла сестру. Зоя бросилась ей на шею с еще большей радостью — и у Ника отпала челюсть. Изумленный, стыдясь своего вожделения, он таращился на Куинн, которая со смехом покачивала Зою из стороны в сторону, такая округлившаяся, уверенная в себе, счастливая и чертовски соблазнительная. «Проклятие, я выбрал не ту сестру!» — подумал он тогда с пылкостью девятнадцатилетнего юнца.

Едва Зоя оглянулась и перехватила его взгляд, Ник отвернулся к машине и начал вытаскивать вещи. Вечером того же дня Зоя притиснула его спиной к белому металлическому шкафу на кухне матери и, приставив разделочный нож к горлу, сказала: «Ей шестнадцать лет, сукин ты сын».

При воспоминании об этом Ник поморщился. Господи, Куинн всего шестнадцать лет, а он раздевает ее взглядом. Но тогда ему было девятнадцать, и с тех пор он изменился.

Ник представил себе Куинн в том золотом леопардовом лифчике, который она запихнула в мешок. Да, он повзрослел.

«Если ты изменишь мне, Ник Зейглер, — сказала тогда Зоя, — я всего лишь перееду тебя машиной. Но если ты хотя бы прикоснешься к моей сестре, я выпущу тебе кишки маникюрными ножницами, а уж затем перееду машиной». И поскольку Зоя никогда не бросала слов на ветер, Ник вообще перестал смотреть на Куинн. В ту пору его брак пришел в плачевное состояние — не хватало только Куинн и маникюрных ножниц. Еще через три месяца Зоя бросила Ника, к его громадному облегчению. Это несколько удивило Ника, но за четыре года армейской службы он совершенно забыл о Зое, о Куинн и о Тиббете, а солдатское жалованье дало ему возможность окончить бизнес-колледж. Вторым предметом у него была английская поэзия, убойное средство для улещивания девиц. Именно благодаря девицам он легко запихнул сестер Маккензи в самый дальний уголок своего сознания. К тому времени, когда Ник вернулся домой, Куинн уже преподавала прикладные искусства, встречалась с хорошим парнем Грегом (как бишь его фамилия?), и этого оказалось достаточно, покуда Ник продолжал читать Донна и Марвелла удивленным, но очарованным тиббетским женщинам. Маникюрные ножницы постепенно отошли в область смутных воспоминаний.

Его мысли вернулись к Куинн в леопардовом лифчике. Почему-то Нику казалось, что Билл воспримет известие о ее уходе с куда меньшим облегчением, нежели то, которое принес ему развод с Зоей.

Это уж точно.

Куинн вынула из ящика лист писчей бумаги и уселась за обеденный стол.

«Дорогой Билл», — написала она.

Что дальше? Да, она сердится на Билла из-за собаки, но он заслуживает того, чтобы ему оставили записку. После двух лет совместной жизни он определенно заслуживает того, чтобы ему оставили записку.

«Я ухожу от тебя».

Замечательно. Сразу к делу.

«Не только из-за Кэти…»

Не только, но в основном. Билл забрал ее собаку, словно желания Куинн ничего не значат. Он рассчитывал, что Куинн «одумается». Он совсем ее не знает.

«…но то, что случилось с Кэти, заставило меня осознать, что мы совсем не знаем друг друга».

Возможно, это ее вина. Она ни разу не заставила Билла по-настоящему посмотреть на себя, ни разу не заявила «я не согласна», ни разу не сказала «я хочу собаку» и лишь раздавала людям всех собак, которых подбирала на улице. Куинн не может оставаться с Биллом, ни в коем случае не может оставаться с ним после живодерни, но не должна делать гадости, ожесточаться и создавать трудности им обоим.

«Я одна виновата в том, что не была откровенна с тобой, но теперь я вижу, что мы совершенно разные люди и нам никогда не ужиться».

Разумные, взвешенные слова. В сущности, сказать было больше нечего, и Куинн черкнула в конце:

«Я переезжаю к родителям и буду там до тех пор, пока не найду себе жилье. Позже приеду за своими книгами и тогда верну тебе ключ».

Подчиняясь привычке, она едва не приписала: «С любовью. Куинн», — но передумала. Она не любит Билла. И никогда не любила. Он нравился ей настолько, чтобы не уходить от него, и не внушал ей неприязни, побуждающей уйти. Как печально.

Поэтому она просто подписалась «Куинн» и спустилась по лестнице к Нику и Кэти, ощущая легкую вину, но в основном облегчение оттого, что эта часть ее жизни полностью и окончательно осталась в прошлом.

Ник помог Куинн выгрузить ее мебель в гараже семьи Маккензи и вопреки здравому смыслу остался в доме выпить пива и составить ей компанию, пока не приедут родители.

— Они могут вернуться в любую минуту, — сказала Куинн и попросила Ника задержаться. — Жду не дождусь, когда обо всем им расскажу.

— Они огорчатся? — Ник последовал за Куинн в кухню, стараясь не опускать глаза. Джинсы слишком плотно облегали ее бедра. Раньше он этого не замечал, но джинсы определенно слишком тесные. Просто удивительно, что мальчишки на улицах не свистят ей вслед.

— Да, они привыкли видеть меня с Биллом. — Куинн опустила на пол кухни последний мешок, и Кэти, посапывая, обнюхала его, как и остальные восемь, явно подозревая, что в них заключена какая-то угроза. — Я даже не уверена, что родители заметят меня без него. Кажется, с некоторых пор меня вообще никто не видит. Никто не видит настоящую меня.

В это мгновение Ник доставал пиво из холодильника. Он на секунду замер, потом вскрыл бутылку и захлопнул дверцу, подтолкнув ее плечом.

— Даже слышать об этом не хочу, — сказал он.

Куинн облокотилась о стойку так, что розовый свитер туго натянулся на ее груди, и сердито посмотрела на Ника:

— Убеждена, ты всю жизнь думал обо мне как о сестре Зои либо о чьей-нибудь подружке.

Ник покачал головой.

— Чепуха, и ты прекрасно об этом знаешь.

Сам он отлично знал, что это далеко не чепуха, но ему совсем не хотелось об этом размышлять.

— Все обстояло иначе, пока рядом была Зоя. — Куинн протиснулась мимо него к холодильнику. — Я еще могу понять, что в присутствии Зои меня никто не замечал…

Настоящий джентльмен не преминул бы заверить ее, что она ошибается, хотя это была истинная правда. Зоя была на редкость хороша собой, незаурядна; ее маленькое лицо обрамляла буйная грива кудрявых, ниспадавших на плечи волос столь темного рыжего цвета, что на солнце они казались почти черными.

— Со временем я привыкла к этому, — продолжала Куинн, вынимая из холодильника пиво. — Но надеялась, что рядом с мужчинами не буду столь незаметной.

Откупорив бутылку, она поднесла ее к губам. Ник смотрел на изгиб ее шеи, на то, как двигались мускулы по мере того, как Куинн запрокидывала голову. Он старался не опускать глаза к округлостям, обтянутым розовым свитером. Волосы Куинн ниспадали книзу тем самым мягким колоколом, который она носила с пятнадцатилетнего возраста. У нее совсем прямые волосы, думал Ник, стараясь отвлечься от мыслей об округлостях. Ровный поток шелковистых медно-золотистых волос, текущих словно вода между его пальцами…

— Не знаю, как другие, но я тебя замечал, — сказал Ник. — Послушай, мне пора идти.

— Ты еще не допил пиво, — отозвалась Куинн. — Но я поняла намек и перестану хныкать.

В сопровождении Кэти, беспокойно семенившей рядом, она удалилась из кухни сквозь широкую сводчатую дверь в тесную сумрачную гостиную и обошла вокруг огромной красной тахты, которая стояла напротив арки, сколько себя помнил Ник. «Представляешь? — сказала ему Зоя, когда они учились в старших классах. — Моя матушка купила кроваво-красную лежанку. Неужели у тебя не возникает желания потрахаться всякий раз, когда ты видишь ее?» Тогда Нику было восемнадцать, и ему хотелось оттрахать кого угодно, когда угодно и при взгляде на что угодно. В ту пору это был праздный вопрос, но теперь он вновь лишил Ника покоя, поскольку в это мгновение Куинн разлеглась посреди тахты. Розовый свитер, медные волосы и алая обивка излучали такой жар, что Ник ощутил его даже на расстоянии.

«Сваливай отсюда», — велел он себе, но Куинн повернула голову на подушке, улыбнулась ему.

— Я больше не буду хныкать. Правда. И очень благодарна за то, что ты помог мне переехать. Прости, что показала себя такой занудой.

Свет из кухни поблескивал на ее волосах.

— Твоей матушке следовало бы сменить обстановку, — сказал Ник и, подойдя к тахте, уселся рядом с Куинн.

— Моей матушке следовало бы сделать очень многое. — Куинн подвинулась, освобождая место для Ника. Кэти тем временем беспокойно суетилась у ее ног. — Например, зажить настоящей жизнью. Думаю, это одна из причин, по которым я оставила у себя Кэти… — Она улыбнулась собаке, но ее улыбка тотчас увяла, — …и ушла от Билла. Я бы не хотела на склоне лет уподобиться своей матери — разъезжать вместе с лучшей подругой по гаражным распродажам и иметь мужа, который предпочитает смотреть в телевизор, а не на меня — а ведь именно этим закончился бы мой брак с Биллом. Мне нужно гораздо больше. Радость. Страсть.

Ник облокотился о подушки, положив руку на край тахты, но не прикасаясь к Куинн — это не привело бы ни к чему хорошему, так далеко заходить не следовало, — и смотрел, как в такт словам ее мягкие губы раздвигаются и смыкаются вновь. Он почувствовал, как учащается его дыхание. «Это глупо, смывайся отсюда», — снова сказал себе Ник и постарался отделаться от мыслей о губах Куинн в тот самый миг, когда она говорила:

— Я хочу стать другой, новой, заметной. Хочу стать Зоей.

— Пожалуй, эту часть можно пропустить, — пробормотал Ник.

— Думаю, Кэти явилась мне как знамение. Понимаешь, будто сама судьба велела мне зажить настоящей жизнью. — Куинн опять улыбнулась и добавила: — С судьбой не поспоришь..

Ник вновь потерял нить разговора. Он всегда ощущал тепло Куинн, пронизывающее все, что ее окружало, но в течение двадцати лет это тепло представлялось Нику чем-то вроде ласки домашнего животного, смышленого и совершенно безвредного. Но теперь, когда ее губы улыбаются так чувственно…

— Ник? — Куинн чуть подалась вперед, и ее волосы упали на спинку тахты. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Ее голос доносился откуда-то издалека. Стоило Нику шевельнуть пальцем, и он прикоснулся бы к ней. Всего лишь пальцем. Легкое движение — и пряди ее волос скользнут, словно шелк, прохладные и гладкие. У Ника перехватило дыхание.

Глаза Куинн расширились, и Ник вдруг поймал себя — нет, они оба поймали себя на том, что смотрят друг на друга не отрываясь, долго, слишком долго, словно загипнотизированные. И чем дольше они смотрели, тем более испуганными становились глаза Куинн. Ее мягкие губы раздвинулись, она пылала жаром, которого Ник даже не подозревал в ней. Куинн. Он начал наклоняться, притянутый ее теплом, и у него закружилась голова от желания прикоснуться к губам этой женщины. Куинн закрыла глаза и подалась вперед, такая близкая и доступная. Слишком доступная. «Прекрати», — сказал себе Ник, но продолжал наклоняться, впитывая ее тепло. И тут на улице хлопнула дверца машины, Кэти тявкнула, и Ник отпрянул.

— О, черт! — Он выпрямился и отодвинулся, отчего Куинн едва не упала вперед, а Кэти испуганно забилась под столик.

«Ты совсем потерял голову», — подумал Ник.

— Ладно, — бросил он вслух, выдавая свое волнение лишь чуть охрипшим голосом. — Ничего страшного не случилось. Ты не виновата. Ты ничего не делала. Мне очень жаль. Все это из-за тахты. Я должен идти.

Куинн глубоко вздохнула. Ник старался не смотреть, как вздымается и опадает ее розовый свитер. «Маникюрные ножницы, — напомнил он себе. — Сестра жены. Лучший друг. Женщина Билла».

Ничто не помогало.

— Может, это из-за меня, — едва слышно пробормотала Куинн. — Может, это моя вина. Сегодня я уже не та, что прежде. — Она сглотнула, и от движения ее шеи мысли Ника вновь помутились.

— Ничего подобного, — отрезал он. — Мне пора. — Он двинулся в обход тахты, и в тот же миг вошла мать Куинн и завопила.