Йэнна Кристиана

Дороги II

Часть вторая.

Война с сагонами.

"Сэр, вы говорите о любви, — сказал он, — хотя вы холоднее камня. Предположим, однако, что вы когда-нибудь любили кошку, собаку или ребенка.Когда вы сами были ребенком, вы любили свою мать. Что ж, вы можете говорить о любви. Но прошу вас, не говорите о христианстве! Оно для вас -непостижимая тайна. Люди умирали за него, люди из-за него убивали. Люди творили зло ради него — но вам не понять даже их зла. Вас бы затошнило,если бы вы хоть раз о нем подумали. Я не стану вам его объяснять."

(Честертон, «Шар и крест»)

Содержание.

Глава 13. Вместе.

Глава 14. Семья.

Глава 15. Почти мир.

Глава 16. Анзора.

Глава 17. Победители.

Глава 18. Странный патруль.

Глава 19. О любви.

Глава 20. Инастра.

Глава 21. На Ярну.

Глава 22. Сагон.

Глава 23. Минакс

Глава 13. Вместе.

В Коринте бушевала весна. Деревья как раз взорвались зеленой дымкой, вся Бетрисанда полна предчувствия лета, полуразвернута, как цветочный бутон. Желтые поля нарциссов и разноцветные — тюльпанов, уже раскинулись под ногами. Небо синело пронзительно, так как это бывает только весной. Не хотелось идти домой. Бродить по этим улицам и аллеям. В легких, почти невесомых платьях (первые дни непривычно и страшновато без брони). Боль проходила. Потихоньку сообщили всем дату свадьбы. Белла уговорила Ильгет переехать пока к ней. Ильгет и не хотелось жить в доме, где до сих пор оставались воспоминания, запах о прошлом. А Белла любила ее, как дочь. Даже не так — как больную, несчастную девчонку, которую надо спасать, которой надо во что бы то ни стало вернуть улыбку и радость. Белла полюбила и крестников Ильгет, воспринимала их как внуков. Данг приводил их часто, два-три раза в неделю, иногда и ночевать оставлял.

Дети спасали его. О детях надо было не только заботиться — развлекать их, учить, Анри — уже водить в школу (поначалу маленькие школьники учились вместе с родителями). Некогда думать о своих переживаниях, о горе. Рана затягивалась.

Арнис почти не отходил от Ильгет. Вбирал ее в себя, глазами, дыханием, прикосновениями пальцев. И она каждый день постигала ошеломляющую новость — Арнис... Он — ее жених. Мужчина. Почти муж. Они даже не поменяли колечки, так и носили скрученные из проволоки. А свадьбу назначили на конец мая.

Однажды за завтраком Арнис сказал.

— Слушай, Иль, ты не думала о том, чтобы завести собаку?

Она уставилась на друга с удивлением.

— Ты знаешь, наверное, думала... хотелось бы. Просто все время как-то не до того. Но ты прав, как бы нам собака пригодилась... Только с щенком ведь надо заниматься, а мы все время улетаем.

— Ну и что, мама возьмет на несколько месяцев, а заниматься — да найдем время! Только уж брать надо рабочую... Я давно хотел, но я не умею с собаками, а у тебя ведь есть опыт.

— Это дорого, рабочий щенок.

— Ничего, нам оплатят, — Арнис ухмыльнулся, — поговорю с Дэцином, он проведет оплату через СКОН.

— Тогда будем брать овчарку?

— А ты кого хочешь? Мне-то все равно, я собаками не занимался.

— Я бы лучше пуделя, — робко сказала Ильгет, — как Норка. Ну пусть другого окраса...

— Можно и пуделя, — согласился Арнис, — основная его функция все равно — борьба с дэггерами. Но тогда надо записаться в кинологическом центре на очередь, может быть, несколько месяцев придется ждать помета. Сходим завтра?

— Давай, — сказала Ильгет. Сегодня у них никак не получалось — Арнис собирался на общие учения СКОНа, которые должны были продлиться до вечера, Ильгет тоже решила использовать этот день в профессиональных целях, изучить теоретически новый вариант подвески ракет на «Занге», а после обеда съездить в аэроцентр и заняться отработкой пилотажа.

— До свидания, радость моя, — Арнис с нежностью смотрел на нее, держа за руки. Наклонился и поцеловал в уголок губ, Ильгет ощутила, как счастье переполняет ее. Прижалась к груди Арниса на мгновение. Оторвалась.

— Все, иди... иди, солнце мое. И осторожнее.

— Ну о чем ты, Иль... что здесь может быть опасного? Пока, ласточка моя.

— Пока.

Ильгет постояла перед закрывшейся дверью. Счастье ее было таким полным и совершенным, что хотелось навсегда задержать эту минуту.

Сейчас — не сердцем, а умом — она помнила, что с Питой все было наоборот. Его отсутствие причиняло муку, а когда он приходил, вроде бы, и становилось легче, но не радостно, а как-то горько — ведь опять уйдет.

А вот с Арнисом... наверное, когда он рядом — это такое счастье, что ты даже чувствуешь себя недостойной его, и кажется вполне справедливым, если это счастье и не будет постоянным. Одной минутой общения с ним можно насытиться на долгий день.

Ильгет побрела в комнату. Вот сейчас Арниса нет — а она спокойна и радостна. Он придет снова, вечером, после учений. Им будет о чем рассказать друг другу. Арнис встретит старых друзей-ско, Иль объяснит ему преимущества нового способа подвески, и они немного поболтают об этом.

Поцелуй все еще горел в углу рта. И вот это тоже — как странно! Почему даже такое простое прикосновение вызывает — да что там говорить — даже чисто физиологическую реакцию, все тело словно вспыхивает радостью, теплая волна бежит и замирает.

Да ее радует просто сам тот факт, что ее целует Арнис — вот этот невообразимо прекрасный, сильный, самый-самый лучший, самый настоящий мужчина, лучше даже быть не может... и вот он — ее — целует. Этого просто быть не может, но это — есть.

Господи, как девчонка, засмеялась себе самой Ильгет. Как девчонка, схожу с ума.

Арнис. Мой. Мой Арнис.

Беллы дома не было, вчера еще уехала на Алорку, на биостанцию.

Ильгет села в кресло, надела на всякий случай обруч мнемоизлучателя и вошла в Сеть.

Но едва ей удалось сосредоточиться, раздалась мелодия дверного звонка. Ильгет со вздохом отдала голосовую команду циллосу и поднялась, сдирая обруч с головы.

Данг, что ли... или кто-нибудь из соседей?

Ильгет застыла в дверях. На пороге стоял Пита.

— Иль, — сказал он, — Прости меня.

Ильгет стояла неподвижно, не зная, что сделать, что сказать...

Ноги словно приковало к полу.

— Ты что... — наконец произнесла она, — поссорился со своей...

— Какая разница? — спросил Пита, — я к тебе пришел.

Он так говорит, будто сделал мне этим большое одолжение, вдруг подумала Ильгет. И все же видеть Питу было почему-то приятно. Словно та любовь, то счастье, которым сейчас была переполнена Ильгет до самого края, расплескивались и распространялись на все и вся вокруг... и на Питу тоже. И немыслимо было ему сейчас сказать — поди вон.

Вот же он, теплый, близкий человек, стоит и растерянно смотрит на нее, и все его счастье зависит сейчас от ее слова. Наверное, бросил любовницу... Наверное? Но ведь у него там...

— Пита, подожди, но у тебя же будет ребенок? Он уже скоро должен родиться?

— Какая разница? Я ей не нужен, — с горечью сказала Пита.

— Но ты нужен ребенку...

— Ну, без меня они не пропадут. Я к тебе пришел, Ильке.

Ильгет словно током пробило. Свет помнился сейчас даже яснее — тогда она слишком была вымотана. Ладонь святой Дары. Взгляд. Вот так же рядом, даже ближе, чем сейчас стоит Пита.

«Ты ведь все теперь понимаешь, Иль».

— Пита, но ты... ты пойми, что... это все, я уже не могу. Не хочу.

— Прости меня, Иль, — тихо сказал Пита, — я понимаю, что причинял тебе боль. Я не хочу, правда. Я понял, что все-таки люблю тебя.

Он никогда раньше не говорил этого...

Господи, да что же это?

А ребенок? С ужасом Ильгет поняла, что она и с этим вполне может смириться. У него ребенок на стороне. Они будут посещать малыша, опекать его, делает же она это для своих крестников. Ребенку все равно нужен отец. А для нее Пита — муж.

Ильгет шагнула к нему. Еще одно движение — и Пита обнимет ее, она заплачет у него на груди, как было не раз.

Голова закружилась, и вмиг заболело сердце. Ильгет вдруг поняла, что после этого шага возвращения назад, к Арнису, уже не будет.

Крепка, как смерть, любовь, люта, как преисподняя, ревность.

Он больше никогда не будет с ней. И она не придет к нему вот так — «прости меня, Арнис, я ошибалась». Не потому, что он не простит. Она сама не захочет, чтобы он простил — зачем это, все равно между ними навсегда поселится фальшь.

И все равно, что послужило причиной предательства — любовь к Пите, похоть или угрызения совести.

Ильгет отшатнулась.

— Пита, — с трудом выговорила она, — нет... поздно. Я не хочу. Прости.

— Но... — Пита, похоже, не знал, как реагировать. Он этого просто не ожидал.

— Нет, Пита... Все кончено. У нас не было семьи. Ты обманывал меня.

— Помнится, ты что-то другое говорила..

— Я была обманута. Я ошибалась.

— Ты что-то все время ошибаешься. Как бы тебе сейчас не ошибиться.

— Сейчас я знаю, — устало произнесла она, — Пита, я относилась к тебе и к семье всерьез. Ты обманывал меня. Ты часто повторял, что у нас не семья. Я не верила, я считала, что это семья, и так себя вела. А ты сделал другой выбор. Но это твой выбор. И получилось так, что он был необратимым. Прости... Я выхожу замуж. Я хочу иметь семью. Настоящую.

— Ах вот как... — Пита задохнулся, — ну и чего стоили все твои клятвы? Твоя церковность? Праведность? Типа, мы вместе навеки... Вот твое — навеки! Стоило мне совершить ошибку, и ты...

— Пита, у нас не было семьи, — устало повторила Ильгет, — так хотел ты. Ты обманул меня.

— Почему это я тебя обманул?

— Ты давал обещание. Помнишь? Брачное обещание. Ты говорил, что будешь со мной до конца жизни. А сам даже не собирался... У тебя и мысли такой не было. Ты дал это обещание просто потому, что так положено, но не имел этого в виду. Ты мне солгал. Я жила с тобой столько лет — в блуде, но ведь я этого не знала. Брак заключается по обоюдному согласию, а у тебя его и не было.

— Ну почему, я собирался жить с тобой... Но я же не знал, как ты будешь себя вести!

— Жить со мной в зависимости от моего поведения? От каких-то условий?

— Ну знаешь... я таких тонкостей не понимаю, — сказал Пита, — я вижу, что это ты предала меня. Быстренько сбежала к своему хахалю!

Бесполезно, подумала Ильгет. Да, можно сказать «ты ушел первым». Но зачем? Ему же ничего не докажешь.

— Считай как хочешь, — тихо сказала Ильгет, — я просто устала. Я не могу быть твоей женой. Не готова. Извини. Не было бы Арниса, я бы все равно не могла жить с тобой, я бы лучше осталась одна. После стольких лет обмана... да и сейчас ты ведь не намерен жить со мной вечно.

— Так что мне, уходить? — тихо спросил Пита.

Ильгет кивнула. Сил ответить у нее не было.

— И ты еще смеешь говорить, что я тебя обманывал, — с горечью сказал Пита. Ильгет молчала, белая, как бумага, прислонившись к стене.

— Ты всегда жила только для себя. Я рад, что теперь ты это осознала. Ты делала только то, что хочется тебе. Когда тебе было выгодно, ты была верной и преданной. Семья, видите ли! А как только стало невыгодно, ты быстренько поменяла меня на другого! Ну и живи с ним, надеюсь, тебе будет с ним лучше, и ты хоть немного перестанешь изливать на окружающих свою злобу и ненависть!

Пита выскочил, дверь быстро задвинулась за ним.

— А я думал, тебя еще и дома нет. Нас раньше отпустили, — сказал Арнис. Ильгет кивнула.

— А я не летала в Аэроцентр, — голос, против ее воли, прозвучал как-то безжизненно.

— Иль, что с тобой? — Арнис сел рядом, взял ее руки в свои, — я же вижу, случилось что-то. Ты такая бледная...

— Пита приходил, — бесцветным голосом ответила Ильгет.

— И... что?

— Просил прощения, хотел вернуться... наверное, с любовницей поссорился.

— А ты что?

— Я сказала, что все кончено, — произнесла Ильгет. Арнис обнял ее, прижал к себе. И почувствовав, как потоки родного тепла заливают ее, Ильгет разрыдалась.

— Милая моя, маленькая, — шептал Арнис, гладя ее по волосам, — как же он измучил тебя... Ну успокойся, успокойся, все уже позади. Он больше не придет, а скоро мы поженимся, и ему такая мысль даже не придет в голову. Все хорошо, Иль, все уже хорошо. Слушай, а хочешь, я с ним поговорю?

— Не надо, — Ильгет всхлипнула, — ты его напугаешь.

Она улыбнулась сквозь слезы.

— Он ведь такой слабенький, трусливый... а ты — настоящий страшный ско, тебя вся Галактика боится. Он же в штаны наложит сразу.

— Ну вот видишь, что же ты из-за такого дерьма, прости за выражение, так переживаешь? Ты ведь у меня тоже не слабенькая, Иль.

— Я не столько из-за него, Арнис... я из-за сагона. Получается, он правду говорил...

— Нет, Иль, — Арнис бережно вытер ей слезы ладонью, — он тебя призывал к эгоизму, так? Жить ради себя, не обращать внимания на мужа. Ты обращала. Ты жила ради этого человека. А он сделал другой выбор. При чем здесь призывы сагона? Пита мог бы и тебя выбрать. Мог, правильно?

— Но ему было со мной тяжело...

— Но он мог приложить минимальные усилия, чтобы стало лучше? Мог.

Да, признала про себя Ильгет. Мог бы — хоть бы к врачу согласился пойти. Да просто, хотя бы претензий меньше предъявлял, смирился бы хоть с чем-нибудь

«Ты ведь все понимаешь, Иль».

— Да, Арнис, я все понимаю... ты прав.

Они с Питой могли бы быть счастливы. Но он сделал другой выбор. Надо забыть об этом. Просто забыть. Сагон больше никогда не скажет подобного, он ведь не сильнее святой Дары.

Решено было сразу после свадьбы переехать в новую квартиру. Совсем новую. Нашли прекрасную четырехкомнатную в двадцати минутах ходьбы от моря. Деньги на обустройство были — за акцию заплатили неплохо. Целыми днями Арнис с Ильгет планировали, сидя за монитором. Это было удивительно легко и интересно. Ильгет казалось, что они вместе сочиняют новый роман, сказку. Продумывают детали. Потом наступила стадия воплощения. Закупали все необходимое в Сети, ежедневно ездили в свой новый дом, следили за за тем, как продвигается ремонт, а потом уж осталось лишь разложить своими руками одежду по шкафам, безделушки по полочкам, развесить украшения...

Волнение охватывало Ильгет при мысли, что скоро, совсем уже скоро она вместе с Арнисом войдет в этот новый дом — хозяйкой. И как хорошо он придумал, что нужна новая квартира. Пока планировали, Ильгет даже казалось, дом будет совершенно необыкновенным, не похожим ни на один другой. Но почему-то в итоге квартира приобретала все же довольно стандартные черты. Ну что ж, рассудительно говорил Арнис, что же мы можем придумать нового, ведь набор мебели диктуется функциональностью, а изыски дизайна — если переборщить, то и жить будет тяжело в таком доме.

И все-таки их дом отличался от всех других.

В гостиной устроили что-то вроде собственной домашней церкви. Большой крест и статуэтки — Пресвятой Девы с младенцем, а по другую сторону — святого Квиринуса,как его обычно изображают, с мечом и книгой, принесшего Благую Весть на Эдоли, а через Эдоли — и всем разъединенным народам Галактики. Рядом с ним маленькая статуэтка святой Дары, привезенная Ильгет из монастыря. Под крестом картина — «Святое семейство». И подсвечник с семью свечами.

Еще была спальня и два кабинета, кухня и ванная. Маленький садик под окнами.

Уже за несколько дней до свадьбы все было готово — приходи и живи.

Но Ильгет вдруг стала ощущать, что счастье будто тает... нет, все было по-прежнему хорошо — но ей вдруг стало страшно.

Однажды она заговорила об этом с Арнисом — они сидели на полу в ее собственной, уже полуободранной гостиной.

— Я не знаю... Вот сейчас мы так счастливы, все так здорово, а начнем жить вместе... начнутся будни — что тогда?

Арнис улыбнулся ей нежно.

— Иль, нам этого бояться глупо. Мы ведь и на корабле рядом жили, и под одним одеялом спали, вспомни... Нет ни одной твоей привычки, которую бы я не знал и не любил. Да и ты меня ведь хорошо знаешь, и раз уж согласилась со всеми моими недостатками...

— Да у тебя их и нет! Но я даже не о быте, Арнис. Какой быт на Квирине... Просто понимаешь... ты ведь на самом деле далеко не все знаешь обо мне. А что если ты разочаруешься? Например, может, я не смогу ребенка родить. Сейчас ты на это согласен, а потом... знаешь, может, и раскаешься, что со мной связался.

— Ну насчет детей мы еще посмотрим... я думаю, что не все так безнадежно, и хоть в искусственной матке, но можно попробовать. Но даже если и... Знаешь, Иль, мне уже за тридцать, а в этом возрасте человек более-менее способен на осознанное решение. Я все понимаю. Мне никто не нужен, кроме тебя.

— Есть еще и другая сторона жизни, — пробормотала Ильгет. Арнис покачал головой, взял ее за руку.

— Я понимаю, Иль, о чем ты... все будет хорошо. Ты мне веришь?

Она подняла глаза, серьезно кивнула.

— Все будет хорошо, — повторил Арнис.

— Так! — энергично сказала Белла, — невеста еще только глазки продирает. Ну-ка сейчас же в ванную — шагом марш.

Она заставила Ильгет полежать в ванне какого-то бодрящего состава по ее собственному рецепту, а потом натереть все тело особым бальзамом из трав. Потом Ильгет умывалась и делала маску на лицо, а когда вышла из ванной, облаченная в чистый белый халат, Белла сунула ей в руки стакан чая и сухарик.

— Это выпить и съесть, а то в обморок брякнешься.

И чай был совершенно особенный, Ильгет никогда такого не пробовала. Тем временем Нила с Иволгой оживленно обсуждали в кабинете платье и украшения, и что-то там про ход свадьбы. Пришла заранее вызванная мастерица, и усадила Ильгет перед большим зеркалом в спальне.

Все помощницы вышли. Визажистка — звали ее Кэра — осталась один на один с Ильгет.

— Можно музыку поставить?

— Конечно, — согласилась Ильгет. Визажистка выбрала легкую, чуть грустноватую мелодию и начала работу. Ильгет сидела с закрытыми глазами и молча наслаждалась.

— Ты хочешь закрыть эти родинки? — спросила мастерица. Ильгет пожала плечами.

— А можно? Они не убираются...

— Но их можно заретушировать, — возразила Кэра, — просто я бы не хотела. Они, пожалуй, даже пикантно смотрятся — но может быть, если они тебе портят настроение...

— Да нет, — сказала Ильгет, — я давно привыкла.

Легкие руки Кэры прикасались к ее лицу, шее, пальцам, волосам. Облик, который должна была принять Ильгет, они обсудили и утвердили еще вчера. Но любопытно, как это будет выглядеть в реальности.

Кэра работала больше часа и наконец произнесла.

— Готово.

Ильгет встала. Первый взгляд в зеркало слегка шокировал ее.

Такое ощущение, что она совсем не накрашена (собственно, какая краска — Кэра в основном использовала естественные усилители кровоснабжения и пигмента). Просто такое свежее, очень юное чистое лицо. Трогательно нежная шейка. Чуть удлиненные ресницы подчеркивают огромные, глубокие темные глаза. И естественно яркие слегка пухлые губы. Волосы — Ильгет решила на этот раз не делать завивку, не менять свой обычный облик слишком сильно — лишь надо лбом и у висков вьются золотистой дымкой, на голове уложены прочной аккуратно сложенной горкой из отдельных живописных прядей, и в волосах — белые живые мелкие ландыши.

— Отлично, — произнесла Кэра с удовлетворением, — тебе нравится?

— Да, — растерянно произнесла Ильгет, глядя в зеркало на двадцатилетнюю незнакомку.

Они вышли в гостиную, где собрались помощницы, что-то яростно обсуждая. Белла взглянула на будущую невестку и воскликнула.

— Боже мой, Иль! Скажут, Арнис себе школьницу нашел.

— Здорово! — поддержала Иволга и ободряюще пожала ладонь Ильгет.

— Надо одеваться, — заметила Нила, — а то уже скоро...

— Да, действительно, — засуетилась Белла. Ильгет увидела платье.

— Так красиво, — вздохнула она, — что честно говоря, даже надевать страшно. Хочется его в музей, под стекло.

— Брось ты, давай одевайся!

Женщины помогли Ильгет надеть платье, на волосы — на невидимом обруче — маленькую фату из гипюра. Прозрачные крошечные туфельки. Ильгет очень хотелось надеть фанки, но они совершенно не подходили к невестиному наряду. Тогда она решила ограничиться в украшениях лишь ниткой жемчуга на шее.

— А вот теперь посмотри... может, нам и тебя в музей сдать, прямо в этом платье?

Ильгет побежала к зеркалу.

Да. Еще один шок. Незнакомая юная красавица с печальными большими глазами стояла там, в дымчатой зеркальной глубине.

— Арнис тебя не узнает, — сказала Иволга задумчиво.

— Я сама-то себя не узнаю.

— Вот-вот. Венчались бы в бикрах — и никаких проблем.

Нила фыркнула на такое предложение. Ильгет никак не могла отвести взгляда от платья и от собственной фигуры в зеркале.

Воротник платья действительно чем-то напоминал бикр — высокий, закрывающий сзади шею, а спереди яремная ямка оставалась обнаженной. Воротник был тонко вышит серебром и, словно броня, охватывал голову с трех сторон, легкая фата спускалась на него сверху. Дальше шел кружевной лиф, также прошитый серебром, лежащий на белом атласном чехле. Тонкую талию охватывал широкий атласный же белый пояс. От пояса вниз струились юбки, и от высоких плеч — рукава, белые полосы, полупрозрачные, гипюровые, шелковые, все это текло, сверкало, падало, как вода, шумело и переливалось при каждом движении. Рукава расширялись и заканчивались ниже локтей.

— У меня никогда не было такого платья, — прошептала Ильгет.

— Мечта любой пятилетней девочки, — заметила Иволга, — я в детстве всегда мечтала, что у меня на свадьбу будет белое платье и белая шляпа, а на машине сверху — у нас обычные ДВС, как у вас на Ярне — будет сидеть наряженная кукла.

— Но мечты так редко сбываются, — тихо сказала Ильгет. В этот момент раздался звонок. Ильгет вспыхнула, сердце ее заколотилось часто.

Она никого не видела вокруг. Только Арниса. Только его лицо, серые блестящие глаза. Арнис был одет в праздничную скету — из белой блестящей ткани, шитой серебром, воротник — как у Ильгет — открытый спереди, охватывающий голову сзади, светло-серые брюки и такой же, серебром отливающий плащ. Так и в церковь на праздник одеваются мужчины. Арнис застыл, не сводя глаз с Ильгет.

— Ты... — выговорил он наконец, — Боже мой, Иль! Я тебя и не узнал. Королева моя.

— А ты мой король, — тихо ответила Ильгет.

— Я знал, что ты будешь сегодня красивая, но... — он помотал головой, — это уж совсем. Как в сказке.

— Арнис, ну все, пойдем уже, — поторопила Белла, — пора!

Они спустились вниз. Там ждали свидетель Арниса — Иост, с ним Аурелина (в последнее время они все чаще оказывались вместе), и Гэсс держал под уздцы четверку крупных светло-серых коней, украшенных султанами, запряженных в открытую карету, белоснежную, всю убранную цветами.

Арнис подал Ильгет руку, помог взобраться на повозку. Они уселись позади Гэсса — возницы, на двойное сиденье, над которым возвышалась арка из живых цветов, а позади уже уселись все остальные. Гэсс причмокнул, взмахнул кнутом, и кони двинулись вперед мелкой рысью.

Хор, звенящее радостное многоголосье, возносит к куполу древний эдолийский гимн.

Laudate Dominum, omnes gentes,

Collaudate eum, omnes populi.

Quoniam confirmata est super nos misericordia ejus,

Et veritas Domini manet in aeternum.

... — Я беру тебя, Ильгет, в жены и обещаю любить тебя и быть тебе верным до самой смерти.

Казалось, что она не сможет этого произнести — но выговорить слова оказалось на удивление легко, Ильгет сама поразилась тому, как радостно зазвенел ее голос.

— Я беру тебя, Арнис, в мужья, и обещаю...

Рука в руке. Скользнуло на палец сверкающее золотое колечко. Ильгет взяла руку Арниса — раза в два больше ее ладошки, и пальцы длиннее, надела и ему кольцо на безымянный палец.

Встали в первый ряд молящихся, началась обычная служба...

Сидели тихо в зале Общины. Народу было много, но Ильгет не видела никого. Арнис. Его рука. Иволга поет негромко, ее мальчишки подыгрывают на флейтах.

Возьми в ладонь пепел, возьми в ладонь лед. (9)

Это может быть случай, это может быть дом.

Но вот твоя боль -

Так пускай она станет крылом.

Лебединая сталь в облаках

Еще ждет.

Я всегда был один — в этом право стрелы.

Но никто не бывает один, даже если б он смог.

Пускай наш цвет глаз

Ненадежен, как мартовский лед.

Но мы станем как сон, и тогда сны станут светлы.

Ильгет вдруг поднимает голову, и видит перед собой Беллу, и по щеке Беллы ползет слезинка.

Потом она видит Миру и Гэсса, сидящих рядом, и лица их странно похожи. Ильгет тоже хочется заплакать, но сейчас не время для этого.

Дэцин. Ойланг. Иост. Все здесь, только Данг не пришел, не смог, и это понятно. Рэйли. Аурелина. Все родные, роднее и ближе не бывает.

Так возьми в ладонь клевер, возьми в ладонь мед.

Пусть охота, летящая вслед,

Растает как тень.

Мы прожили ночь,

Так посмотрим, как выглядит день!

Лебединая сталь в облаках -

Вперед!

Коринта, разноцветная весенняя Коринта, дурманящий запах роз, маленькие кафе в переулках Бетрисанды, Набережная — вечный праздник. В этот день мы отдались на волю города, и он нес нас по волнам, и маленькие девочки, замирая, глядели на Ильгет — принцессу, белую королеву, и на ее короля с еще не зажившим шрамом от ожога на левой щеке. Вся Коринта узнала о случившемся , и вобрала в себя их счастье так, как вбирает все счастье и горе своих неразумных детей.

Ильгет первой ступила в холл — сразу же зажглись светильники под потолком, и пол, и стены — все засияло, заблестело, отражаясь и переотражаясь в многочисленных зеркалах.

— Вот мы и дома, — тихо сказал Арнис, — ты устала, маленькая?

— Не знаю даже, — ответила Ильгет растерянно, — с одной стороны, вроде не с чего, с другой... как-то слишком много всего.

— Ты есть хочешь?

— Нет, ведь ужинали в кафе... а ты?

— И я не хочу.

— Неужели это правда? — спросила Ильгет, — неужели мы теперь с тобой всегда будем вместе? Будем жить вместе? Просыпаться и видеть друг друга... ну пусть только между акциями... Да хотя бы только до осени. Это же целая вечность!

— Знаешь, я сам в это не верю.

— А я до сих пор, хоть и понимала это, но как-то так... отвлеченно. И вот теперь. Ты — мой муж. Это правда!

— Правда, Иль, — кивнул Арнис. Подошел к ней, коснулся ее плеч, глядя в глаза, — правда, мое солнце.

— Даже если кто-нибудь из нас осенью погибнет, даже если мы проживем только эти три месяца — это и то будет уже слишком много... слишком щедро, — прошептала Ильгет. Арнис поцеловал ее. Это было так же, как в первый раз, на Визаре, только дольше продолжалось.

Арнис смотрел в глаза Ильгет. Мир медленно возвращался на свое место.

— Иль, — спросил он тихо, — тебе страшно?

Она неловко кивнула, отвела взгляд.

— Не бойся,Иль, пойдем. Не бойся, все будет хорошо, поверь мне. Пойдем, ведь уже почти полночь.

... В этом совсем нет ничего страшного. И пошлого ничего нет, и грязного. Ведь когда первые люди жили в Раю, до грехопадения — они были наги, и совсем не замечали этого. А мы сейчас чисты, как они.

Разве, Иль, я не видел тебя обнаженной? Я знаю твое тело лучше, чем собственное, лучше, чем ты его знаешь. Так уж у нас получилось. Я все помню, каждый твой шрамик помню, каждую рану. А эти точки — они не болят теперь? Совсем нет? Иногда понятно, но вот сейчас ведь совсем не больно? Я все-таки буду осторожен. Да и ты ведь меня видела всяким, верно? Разве мы от этого становимся хуже, оттого, что нет одежды?

Я знаю, Иль, почему ты боишься, я все понимаю. Понимаю, почему так сжалось твое тело, почему плечики поникли, съежились, будто пытаясь защитить грудь. Но не бойся, Иль, ведь я совсем другой, ведь я люблю тебя, моя драгоценная, моя радость, разве я могу причинить тебе боль? Солнышко мое, ну давай, я возьму тебя на руки. Просто вот так возьму, а помнишь, как я тащил тебя на Визаре? Да нет, нисколько не тяжело. И тогда было не тяжело, и сейчас. Только страшно было, я так боялся, что не донесу, что ты умрешь. Тебе хорошо вот так, тепло? Правда?

У тебя такие трогательные ключицы. Тоненькие, маленькие. Точно куриные лапки. Можно, я их поцелую? Вот так. И не бойся ничего.

Я очень осторожно. Очень тихо. Я знаю, что ты умеешь терпеть, ты даже не боли боишься, а того, что между нами случится непоправимое. Но не бойся ничего.

Свет очей моих... золотинка... любимая.

Какие руки у тебя тонкие, тонкие, но крепкие. Ну еще бы, «Молнию» на себе таскать.

Твои глаза — они изменились, знаешь? Это правда, что ты больше не боишься? Ты любишь? Правда? Меня? Нет, я знаю вообще-то, но так удивительно... Брось ты, какой я самый прекрасный, ерунда.

Все получится. Все будет хорошо. Тебе не тяжело, правда? Да, я чувствую, я знаю теперь. Да, милая, да!

Утром они позавтракали вдвоем в новенькой сверкающей кухне. А потом вошли в Сеть и зарегистрировали свой брак в статистической службе. Маленькая формальность, которой в свое время пренебрег Пита, а Ильгет не стала настаивать, только однажды заметила, что надо бы оформиться официально. Пита относился к формальностям с презрением. Однако пренебрежение это теперь сильно облегчило им жизнь, иначе Ильгет пришлось бы несколько месяцев потратить на официальный развод с Питой.

— Как, однако, легко неверующим, — заметила Ильгет, — всего пять минут — и готова семья.

— Ну развестись и неверующим все-таки сложно, — улыбнулся Арнис.

Ильгет посмотрела на него. Все было по-прежнему, все-все. Ничего не изменилось от того, что произошло ночью.