Квиринские истории (№2) - Дороги. Часть вторая.

— Слушай, Иль... так вы приедете или нет? Люк хотел вообще-то... — настойчиво спросила Иволга.

Старший сын ее сдал школьный минимум, и по этому поводу намечался большой праздник.

— Куда твой Люк собирается? — поинтересовалась Мира, — могу поспорить — ско.

— Мимо, — Иволга покачала головой, — военная служба, отдел дальней разведки.

— Круто! — сказала Мира с уважением, — только экспедиции у них иной раз годами длятся.

— Пусть летает, пока молодой, — вздохнула Иволга.

— Все равно, — заметила Мира, — что-то воинственное. Я ведь твоего Люка знаю, как облупленного.

— Иль, ну так как?

— Сейчас подожди... Арнис! — позвала она, — во вторник вечером — летим к Иволге?

— Да, конечно! — он кивнул издалека и улыбнулся.

— Ждите, — сказала Ильгет.

— Дэн, тот поспокойнее, — вздохнула Иволга, — он на два года младше, но думаю, минимум сдаст уже в следующем году. И специальность выбрал человеческую — экология.

— Хорошая специальность, — вздохнула Мира, — после наших развлечений планеты восстанавливать.

— Во всяком случае, что можно сказать точно — никто из детей Иволги на земле не останется, — заметила Ильгет.

— Думаю, из ваших тоже, — улыбнулась Иволга.

Все стали потихоньку расходиться. Кто-то осторожно коснулся плеча Ильгет. Она обернулась и увидела Ландзо. Парень выглядел слегка смущенным.

— Ты ведь Ильгет?

— Да.

— Мне надо поговорить с тобой.

— Давай присядем, — предложила она. Все-таки стоять с ребенком не так удобно. Они сели друг против друга.

— Ильгет, тут вот в чем дело. Я хочу креститься, — решительно сказал Ландзо, — и... ты будешь моей крестной?

Ильгет ошеломленно посмотрела на него.

— Знаешь, — сказала она, — я ничего, честно говоря, понять не могу. Но у нас уже какая-то традиция сложилась, кто бы ни крестился в отряде — обязательно я...

— Нет, если тебе трудно... но мне бы хотелось.

— Мне совершенно не трудно, Ландзо.

— Можно меня называть просто Ланс.

— Ланс... хорошее имя. Мне не трудно, понять только не могу, почему. Ну ладно, не обращай внимания. Ты готовишься с отцом Маркусом?

— Конечно.

— Ну... думаю, нам надо поближе познакомиться. А кто крестный?

— Герт... Это мой друг, он тоже из СКОНа.

— А... не слышала. Ну, это неважно. Давай, может сегодня к нам в гости? Посмотришь на нашу старшую тоже... И вообще, поболтаем.

Ландзо кивнул.

Они сидели в кухне. Арли на полу листала книжку, Дара лежала на коврике на животе, высоко подняв головку. Ноки валялась под столом, вытянув лапы.

— Хорошо у вас, — сказал Ланс, — уютно.

— Так это ты, значит, выяснил, что Цхарн... — начала Ильгет.

— Я, но особой моей заслуги в этом нет. Даже наоборот. Честно говоря, я себя довольно хреново вел. Вытащил меня Герт, если бы не он... — Ландзо умолк.

— Ну все равно, — возразил Арнис, — ты ведь отправился на Анзору.

— Ну так я же для себя... хотел Родину повидать.

— Ты чаю еще не хочешь? — спросила Ильгет, — мне тяжело было на моей Родине воевать. Очень тяжело. Такое раздвоение. Вроде свои же люди... в них стрелять. И тут свои, но и там вроде свои.

— Да нет, насчет этого я не волнуюсь. Вроде, от иллюзий уже избавился, — вздохнул Ландзо.

— Но это не иллюзии.. это действительно свои, — возразила Ильгет, — просто вся жизнь у нас такая. Выбираешь между большим грехом и меньшим. Ругаешь себя за то, что стрелял в своих, а если бы отказался идти на эту войну — было бы еще хуже.

— Да уж, — согласился Ландзо. Арнис тихонько сказал:

— Может, ложным пророкам верна, бесконечно и так одиноко, я иду по неверной дороге...

Вскоре Ландзо попрощался и ушел. Ильгет сказала Арнису.

— Приятный парень, хороший. Думаю, он в нашем отряде приживется.

— Мне он тоже понравился, — согласился Арнис.

— А как он вообще попал-то на Квирин? Ты о нем знаешь что-нибудь?

Арнис взял Ильгет за плечи, усадил в кресло. Сам примостился рядом.

— Я не так много знаю... Жизнь у него сложная очень была. Что такое анзорийская община, я тебе уже рассказывал. Так вот... в одной из этих общин жил парень по имени Таро Энгиро.

— Сын? Того самого Энгиро?

— Точно. Когда он погиб, сына его просто отдали в одну из общин. Но Таро помнил какие-то адреса, имена... очень смутно, на всякий случай. И у него были два друга — вот этот Ландзо и еще один мальчишка. И однажды Ландзо грозила опасность, его там обвинили в чем-то несправедливо... и все трое решили бежать. Им нужно было до столицы добраться, и там найти квиринского наблюдателя. По дороге... по дороге Таро и второй парнишка погибли. Ландзо дошел. Еле-еле, конечно, раненый, больной...

— Господи, какой ужас, — пробормотала Ильгет.

— Кстати, для лервенца христианство, крест — это самое страшное, что можно придумать. Потому что в Бешиоре, ты же знаешь, эта ересь на государственном уровне, так они тоже используют крест как символ. И однако вот... он решился. Как я понял, на него большое впечатление произвел этот его друг... Герт.

— Подожди... я, кажется, его знаю! Такой невысокий, темноволосый... А жена его работает в общине, как же ее зовут...

— Да, Сэйн.

— Точно. Ну всех в общине уже более-менее знаешь. Слушай, Арнис, ну объясни ты мне — почему меня все тащат в крестные? Ведь выбор-то большой...

— А ты сама-то не понимаешь? — спросил Арнис. Ильгет с удивлением уставилась на него.

— Нет.

Он тихо погладил ее по голове, слегка прижался.

— Милая моя. Золотинка. Ты просто лучше всех, понимаешь?

— Ну для тебя...

— Нет. Ты объективно — понимаешь, объективно лучше всех.

— Сейчас я возгоржусь.

— Ты — нет. Тебе это не грозит.

Арли доползла до статуэтки Святой Дары и попыталась стащить ее с подставки. Арнис вскочил и немедленно принял меры, оттащил возмущенное дитя в сторону и предложил ему в качестве замены яйцевидный пульт цветомузыки.

В начале мая Эоли протестировала малышку Арли и сочла, что та вполне созрела для посещения школы.

Теперь у родителей появилась новая забота: ежедневно возить двухлетнюю девочку в школу, и оставаться там с ней два или три часа. В основном этим занималась Ильгет, потому что подготовка ДС вновь стала экстремальной, Арнис занимался 3-4 раза в неделю, да еще дважды дежурил в СКОНе, зарабатывая деньги для семьи.

Времени у него оставалось немного.

Но Ильгет нравилось ездить в школу с Арли. Перед ней открывался совершенно новый мир...

Ей предстояло пройти со своими детьми весь путь, который знаком каждому квиринцу. Детство Арли уже сейчас очень сильно отличалось от ее собственного. Вот и в школу малышка начала ходить уже в два года. Правда, школа эта была — зал с той же самой «обогащенной обстановкой», где полтора десятка малышей сами выбирали себе занятия, а учительница — ее звали Атена — подходила по очереди к одному, к другому. И как-то быстро, легко, играя, дети изучали с ней чтение, цифры, геометрические фигуры и еще что-то. Полчасика в день дети занимались все вместе — игра на детских флейтах и ксилофонах, ритмическая гимнастика или просто общие игры.

Ильгет нравилось, что никого из детей не торопили. В школу и поступали не в определенном возрасте, а при достижении школьной зрелости: когда ребенок свободно овладевал речью и начинал интересоваться сверстниками. У одного эта зрелость наступала в 2 года, у другого ближе к трем. И в самой Первой Ступени не существовало никаких обязательных сроков обучения. Один малыш учился читать два месяца, другой — два года. Не было и оценок, конечно, и вообще каких-то требований — у таких малышей все строилось на игре.

И удивительно, месяца через три Аурелину стало трудно узнать: не то, чтобы она овладела беглым чтением, но слова разбирала довольно бойко (буквы с детьми, собственно, изучали с самого рождения). И с математикой, и с рисованием все шло прекрасно. И в целом девочка как-то повзрослела, научилась убирать за собой игрушки (так было принято в школе), стала более самостоятельной. Ильгет поражалась дочери — на Ярне многие вещи, которые она проделывала, не были доступны и семилетним детям — и от возведения Арли в ранг вундеркинда спасало лишь то, что в школе, собственно, все дети ее возраста были развиты примерно так же.

Арниса же совсем не удивляли умения Арли. Он все это принимал как должное. Его гораздо больше интересовали в дочери тонкие и пока еще малозаметные проявления индивидуальности.

Каждое слово, действие, достижение или неудача Арли становились предметом живого обсуждения между родителями. Так важно было понять — куда движется эта маленькая личность, чего она хочет, для чего она создана Богом. Арли была очень живым и подвижным ребенком, больше всего любила, пожалуй, лазать, прыгать и плавать. Куклы ее не волновали совершенно, и очень мало интересовала младшая сестра. Никакой особой ревности, ну разве что совсем мелкие проявления. Все занятия — музыка, рисование, чтение, танцы — вроде бы увлекали Арли, но ненадолго, не было у нее особых предпочтений. А вот езда верхом на луке папиного седла или покорение какой-нибудь горки — вызывали у нее восторг.

Арли охотно общалась со взрослыми, умиляя всех недетски кокетливыми манерами, вела умные речи, читала вслух стишки и пела песенки. Ильгет даже думала, что лучше бы Арли была поскромнее. И ей часто казалось, что Дара вырастет вот именно таким идеалом — малышка была уж очень тихой и спокойной. Правда, и ползать она начала лишь к пяти месяцам, да и вообще двигалась мало, в отличие от сестры. Мало общалась с миром, все время казалась погруженной в себя.

На то время, когда Арли была в школе, Дару отдавали в детскую группу, где за грудничками и ползунками ухаживали по очереди школьники II ступени — 8-12 лет. Дежурили и девочки, и мальчики. Глядя, как ловко мальчишки управляются с грудничками, Ильгет начинала понимать, почему уход за ребенком с самого начала не вызывал у Арниса никакого страха или неуверенности. Он сразу стал брать новорожденную дочку на руки, переодевать, купать с той же спокойной уверенностью, с какой управлял ландером или ракетометом.

Его просто научили этому.

Итак, месяца через три после поступления в школу Арли окончательно освоилась там и перестала нуждаться в присутствии матери. Атена предложила Ильгет оставлять дочку одну. Теперь с утра Арли забирал школьный аэробус, и он же привозил ее через три часа домой. Ильгет уже никуда не надо было уходить, и весь день она посвящала уходу за Дарой, работе в СИ и писанию своего романа. Арнис, как обычно, старался взять на себя как можно больше, но сейчас это ему плохо удавалось, разве что по выходным — слишком уж много было тренировок и учений, да еще дежурства. Теперь он всегда брал с собой Ноки.

Ильгет вначале услышала знакомое цоканье когтей, сердце вздрогнуло радостно — но подняться и пойти навстречу любимому она не могла, сидя в кресле в гостиной, вытянув ноги на диван, кормила Дару. Малышка сладко и ритмично водила губками, сосредоточенно глядя голубыми глазами. В коридоре послышался топоток, Арли помчалась встречать папу. Ноки влетела в гостиную, бешено виляя хвостом. Ильгет, улыбаясь, приласкала собаку одной рукой. Арнис появился в дверях — огромный, могучий в защитном бикре, и с Арли на руках. Не опуская девочку на пол, он широкими шагами подошел к Ильгет, наклонился и поцеловал ее в шею, чуть ниже ушка.

— А меня? — закричала Арли, — а меня поцеловать?

— Так я же тебя уже целовал, — Арнис чмокнул Арли еще раз. Потом сел напротив Ильгет, сказал, сияя глазами.

— Здравствуй, светлая моя.

— Здравствуй, — тихо ответила Ильгет. Арнис вынул из кармана нечто небольшое, блестящее, поставил на стол. Ильгет всмотрелась.

Арнис очень часто приходил с цветами или просто с какой-нибудь приятной мелочью. Ильгет уже и привыкла к этому. Вот сейчас на столе перед ней подрагивала на пружинке золотая птица — альбатрос с распростертыми крыльями.

— Это к твоему роману, — сказал Арнис. Ильгет вспыхнула, улыбнулась.

— Несущий надежду?

— Он самый...

— Какой красивый! Спасибо, Арнис... Ты лучше расскажи, что было-то у вас сегодня.

— Да что... все как обычно. Ты знаешь, я не помылся еще, думаю, поеду сразу домой.

— Ой, конечно, радость моя! Иди помойся!

Дара вскоре заснула. Ильгет уложила ее в кроватку. Восемь часов — и Арли пора спать. Арнис каким-то чудом успел уже вымыться, и теперь из гостиной доносился щебет старшенькой и негромкий, размеренный голос отца, читавшего ей вслух.

— И тогда самый младший гномик сказал: а я знаю, где искать Негасимую Звезду...

Ильгет улыбнулась, заглянув в комнату — Арли, уже умытая и в пижаме, сидела на коленях Арниса. Незыблемая вечерняя традиция: почитать вслух сказку, помолиться, и после этого Арли ложилась спать. Ильгет вышла на кухню.

Все уже было приготовлено, стол накрыт, запрограммировано меню. Ильгет потратила на это время заранее, хотя двое малышей и требовали постоянного внимания. Сделала же она это потому, что иначе Арнис, придя с учений, обязательно бросился бы готовить ужин. Ильгет хорошо помнила, как после полигона руки и ноги отваливаются, кажутся ватными, и каждое движение превращается в кошмар. Но ведь это Арнис, он все равно тут же пойдет на кухню, чтобы разгрузить Ильгет, помочь ей... Это приятно, но как-то неудобно. Поэтому Ильгет стала, как ярнийская женщина, готовить ужин заранее.

Ноки, к счастью, сегодня осталась чистой — погода сухая. Она валялась в гостиной, возле хозяина. Ильгет насыпала в миску собачьего мясного корма и негромко позвала пуделя. Ноки быстро зацокала коготками по полу.

Вскоре Арнис позвал.

— Мама! Спокойной ночи скажи!

Ильгет поспешила в детскую. Арли сидела в своей кроватке, в белой кружевной пижамке, личико ее казалось еще смуглее, а глаза — как спелые вишни. Арли обвила руками шею матери, Ильгет чмокнула девочку в шелковую прохладную щечку.

— Спокойной ночи, заинька.

Они вышли из детской. Дара уже давно крепко спала, ресницы подрагивали на персиковой глади щек.

— Пойдем кушать, — шепотом сказала Ильгет.

За ужином Арнис рассказывал об учениях подробно. Как вела себя Ноки, какие слабые и сильные стороны проявились у новичков — Ландзо, Рэйли, Чена. О чем болтали, собравшись после учений.

Это было сложно... Он хорошо помнил беспощадно-резкий голос Дэцина:

«В этот раз нам придется встретиться с очень сильным противником. Их боевой дух очень высок. Да и дэггеров много. С таким сагоном мы еще не работали. Может быть, ляжем все».

Но не говорить же этого Ильгет.

— Так что там, на Анзоре?

— Да все, как обычно... готовимся. Давай теперь ты рассказывай — как девочки?

Ильгет стала рассказывать, оживилась. Принесла дневник, который начала вести Арли (писать рукой она еще не умела, печатала на клавиатуре, и это были пластиковые распечатки). Начала читать вслух.

«Мы вчера ходили с мамой и Ноки на море. Еще Дара была тоже. Мама мне купила заколку розовую и еще мороженое. Мы видели лошадь белую с черными пятнами...»

— Удивительно, — сказала Ильгет, — что ребенок выделяет из всего дня. Ведь мы еще встречались с Анри и Лайной, были в детском театре. А ей вот именно это запомнилось.

— А еще лошадь...

— Да. И ты знаешь, она так наблюдала за играющими мальками! Может быть — биология?

— Рановато еще об этом думать. Но запомнить стоит... может, попозже завести какую-нибудь зверюшку, ну, морскую свинку или пэтти. Не сейчас, конечно, она еще слишком мала.

— Может, пока завести аквариум? — предложила Ильгет, — она будет наблюдать за рыбками.

Арнис кивнул.

— Это прекрасно, но ведь это тебе лишняя забота. Ты знаешь, меня скоро не будет...

— Да что ты, какая забота с рыбками? Корм и чистка автоматические. Только на их состояние посматривать.

— Ну давай, Иль, подумай. Может, завтра выберем рыбок по каталогу? Сегодня я чего-то уже...

— Да, конечно. Выберем каких-нибудь поярче. Ты устал, золото мое? — Ильгет коснулась ладонью щеки Арниса, — пойдем, мы можем уже лечь, поболтаем в кровати. Можно и выпить немного.

— Пойдем лучше в гостиную. Я сейчас если лягу, то уже и глаз не открою. А поговорить с тобой еще хочется. И выпить — это хорошая идея. «Жемчужницу»?

Они уселись в гостиной рядышком на диван, на столике мерцала жемчужным блеском мутноватая жидкость в высоких бокалах.

— За тех, кто наверху, — привычно сказал Арнис. Они чокнулись, выпили. Ильгет покатала во рту острый пряный шарик сыра. «Жемчужница» легко прошлась по сосудам, расслабляя и веселя. Арнис обнял худенькие плечи Ильгет, сжал их рукой, погладил ее по голове. Солнышко... маленькая моя. А ты разве не устала? Целый день — маленькие требовательные ручонки и зовы «мама», и забота, забота, а те минуты, что удается вырвать для себя — тоже ведь не отдыху посвящены, а работе в СИ. Лицо Ильгет в полутьме казалось бледным и заострившимся. Господи, радость моя... как же тебе помочь?

— Тебе тяжело, Иль?

— О чем ты? — удивилась она.

— Ну дети... Видишь, я тебе сейчас так мало помогаю. Все на тебе.

— Арнис, ты что? Я так мечтала о ребенке. Ну трудно, и что? А что в мире легко дается? Это, по крайней мере... — Ильгет умолкла. Да, ей кажется, что сейчас-то вот она выполняет самое правильное, естественное для женщины дело, а все, что было раньше, представляется бессмысленным кошмаром. Но говорить об этом, наверное, не стоит.

Интересно, что она сделала бы, если бы Арнис, дорогой, любимый, прекрасный, сказал бы ей: не летай больше, не ходи на эту войну — никогда. Зачем мучить себя и, тем более — детей?

Послушалась бы, потому что «так положено»? Или нет?

Да бессмысленно так вопрос ставить. В том-то и дело, что Арнис не скажет ей этого. Никогда.

— Иль, — ладонь Арниса прикрыла ей глаза, — тебе грустно? Что ты, Иль? Я ведь люблю тебя. Господи, как я люблю тебя!

— Арнис, и я тебя люблю. Радость моя, — откликнулась Ильгет.

— Я чувствую, тебя что-то тревожит, золотинка?

— Знаешь что, пожалуй... иногда одолевают такие мысли. Я вдруг думаю, мы с тобой очень уж разошлись в последнее время. У тебя своя жизнь, у меня своя. Нет, ты, конечно, очень интересуешься детьми и мной, но... так уж получается, что работы очень много. И вот мне начало казаться, что мы уж очень стали далеки. Нет... ты меня не слушай. Я ведь все понимаю. Просто... вот всегда мы были вместе, и уходили, и рисковали, и возвращались. А теперь...

— Иль, — он взял ее лицо в ладони и стал медленно покрывать поцелуями, — золото мое, тебе просто одиноко. И мне тоже... сердце к тебе рвется. Но это у нас сейчас такая жизнь, маленькие дети... Это пройдет. Дети — это чудо, но они и столько времени требуют, труда. Если бы я был простым эстаргом, если бы мою работу можно было отложить, перенести... — он умолк.

— Ничего, родной, — прошептала Ильгет. Арнис отозвался с болью в голосе.

— Я бы хотел всегда быть с тобой, чтобы все, все для тебя делать. Каждое желание угадывать. Только ты же знаешь, какая у нас жизнь.

— Есть вещи важнее, — ответила Ильгет, — ты не бойся за меня, любимый. Я буду сильной. Я буду детей растить, они ведь должны заменить... ну, тех, кто погиб. И тебя буду ждать. Это еще не самое трудное в жизни. Самое трудное — у тебя.

Она помолчала, прижавшись к Арнису. Потом спросила.

— Я совсем забыла — как сегодня насчет «Беола»? Не требуется?

— Не помешало бы, — признался Арнис. Ильгет вскочила и ушла в ванную, вернулась с маленьким излучателем и мазью. Арнис стащил скету. Новый синяк разливался ниже плечевого сустава, захватывая могучий бицепс. Ильгет стала осторожно натирать мазью ушибленное место. Потом включила излучатель.

— Не больно так?

— Не... хорошо. Этот чертов скарж... то есть, змеев.

— Как ты его назвал? Скарж?

— Скаарж — это их самоназвание. Ну в смысле, кронгов. Сегодня я его тоже кинул, — с удовольствием вспомнил Арнис.

— Хотелось бы мне посмотреть, — с завистью сказала Ильгет, — неужели в Галактике есть бойцы сильнее вас? Мне кажется, ты... Гэсс... Мира, Иволга...

— Ну, мы не так уж уступаем кронгу. И все же он нам многое дал в смысле техники. Я рад, что мы у него учимся.

— Мне бы тоже надо, — Ильгет осторожно погладила Арниса по голове, по обнаженной спине.

— Может, и надо... Тебе было бы полезно позаниматься с ним. Но как представлю тебя с ним в спарринге — худо становится.

— Почему? Ты же не возражаешь, когда меня лупит Иволга? Или Мира?

— Ну знаешь... вообще-то тоже тяжело смотреть. Но с кронгом — это уж слишком было бы...

— Кронги не попадут под влияние сагонов? — Ильгет попробовала массировать ушибленное плечо. Арнис не поморщился — значит, лечение действовало.

— Это не исключено, — ответил он, — спасибо, Иль, кажется, все прошло. Так вот, кронги — язычники, очень ориентированные на психотехники и все такое. Это угрожающий фактор, у них есть контактеры, способные общаться с сагонами, да и все они весьма чувствительны. Но они нам не так уж опасны... наверное, хватит уже облучать?

Ильгет убрала излучатель. Ее тонкие пальцы стали осторожно разминать плечо Арниса.

— Но они хорошие бойцы.

— В рукопашной. Да, им тут нет равных. Но они не универсалы, как мы. И их техника... Нет, в случае чего, Квирин с ними справится. Но конечно, нужны наблюдатели среди них. Это, правда, сложно — у них ведь хвосты...

Арнис умолк. Потом спросил осторожно.

— Иль, а ты что-нибудь написала сегодня?

— Ну... немного, пару страниц. Показать? — Иль оживилась. Она уже привыкла каждый день писать для Арниса — и показывать ему, и обсуждать. Ей казалось, что и роман-то они пишут вдвоем.

— А ты не можешь мне вслух почитать? — попросил Арнис, устраиваясь на диване, — я так люблю, когда ты читаешь...

И наступил сентябрь. И снова Ильгет осталась одна.

В половине одиннадцатого Дара заснула. Ильгет прошлась по дому, странно опустевшему, оборвала засохшие листья с растений, запустила чистку окон. Арли в школе... Ноки улетела вместе с Арнисом, на свою первую боевую акцию. Может, завести вторую собаку? На рабочую не хватит денег, а так, просто для себя... Глупо, подумала Ильгет, скоро начнем летать с Арнисом, не вечно же я буду сидеть здесь, а куда, на что тогда нерабочая собака?

Тоска холодно заскреблась в сердце. Ее нельзя пускать, знала Ильгет. Взяла четки, села, глядя на Распятие, начала молиться. Но молитвы шли плохо, что-то черное лезло извне. Тревога. Бывает вот такое неясное беспокойство, когда кажется, что-то случилось, что-то наваливается черное и страшное, а ты и не знаешь об этом. Ильгет положила четки, пошла в кабинет, перед ней в воздухе развернулась цветная виртуальная клавиатура. Ильгет не любила диктовки, всегда предпочитая работать пальцами.

"Здравствуй, мой любимый, драгоценный, светлый мой Арнис!

Я все время думаю о тебе. И хотя пишу тебе каждый вечер, вот сейчас мне хочется сделать это снова.

Я умираю от тоски и тревоги. Это не так, как было раньше. Это нехорошее, тяжелое предчувствие. Не помогают молитвы. Я разрываюсь — знаю, что нужна детям, но знаю и то, что должна быть сейчас с тобой, с вами. Мне кажется..."

Ильгет перечитала написанное. Прикусила губу и одним движением пальца отправила начатое письмо в небытие.

Не хватало еще, чтобы Арнис мучился и тосковал. И уж конечно, самое уместное — перед боем прочитать о чьих-то дурных предчувствиях.

На все воля Твоя, Господи. Ильгет вдруг почувствовала облегчение. Что бы ни случилось, надо просто выполнять свой долг, а там — на все воля Твоя. Ильгет открыла свой роман, перечитала строки из сцены, написанной вчера.

«... как змеи, хлестко и крепко сплелись дороги в пустыне. Дороги и звезды — вот все, что видят глаза, ощущают ступни, и воздух так сух, что больно дышать — но все равно, дороги и звезды, они твои».

Ильгет продолжила с этого места и работала до тех пор, пока мягкий звон не возвестил прибытие школьного аэробуса. Арли, веселая, возбужденная, в желтой курточке с капюшоном ворвалась в дом.

— Мама! Мама, Элис меня пригласила на день крещения! А что мы ей подарим?

— Надо подумать, — отвечала Ильгет, обнимая дочку и стаскивая с нее курточку. Арли продолжала совершенно непоследовательно.

— Венис такой вредный! Я с ним больше не играю. Он кидался кубиками, и Атена сказала, он должен сидеть тогда один, вот! Мама, а мы пойдем сегодня на море?

— Какое же море, детка, ведь уже холодно. Сходим в бассейн...

— Ура! В бассейн! — запрыгала Арли, хотя сие заведение они посещали ежедневно. Тут же она подошла к стене, к встроенному аквариуму и забыла про мать. Вовремя — из детской донесся крик проснувшейся Дары. Почему-то она всегда плакала после сна, и существовало только одно средство ее утешить. Хотя Ильгет сознавала, что это баловство. Она взяла девочку на руки, переменила ей трусики и села кормить. Тревога, вроде бы, ушла, осталось одно наслаждение — Дара мирно причмокивала у груди, Арли, покинув наконец рыбок, влезла на батут и теперь скакала, как заведенная. Как хорошо, какое счастье... Вдруг вспомнилась маленькая Мари, привычной болью кольнуло в груди. Вот и Мари могла бы быть здесь — у меня было бы три дочери. Господи, да что же я за человек такой, почему любая радость окрашена печалью, любой покой — тревогой?

Ильгет спустила Дару на пол — полежать среди игрушек, переваривая молоко. Арли уже цеплялась за подол.

— Мама, я хочу в фонарики играть!

— Арли, мы сейчас пойдем обед готовить, — Ильгет вышла из детской.

— Я тоже!

— Арли, последи за Дарой, ну пожалуйста!

Девочка скорчила рожицу.

— Я хочу с тобой.

— Ну ладно, — вздохнула Ильгет. Арли с восторгом стала помогать ей накрывать на стол. А что накрывать-то... две тарелки, две ложки. Арли потащила зачем-то еще и салатницу, и подсвечники, и салфетки, и стала все это располагать на столе в соответствии с собственными эстетическими представлениями. Вот ведь, подумала Ильгет, озадаченно глядя на возникший кавардак, тоже проблема педагогическая. С одной стороны, ребенок фантазию проявляет, нельзя тормозить. С другой, надо сразу учить помогать по дому так, чтобы была реальная польза, а какая польза от этого постмодернистского дизайна? В детской запищала Дара. Ильгет махнула рукой, разложила по тарелкам овощное пюре и мясо, побежала за младшенькой. Дара заползла в центр лабиринта и никак не могла найти выход. Мать подхватила ее на руки, понесла на кухню и усадила в высокий стульчик (из которого совсем недавно выросла Арли). Хотя малышка и поела, она с энтузиазмом схватила в одну ручку котлету, в другую — ломтик паприки и принялась не то за еду, не то за исследования. Арли кушала плоховато, оставила от котлеты чуть не половину, а пюре лишь поковыряла. Ильгет обычно не обращала внимания на такие пустяки.

В половине третьего она должна была встретиться в парке с Сэйн — по литературным делам, обсудить которые через сеть было не так удобно. А заодно можно и погулять в Бетрисанде с детьми, у Сэйн их четверо, и младший — почти ровесник Дары, годовичок.

Одеваясь и собирая детей, Ильгет привычно планировала: сегодня надо поработать еще хоть пару часов, да час на тренировку — с утра ничего не успела. Но это не страшно, после прогулки девочек можно будет оставить в домашней детской группе. Без Арниса Ильгет оценила все достоинства таких групп. Сама она дежурила там раз в две недели в течение восьми часов, ухаживая за чужими детьми. Но пользовалась услугами приюта почти каждый день. Иногда, конечно, дети отправлялись к бабушке, но не стоит злоупотреблять добротой Беллы.

Девочки, по крайней мере, Арли, любили группу, обстановка там была богатой и интересной, вокруг знакомые дети, всегда есть чем заняться. Оставались они там на 2-3, редко 4 часа. Зато Ильгет могла в это время спокойно поработать в СИ или со своим романом, потренироваться, чтобы не растерять все навыки и хоть немного поддержать форму, а изредка даже позволяла себе вечером погулять по Коринте, сходить в театр, без помех встретиться с кем-то из подруг.

По ассоциации Ильгет тут же подумала о крестниках. Лайна и Анри жили теперь у своей бабушки, но той было тяжеловато. Ильгет старалась почаще забирать детей — теперь уже пяти и семи лет — к себе на выходные или просто после школы на денек. Надо будет завтра взять, подумала Ильгет озабоченно. Сегодня уже никак...

Она взяла флаер, и в результате явилась на Сахарную горку слишком рано. Не беда — не все ли равно, где гулять с детьми. Уж на Сахарной им есть чем заняться. По дороге Ильгет поиграла с Арли в прятки, зашли на Беличью полянку — понаблюдать за шустрыми зверьками, подманить белочку и покормить с рук. Дара, сидящая в подвеске, весело лопотала и повизгивала, наблюдая за зверюшками. Потом дошли до Сахарной горки, сверкающей белизной громады из кварцевых валунов, похожей издали не то на дворец Снежной Королевы, не то на церковь Святого Квиринуса. Арли тут же стала карабкаться по камням. Ильгет за нее не волновалась. Спустила и Дару наземь. Девочка еще нетвердо стояла на ногах. В ее возрасте, подумала Ильгет, Арли уже бегала бы вокруг горки и лезла на камни. Дара же стояла, расставив для равновесия ножки и держась ручонками за камень, и в задумчивости хлопала ладошкой по белой блестящей поверхности кварца.

— Дара, это камень, — сказала Ильгет, — видишь, какой он твердый? Камешек твердый, белый...

Дара внимательно посмотрела на маму, будто спрашивая, что за глупости она мелет. Ильгет улыбнулась, распрямилась и в этот миг увидела Эдику.

Сердце заколотилось, и в первый момент Ильгет захотелось быстро-быстро, пока встреча не состоялась, куда-нибудь спрятаться... но детей не соберешь сразу... Да и почему это я должна убегать? — Ильгет разозлилась на себя. Как будто я чем-то виновата перед семьей Питы! Непонятно, откуда и почему эта дрожь в суставах.

А вот Эдика нисколько не смутилась. Сияя ослепительной сахарной улыбкой, гордо неся рыжую гриву волос, она прямиком направилась к бывшей невестке.

— Привет, Ильке! Это твой? — небрежно кивнула она на Дару.