Глава 9

Клер Дженсен бросила битком набитый кожаный портфель на виниловое сиденье и уселась напротив Лилиан. Она была вся красная и здорово запыхалась.

– Извини, что опоздала, – сказала она. – Мэрилин решила пробежаться по некоторым пунктам своего интервью, которое она дает завтра утром, и нам пришлось внести некоторые изменения в расписание завтрашнего мероприятия. Ты отлично выглядишь, Лилиан.

– Спасибо, и ты тоже. Так приятно снова увидеться. Давно мы не встречались.

– Слишком давно.

Клер засмеялась, и всех этих прожитых порознь лет словно и не было. С Клер всегда было здорово. Она была яркой, энергичной, всегда фонтанирующей новыми планами.

– Ты права, – сказала Лилиан. – Слишком давно. Куда только бежит время?

– Жизнь есть жизнь. Нельзя сказать, что для нас обеих последние несколько лет прошли так уж спокойно.

Они познакомились, когда Клер училась в Колледже Чемберлена. Лилиан училась в Портленде, но все каникулы проводила в Эклипс-Бей с семьей. Однажды во время летних каникул они с Клер обе работали официантками в кафе на набережной. Клер нужны были деньги. Честно говоря, Лилиан деньги не нужны были, но ей нужна была работа. В семье Хартов считалось, что работа – лучший воспитатель. Все отпрыски семейства Хартов во время летних каникул должны были работать.

Вначале казалось что у них с Клер мало общего, но долгие часы, которые они проводили вместе, общаясь с жадными на чаевые и грубыми туристами, выковали между ними крепкую связь. Часто они не расставались и после работы, разговаривая о том, что было для них главным: о парнях и о будущем.

Клер была первой и долгое время единственной, кому Лилиан поведала о своей мечте стать художницей. Лилиан, как это свойственно всем Хартам, все свои помыслы сосредоточила на достижении своей цели, но, прекрасно понимая, как отнесется ее семья к выбору ею профессии художника в качестве источника средств к существованию, предпочитала свои планы с членами семьи не обсуждать. И для нее было особенно важно поделиться своей мечтой с той, кто поймет ее и не станет осуждать за непрактичность.

В те дни у Клер у самой были планы, которые вряд ли можно было назвать практичными. Она хотела заняться политикой.

– Этот городок действительно почти не изменился, верно? – сказала Клер. – Кафе «Сноу» выглядит так же, как тогда, когда мы учились в колледже.

Декор кафе «Сноу» всегда отражал уникальный взгляд на жизнь его хозяйки, Аризоны Сноу. Стены были увешаны странной смесью выцветших плакатов с изображением рок-звезд и спутниковых фотографий Участка 51 и Розуэлла. В числе посетителей были главным образом студенты Колледжа Чемберлена.

– А как меню? – спросила Клер. – Оно тоже осталось неизменным?

– Давай посмотрим. – Лилиан вытащила пластиковую карточку из щели, образованной подставкой для салфеток и прибором для специй, и пробежала глазами меню. – Все то же: гамбургеры, картофель фри, кофе и кофейные напитки.

– Три основные составляющие меню студента. Аризона знает свою клиентуру. – Клер улыбнулась. – Я рада, что ты позвонила. Откуда ты узнала, где меня можно найти? Я и понятия не имела, что ты в городе.

– Я встретила Памелу Маккаллистер в супермаркете «Фултон». Она, между прочим, сказала, что ты работаешь в институте и ведешь кампанию Мэрилин Торнли. Как у нее дела? Думаешь, она сможет, так сказать, примерить на себя одежку Тревора?

– Без проблем, – заверила ее Клер. – К тому же не сомневаюсь, что она в этой одежке смотрится куда лучше, чем он.

– Прости, не поняла.

– Разве ты не слышала разговоров по поводу того, почему он сошел с дистанции? – Клер наклонилась и понизила голос. – Ходили слухи, что Тревору нравилось заниматься сексом в туфлях на высоком каблуке и в женском нижнем белье.

– Ох уж эти слухи!

Клер распрямилась и откинулась на спинку стула.

– Среди тех, кто занимался его кампанией, прошел слух, что он сошел с дистанции из-за того, что его стали шантажировать старыми пленками, на которых он запечатлен щеголяющим в дамском фривольном белье. Знаешь, для всех это стало настоящим потрясением.

– А среди штата его кампании никто ни о чем не догадывался?

Клер вздохнула:

– Конечно, нет. Штат всегда обо всем узнает последним.

– А что заставило Мэрилин начать свою кампанию?

– Она всегда была дамой с амбициями. Но я думаю, что вплоть до недавнего времени она видела себя в роли жены кандидата и эта роль ее вполне устраивала. Так сказать, серый кардинал.

– Я слышала, она вложила немало семейных денег в кампанию Тревора.

– Это верно. – Клер поморщилась. – Только между нами: когда Тревор хлопнулся, она была просто в ярости. Я никогда никого не видела в таком гневе. Как-то раз я слушала, как они ругались. Она тогда сказала Тревору, что надо было ей самой вступить в гонку, у нее бы это лучше получилась, и она еще покажет, на что способна. Говорила о том, сколько времени на него потратила. И на следующий день огорошила всех нас объявлением о разводе.

– А как получилось, что ты стала менеджером ее кампании?

– Я оказалась в нужное время в нужном месте. Мы с Мэрилин много работали вместе в ходе кампании Тревора. Она знала меня. Знала, на что я способна. Больше всего она нуждалась в человеке, на которого могла бы положиться, кому могла бы доверить организацию ее кампании. Когда она предложила мне эту работу, я сразу согласилась. Эта женщина знает, что делает и куда идет.

– И ты собираешься продвигаться вместе с ней, верно?

Клер рассмеялась:

– Прямо в точку. – Улыбка уступила место задумчивости. – Ты знаешь, забавная штука – жизнь. Вначале, когда я только начала мечтать о политической карьере, я представляла себя эдакой энергичной дамой – сенатором от штата Орегон. Потом я поняла, сколько денег требуется на эти собачьи бега даже в масштабах города, не то что страны. Без денег шансов у тебя нет, как их не было у Тревора, пока он не женился на Мэрилин. Поэтому я решила сделать карьеру, так сказать, оставаясь за кадром.

– Все еще мечтаешь стать кандидатом?

Клер решительно мотнула головой.

– Больше не мечтаю. Мне нравится делать то, что я делаю. В том, чтобы вести чужую кампанию, есть свои приятные стороны: и власть, и адреналин. А если потерпишь неудачу, падать не так больно. Кандидат после поражения может исчезнуть навсегда, а вот хороший стратег всегда будет востребован.

– Рада за тебя, Клер.

– А я рада за нас с тобой, Лилиан. Кстати, с чего ты вдруг решила приехать в город? Надолго задержишься?

– На месяц.

– На целый месяц? – удивленно переспросила Клер.

– Я сделала решительный шаг. Закрыла «Прайвит эрейнджмент». Собираюсь все свое время отдавать живописи. Посмотрим, что из этого выйдет.

Клер удивленно округлила губы.

– Молодец. Я всегда говорю: кто не рискует, тот не выигрывает. Остановилась в вашем летнем доме?

– Да.

– Забавно, что Харты и Мэдисоны продолжают наезжать в Эклипс-Бей, – заметила Клер. – Ханна и Рейф тут прочно обосновались.

– Им здесь нравится.

– Я тебе вот что скажу: народ у нас в институте ждет не дождется, когда они откроют гостиницу «Дримскейп». Потому что сейчас, когда к нам приезжают гости на семинары или на другие мероприятия, как, например, на завтрашнее мероприятие, мы вынуждены селить их в дешевые придорожные мотели.

– Они собираются открыться весной. При условии, что братья Уиллис их не подведут.

Клер усмехнулась:

– Что за парочка! Мне пришлось вчера чуть ли не на коленях умолять их приехать ко мне, чтобы устранить засор в туалете. И они с меня содрали целое состояние. У меня выбора не было, так что пришлось заплатить. Они знали, что у меня нет выбора, вот и воспользовались моей бедой.

Глава 10

В понедельник утром Гейб высадил Лилиан у дверей ее дома в Портленде без нескольких минут десять.

– Я заеду за тобой в семь, – сказал он, когда она вышла из машины.

Лилиан смотрела на него через открытую дверцу машины. У нее сводило внутренности от напряжения. Он снова был одет так, как всегда одевался на работу – в легендарный боевой наряд Гейба Мэдисона; на нем были пиджак и брюки цвета стали, угольно-серая рубашка с запонками из оникса, галстук в серебристо-черную полоску. Когда он вращал руль, темно-серые манжеты его сорочки приподнимались, обнажая часы на левом запястье, отливающие благородным тусклым блеском.

Он хорошо выглядит, думала Лилиан. Возбуждающе. Словно грозный хищник, который держит под контролем громадную территорию со всеми ее обитателями. Ни за что не подумаешь, что он страдает от нервного истощения. Но с другой стороны, какие у нервного истощения внешние симптомы?

– Отлично, – сказала Лилиан. – Я буду готова к семи.

Она поспешила к дверям и набрала код. Гейб дождался, когда она зайдет в подъезд, и лишь тогда тронулся с места, направляясь к центральному офису своей компании.

Он ошибался, обвиняя ее в том, что она нервничает из-за их отношений, размышляла Лилиан, поворачивая ключ в замке квартиры. Она говорила правду в то утро, когда пыталась объяснить ему свое состояние. Им обоим нужно время, чтобы все хорошенько обдумать. Сейчас ни он, ни она не могли доверять собственным суждениям.

Человек, страдающий от нервного истощения, едва ли находится в подходящей форме для того, чтобы принимать здравые решения относительно серьезных взаимоотношений. А что до нее, так она сейчас оказалась на перепутье. И именно теперь начинать роман с мужчиной, который и сам переживает острый кризис, ей совсем ни к чему.

Возможно, самым разумным было бы посчитать ту ночь в коттедже безрассудной выходкой, которая больше не должна повторяться.

Логичный, правильный подход. Но тогда отчего же столь железная логика ввергает ее в депрессию?

Лилиан открыла дверь и вошла в квартиру. Им было хорошо вместе, когда они ехали сюда из Эклипс-Бей. Выехали очень рано, и впереди у нее был еще целый день для того, чтобы подчистить все хвосты, оставшиеся, когда она столь поспешно покидала Портленд несколько дней назад. Ей предстояло переделать кучу дел. И конечно, еще надо было выбрать, что надеть сегодня на банкет.

Атмосфера в квартире приобрела тот специфический налет затхлости, который появляется в доме вскоре после того, как дом пустеет. Лилиан прошла по комнатам, распахивая окна, чтобы впустить струю свежего воздуха.

Вначале она привела в порядок гостиную, затем прошла по коридору к спальне. В дверях Лилиан остановилась. Она почувствовала странное беспокойство.

Что-то в комнате изменилось. Что-то было не так.

Лилиан окинула спальню своим взглядом художницы, способным замечать самые мелкие детали. Покрывало на кровати никто не трогал. Двери в шкафу-купе были плотно закрыты. Выдвижные ящики комода тоже.

Двери в шкафу были закрыты, плотно закрыты.

Лилиан внимательно посмотрела на зеркальные двери. Смотрела долго и пристально.

Она была уверена, что оставила шкаф слегка приоткрытым, потому что если дверь задвинуть до конца, то ее заедало.

Она была почти уверена в том, что не задвигала дверь шкафа-купе до предела.

Почти.

В то утро, утро отъезда в Эклипс-Бей, она торопилась. Возможно, сказала себе Лилиан, она, не думая, действительно задвинула дверь до конца.

Лилиан подошла к шкафу, взялась за ручку и попыталась отодвинуть скользящую дверь. Дверь заело. Точно также, как ее заедало последние два месяца. Лилиан крепче ухватилась за ручку и дернула изо всех сил.

Дверь несколько секунд упиралась, а потом поддалась. Лилиан отступила на шаг и осмотрела внутренность шкафа. Одежда на вешалке, похоже, висела в том же порядке, как и тогда, когда она отсюда уезжала. Пластиковые пакеты со свитерами были сложены на полке в прежнем порядке.

Все это было странно и смешно. Похоже, она дала слишком много воли своему буйному воображению.

Лилиан снова взялась за ручку шкафа, собираясь закрыть дверь. И похолодела, увидев пятно на зеркальной поверхности в дальнем углу, возле металлической окантовки.

Лилиан потянулась рукой к пятну. Оно было на том месте, где могло быть оставлено основанием ладони, если бы кто-то пытался с усилием закрыть шкаф. Однако след был оставлен чуть выше того места, где его могла бы оставить она, Лилиан.

Как раз там, где мужчина или женщина на пару дюймов выше, чем она, Лилиан, могли бы оставить след от ладони. Лилиан сделала шаг назад. Кто-то побывал в этой комнате.

«Дыши глубоко, – сказала она себе. – Попытайся найти логическое объяснение».

Взлом.

Лилиан еше раз обвела взглядом комнату. Кажется, ничего не пропало.

Лилиан бросилась назад, в гостиную, и распахнула дверцы шкафа, в котором хранила домашнюю электронику. Дорогое оборудование было на месте.

Она медленно прошла по коридору во вторую спальню, поменьше, которая использовалась ею в качестве кабинета. Остановившись на пороге, Лилиан осмотрелась. Самым ценным в этой комнате была выполненная известным мастером стеклянная ваза, подаренная Лилиан родителями на ее прошлый день рождения. Ваза светилась оранжевым и красным, благополучно красуясь на своем обычном месте – на полке возле рабочего стола.

Да, она явно неадекватно реагировала на происходящее. Возможно, это напряжение из-за отношений с Гейбом так пагубно на ней сказалось.

Еще один глубокий вдох. Еше одно логическое объяснение.

Уборщица.

Лилиан отказалась от еженедельных услуг бригады уборщиков до особого извещения, но люди из агентства могли напутать с датами. У уборщиков есть ключи. Возможно, в прошлую пятницу кто-то и приходил как обычно.

Кажется, вполне разумное предположение. Уборщица могла попытаться закрыть дверь шкафа. Но могла ли профессиональная уборшица оставить пятно на зеркале?

С другой стороны, уборщица тоже могла торопиться и не заметить пятна.

На телефоне мигала лампочка, и этот огонек вывел Лилиан из состояния, близкого к трансу. Только сейчас она вспомнила, что не проверила сообщения на автоответчике, которые могли появиться за время ее отсутствия. Лилиан переступила порог, подошла к столу и набрала код.

Ей звонили дважды. Оба звонка поступили позавчера вечером между десятью и одиннадцатью. Оба раза звонивший не вешал трубку до тех пор, пока не включался автоответчик. Но сообщений оставлено не было.

Лилиан пробила дрожь. Ей показалось, что она слышала, как дышал в трубку неизвестный.

Она снова попыталась призвать на помощь логику.

Два странных звонка подряд. Ошиблись номером. Дважды. Люди редко оставляют сообщения, когда ошибаются номером.

Все это странно, странно до безумия. Надо скорее найти объяснение происходящему.

Лилиан схватила трубку и набрала номер агентства, откуда к ней приходили убирать квартиру. Ей сразу же ответили на ее вопрос:

– Да, мы направляли к вам в пятницу уборщицу. Назовите номер договора. Одну минуту. Простите, вышло недоразумение. Мы готовы предоставить вам дополнительную бесплатную уборку, когда вы возобновите с нами договор.

– Да нет, ничего страшного. Я просто хотела узнать, были ли в квартире ваши люди, вот и все.

Лилиан положила трубку и замерла, прислушиваясь к тому, как гулко стучит ее сердце. Пульс восстановился не сразу.

Лилиан выбрала для банкета маленькое черное платье. Да здравствует Коко Шанель! Затемненный банкетный зал был набит до отказа представителями как делового, так и академического мира. Лилиан сидела за центральным столом, рядом с женой почетного гостя, и завороженно слушала вступительную речь Гейба. Она знала, что это мероприятие он считает для себя важным, но не была готова к такой искренней теплоте его слов.

– Как и многие из здесь присутствующих, я тоже испытал на себе глубокое и всестороннее влияние доктора Монтойи…

Гейб стоял в непринужденной позе перед участниками банкета, опираясь ладонями на трибуну, и говорил, не глядя в текст.

– …Я никогда не забуду тот памятный день на последнем курсе, когда доктор Монтойя вызвал меня к себе в кабинет, чтобы поговорить о моем первом пятилетнем плане, который я мог бы назвать фантастическим.

Речь выступавшего прервал смех.

– Гейб, – сказал Монтойя, – я очень сомневаюсь, что с тем планом, который ты принес мне тогда, тебе удалось бы привлечь венчурный капитал в количестве, достаточном, чтобы открыть даже ларек с лимонадом…

Аудитория взревела от хохота. Под шум аплодисментов Долорес Монтойя, симпатичная женщина с буйной копной черных с проседью волос, наклонилась и шепнула Лилиан на ухо:

– Слава Богу, что комитет выбрал Гейба для вступительной речи. А то на таких мероприятиях аудитория обычно начинает клевать носом еще до того, как почетный гость поднимется на трибуну. Гейб по крайней мере не даст никому уснуть.

Лилиан не сводила глаз с Гейба.

– Поверьте мне, будить никого не придется. Гейб считает сегодняшнее событие очень важным для себя. И я только сейчас поняла, насколько важным.

– Мой муж неоднократно говорил мне, что Гейб был самым целеустремленным из всех его студентов, – поделилась с Лилиан Долорес.

Между тем Гейб продолжал:

– …и я счастлив сообщить, что мой лимонадный киоск уже возведен и функционирует…

Эти слова были встречены дружным смехом. Приравнять «Мэдисон коммершл» к лимонадному ларьку – все равно что поставить на одну доску байдарку и атомную субмарину, подумала Лилиан.

– …и во многом это произошло благодаря тем знаниям, что дал мне доктор Монтойя. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что это произошло не только благодаря его конструктивным советам по поводу того, как пережить спады рынка и как справиться с нервничающими инвесторами, тем советам, которые я получил от него на лекциях и семинарах… – Гейб выдержал паузу. – Мой учитель дал мне нечто намного более важное. Он научил меня видеть перспективу…

Аудитория внимательно слушала.

– …доктор Монтойя не только объяснил мне, как работает бизнес в свободной стране, но и научил меня понимать, что мы – те, кто зарабатывает себе на жизнь этим ремеслом, – находимся в долгу перед нашими близкими, перед людьми, которые окружают нас в повседневной жизни, перед нашей страной. Он показал мне то, что нас всех связывает. Он научил меня пониманию того, что ни один из нас ничего не стоит сам по себе без тех, кто живет и трудится рядом. И за эти уроки я всегда буду ему благодарен. Спасибо и низкий вам поклон, доктор Роберто Монтойя.

Высокое собрание взорвалось аплодисментами, когда доктор Монтойя поднялся на трибуну. Гейб аплодировал своему учителю стоя. Лилиан тоже встала, присоединившись к шквалу оваций.

Неудивительно, что Гейб так относится к доктору Монтойе, думала она. Теперь ей было понятно, как случилось, что ребенок из семьи, в которой ни один из мужчин не мог служить ему образцом для подражания, стал одним из самых успешных бизнесменов северо-запада США.

– Это я должна была прослезиться, – сказала Долорес и протянула Лилиан бумажный платок.

– Спасибо, – пробормотала Лилиан и быстро промокнула глаза, радуясь тому, что все внимание присутствующих было обращено на выступавшего.

Аплодисменты стихли, и участники собрания снова расселись по местам. Пользуясь тем, что яркий свет софитов, устремленный на виновника торжества, устремился на трибуну, оставив зал в комфортном полумраке, Гейб незаметно пробрался к своему месту за столом рядом с Лилиан. Она почувствовала на себе его внимательный взгляд. Ей хотелось надеяться, что он не видел, как она вытирала глаза платком.

Гейб чуть наклонился к ней, словно собираясь спросить, что случилось. К счастью, в этот момент его отвлек доктор Монтойя, который начал произносить свою речь.

– Перед тем как перейти к вещам скучным и неинтересным, – сказал доктор Монтойя, – я хотел бы кое-что прояснить. Я научил Габриэля Мэдисона многому, но есть одна вещь, которой я его не учил. – Оратор замолчал и устремил взгляд на главный стол. – Я не учил его, как одеваться. Этому он научился совершенно самостоятельно.

Слушатели в недоумении переглядывались, а потом начали смеяться.

– О черт! – пробормотал Гейб. Ему было и неловко, и смешно.

Доктор Монтойя вновь обратился к слушателям:

– Пять лет назад, когда я предложил ему участвовать в программе, призванной приобщить студентов выпускного курса колледжа к бизнесу еще до окончания учебы, он сказал, и я очень точно запомнил его слова: «Чему, черт возьми, я могу научить этих ребятишек, помимо того, чему их можете научить вы?»

Наступила короткая пауза. Монтойя наклонился к микрофону:

– «Научи их, как одеваться, чтобы иметь успех», – сказал я.

Когда утих новый взрыв хохота, Монтойя продолжил:

– Он воспринял мой совет всерьез. Каждый семестр, когда я отправляю ему новый урожай студентов группы бизнеса, он ведет их к своему портному. Более того, он, не поднимая шума, оплачивает счета тех, кто не может позволить себе этот первый, имеющий огромную важность деловой костюм. Сегодня группа его протеже приготовила для него небольшой сюрприз в благодарность за то, чему он их научил.

Свет прожекторов устремился в дальний угол сцены. Там стояли два молодых человека и девушка. Все трое были одеты в одинаковые деловые костюмы цвета стали, в угольно-серые рубашки и галстуки в черную и серебристую полоску. У всех троих волосы были гладко зачесаны со лба назад. Три пары запонок с ониксом поблескивали в свете прожекторов. Три пары наручных часов отливали сталью на запястьях.

Клон Гейба Мэдисона, тот, что стоял справа, держал в руках коробку, завернутую в фольгу и перевязанную черной ленточкой.

Все трое одновременно шагнули вперед.

Аудитория разразилась смехом и аплодисментами.

Гейб закрыл лицо ладонями.

– Мне этого не пережить.

Молодая женщина в костюме Гейба взяла в руки микрофон.

– Мы все безмерно благодарны мистеру Мэдисону за те возможности, которые открыл он перед нами во время семестра, проведенного на «Мэдисон коммершл». Большинство из нас выходцы из тех кругов, где неписаные правила бизнеса не известны никому. Он вручил нам секретный код. Он дал нам чувство уверенности в себе. Он открыл перед нами двери. И он действительно познакомил нас со своим портным и дал нам несколько советов по поводу того, как следует одеваться.

Микрофоном завладел молодой человек слева.

– Сегодня мы бы хотели выразить нашу благодарность мистеру Мэдисону, оказав ему помощь в освоении концепции, которую он так до конца и не ухватил…

Клон с коробкой в серебристой фольге торжественно развязал ленточку и снял с коробки крышку. Девушка опустила руку внутрь и достала из коробки видавшую виды футболку, линялые джинсы и пару крепко поношенных кроссовок.

– Концепция непринужденных пятниц, – закончил свою речь клон с микрофоном.

Весь банкетный зал взревел от хохота. Раздались аплодисменты. Гейб поднялся с места и прошел на сиену, чтобы забрать подарок. На лице его сияла улыбка.

Лилиан вдруг подумала, что он выглядит так, как и должен выглядеть мужчина в самом расцвете сил: добившийся уважения не только со стороны друзей, но и со стороны соперников, человек, который уютно чувствует себя на своем высоком месте в мире бизнеса, спокойный и уверенный в себе.

И уж меньше всего он был похож на человека, страдающего тяжелой формой депрессии.

Глава 11

Часом позже Гейб усадил ее в «ягуар» и собрался закрыть дверцу машины. И вдруг неожиданно для себя, совершенно импульсивно Лилиан сказала:

– Ты не возражаешь, если мы по дороге заскочим ко мне в студию? Мне надо кое-что оттуда забрать.

– Конечно. Без проблем.

Гейб закрыл дверцу, обошел машину и остановился, чтобы снять пиджак. Затем бросил его на заднее сиденье и сел за руль. Лилиан говорила ему, куда ехать, однако у нее возникло ощущение, что дорогу он знал и без ее объяснений. Он плавно выехал со стоянки и завернул за угол.

Вскоре Гейб остановился на тротуаре перед кирпичным зданием, в котором Лилиан арендовала помещение под студию.

– Я быстро, – сказала она.

– Мы никуда не торопимся.

Гейб вышел из машины и открыл для нее дверцу. Они вместе подошли к подъезду. Он ждал, пока Лилиан набирала код.

В чердачное помещение второго этажа они поднимались молча. Вставляя ключ в замок, Лилиан почувствовала, что пульс у нее немного участился. Чувство приятного ожидания в сочетании с ощущением некоторой неловкости затрудняли дыхание.

Лилиан не могла бы объяснить, зачем она привела сюда Гейба. Какой смысл в том, чтобы показывать ему свою студию? Гейб – бизнесмен, и ему чуждо все связанное с искусством.

Лилиан открыла дверь и нащупала рукой панель выключателей на стене. Она нажала на две кнопки из шести. Большая часть чердака тонула в сумраке.

Гейб огляделся.

– Вот, значит, где ты работаешь, – сказал он абсолютно ровным тоном.

– Да. – Лилиан наблюдала за тем, как он медленно прошел вперед, рассматривая холсты, прислоненные к стенам. – Здесь я и работаю.

Гейб остановился перед портретом двоюродной бабушки Лилиан Изабель. Та была изображена сидящей в плетеном кресле на застекленной террасе «Дримскейп» с устремленным в сторону моря взглядом.

Гейб долго смотрел на картину.

– Я помню это выражение на лице Изабель, – сказал он наконец. Затем он машинально, не отрывал взгляда от картины, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Кажется, будто она смотрит на что-то такое, что она одна может видеть.

Лилиан подошла к большому рабочему столу в дальнем конце комнаты, оперлась бедром о его край и взяла в руки альбом и карандаш.

– У всех время от времени бывает такое выражение лица. Возможно, потому, что все мы всё в этом мире видим немного по-разному.

– Возможно.

Гейб снял запонки с ониксом и сунул их в карман брюк. И вновь Лилиан отметила, что движения его были машинальными и почти бессознательными. Так обычно ведет себя человек, сбрасывая напряжение после официального мероприятия.

Гейб перешел к следующей картине, на ходу закатывая рукава своей угольно-серой рубашки и обнажая предплечья, покрытые темными волосками.

Лилиан секунду-другую смотрела на него. Он выглядел бесшабашным парнем и был чертовски сексуален с этим своим распущенным галстуком и в рубашке с расстегнутым воротом. Но что ее буквально покорило, так это то, как он смотрел на ее картины. В нем чувствовалась сосредоточенность, которая подсказывала Лилиан, что между ним и образами, запечатленными на ее картинах, возникла некая незримая связь. Возможно, ему и не нравились люди «богемного типа», однако искусство явно не оставляло его безразличным. Даже если он сам того не желал.

Лилиан принялась увлеченно рисовать.

– Ты ведь был искренним во всем, что говорил о докторе Монтойе? – спросила она, оторвав взгляд от работы.

– Он был ближе всех моих преподавателей к тому, что я бы определил понятием «наставник». – Гейб изучал картину, изображавшую старика, сидящего на скамейке в парке. – Я пришел к нему мальчишкой из маленького городка. Я не знал, как себя вести. Не знал, что считается приемлемым, что – нет. Я был лишен всякого лоска. Никакой утонченности, никаких связей. Я знал, к чему хочу прийти, но не знал, как туда добраться. Он дал мне в руки многое из того инструментария, с помошью которого я построил «Мэдисон коммершл».

– А сейчас ты возвращаешь ему долг, принимая ежегодно на стажировку в «Мэдисон коммершл» нескольких его студентов.

– Компания тоже кое-что получает от этого. Студенты приносят с собой много молодой энергии и энтузиазма. И мы получаем возможность первыми заметить новый яркий талант.

– В самом деле? А я слышала, как мой отец говорил, что студенты-интерны доставляют компании массу хлопот.

– Не все могут работать в большом коллективе.

Карандаш Лилиан замер в воздухе.

– Например, я не могу.

Гейб кивнул:

– Например, ты. И очевидно, твои брат и сестра тоже. У каждого из вас есть сила характера, независимость, предпринимательская жилка. Вы все талантливы и не лишены амбиций, но не умеете играть в команде. Во всяком случае, в сфере бизнеса.

– А ты считаешь, что ты другой? Да брось, Гейб. Скажи честно: если бы ты был вице-президентом, а не собственником, президентом и генеральным директором «Мэдисон коммершл», ты бы по-прежнему находился в штате компании?

Последовала непродолжительная пауза.

– Нет, – сказал Гейб. Просто и ясно.

– Ты говоришь, что не все созданы для работы в больших коллективах. – Лилиан быстро двигала карандашом по бумаге, заштриховывая тени. – Но ведь и не все рождены, чтобы такими компаниями управлять. А вот ты для этого создан, не так ли?

Гейб оторвал взгляд от картины и посмотрел на Лилиан.

– Создан для того, чтобы управлять? Это что-то новенькое, скорее многие сказали бы, что я обречен на полное саморазрушение годам эдак к тридцати.

– У тебя природный талант лидера и дар организатора. – Лилиан слегка приподняла плечо, сосредоточенно работая над изображением его скулы. Затем принялась штриховать тени у него под глазами. – Ты тоже своего рода художник. Ты можешь заставить людей увидеть ту цель, которую пока еще видишь только ты один, заставить их желать достижения этой цели вместе с тобой. Неудивительно, что ты смог добиться финансовых инвестиций, необходимых для того, чтобы дать старт «Мэдисон коммершл». Думаю, ты просто вошел в кабинет какого-то финансиста и нарисовал ему сияющую картину будущего, дабы он смог воочию представить, сколько денег заработает, если тебя поддержит.