Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Империя сердца

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Крейг Джэсмин / Империя сердца - Чтение (стр. 6)
Автор: Крейг Джэсмин
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


— Миссис здесь, сагиб.

Годы, проведенные в рабстве, научили Люси распознавать потаенные чувства людей. Вот почему она остро ощутила жгучее любопытство, исходившее от внешне невозмутимого слуги. С его точки зрения, конечно же, было бы гораздо интересней, если бы гостья оказалась самозванкой. Никто из челяди не испытывал к Люси ни малейшего сочувствия.

Она расправила плечи, высоко подняла голову и решительно вошла в кабинет. Едва Люси успела разглядеть пожилого, седовласого джентльмена, стоявшего рядом с мистером Разерспуном, как препо-добнейший сам кинулся ей навстречу с распростертыми объятиями.

— Моя дорогая девочка, моя дорогая Люси! — Он схватил ее за руки и горячо сжал их. — Какая радость! Какая чудесная встреча! Больше меня обрадовало бы только одно событие — если бы и ваш отец тоже оказался жив.

Люси улыбалась, губы ее дрожали.

— Он умер храбро, без единого упрека в адрес убийц.

— И ныне он на небесах, где вкушает заслуженную награду. Сэр Питер был одним из любимейших слуг Господа. Пусть это утешает вас, милая.

— Да, но иногда я даю волю эгоизму и мечтаю о том, чтобы отец остался в живых.

— Вы были так близки с сэром Питером! Я понимаю ваше чувство, Люси. Было бы странно, если бы вы не скорбели по отцу. Господь добр и не осудит вас за это.

— Ах, милый мистер Честер! Рядом с вами я всегда чувствую, что становлюсь лучше.

— Такая уж у меня работа. Сами знаете, кто мой работодатель. Я обязался ободрять и наставлять Его паству.

Люси нервно рассмеялась:

— А я боялась, что вы меня не узнаете!

— Этого вы могли не опасаться, дорогая. Ваши глаза ничуть не изменились, да и упрямый подбородок тоже. Конечно, вы сильно похудели, но не забывайте про мое хобби.

— Ваше хобби? Ах да, ведь вы рисовальщик, вы настоящий художник.

— Слишком сильно сказано, но глаз у меня и в самом деле наметанный. — Он погладил Люси по голове и с насмешливой улыбкой сказал: — Я всегда знал, что за вашими пухлыми щечками скрывается классический овал.

Люси звонко рассмеялась.

— Классический овал? Вы шутите, дорогой сэр. Я вижу, у вас не только глаз художника, но и язык заядлого льстеца.

— Надеюсь, что нет, — серьезно ответил преподобный. — Лесть — фальшивая монета, которая не приносит богатства ни дающему, ни берущему. Но вы непременно должны рассказать мне, дорогая, что с вами произошло. Сядьте поудобнее рядом с мистером Разерспуном и расскажите нам, как вам удалось пересечь территорию Афганистана? Вот уж воистину чудо из чудес.

— У меня был сопровождающий. Купец-мусульманин, его зовут Рашид. Он рассказывал, что родом из Лахора, однако прекрасно знает Афганистан.

Люси затаила дыхание, боясь, что губернатор сейчас воскликнет: «Мы знаем этого человека, он украл энфилдские ружья из британского арсенала!»

Однако имя «Рашид» не произвело на мистера Разерспуна ни малейшего впечатления.

— Эти туземные купцы прекрасно знают все ходы и выходы, все безопасные тропы и перевалы, — всего лишь заметил губернатор. — Причем не только в Афганистане, но и в Тибете. Сколько раз я повторял нашим офицерам, что в качестве проводников им нужно брать с собой торговцев.

Преподобный покачал головой, — Почему куварский хан решил вас отпустить? Ведь он держал вас в рабстве целых два года.

— Он меня не отпускал, — сдержанно ответила Люси. — Наоборот, он хотел убить нас обоих — и меня, и купца.

— Так вы бежали?

— Да. У купца были лошади, а я сумела украсть провизию. Иначе нам не удалось бы проделать этот путь.

Губернатор и архидиакон засыпали ее вопросами. Люси охотно отвечала, подробно описав путешествие с Рашидом через горы к Хайберскому перевалу. По возможности она старалась не слишком вдаваться в характер торговых операций купца. В конце концов этот человек спас ей жизнь, так что не стоило привлекать к нему слишком пристальное внимание британских властей. Да и откуда известно, успокаивала свою совесть Люси, что Рашид совершил какие-либо преступные действия против Британской империи? Вполне возможно, он приобретает свои ружья совершенно законным способом.

— Вам повезло, что на вас не напали дикие афридии, — заметил мистер Разерспун, когда Люси закончила свой рассказ. — Нашим солдатам приходится в последние месяцы много возиться с этими бандитами. В Афганистане заваривается какая-то непонятная каша, и мы хорошо это видим.

— Вы полагаете, в этом виноваты русские?

— Нет, в этом виноват Дизраэли, — раздраженно воскликнул архидиакон. — Этот человек помешался на идее Британской империи. Он не успокоится до тех пор, пока вся карта мира не окрасится в цвета британской короны.

— Не вижу в этом ничего ужасного, — парировал губернатор. — Спросите об этом любого туземца, что он предпочтет — жить под властью англичан или под властью русских.

— Полагаю, туземцы предпочли бы жить сами по себе, — вырвалось у Люси.

Губернатор недовольно покосился на нее.

— Мисс Ларкин, но ведь они как дети, причем дети испорченные. Разве можно допускать, чтобы дети сами собой управляли? По-моему, тут не о чем спорить.

Мистер Честер откашлялся.

— А почему вы заговорили о русских, Люси? У вас есть какие-то особые основания полагать, что царь подбирается к афганскому пирогу?

— Да. По дороге нам встретился отряд русских солдат. Совсем недалеко от Хайберского перевала. Они сказали, что держат путь из Кандагара в Кувар, но заблудились по дороге. У них было при себе послание от Мохаммеда Аюба к куварскому хану.

— Мохаммед Аюб? — наморщил лоб мистер Разерспун. — Почему это имя кажется мне знакомым?

— Это опальный сын афганского эмира, — пояснил архидиакон. — Он затеял мятеж против своего отца, но потерпел поражение и был отправлен в Персию. Вы хотите сказать, Люси, что сын эмира объявился в западном Афганистане?

— Если верить русским, так оно и есть.

— Уверен, что канцелярия вице-короля очень заинтересуется этой информацией, — пробормотал архидиакон. — Вот что, милая. Напишите-ка мне отчет обо всем, что вы знаете касательно афганской политики. Я возьму отчет с собой в Лахор и позабочусь о том, чтобы вице-король лично прочел этот документ.

— Я с удовольствием помогу, чем могу, но, кроме этого единственного эпизода, мне ничего не известно. Я знаю лишь, что куварскому хану доверять ни в коем случае нельзя. Во время плена у меня не было возможности выяснить что-нибудь представляющее интерес для британских властей. Ни хан, ни его старейшины не делились со мной своими политическими суждениями. — Против воли в голосе Люси прозвучала горечь. — В Куваре женщины считаются недочеловеками, а я к тому же — иностранка, поэтому ко мне относились еще хуже.

Мистер Разерспун поморщился.

— Я полагаю, архидиакон вовсе не настаивает на том, чтобы вы перешли к описанию… всяческих кошмарных переживаний личного свойства, — поспешно произнес он. — Мы и так догадываемся, что вам пришлось перенести… очень многое. Уверен, вы хотели бы поскорее вычеркнуть из памяти эти воспоминания.

— Что верно, то верно. — Люси поднялась. — Хорошо, мистер Честер, я изложу на бумаге все, что знаю. Только не уверена, сумеете ли вы извлечь из этого пользу.

— Спасибо, дорогая.

Люси опустила взгляд.

— Мистер Честер, теперь, когда моя личность установлена, что вы мне посоветуете? Как мне действовать дальше?

Архидиакон мягко улыбнулся:

— Ну, это проще простого, милая. Советую вам как можно быстрей отправляться домой. Мы закажем вам хорошую каюту на пароходе. Отправляйтесь-ка в Англию, к родным и близким. С прошлым покончено. Вам предстоит долгая и счастливая жизнь. Ни секунды не сомневаюсь в этом.

7

Абдулла спрыгнул с высокой стены и оказался в саду сагиба Разерспуна. Нырнув в кусты, он благополучно укрылся от слуг и спрятался за розарием, где мраморный лев охранял парадный вход в особняк. Закуток был совсем маленький, но, к счастью, Абдулла не отличался крупным телосложением. С улыбкой он выдернул из пальца розовый шип и небрежно отшвырнул его в сторону. Рашид был бы доволен ловкостью своего ученика.

Абдулла понял, что хорошо рассчитал время. Карета уже стояла у лестницы: кожух опущен, вместо него установлен солнцезащитный тент. Двери особняка были нараспашку. Вот на веранду вышел сагиб Разерспун с двумя женщинами.

Которая из них? Абдулла чуть подался вперед, раздвинув ветки. Нет, ни одна из женщин не подходила к описанию. Та, что слева, слишком стара, а та, что справа, слишком белая и толстая. Рашид говорил, что его женщина смуглая, а губы у нее как лепестки лотоса, подернутые предрассветной росой.

Раздался еще один женский голос, потом звонкий смех. Абдулла приподнялся над розовым кустом и увидел стройную темноволосую женщину. Она спускалась по ступенькам, весело говоря что-то слугам.

«Вот это точно она. Та самая англичанка, которая украла сердце моего господина и собирается увезти свою добычу за океан», — решил Абдулла.

Англичанка остановилась возле сагиба, протянула ему руку. Двигалась она грациозно, как настоящая восточная красавица, но одета была как английская леди, кругом складки и оборки, а сзади дурацкий пуф, из-за которого женская фигура делается жутко неприличной. На голове у англичанки была крошечная шляпка, и Абдулла мог видеть, как солнце вспыхивает на темно-каштановых волосах. Глаза у молодой женщины были огромные, с длинными и густыми ресницами. Никогда еще Абдулла не видел, чтобы у женщин с севера были такие ресницы.

В общем, англичанка ему понравилась. Если уж господин потерял сон из-за чужестранки, хорошо, что она не оказалась уродиной.

Рашид покинул Пешавар две недели назад, но оставил такие подробные инструкции, что Абдулле не пришлось ломать голову. Он дождался, пока конюх и лакеи займутся багажом, а Разерспун и две другие англичанки отойдут в тень. Тут Абдулла быстрой молнией перепрыгнул через мраморного льва и в три скачка оказался перед англичанкой. Он опустился на колени, весьма довольный эффектностью своего появления. Вокруг испуганно заверещали слуги.

— Тебе подарок от Рашида, моего господина, — прошептал Абдулла на пушту и сунул коробочку женщине в руки.

Убедившись, что рука в лайковой перчатке крепко держит шкатулку, Абдулла развернулся и со всех ног помчался через сад. Стена была высокой, но ловкий паренек моментально взлетел на самый верх. Там он задержался и оглянулся назад.

Англичанка открыла кожаную коробочку и заглянула в нее. Потом прижала подарок к сердцу и взглянула на Абдуллу. Он увидел, что ее глаза блестят от слез. Прищурившись, Абдулла разглядел, как губы англичанки прошептали по-пуштунски «спасибо».

Настроение у юноши испортилось. Слуги были уже совсем близко, готовые задать нарушителю спокойствия трепку, и потому Абдулла спрыгнул вниз. Какое несчастье, что господин так неудачно влюбился. Похоже, болезнь неизлечима, а хуже всего то, что англичанка, кажется, страдает тем же недугом.

Когда Рашид вернется, не нужно ему говорить, что женщина плакала, решил Абдулла. Достаточно сказать, что она приняла подарок с вежливой улыбкой. Ведь это правда. Не вся правда, но ведь и не ложь… Слава Аллаху, англичанка возвращается к себе в Англию. Со временем Рашид ее забудет. У него есть дела поважнее, чем переживать из-за женщины.


С тех пор, как девять лет назад Люси совершила путешествие из Англии в Индию, многое изменилось. В прошлый раз семейству Ларкин пришлось добираться из Порт-Саида, куда их доставил европейский пароход, до Суэцкого залива на верблюдах и ослах. Там они пересели на парусник, который и привез их в Индию. Люси думала, что именно это тягостное путешествие заставило леди Маргарет и Пенелопу возненавидеть вице-королевство. Бедная Пенелопа очень страдала от плохой воды и морской болезни. Девочке было всего одиннадцать лет, и она осталась в живых просто чудом.

Однако недавно был достроен Суэцкий канал, соединивший Средиземное море с Красным, отныне океанские лайнеры могли беспрепятственно следовать из Азии в Европу и обратно. Люси благословляла достижения науки и инженерного искусства, наслаждаясь плаванием на комфортабельном пароходе компании «Пасифик-энд-Ориент».

Спокойные, монотонные дни текли неспешной чередой, так что у Люси было время оправиться после лишений последних двух лет. Девушке покровительствовала некая миссис Тримбл, вдова полковника, женщина добродушная и неглупая. Несмотря на различие в возрасте и жизненном опыте, дамы прекрасно ладили. Люси была охвачена странной апатией. Ей хотелось, чтобы плавание никогда не кончалось.

Однако всему приходит конец. В один прекрасный день мистер Аптон, капитан парохода, объявил, что Бискайский залив остался позади и впереди Ла-Манш. Всего через двенадцать часов пароход прибудет в порт Саутгемптон. Итак, до встречи с Англией, а стало быть, с мачехой и сестрой, оставались считанные часы. Люси невесело подумала, что она, пожалуй, единственный человек на борту, кому хотелось бы продлить плавание. Вернуться бы в прежние времена, когда из Индии в Англию добирались несколько месяцев. То была эпоха парусников, скудной провизии и матросских мятежей.

Зато миссис Тримбл была полна энтузиазма. Море волновалось, небо посерело, ветер стал холодным, но все это не смущало почтенную матрону.

— Пятнадцать лет, дорогая Люсинда, пятнадцать лет! Представьте только, пятнадцать лет не видела я нашу родину! Восемь лет прошло с тех пор, как маленького Джорджа и Фредди отправили домой, в школу. Боюсь, я их не узнаю. Они уже совсем взрослые. Джордж, должно быть, выше меня ростом. Да и Фредди тоже.

Люси слышала эти слова уже не менее ста раз. По правде говоря, она считала, что обычай отрывать мальчиков от семьи и отправлять их за тысячу миль учиться в английские пансионы жесток и бесчеловечен. Как обычно, Люси сказала:

— Не сомневаюсь, миссис Тримбл, что вы отлично поладите. Связь между матерью и детьми так сильна, что годы, проведенные в разлуке, моментально забудутся. Ведь ваши сыновья понимают, почему вы с ними расстались.

— Вы в самом деле так думаете? Фредди было всего семь лет, когда мы посадили его на корабль. Но в Индии началась эпидемия холеры, и мы так боялись за наших мальчиков. Теперь Фредди почти пятнадцать, а Джорджу уже сравнялось семнадцать.

— Каждый месяц вы обменивались письмами, у вас есть их фотографии. Вы не чужие друг другу.

— Это верно. Регулярная почта — великое благо, не говоря уж о благословенном искусстве фотографии. Каждый год я получала фотопортреты моих дорогих мальчиков. Не могу себе представить, как мучились бедные матери в прежние времена, когда портрет, даже самый маленький, стоил безумных денег. Благодаря прогрессу наша жизнь стала такой удобной, такой комфортабельной.

Миссис Тримбл взглянула на свою юную спутницу с улыбкой:

— Моя дорогая, мы очень мило провели с вами время. Я отлично понимаю, что надоела вам своими разговорами. Ведь я все время повторяю одно и то же. Но сердце мое разрывается от волнения, я не могу говорить больше ни о чем другом.

— Еще бы, ведь наконец-то вы воссоединитесь со своими родными.

— И вы тоже, Люсинда.

— Это верно. Но… Я старше, чем ваши дети. Да и с родственниками я в разлуке всего два года. Поэтому вполне естественно, что я волнуюсь меньше вашего.

Миссис Тримбл была хорошо осведомлена о приключениях своей спутницы. Кроме того, в свое время она имела счастье лично встречаться с леди Маргарет, и потому отлично понимала, что Люсинду не слишком радует перспектива встречи с мачехой. Бедной девочке придется немало потрудиться, чтобы английский свет согласился ее принять. Слава Богу, у нее есть деньги. Как бы ни задирали нос снобы, большие деньги способны преодолеть любые социальные барьеры. Миссис Тримбл очень надеялась, что капиталы мисс Ларкин помогут ей стереть позорное пятно двухлетнего рабства.

Однако добрая полковница была слишком хорошо воспитана, чтобы высказывать подобные мысли вслух. Она склонилась над зеркалом и поправила застежку на жемчужном ожерелье.

— Дорогая, мы с вами заболтались, а уже девять часов. Разве вы не идете на бал? Это последняя возможность попрощаться с людьми, многие из которых за время плавания стали нашими хорошими знакомыми.

— Я еще увижусь с ними за завтраком.

— На это не рассчитывайте. В день прибытия на корабле начинается страшный переполох. Попрощаться лучше всего сегодня вечером.

— Будет ли это очень невежливо с моей стороны, если я не пойду на бал, сославшись на головную боль?

— Невежливо — вряд ли, но… Как бы это сказать… Трусливо.

Люси крепко сжала кулаки.

— Миссис Тримбл, благословите меня на то, чтобы я напоследок позволила себе роскошь струсить.

— Ну конечно. Это сущий пустяк по сравнению с теми муками, которые вам пришлось претерпеть, выслушивая мою надоедливую болтовню. Я скажу нашим знакомым, что вам нездоровится. — Миссис Тримбл помолчала, потом слегка коснулась плеча девушки. — Послушайте меня, Люсинда. Мне наука жизни далась нелегко. Оставьте в прошлом все мучительные воспоминания. Живите сегодняшним днем, а не вчерашним.

Люси невесело рассмеялась:

— Сегодняшнего дня я как раз и боюсь. Не уверена, что для меня найдется местечко в английском обществе. Из плена мне помог бежать один человек, купец-мусульманин из Пенджаба… Он был туземец, человек необразованный, но он заставил меня взглянуть на многие вещи по-новому.

— Милая, я дам вам еще один совет. Вы сочтете его лицемерным, но все же прислушайтесь к нему, это избавит вас от неприятностей. Не пытайтесь исправлять предрассудки, бытующие в британском обществе относительно, Индии. Люди терпеть не могут, когда кто-то пытается их переубедить. Чем чудовищнее предрассудок, тем глубже его корни.

На сей раз Люси расхохоталась от души:

— Миссис Тримбл, по-моему, под внешностью респектабельной вдовы скрывается опасная мятежница.

— Да, но мятежникам удается добиться гораздо большего, если они носят маску респектабельности. К сожалению, я этот урок усвоила слишком поздно. Надеюсь, вы будете умней. Разыгрывайте из себя застенчивую девственницу, и тогда вам легче будет повлиять на взгляды окружающих.

Миссис Тримбл взяла веер и ридикюль и, уже у самой двери каюты, сказала:

— Я, должно быть, шокировала вас словом «девственница». Ею надлежит быть каждой незамужней женщине, однако употреблять это слово девушкам не дозволяется. Отличный пример лицемерия, о котором мы только что говорили. Приятного вам вечера, дорогая. Спите спокойно. Постараюсь вас не разбудить, когда буду возвращаться.

Оставшись одна, Люси села к туалетному столику. При свечах ее смуглая кожа выглядела вполне привлекательно — мягкий нежный оттенок. Но на «застенчивую девственницу» Люси никак не походила. Какая несправедливость! Ведь если она и не была застенчивой, то уж девственность, во всяком случае, сохранила.

При свете дня вид у нее — Люси это отлично знала — был еще менее покорным и целомудренным: во взгляде запечатлелось знание жизненных тягот и людской жестокости; развитые мышцы свидетельствовали о неженской силе, а кожа казалась такой смуглой, что многие поначалу отказывались верить в английское происхождение мисс Ларкин. Недовольно поморщившись, Люси ущипнула себя за плечо и почувствовала, что плоти стало немножко больше. Что ж, уже неплохо. Несколько недель питательной британской кухни, и кости торчат уже не так сильно. А при холодном английском климате (судя по погоде в Ла-Манше, уместнее было бы назвать его «морозным») можно будет носить платья с высоким воротником и длинными рукавами. Тогда худоба будет меньше бросаться в глаза.

Разозлившись на саму себя, Люси вскочила на ноги. Какое значение имеет внешность? Ведь не собирается же она выставлять себя на рынок невест. У нее другая цель — посвятить свою жизнь полезной деятельности, продолжить дело отца. Нужно нанять учителей для школы в Лахоре. Возможно, Люси даже придется со временем вернуться в Индию… Девушка двадцати трех лет со всех сторон скована условностями и ограничениями. Другое дело — тридцатилетняя старая дева.

Старая дева… Эти слова застряли у нее в горле, от них пахло тоской и одиночеством. Несмотря на вольный образ жизни, которым Люси наслаждалась еще при жизни отца, в ее планы тогда вовсе не входило коротать век старой девой. Она всегда думала, что выйдет замуж, будет женой и матерью. Как явственно представляла она себе своих пухлых, розовощеких сыновей и дочерей — куда явственней, чем будущего супруга.

Как сказал Рашид? Пусть твоя жизнь будет счастливой, и пусть у тебя будет много детей… Руки Люси невольно коснулись кожаной шкатулки, стоявшей на туалетном столике. Люси открыла крышечку, выложила на ладонь маленького золотого верблюда с бриллиантовыми глазами. Верблюд уставился на нее надменно, но, впрочем, безо всякого недоброжелательства. Мастер, сотворивший это произведение искусства, видно, был человеком веселым и добрым. В результате верблюд получился забавным и совсем не противным. Достаточно было взглянуть на эту безделушку, и Люси как наяву услышала голос Ра-шида: «Мне кажется, англичанка, ты не слишком любишь верблюдов».

Она резко выпрямилась, спрятала украшение обратно в шкатулку. Потом взяла накидку, набросила на плечи. Нужно пойти прогуляться по палубе. Немало ночей провела она подобным образом, не в силах сомкнуть глаза. И вот теперь, в последние часы плавания, мысли ее вновь устремились к Рашиду. Она вспоминала его каждый день и каждый час. Надо бы смириться с неизбежным. Завтра она высадится на английской земле и похоронит воспоминания о нем в глубинах своего сердца. Чем глубже, тем лучше — чтобы больше не испытывать боли. Завтра ее любви к мусульманскому торговцу оружием раз и навсегда наступит конец.

8

Поезд Саутгемптон — Лондон прибыл на вокзал Виктория вскоре после полудня. Люси позволила носильщику забрать багаж и, сильно волнуясь, принялась выглядывать в толпе встречающих леди Маргарет и Пенелопу. Теперь, когда миг встречи приблизился вплотную, девушка вдруг поняла, что ужасно соскучилась по семье. И вообще — какое счастье вновь оказаться дома, в самой прогрессивной стране мира.

На платформе Люси увидела старую экономку отца, и сердце девушки сжалось от радости. Люси было всего три года, когда от неудачных родов умерла мать. Миссис Берт заменила малютке умершую маму. Экономка была уютной, полной женщиной, которая рассказывала девочке сказки на сон грядущий, ругала ее, утешала, когда Люси обдирала коленки, угощала свежеподжаренными тостами и щедро намазывала их маслом. Лицо Люси расползлось в счастливой улыбке.

— Миссис Берт!

Последние двадцать шагов Люси почти бежала.

— Миссис Берт! Вы совсем не изменились! Как же я рада вас видеть!

Экономка сделала реверанс, после чего заключила свою воспитанницу в объятия.

— А уж я-то как рада, мисс Люси!

Едва не задохнувшись от мощного объятия, Люси спросила:

— Вы давно ждете?

— Всего несколько минут. Поезд прибыл вовремя. Просто поразительно, до чего пунктуальны эти железные дороги. Такое долгое путешествие, а вы прибыли, можно сказать, минута в минуту. Это прямо противоестественно. А выглядите, мисс Люси, очень хорошо. Вылитая мама. Извините за фамильярность.

— Зачем извиняться? Наоборот, мне очень приятно это слышать. Ведь папа всегда говорил, что мать была самой красивой женщиной на свете.

Миссис Берт улыбнулась, глаза ее увлажнились.

— Мы так ждали вашего возвращения! С того самого дня, как пришла телеграмма от архидиакона. Добро пожаловать домой, мисс Люси. Какое счастье, что вы вернулись!

— Я тоже рада. Даже дождь меня не расстраивает. — Люси улыбнулась. — Но где мачеха и сестра? Неужели они остались в карете?

Миссис Берт отвела глаза.

— Надеюсь, мисс Люси, вы не мерзнете. Такой выдался холодный мокрый июнь, прямо беда.

Люси была слишком взволнована, чтобы обратить внимание на уловку экономки.

— И это называется лето! Я и забыла, как в Англии сыро! Но не будем заставлять их ждать, я очень по ним соскучилась. Пенелопа все такая же красивая?

— Да, мисс Пенелопа очень хорошо выглядит, когда приоденется, — сказала миссис Берт без особого энтузиазма. — Сюда, пожалуйста. Я послежу за носильщиком.

Лишь у самого выхода из вокзала экономка собралась с силами и призналась:

— Вот карета, мисс Люси, но леди Маргарет и мисс Пенелопа, к сожалению, были заняты и встретить вас не приехали. Надеюсь, что к нашему возвращению они уже покончат со своими делами и вы сможете встретиться.

Лицо Люси померкло.

— Ах да, глупо было надеяться, что они поедут меня встречать. Представляю, как они заняты…

Миссис Берт промолчала, мысленно кляня последними словами алчную, злокозненную леди Маргарет и ее невоспитанную завистливую дочку.

— Смотрите, а вон и Том. Видите, как он обрадовался? Даже забыл о своем хваленом достоинстве. Вы ведь помните Тома, мисс Люси? Он теперь главный кучер. А Джек Флетчер теперь дворецкий. Ужасно разважничался наш мистер Флетчер, а я помню его младшим лакеем. Пренахальный был мальчишка. Если достаточно долго живешь на свете, мисс Люси, чего только не увидишь.

— Конечно, я помню и Флетчера, и Тома. — Люси выдавила из себя улыбку, изо всех сил стараясь скрыть обиду. — Я все помню — например, ваши дивные пудинги с горячим золотистым сиропом и ванилью. Как я мечтала о них в Афганистане, когда мучилась от го… — Она запнулась и быстро закончила: — Надеюсь, вы не разучились готовить за время моего отсутствия.

— Нет, не разучилась. Сегодня же получите свой пудинг, — обнадежила ее миссис Берт, мысленно пообещав себе, что преодолеет сопротивление французского шеф-повара, выписанного хозяйкой из Парижа. Дело в том, что француз имел собственную концепцию десерта и не признавал вульгарных британских блюд вроде пирога с говяжьими почками.

Люси привыкла к шуму и сутолоке индийских городов, однако размеры и размах Лондона превзошли все ее воспоминания. Невозможно было поверить, что улица способна вместить такое количество экипажей. А люди! Люси поразилась не столько многочисленности толпы, сколько ее дисциплинированности: лондонцы соблюдали строгие пешеходные правила, ждали на остановках омнибусов, переходили дорогу только в положенных местах. В Индии такое скопление людей непременно вызвало бы давку, в которой наверняка затоптали бы до смерти с полдюжины ребятишек. В Лондоне же — о чудо! — можно было спокойно выпускать ребенка на улицу одного, и ничего ужасного с ним не случилось бы.

Глядя в окно кареты на серую пелену дождя, на витрины магазинов, Люси слушала, как миссис Берт описывает достоинства и недостатки торговых заведений. Наивысшую похвалу экономки заслужил «Большой универмаг плащей и шалей Фармера и Роджера» на Риджент-стрит. Люси пообещала себе, что непременно наведается в это заведение.

Предвкушение удовольствия от покупок заметно улучшило настроение девушки. Приятное дело — обзаводиться новым гардеробом в этом большом городе. Оказывается, Люси ужасно соскучилась по покупкам, да и вообще по приятному времяпрепровождению.

— Ну, вот мы и дома, мисс Люси.

Лакей распахнул дверцу экипажа, опустил лесенку, и Люси вышла из кареты. Она едва успела окинуть взглядом спокойную, зеленую площадь, а лакеи уже раскрыл над ней зонтик.

В прихожей поджидал дворецкий.

— Добрый день, мисс Люси.

Он царственно поклонился и щелкнул лакею пальцами, чтобы тот принял плащ и перчатки.

— Позволю себе от лица всей прислуги выразить глубочайшее удовлетворение по поводу вашего возвращения в Англию, мисс Люси.

— Благодарю, Флетчер. Я очень рада вернуться домой.

— Если я могу быть вам чем-нибудь полезен, мисс Люси, вам нужно только приказать.

За девять лет талия Флетчера увеличилась в объеме по меньшей мере дюймов на семь, и Люси не удержалась от озорной улыбки:

— Я очень хорошо помню, Флетчер, что вы мне оказывали услуги и в прошлом. Однако впредь, если я залезу на яблоню и не смогу спуститься сама, вы вряд ли сможете прийти мне на помощь. Ствол просто не выдержит вашей тяжести.

Флетчер невозмутимо ответил:

— Напротив, мисс, я смогу помочь вам еще лучше. Теперь я занимаю важный пост, и при описанном вами стечении обстоятельств просто пошлю кого-нибудь из подчиненных за лестницей.

Люси увидела, как в глазах дворецкого зажглась веселая искорка, и расхохоталась:

— Ну, естественно! Ах, Флетчер, как мне всех вас не хватало.

— Взаимно, мисс Люси. — Дворецкий откашлялся. — Леди Маргарет и мисс Пенелопа ждут вас в гостиной.

Люси глубоко вздохнула, собираясь с духом.

— Спасибо, Флетчер. Я сейчас к ним присоединюсь.

Леди Маргарет, совершенно сногсшибательная в пепельно-сером бархатном платье, и юная Пенелопа, не менее сногсшибательная в бледно-голубом, поднялись навстречу вошедшей. У Пенелопы вид был довольно кислый, и она не тронулась с места, зато леди Маргарет простерла руки и грациозно проплыла через комнату. В свои сорок четыре года мачеха все еще была на диво хороша собой.

— Моя дорогая, дорогая Люси! — И мачеха подставила падчерице щеку, благоухающую фиалками. — Милая, дай же взглянуть на тебя!

Она сделала шаг назад, и ее глаза небесно-фарфоровой голубизны с явным удовлетворением воззрились на усталую и запыленную с дороги падчерицу. Сравнение, несомненно, было в пользу розово-белой Пенелопы. Довольная увиденным, леди Маргарет просияла улыбкой и заявила:

— Что ж, вид у тебя, прямо скажем, не цветущий, но главное, что ты наконец дома. Нельзя требовать от жизни слишком многого, не правда ли, Пенелопа?

— Правда, маменька, — послушно откликнулась дочка, хоть и не вполне уяснила смысл сказанного. Пенелопа вообще никогда не отличалась чрезмерной сообразительностью.

Улыбка леди Маргарет сделалась еще шире:

— Дражайшая Люси, это истинное чудо, что ты снова с нами. Мы уж и не надеялись, что ты когда-либо вернешься. Какой ты была свежей и невинной, когда отправилась с отцом в ту злополучную поездку! Представляю, сколько ужасных испытаний выпало на твою долю. Неудивительно, что у тебя такой изможденный и несчастный вид.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19