Эклипс-бей (№2) - Свидание по контракту

Гейб не шевелился.

– Уговорить ее инвестировать в мой проект было совсем не сложно.

Лилиан вскинула голову. Слова Гейба пробудили в ней любопытство.

– Уговорить ее? – осторожно переспросила она, пристально глядя на Гейба.

– Твоя двоюродная бабушка Изабель и есть тот самый финансист, кто ссудил меня начальным капиталом.

Лилиан чуть не выронила альбом.

– Изабель дала тебе денег?

– Да.

– Она никому из нас и словом об этом не обмолвилась.

Гейб пожал плечами:

– Значит, не хотела говорить.

Лилиан осмысливала услышанное.

– Поразительно, – сказала она наконец. – Все знали, что она мечтала положить конец междоусобной войне между Хартами и Мэдисонами. Ханна считает, что именно по этой причине она в своем завещании поделила «Дримскейп» между ней, Ханной, и твоим братом Рейфом. Но зачем она стала бы давать деньги тебе? Как этот ее поступок мог бы способствовать примирению Мэдисонов и Хартов?

– Я думаю, она считала, что Мэдисоны больше пострадали от банкротства «Харт – Мэдисон», и хотела уравнять ставки, поддержав Рейфа и меня.

– Но когда компания «Харт – Мэдисон» потерпела крах, все остались банкротами. И Харты, и Мэдисоны. Все были на нуле – куда уж ровнее!

– Ваша семья оправилась гораздо быстрее, чем наша. – Гейб пристально смотрел на картину, стоявшую перед ним. – И мы оба знаем почему. Думаю, и Изабель тоже это знает.

Лилиан покраснела. Кто стал бы отрицать, что крепкие и прочные семейные узы, столь же крепкие традиции и моральные устои Хартов, всегда считавших работу главной добродетелью человека, понимание важности получения образования – все это обеспечивало куда более прочные основы для роста, чем тот шаткий фундамент, на котором стояли Мэдисоны.

– Понятно, – сказала Лилиан. – Значит, Изабель решила по-своему, не распространяясь об этом, уравнять наши шансы с помощью своих денег.

– Я считаю так.

– А что было трудным?

– О чем ты?

– Ты сказал, что договориться с Изабель об инвестициях в «Мэдисон коммершл» было несложно. А что же было трудным?

Гейб задумчиво опустил уголки губ.

– Так составить договор, чтобы Изабель получила свои деньги обратно, да еще с процентами и дивидендами. Она была против такого договора. Она хотела дать мне деньги просто в дар.

– Но ты не мог принять такой подарок.

– Не мог.

Вот она, гордость Мэдисонов, подумала Лилиан, но вслух этого не сказала. Она продолжала работать над рисунком. Гейб перешел к другой картине.

– Знаешь, я ошибалась насчет тебя. – Лилиан растерла штриховку подушечкой пальца.

– Ошибалась?

– Наблюдая за тобой сегодня на банкете, я вдруг поняла, что составила о тебе совершенно неверное мнение.

– Трудно представить, чтобы Харт ошиблась в Мэдисоне. Вы так хорошо нас знаете.

– Да, мы вас хорошо знаем. Именно поэтому мне непростительно было ошибиться. И все же я ошиблась.

– В чем же?

Лилиан подняла глаза и встретилась с Гейбом взглядом.

– Ты не страдаешь от нервного истощения.

Гейб молчал, пристально глядя на нее.

– Почему ты мне не возразил? – Она вернулась к своему рисунку, добавляя ему еще больше глубины, больше контрастов. – Решил, что будет лучше оставить меня в неведении? Пусть, дескать, считает, будто я мучаюсь депрессией. Может, пожалеет тогда. Ты хотел, чтобы я тебя жалела?

– Нет. – Гейб шел к ней по проходу, образованному двумя рядами холстов на подрамниках. – Нет, я совсем не хотел, чтобы ты испытывала ко мне жалость.

– А чего ты хотел? – Карандаш ее порхал по бумаге, словно живой. Лилиан работала с лихорадочной сосредоточенностью, стараясь успеть ухватить образ и перенести его на бумагу во всем великолепии игры света и тени.

Гейб подошел и остановился напротив Лилиан.

– Я хотел, чтобы ты увидела во мне живого человека. Со своими слабостями. Человека, а не стальной агрегат. Вот я и подумал, что, если бы ты увидела во мне замордованного бесконечной работой несчастного невротика, тебе было бы проще понять, что я человек.

Лилиан какое-то время пристально смотрела на эскиз, затем медленно опустила карандаш.

– Я всегда знала, что ты человек.

– Ты уверена? У меня сложилось несколько иное впечатление. Должно быть, это связано с твоим замечанием, будто бы я хотел встречаться с роботами.

Гейб протянул руку к альбому. Лилиан позволила взять альбом у нее из рук, пытаясь по выражению лица Гейба угадать, что он думает по поводу рисунка.

Она изобразила Гейба таким, каким увидела его несколько минут назад, – стоящим напротив одного из холстов, засунув руки в карманы брюк, с расстегнутой верхней пуговицей рубашки, с закатанными рукавами, с галстуком, свободно висящим на шее. Он стоял в тени, несколько отвернувшись от зрителя, и сосредоточенно смотрел на картину, видеть которую мог только он один. Но, что бы он там ни видел, тени, сгустившиеся вокруг него, выдавали его напряжение.

Лилиан внимательно смотрела на лицо Гейба. По тому, как напряглись его скулы, образовав продольные складки в уголках губ, Лилиан догадалась – Гейб понял, что означали эти тени на рисунке.

Лилиан показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Гейб вернул ей рисунок.

– Ну что ж, – сказал он. – Похоже, ты действительно видишь во мне человека.

– И ты понял это по моему рисунку?

Гейб пожал плечами:

– Трудно не понять, что ты хотела им сказать.

– Многие, глядя на этот эскиз, увидели бы лишь мужчину, стоящего перед холстом. Но ты увидел все. – Лилиан обвела рукой холсты, расставленные вдоль стен студии. – Ты знаешь, что я вкладываю в свои картины. Ты делаешь вид, что презираешь искусство, но в действительности ты откликаешься на него.

– Большую часть из первых десяти лет жизни я провел в художественной мастерской. Когда тебя в самые благодатные, самые восприимчивые годы окружает все это, хоть что-то да ухватишь.

– Да, конечно. Ведь твой отец был скульптором, а мать – его моделью. – Лилиан положила рисунок на рабочий стол. Ей было неловко и стыдно за себя. – Прости, Гейб. Я знаю, что ты рано потерял родителей. Я не хотела поднимать столь болезненную тему.

– Не переживай. В конце концов, это факт, а не плод твоего воображения. Кроме того, я, кажется, ясно сказал, что не хочу, чтобы ты меня жалела. Жалость повредила бы динамике ведения войны между Хартами и Мэдисонами.

– Верно. Не хотелось бы нарушать динамику. – Лилиан помолчала. – Гейб!

– Да?

– Когда ты указал в анкете, что тебе не нравятся женщины богемного типа, ты говорил правду?

– По-моему, мы уже установили, что я нагло врал, отвечая на большинство вопросов анкеты.

– Я думаю, что здесь ты не солгал. Для тебя было принципиально важным не знакомиться с женщинами так называемого богемного типа в расчете на создание семьи, верно? Это ведь из-за твоих родителей? Все знают, что они не дали вам с Рейфом того, что можно назвать стабильной семьей.

Какое-то время Гейб молчал.

– Многие годы я считал, что все плохое в моем детстве происходило именно потому, что мои родители принадлежали к миру искусства, – сказал он наконец. – Возможно, для детского сознания проще было все объяснить неуправляемостью темпераментной и страстной артистической натуры. Во всяком случае, проще, чем воспользоваться другим объяснением.

– Каким?

– Что у всех у нас, Мэдисонов, есть серьезный врожденный порок: в определенных ситуациях мы не можем себя контролировать.

– Но разве ты не доказал своим примером ошибочность такой теории? Я не встречала человека, лучше умеющего собой владеть.

Гейб посмотрел на нее:

– Ты тоже не очень-то вписываешься в образ темпераментной, эгоцентричной художницы, для которой в жизни не существует ничего, кроме искусства.

– Таким образом, мы пришли к выводу, что оба не вписываемся в те представления, которые должны были бы иметь друг о друге.

– Зачем ты привела меня в свою студию, Лилиан? Я же знаю, что вовсе не за тем, чтобы забрать что-то отсюда.

Лилиан обвела взглядом запачканную красками мастерскую.

– Возможно, чтобы понять, как ты в действительности относишься к людям богемного типа.

Гейб поднял руку и обвел кончиком пальца контур декольте ее черного платья.

– Давай посмотрим, что у нас получилось. Мы выяснили, что ты не считаешь меня роботом.

От его прикосновения у Лилиан перехватило дыхание.

– А ты не считаешь меня типичной представительницей богемы.

– И что же получается?

– Я не знаю, – прошептала Лилиан.

Гейб опустил голову, губы его замерли в дюйме от ее губ.

– По-моему, стоит это выяснить, как ты считаешь?

– Но секс, вероятно, не лучший способ исследования этого вопроса.

Гейб поцеловал ее долгим томительным поцелуем. Когда он поднял голову, в глазах его Лилиан увидела желание. Она почувствовала жар в крови.

– Ты можешь предложить другой способ исследовать этот вопрос? – спросил он.

Лилиан сглотнула слюну.

– Нет. Сейчас – нет.

Гейб положил ладонь ей на колено, как раз под подолом ее маленького черного платья. Улыбнувшись, приподнял юбку чуть выше. Лилиан ухватилась за концы его шелкового галстука и притянула к себе.

Гейб принял приглашение со стремительностью акулы, хватающей добычу. Он не оставил Лилиан времени на то, чтобы обдумать возможность возвращения в более мелкие и безопасные воды.

За краткий миг между двумя ударами сердца он оказался между ее коленей, бедрами раздвинув ее ноги, открыв ее для себя. Теперь уже ее черное платье было задрано до бедер, и лишь узкая черная полоска кружев стояла на пути его ладони. Преграда прискорбно неадекватная. Лилиан почувствовала, как увлажнился шелк под его прикосновением.

Она изо всех сил вцепилась в концы его галстука и отключилась…

Много позже Гейб очнулся, довольный и удовлетворенный. По крайней мере в этот момент он ощущал себя таковым. Он присел на край стола, на котором среди разбросанных листов бумаги для рисования, кистей и тюбиков с краской лежала Лилиан. Волосы, собранные в аккуратный пучок на банкете, рассыпались по плечам. Маленькое черное платье, смотревшееся так элегантно и стильно на празднике, теперь было смято и выглядело весьма своеобразно и никак не отвечало представлениям о хорошем вкусе. Но на ней, как подумалось Гейбу, оно сейчас выглядело потрясающе.

Галстук его теперь уже висел у нее на шее, а не у него, Гейб усмехнулся, припомнив, как он там оказался посреди любовной игры.

Лилиан шевельнулась.

– На что это ты уставился?

– На произведение искусства.

– Хм… – Лилиан одобрительно кивнула. – Произведение искусства. Быстро ты, Мэдисон.

– Быстро для мужчины, который все еще не вполне оправился от сногсшибательного приключения?

– Надо же! Так то были твои ноги? – Улыбка Лилиан была как у кошки, съевшей канарейку. – А я и не поняла.

Гейб усмехнулся:

– Кажется, я предельно ясно выразил себя, это ты можешь признать?

– Признаю. Ты славный малый, Гейб. Но ты и сам об этом знаешь. Тебе хорошо?

– Сейчас мне не просто хорошо, мне гораздо больше, чем хорошо. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее в обнаженное бедро. – Мне классно. А тебе?

– Думаю, я останусь в живых. – Лилиан приподнялась на локтях и осмотрела себя. – Но платье вконец испорчено.

– Уверен, что там, откуда оно было взято, их больше чем достаточно.

– Вероятно. В магазинах полно маленьких черных платьев. – Лилиан заметила висящий у себя на шее галстук и нахмурилась: – Как он здесь оказался?

Гейб поднялся со стола и потянулся.

– На некоторые вопросы лучше не отвечать.

Застегивая молнию и ремень, он изучающе смотрел на холст, стоявший у стены как раз напротив него. То было еще одно из уникальных творений Лилиан: захватывающая игра света и тени. Гейбу показалось, будто этот холст затягивает его в себя, пытаясь утащить в иной мир. Те же ощущения рождали и некоторые другие ее картины. Ему приходилось делать над собой усилие, чтобы отвести глаза от холста.

Гейб повернулся к Лилиан и увидел, что чувственный веселый огонек в ее глазах потух. Она смотрела на него так же, как он смотрел на картину – словно боялась, что ее затянет в омут, унесет в параллельный мир.

– Значит ли это, что мы с тобой стали любовниками? – спросила она.

С некоторой долей любопытства. Вежливо. Очень сдержанно. Спросила просто так, на всякий случай.

Ее нарочитая непринужденность сразу же лишила Гейба большей части того удовлетворения, которое он испытывал только что. Что бы между ними ни происходило, до стабильности было весьма далеко.

– Да, – сказал он. – Пожалуй, нам лучше назвать это любовной связью. Не думаю, что у нас есть реальный выбор.

Лилиан медленно приподнялась и села, свесив ноги со стола.

– Почему?

У нее узкие изящные лодыжки и красивый подъем, отметил про себя Гейб. А ведь он никогда не считал себя мужчиной, которого возбуждают женские стопы.

Гейб снова подошел к столу, взял Лилиан за талию, приподнял и поставил на пол. Отпускать ее он не стал.

– Было бы неудобно признаться себе, будто у нас роман на пару ночей, верно?

– Пришлось бы сознаться в собственной поверхностности.

– Для нас это неприемлемо, – сказал Гейб без тени сомнения. – Так что поедем к тебе. Нам надо немного поспать. Завтра утром предстоит долгий путь назад, в Эклипс-Бей.

Глава 12

Обманчиво яркое солнце заливало Эклипс-Бей радостным светом, но тепла давало очень мало. Белые барашки волн искрились под солнцем. Свежий ветер предвещал очередной шторм. Гейб и Лилиан проезжали по крохотному деловому центру городка, направляясь к летнему коттеджу Хартов. Лилиан обратила внимание на то, что несколько мужчин, стоявших возле грузовика на единственной в городке заправочной станции, были одеты в теплые толстовки либо в утепленные куртки-ветровки.

Сэнди Хиксон, владелец автозаправки, заметив машину Гейба, помахал ему в знак приветствия. Компаньоны Хиксона повернули головы в сторону машины Гейба. Даже отсюда, с пассажирского кресла, Лилиан заметила нескрываемый интерес в глазах мужчин.

Харт и Мэдисон не могли проехать в одной машине по городу, чтобы не привлечь к себе любопытные взгляды.

– Маленький город, – сказал Гейб таким тоном, словно его нисколько не потревожил проявленный к ним с Лилиан интерес.

– Очень маленький.

– Не сказать, чтобы тут было слишком уж весело зимой. Мы даже вроде как обязаны своим присутствием привнести в жизнь города немного приятного возбуждения.

– С каких это пор Мэдисонов беспокоят обязательства перед общественностью?

– С тех пор, как мы стали теснее общаться с вами, Хартами. Вы оказываете на нас благотворное влияние.

Войдя несколькими минутами позже в семейный летний дом Хартов, Лилиан заметила мигающий красный огонек на телефонном аппарате.

Гейб тоже его заметил.

– Готов поспорить, что Митчелл нас выследил.

– Возможно. А может, это звонила моя мама. Замечательно. – Лилиан поставила на пол картонную коробку с принадлежностями для рисования, которую принесла из машины. – Я потом этим займусь.

– Ты, кажется, говорила, что твои родители в Сан-Диего.

– Это так. Но тебе не хуже меня известно, как быстро разносятся слухи между Хартами и Мэдисонами, особенно с тех пор, как поженились Рейф и Ханна.

– Ну что ж, мы оба знали, что нам не удастся сохранить наши отношения в тайне. К тому же мы уже давно не дети.

Слишком уж философский у него тон, подумала Лилиан. Даже веселый какой-то. Словно предстоящее объяснение с родственниками не представлялось Гейбу чем-то заслуживающим внимания. Все равно что прогулка в парке.

– Да, конечно, – сказала Лилиан. – Мы давно взрослые люди.

Гейб поставил на пол ее чемодан и, приподняв брови, с подчеркнутой вежливостью спросил:

– Нужна поддержка?

– От Мэдисона? Это все равно, что подливать масла в огонь.

– У нас, Мэдисонов, это хорошо получается.

– Обещаю вспомнить об этом, когда мне вздумается развести огонь пожарче вместо того, чтобы потушить пожар.

– Этот пожар потушить будет непросто, – тихо сказал Гейб.

Лилиан не знала, как следует его понимать. Предупреждал ли он ее, или то была его очередная шутка? Немного поразмыслив, она решила принять последнюю версию.

– Я взрослый человек, – сказала она. – И сама принимаю решения. Мои родители об этом знают.

– Угу. – Она, похоже, его не убедила, но возражать он не стал, повернулся и направился к двери. – Ладно, если тебе не нужна моя помощь в разговоре с родителями, то я, пожалуй, пойду. Увидимся за ужином.

Он сказал это с потрясающей непринужденностью. Так, словно ни на миг не сомневался в том, что она ему не откажет. При этом явно подразумевалось, что после ужина они не разойдутся по своим домам. Гейб вошел в ее жизнь, в ее обычный распорядок дня и очень удобно там устроился.

Ну и что? Они оба согласились, что у них любовная связь, так к чему запоздалые приступы малодушия?

Но ответ на этот вопрос пришел сразу, со следующим ударом сердца: сколько бы Лилиан ни убеждала себя и других в том, что выросла, в ней крепко укоренилось сознание того, что заводить роман с Мэдисоном – дело опасное.

– Почему бы нам не сходить куда-нибудь вечером? – предложила она, повинуясь внезапному побуждению.

Ужин в ресторане все-таки больше похож на свидание. С этим она справится. Свидания более предсказуемы, они более обставлены условностями. Не придется опасаться острого и пронзительного ощущения близости, которое неизбежно родится в процессе совместного приготовления пищи и последующего ужина за кухонным столом. Свидание позволит ей держать дистанцию. Ну и что, если после свидания они поедут к нему и займутся любовью с необузданной страстью? Многие так и поступают после свидания. По крайней мере она о таком слышала.

– Отлично.

Отчего-то Лилиан показалось, что Гейб догадался о ее тайных мыслях. Но спорить он не стал, а просто вышел на террасу.

– Я за тобой заеду. В полседьмого подойдет?

– Я могу встретиться с тобой возле твоего дома. – Лилиан подошла к двери. – Идти совсем недалеко.

– Нет. Будет темно. Я не хочу, чтобы ты разгуливала одна после наступления темноты.

– Волноваться не о чем. Здесь, знаешь ли, не Чикаго времен «сухого закона». А сейчас, в мертвый сезон, и вообще тишь да благодать.

– Эклипс-Бей уже не тот город, каким он был во времена нашего с тобой детства. Теперь неприятности тут случаются не по вине одних лишь туристов. Колледж Чемберлена разросся, да и институт тоже. Так что я бы предпочел, чтобы ты не гуляла одна после заката.

Лилиан прислонилась плечом к косяку и сложила руки на груди.

– Ты всегда такой нудный? – спросила она с легкой насмешкой, скрывающей приятное удивление.

– Просто я осторожен.

– И может, совсем чуть-чуть склонен верховодить.

– Конечно, но разве я один такой? – Он прикоснулся губами к ее губам. – Пойди мне навстречу, ладно?

– Хорошо. Но только в этот раз.

Гейб удовлетворенно кивнул и быстро сошел по ступеням.

– Увидимся позже. Удачи в творчестве.

– А чем ты собираешься сегодня заниматься?

Гейб остановился и взглянул на нее через плечо.

– Я собираюсь залезть в Интернет, чтобы хорошенько покопаться в подноготной одного потенциального клиента «Мэдисон коммершл». А почему ты спросила?

Лилиан скорчила рожицу.

– Желаю приятно провести время.

– Мне кажется, я уже объяснял тебе, что моя деятельность в компании называется работой, а не приятным времяпрепровождением. – И Гейб одарил ее коронной улыбкой Мэдисонов – лениво-сексуальной. – Удовольствие приходит потом, после работы. Я тебе это докажу.

Гейб спустился к машине, открыл дверцу и сел за руль.

Наверное, она допустила ошибку, предположив, будто он стал жертвой переутомления потому, что работа в «Мэдисон коммершл» перестала приносить ему удовольствие. В определенном смысле, подумала Лилиан, Гейб прав. Но называть его взаимоотношения с «Мэдисон коммершл» просто работой было бы тоже не вполне правильно. Истина состояла в том, что компания «Мэдисон коммершл» была его страстью.

А страсть – это не просто приятное времяпрепровождение. Страсть – дело серьезное.

Лилиан всегда интуитивно чувствовала это, когда речь шла о ее творчестве, а теперь начинала понимать и применительно к их с Гейбом взаимоотношениям. Дело серьезное.

Лилиан вернулась в дом, закрыла за собой дверь, подошла к телефону и включила прослушивание сообщений. Сообщений было два. Первое, как она и думала, было от матери.

Может, оно и лучше – побыстрее через это пройти. Лилиан мысленно подобралась и набрала номер телефона отеля в Сан-Диего.

«Мы давно взрослые люди».

Элайн Харт ответила после второго гудка. Как это принято у матерей, она не стала ходить вокруг да около, а сразу перешла к главному:

– Что, скажи на милость, происходит там у вас в Эклипс-Бей?

– Это длинная история.

– Вчера звонил твой дед. Они с твоим отцом очень долго говорили. И разговор тот никак нельзя назвать легким и приятным. Не помню, чтобы эти двое когда-нибудь так друг на друга наскакивали. Салливан сказал, что ты закрыла «Прайвит эрейнджмент». Окончательно. Это правда?

– Да.

– Но, дорогая, почему? – Голос Элайн взметнулся вверх с раздраженными интонациями, столь характерными для матерей на всем земном шаре. – У тебя так хорошо все получалось.

Элайн не произнесла сакраментального «наконец-то», но это слово, пусть и не озвученное, повисло в виде многоточия в конце фразы.

– Ты знаешь, почему я это сделала, мама.

После непродолжительной паузы Элайн вздохнула:

– Твоя живопись.

Протяжные интонации испарились как по волшебству, отметила про себя Лилиан. Умные матери всегда чувствуют, когда следует отказаться от тактики, которая не приводит к успеху.

– Я думала об этом достаточно долго, мама. Мне надо убедиться, что я смогу.

– Неужели для этого так уж необходимо закрывать «Прайвит эрейнджмент»? Ведь разобраться, сможешь ли зарабатывать искусством себе на жизнь, можно было бы и без отрыва от основной работы, тебе не кажется? Ты всегда рисовала в свободное время.

Лилиан плюхнулась на диван и задрала ноги на журнальный столик.

– Я чувствую, что пришло время поставить искусство на первое место. Я не могу больше разбрасываться. Факт остается фактом – после целого дня в офисе я устаю. У меня не остается сил для работы.

Для работы. Лилиан сама немного удивилась тому, что употребила это слово. Употребила в том же смысле, в котором его использовал Гейб, – для определения того важного, чем она занималась в жизни. Искусство для нее не было хобби. Не было и приятным времяпрепровождением. И развлечением тоже не было. Оно было ее страстью.

– А если с картинами у тебя пойдет не так уж хорошо? – спросила Элайн. – Ты тогда снова откроешь «Прайвит эрейнджмент»? У тебя ведь остались и программа, и список клиентов?

– Я не хочу сейчас об этом думать, мама. Мне надо сосредоточиться на главном.

– Ты говоришь так, как твой отец и дед. – Элайн после некоторых колебаний решила копнуть глубже. – Салливан рассказал твоему отцу еще кое-что. Он сказал, что вы с Гейбом Мэдисоном встречаетесь… на людях.

Лилиан рассмеялась, сама не ожидая того.

– Готова поспорить, что он выразился куда откровеннее.

Элайн прочистила горло.

– Кажется, он употребил слово «сожительствуют».

– Так я и знала. – Лилиан опустила ноги на пол и придвинулась к самому краю дивана. – Митчелл Мэдисон все-таки наябедничал деду. Разве не забавно, что он с этой новостью отправился прямиком к Салливану? Спрашивается, почему он это сделал?

Наступила еще одна непродолжительная пауза.

– Так это правда? – строго спросила Элайн.

– Боюсь, что правда. – Лилиан скорчилась, крепко сжав телефон в руке. – Но я предпочитаю выражение «встречаться на людях» слову «сожительствовать».

– У мужчин в возрасте Митчелла и Салливана иной взгляд на эти вопросы. И иной лексикон для их описания.

– Я уже догадалась.

– Извини, что вмешиваюсь, но как Гейб определяет ваши… э… отношения?

«Мы давно взрослые люди».

– Я его об этом не спрашивала, знаешь ли. Послушай, мама, я знаю, что ты делаешь это из лучших побуждений, но наш разговор переходит на слишком интимные темы. Я вполне способна сама разобраться со своей личной жизнью.

– Когда в Эклипс-Бей сходятся Харты и Мэдисоны, это перестает быть личным делом каждого из них, – возразила Элайн.

– Ладно, пусть так. Но все же хочу заметить, что я сама способна со всем разобраться.

– Ты уверена?

– Конечно. Я не школьница, мама. Я уже давно самостоятельный человек.

– Тебе ни к чему лишние проблемы, а они у тебя непременно появятся, если в твою жизнь войдет Мэдисон.

– Гейб не такой, как остальные Мэдисоны. Он получил высшее образование и выстроил весьма успешный бизнес. Когда я была девочкой, я, помнится, часто слышала, как дед называл Гейба исключением, которое лишь подтверждает то правило, что у всех Мэдисонов на роду написано плохо кончить.

– Да, дорогая, я знаю. – Наступила еще одна небольшая пауза. – Но, только между нами – лично меня из всех Мэдисонов Гейб настораживал больше всех.

Лилиан похолодела.

– В самом деле?

Элайн ответила не сразу. Лилиан живо представила, как мать задумчиво смотрит вдаль, вспоминая прошлое.

– Не одна я за него переживала, – сказала наконец Элайн. – Мы часто говорили о нем с Изабель. Будучи еще совсем ребенком, Гейб отличался чрезмерной сосредоточенностью, слишком хорошо для ребенка умел владеть собой. Он никогда не терял головы, никогда не имел неприятностей в школе. Всегда получал хорошие оценки. Все это не вполне нормально.

– Ты хочешь сказать: не вполне нормально для Мэдисонов?

– Нет, для любого маленького мальчика. Теперь я понимаю, что даже тогда им двигала идея создания бизнес-империи.

– Думаю, ты права, – сказала Лилиан. – Он должен был что-то себе доказать. Но ведь он осуществил задуманное.

– Люди, которые ставят перед собой задачи длиной в целую жизнь, не меняются, даже если для всех окружающих очевидно, что они удовлетворили свои амбиции на все сто. Насколько я знаю, они продолжают себя подгонять. Это их неотъемлемое свойство.

Мэдисоны и их страсти.

– Мама, послушай, я же не…

– Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь, но все-таки я твоя мать.

– Я знаю, – со вздохом сказала Лилиан. – Ты должна делать то, что положено делать матери.

– Мне кажется, тебе следует принять во внимание, что Гейб остался все тем же.

– О чем ты?

– Компания «Мэдисон коммершл» всегда была главным делом его жизни. Была и остается. Все это упорство, вся эта железная воля, с которой он добивался того, что имеет сегодня, с годами только окрепли.

– И что?

– А то, – выпалила Элайн, – что если он решил встречаться с тобой на людях, как ты это называешь, то у него на то есть причина.

Лилиан почувствовала, как у нее свело внутренности.

– Не хочешь же ты сказать, что от меня Гейбу нужен только секс?

– Нет, не хочу. – Элайн выдержала паузу. – Откровенно говоря, я думаю, что Гейб с его деньгами и положением может иметь столько секса, сколько он хочет, и без твоего участия.

Лилиан болезненно поморщилась. В глубине души она была согласна с матерью.

– Только, пожалуйста, не говори мне, что он получает некое извращенное удовлетворение оттого, что имеет интимные отношения с женщиной из стана Хартов. Он не настолько одержим жаждой мести и не настолько убог духовно, чтобы думать, будто, соблазнив меня, докажет свое превосходство над Хартами.

– Нет, он не настолько глуп.

Лилиан почувствовала, что ее отпустило.

– Гейб не стал бы унижать себя, засчитывая себе очки за то, что переспал с женщиной из семейства Хартов. Да о чем тут говорить, если его родной брат сейчас женат на моей сестре. Даже дед не мог бы поверить, что…

– Нет, – повторила Элайн ровным, но твердым голосом. – Я не думаю, что Гейб тебя соблазнил только за тем, чтобы заработать очки в этом смехотворном давнем соперничестве. Он хороший стратег и не станет хвататься за первую подвернувшуюся возможность.

Лилиан почти совсем расслабилась.

– Тогда что ты пытаешься мне сказать, мама?

– Я просто хочу, чтобы ты была с ним осторожнее, дорогая. Мы с твоим отцом в последнее время много говорили о будущем «Харт инвестментс». Очевидно, компанию придется продать, когда через пару лет Хэмптон уйдет в отставку. Никто из вас троих не хочет взять на себя управление компанией, да и отец не собирается никого из вас принуждать к этому.

– Я знаю. Он молодец, что никогда на нас не давил.

– Видит Бог, он знает, что это такое – когда на тебя давят. Он испытал это на себе, когда был в вашем возрасте. Потому никогда и не давил на вас, что бы по этому поводу ни думал Салливан.

– Что? – Лилиан замерла. – Не хочешь ли ты сказать, что отец принял на себя руководство компанией только потому, что дед на него надавил?

– После того как развалилась компания «Харт – Мэдисон», твой дед вложил все средства и все силы в то, чтобы поднять «Харт инвестментс». С самого начала было ясно, что наследником дела станет Хэмптон. Твой отец исполнил мечту своего отца, но мечта Салливана никогда не была его мечтой.