Империя сердца

Зато работа над чехлом шла просто замечательно. Горничная требовала, чтобы хозяйка после обеда непременно удалялась к себе в спальню отдохнуть, и Люси использовала тихий час для того, чтобы вышивать на атласе кошмарные багровые розы. Честно говоря, ей казалось диким, что придется накрывать изящный фарфоровый чайник этой гадостью, но что поделаешь — добродетель требует жертв. Во всяком случае, это лучше, чем вышитые шлепанцы, которые Эдуард все равно носить не станет.

По счастливому стечению обстоятельств Эдуард вернулся домой после десятидневной отлучки именно в тот момент, когда Люси сидела в гостиной и старательно работала иголкой. Услышав, что к дому подъезжает экипаж, Люси огромным усилием воли заставила себя сидеть на месте, хотя ей ужасно хотелось броситься мужу навстречу. Вот какие плоды дала работа над собой!

— Люси! — воскликнул Эдуард, врываясь в гостиную. Он захлопнул за собой дверь, подхватил жену на руки и прижал к груди, даже не заметив, что атласный чехол полетел на пол.

— Как ты чудесно выглядишь! — Он приподнял ей подбородок и сказал: — Слава Богу, румянец вернулся. Сразу видно, что ты вела себя как умница.

— Да, Эдуард, — смиренно ответила она. — Я в точности следовала твоей воле. Никто меня не похищал, каждый день после обеда я спала, и еще я вышивала атласный чехольчик.

Эдуард очень удивился:

— Какой еще чехол?

— И еще я читала сборник проповедей. Они такие… такие…

— Скучные? — подсказал Эдуард.

— Да, смертельно! Но очень способствуют развитию благонравия.

— Могу также порекомендовать тебе власяницу и обливание холодной водой. Но чего ради мы обсуждаем в такой момент проповеди?

— Сегодня же воскресенье. Самый подходящий день, чтобы устремить свои помыслы к Всевышнему… Эдуард, что ты делаешь?

— Я вижу, дорогая, что за время моего отсутствия ты сильно поглупела. Неужели не видно, что я расстегиваю тебе платье?

— Эдуард, в гостиной! Как можно?

Он с деланным удивлением огляделся по сторонам:

— В самом деле! Большое спасибо, что ты просветила меня, где мы находимся.

С этими словами он вновь занялся пуговицами.

Люси старалась не обращать внимание на участившееся биение своего сердца.

— Эдуард, не забывай о слугах…

— Они хорошо натасканы и в комнату не войдут.

— Надеюсь, твоя поездка в Дели прошла успешно, — чопорно сказала на это Люси, мужественно игнорируя тот факт, что платье сползло с плеч до пояса, а ее колени начали мелко дрожать.

— С относительным успехом. Лорд Литтон слушал меня вполуха. Но я поговорил с несколькими полковниками, и они, кажется, уяснили, как глупо было бы штурмовать горную страну кавалерийскими эскадронами. По крайней мере в окружении вице-короля узнали, кто такой Абдур-Рахман. Я оказал им, что этот человек в скором времени станет эмиром Афганистана.

Платье и рубашка Люси лежали на полу, а колени вели себя все более предательским образом. Припав мужу на грудь, Люси скороговоркой выпалила:

— Эдуард, я начала новую жизнь. Теперь я буду образцовой женой, совсем как миссис Разерспун.

— Упаси Боже! К тому же меня вполне устраивала твоя прежняя жизнь. — Он припал к ее груди. — О, какая ты вкусная! Именно такова должна быть на вкус настоящая жена.

Он ласкал ей грудь, а Люси, задыхаясь, повторяла:

— Боже, Эдуард!

— Сейчас, милая, сейчас взлетим на небеса. Думаю, для этого удобнее воспользоваться диваном.

Не слушая ее протестов, он подхватил Люси на руки и осторожно перенес на мягкие подушки.

— Очень удобно, что на тебе всего три нижние юбки, — заметил Эдуард. — Если бы их было больше, у меня лопнуло бы терпение.

И тут Люси решила, что борьба за добродетель обречена на поражение.

— Я так по тебе скучала, милый, — прошептала она. — После того, как я потеряла ребенка, я думала, ты никогда меня не простишь.

— Кто, я? — изумился Эдуард. — Да как тебе могло прийти в голову, что я буду в чем-то винить тебя, когда я кругом во всем виноват сам! Если бы не мои игры в Рашида, ты не оказалась бы в такой ужасной ситуации. Я потащил тебя за собой в Индию исключительно из эгоистических соображений. Нужно было настоять, чтобы ты осталась в Англии, там ты была бы в безопасности, но я хотел, чтобы ты была рядом, и привез тебя сюда, хоть и знал, как это опасно.

— Я рада, что приехала. Но очень боюсь, что никогда не стану хорошей женой, которая мирно сидит дома и ждет, пока муж не вернется из экзотических мест. Понимаешь, я просто ненавижу это чертово вязание.

Эдуард приподнялся на локте и озадаченно уставился на нее:

— Ну вот, снова ты заговорила про вязание, чехольчики и про все такое…

— Видишь ли, хорошая жена должна вышивать для мужа шлепанцы, но, поскольку ты шлепанцев не носишь, миссис Разерспун посоветовала мне…

— А, вот в чем дело! Дорогая, возможно, миссис Разерспун мила своему супругу тем, что вышивает чехлы, накидки и шлепанцы, однако у меня запросы другие. Мне от жены нужно, например, следующее.

Он наклонился, и оба надолго замолчали, слившись в поцелуе. Люси наслаждалась этим дивным полузабытым ощущением. Ее пальцы непроизвольно перебирали его волосы, а Эдуард неспешно восстанавливал знакомство со всеми изгибами и выпуклостями ее тела. Потом уверенным движением взял Люси за колени и сцепил ее щиколотки у себя за спиной.

— Я люблю тебя, Эдуард, — прошептала она в тот сладостный миг, когда их тела слились.

— Тогда поцелуй меня, любимая.

В эту минуту она внезапно поняла, что с этим человеком ей никогда не понадобится прикидываться, изображать из себя то, чем она на самом деле не является. Для Эдуарда она и так идеальная жена, со всеми своими недостатками.

— Как же я ненавижу эти чехлы и накидки, — выдохнула она, едва их губы разомкнулись. — Никогда в жизни больше к ним не прикоснусь.

Эдуард замер, потом тихо рассмеялся.

— Любимая, ты оскорбляешь мое мужское достоинство. Не говоря уж о неуважении к крайне возбужденному состоянию, в котором я сейчас нахожусь. Предлагаю вернуться к проблеме через полчаса, договорились?

Люси погладила его по лицу и прошептала:

— Давай попробуем.

И им это удалось.

ЭПИЛОГ

Двадцать первого ноября 1878 года соединенная англо-индийская армия вторглась в Афганистан с трех сторон, чем окончательно подкосила и без того шаткую власть эмира Шерали. Предлогом для начала военных действий стал отказ эмира принять условия ультиматума, выдвинутого британскими властями. На самом же деле войну было решено начать для того, чтобы Шерали не заключил альянс с Россией, поскольку стало известно, что представители царя находятся в Кабуле и переговоры уже начались.

Благодаря новому изобретению — телеграфу — новости о начале войны достигли Англии без промедления. Лорд и леди де Бомон, находившиеся у себя в поместье Риджхолм-холл, отнеслись к этой новости с поразительным безразличием. Возможно, это объяснялось тем, что именно в этот день у баронессы начались схватки.

На рассвете она разрешилась от бремени двумя близнецами, и, с точки зрения акушера, роды прошли на удивление гладко. Услышав это замечание, леди де Бомон недовольно хмыкнула и сказала, что, если бы акушер провел последние двенадцать часов столь же неприятным образом, вряд ли у него хватило бы смелости рассуждать так.

Врач примирительно похлопал ее по руке и, желая сменить тему, сказал, что оба младенца весят по шесть фунтов.

— Сына мы назовем Питер, — предложил Эдуард. — В честь покойного отца моей жены. Его будут звать Питер Эдуард Жервез де Бомон.

Люси благодарно улыбнулась и сказала:

— А дочь мы назовем Мириам. Так в Афганистане звучит имя Мария. Нашу девочку будут звать Мириам Люсинда Элизабет де Бомон.

— Просто замечательные имена, — резюмировал доктор, щелкая черным кожаным саквояжем. Взглянув на мирно почивавших в колыбельке Питера и Мириам, он заметил: — Поразительно здоровые дети, миледи. Редко увидишь таких крепких двойняшек. Примите мои поздравления.

Люси и Эдуард горделиво улыбнулись.

— Какие красавчики, правда? — спросила Люси.

Акушер был человеком опытным и отлично знал, что матерям свойственно воспринимать своих отпрысков не вполне реалистично. Два лысеньких, краснолицых, сморщенных создания трудно было бы признать «красавчиками», но доктор спорить не стал:

— Да, очень красивые дети.

В течение последующих суток в поместье продолжали поступать телеграфные сообщения — об отчаянных попытках эмира Шерали призвать на помощь русскую армию, а также о том, как обрадованы родственники барона и баронессы увеличению семейства де Бомон.

Даже леди Маргарет прислала поздравление, в котором начисто отсутствовали какие-либо колкости. Достойная особа сообщала, что лично прибудет на Рождество, чтобы вручить новорожденным традиционные серебряные чарочки, столь необходимые для церемонии крестин. Леди Маргарет выражала глубочайшее удовлетворение в связи с честью, которую новоиспеченным родителям оказал сам епископ Си-ренчестерский, который обещал лично крестить младенцев.

Не желая отстать от матери, Пенелопа, поселившаяся вместе со своим мужем в Париже, прислала телеграмму, в которой обещала еще более чудесный подарок: две картины, написанные «дражайшим» Перегрином, ее обожаемым супругом, который в настоящее время находится под влиянием нового стиля живописи, именуемого импрессионизмом. Правда, завистливые французы пока отказываются признавать гениальность полотен Перегрина, но всему свое время.

Однажды снежным январским днем в гостиную постучал Флетчер и торжественно объявил, что прибыли два больших деревянных ящика из Франции.

— Это картины Перегрина! — воскликнула Люси. — Пусть их распакуют и отнесут в детскую.

— Слушаюсь, миледи.

Питер и Мириам, разбуженные шумом и суетой, с интересом уставились на два ярких пятна, невесть откуда появившихся на стене. Слуги же смотрели на мазню Перегрина с неодобрением и изумлением.

Первым нарушил паузу Эдуард:

— Как ты думаешь, — спросил он, — нет ли здесь на обороте стрелочек, чтобы было понятно, где верх, а где низ?

Люси заглянула за один из холстов и объявила:

— Никаких стрелочек. И шнур размещен ровно посередине.

Тогда Эдуард проявил свою всегдашнюю решительность и перевернул оба холста на сто восемьдесят градусов.

— По-моему, так лучше, — сказал он.

— Гу-гу, — прокомментировал его слова маленький Питер.

Это было первое замечание, произнесенное юным аристократом в его коротенькой жизни. До сих пор малый не изволил гугукать, а только орал, когда ему вовремя не давали грудь.

— Картина ему нравится! — перевела Люси. — Питеру нравятся работы его дяди Перегрина!

Эдуард улыбнулся:

— Ничего, милая, не расстраивайся, мы еще успеем привить нашему сыну художественный вкус.

Тем временем достопочтенная Мириам рассматривала вторую картину, на которой было изображено не то заходящее солнце, не то несколько размазанная яичница.

— Гу-гу, — изрекла наконец Мириам.

В феврале 1880 года хан Абдур-Рахман с сотней всадников пересек Амударью и вторгся в Афганистан. Хана поддержали все северные племена, и во главе целой армии он двинулся на Кабул. Двадцатого июля в городке Чарикар, находившемся всего в двадцати милях от столицы, Абдур-Рахман объявил себя эмиром. С этого дня начинается история единого и независимого Афганистана.