- Конечно, ничего, - успокоил ее Алексей. Он хорошо знал трогательную привычку москвичей сваливать беспорядок в квартире на форс-мажорные обстоятельства. Можно было подумать, что каждый день на Москву обрушивается то наводнение, то восточно-азиатское цунами. Один его знакомый еще в советские времена завел по-пижонски две раковины, в одной из которых постоянно высилась пизанская башня тарелок и чашек, а другая использовалась по прямому назначению. Когда Алексей только что познакомился с ним, то он вначале добродушно отшучивался: "Вот, не успел помыть, замотался с аспирантскими делами", потом дела, связанные с написанием диссертации, сменились более прозаическими и не столь возвышенными, вроде: "Всю Москву обегал в поисках лекарства для мамы", а впоследствии выдавалось и вовсе неудобоваримое: "Не успел с похмелки".
      Посмотрев на Катю, Алексей не удержался от того, чтобы не съехидничать:
      - И в какой ты была деревне: на греческом архипелаге или на юге Франции? Блестишь и сияешь. От поездок к теткам в Бобриково или Василисино так не выглядят.
      - Каюсь, Алексей, каюсь, - отозвалась Катя, - ездила в Стамбул развеяться от театральных убийств, думаю, дай-ка на два дня отвлекусь.
      - Театральные убийства, - присвистнул Ярин. - Это ты хорошо подметила, убийства действительно какие-то театральные: актер заколот ненастоящим кинжалом, поэтому хочется крикнуть: "Вставай, старина, ты чего лежишь, мы-то знаем, это все понарошку". Но актер не встает. Ты подходишь к нему и видишь, что бутафорский кинжал кем-то заменен на стальной, и то, что казалось липкой краской, разлитой на полу в целях большего правдоподобия, на самом деле - натуральная кровь. И вот до тебя начинает доходить вся изощренность этого преступления.
      - Бери, - Катя протянула ему кофе. - Но почему Юля, ведь она уже давно не работает в театре Гурдиной...
      - А ты знаешь, - перебил ее Алексей, - безработная актриса, оказывается, не испытывала нужды в деньгах, у нее была шикарная "ауди", в квартире обнаружилась приличная сумма денег в валюте, хотя сама квартира была достаточно скромной, она ее снимала. Юля приехала в Москву семь лет назад, окончила театральное училище, работала у Милькина, потом перешла к Гурдиной. И вот встает вопрос: а на что же жила Юля и где она брала деньги?
      - Может, богатый поклонник, сейчас это модно - иметь спонсора.
      - Все опрошенные в один голос говорят, что Юля никого не имела, то есть не то чтобы она была, ну... - Алексей запнулся, - холодной женщиной, просто очень честолюбивой и целеустремленной: кроме карьеры, ее ничего в данный момент не интересовало.
      - И тем не менее она уходит от Гурдиной, самого модного и популярного режиссера Москвы. Как совместить одно с другим?
      - Не знаю.
      - Алексей, а что с тем человеком, которого убили в театре, никаких позывных? Не с луны же он свалился в самом деле.
      - Не с луны, но это доказывает одно - человек он был одинокий. Ну, сама посуди, семейного давно хватились бы: жена, дети... и, наверное, он не москвич: провинциального покроя пиджак. И кто бы из москвичей появился в театре в такую жару в пиджаке? Никто, а он пришел, потому что приехал в нем.
      - Несчастный поклонник таланта Эллы Гурдиной. Приехал из провинции, пошел в театр, и его убили, просто бред. И как его только угораздило билеты купить, ведь их распродают за два-три дня, а то и за неделю.
      Алексей посмотрел на Катю, она на него, в голову им пришла одна и та же мысль - они вскочили и ринулись к выходу.
      - Подожди, - кричала Катя, - я хоть ключи возьму.
      Пожилая кассирша смотрела на них с явным подозрением. Мужчина, взмокший от жары, с нелепой папкой в руках, и девушка в коротком платье.
      - И о чем я должна с вами говорить? - Ее глаза перебегали с Алексея на Катю.
      - Вы не помните, как вы продавали билеты две недели назад? На спектакль "Сон Шекспира в летнюю ночь".
      - Прекрасно помню, все билеты были проданы за неделю, спектакль отличный, очень популярный и идет редко.
      - Ну а мог человек прийти и сразу купить билет?
      - Я же вам русским языком говорю, что билеты были распроданы заранее. Неужели непонятно?
      - Мы расследуем дело об убийстве, - осадил ее Алексей, - по личной просьбе Эллы Александровны, поэтому давайте без колкостей.
      - Хорошо. Еще вопросы у вас ко мне есть?
      - Послушайте, - осенило Катю, - а случаи возврата билетов бывают?
      - Крайне редко.
      - Ну а в этот день были?
      Кассирша задумалась.
      - Не помню, по-моему, да... или нет. Был, был, - облегченно махнула она рукой. - Кто-то вернул один билет. Не смог пойти. Приехал мальчик и передал билет.
      - Значит, вы его и продали? - Алексей заметно нервничал.
      - Ну да, конечно.
      - А вы не помните этого человека? - Алексей достал из кармана рубашки фотографию и протянул кассирше.
      Женщина наморщила лоб:
      - По-моему, это был он, уже спектакль начался... Да-да, он, повторила она более уверенно, - он подошел, а я собиралась уходить, у меня оставался один этот билет, вообще-то я сижу иногда больше для порядка, потому что часто билеты уже заранее проданы. Он вошел с большой сумкой.
      - Сумкой? - в один голос воскликнули Алексей и Катя.
      - Да, с сумкой, что-то вроде дорожной, и спросил, нет ли... я ему и сказала: ваше счастье - один билет остался. Он остановился, как бы раздумывая, а затем решительно направился ко мне и купил билет. Он еще спросил меня, когда спектакль кончится. А я удивилась, ведь известно, что спектакли идут не меньше двух часов, но, похоже, он им и не интересовался. Вот и все.
      Катя и Алексей замолчали, ошарашенные услышанным.
      - Что-нибудь не так? - насторожилась кассирша.
      - Да, не так, - выдавила Катя, - нет-нет, вы все сказали, вы помогли нам... - И Катя глазами показала Алексею на выход.
      Они проплутали между домами и, найдя какой-то обломок скамейки, плюхнулись на него.
      - Слушай, ну и идиоты мы все. - Катя с яростью вертела ключи на указательном пальце. - Никто и не догадался поговорить с кассиршей.
      - Все решили, что она вряд ли запомнит одно из лиц, которые мелькали перед ней в тот вечер, и никому не пришло в голову, что билеты были распроданы и человек мог попасть на спектакль, только если ему улыбнулся счастливый случай. И где теперь, интересно, эта сумка? Кто-то ведь успел ее взять.
      - Алексей, - выдохнула Катя, - он приехал не из-за спектакля, вспомни, как говорила кассирша: он спросил, "нет ли...", а она ему про билет. А он, наверное, хотел спросить, НЕТ ЛИ КОГО-ТО В ЭТОТ МОМЕНТ В ТЕАТРЕ. Поэтому он и раздумывал, брать ему билет или нет, он приехал ИЗ-ЗА КОГО-ТО и этот КТО-ТО МОГ БЫТЬ ТОЛЬКО АКТЕРОМ.
      - Точно, он и решил посмотреть на него как зритель - из партера.
      - Господи... - От возбуждения Катя сильно взмахнула рукой, и ключ, описав плавную дугу, приземлился где-то на ветвях сучковатого дерева, под которым они сидели. - Ой, вот растяпа.
      - Достанем. - Алексей уверенно ступил ногой на сук, который подозрительно затрещал под ним.
      - Не надо, - Катя схватила его за брючину, - подзовем какого-нибудь мальчишку, он и слазает.
      - Ты думаешь, современные мальчишки так уж охотно будут лазить за чужими ключами? - иронично спросил Алексей.
      - Ну, не знаю, попробовать-то можно.
      Как завороженные, они уставились на подъезд. Но оттуда выходили явно неподходящие кандидатуры для ловкого марш-броска по разлапистым веткам. Вначале выплыли две бабульки с карликовыми пуделями одного окраса, потом появилась молодая мамаша с чадом в коляске, затем небритый тип с мобильным телефоном возле уха. Катя рванула было к нему, но Алексей успел схватить ее за руку.
      - Ты что, ненормальная, - прошептал Алексей. - Он с тобой и разговаривать-то не станет.
      Катя что-то пробормотала в ответ. Алексей смог уловить только отдельные слова: "мужское благородство" и "помощь даме". Но потом, поняв нелепость собственных доводов, Катя замолчала и с еще большим воодушевлением уставилась на подъезд, ожидая бойкого Тома Сойера, который с радостью ринется на дерево по одному ее сигналу. Подобие фантазии Марка Твена появилось только через полчаса. Катя махнула ему рукой, но тот не сдвинулся с места, что-то сосредоточенно жуя.
      - Иди, - подтолкнул ее Алексей, - ты думаешь, он подойдет к тебе сам?
      - Мальчик, ты не мог бы помочь? - бойко начала Катя, но под строгим взглядом плотного крепыша ее решимость быстро таяла, как снежный ком весной. - Там, на дереве, ключи застряли, - уже упавшим голосом закончила она.
      Наступило молчание.
      - Ну что?
      - Тридцать рублей.
      - Да... ну...
      - Меньше не возьму, риск свалиться, да и высота... - пробасил крепыш.
      Катя едва удержалась от звонкого подзатыльника. "Ну что ты хочешь? подумала она. - Эпоха дикого капитализма в действии. За все надо платить, не умеешь лазить по деревьям - раскошеливайся".
      Глава 5
      Прежде чем проводить опрос актеров, Катя выписала на отдельном листочке их фамилии, а напротив каждой поставила вопросительные знаки, которые обвела легкомысленными цветочками. Почему-то у нее было хорошее настроение.
      Что надеть, Катя не знала. Наконец, перерыв весь гардероб, остановилась на бабушкиной темно-красной бархатной юбке и гипюровой кофте. На голову Катя нацепила соломенную шляпку, а через руку перекинула ридикюль. На улице немного похолодало, и можно было, не опасаясь косых взглядов, выйти в таком наряде. "Актеры отпадут", - непонятно почему, решила Катя.
      На улице на Катю оборачивались и шептались за ее спиной. Она расслышала только, что ее приняли за ирландку, потому что в эти дни в Москве проходили дни ирландской культуры. "Посмотри, наверное, она с костюмированного представления, оно только что закончилось, передавали по радио. Какая стать и внешность благородная", - услышала Катя позади себя женский голос. В ответ кто-то пискляво протянул: "Да ничего особенного, подумаешь, иностранка задрипанная". Катя хотела было возмутиться и обернуться с негодующим видом, потом передумала и лишь выше задрала голову. "Наших в любой толпе по хамству узнаешь, - рассуждала она сама с собой, лишь бы нагадить да человеку настроение испортить, будь то иностранец или свой несчастный соотечественник".
      Еще издали, подходя к театру "Саломея", Катя залюбовалась им. Как это она раньше не заметила, что вход оформлен в виде раковины, а фонарь, висящий над дверью, напоминает маленькую жемчужину.
      Увидев Катю, Лина Юрьевна испуганно отшатнулась:
      - Вы к кому?
      - Это я, Катя Муромцева из "Белого грифа", разве вы меня не узнали? Катя сняла шляпу и тряхнула волосами.
      - А,- Лина Юрьевна облегченно вздохнула, - я уж подумала...
      - Что? - поинтересовалась Катя.
      - Да тут одно время какая-то сумасшедшая повадилась бегать к нам, букеты дарила, на шею мужчинам бросалась, даже туфли воровала, говорила, что на память, но, по-моему, ей просто не в чем было ходить. Она тоже носила яркую бархатную юбку, причем в любую погоду, и соломенную шляпу.
      - М-м-м, понятно.
      - Эллы Александровны нет, будет только вечером.
      - Да нет, я не к ней, я хотела бы побеседовать с вашими актерами, у нас с Эллой Александровной была на этот счет договоренность, вы не возражаете?
      - Пожалуйста, - Лина Юрьевна прошла вперед. - Это гримерная Рудика, располагайтесь, сам он придет через час, вот ключ, если захотите выйти... закройте ключом дверь обязательно.
      - Хорошо.
      Оставшись одна, Катя с любопытством осмотрела малюсенькую комнатушку, где находились кресло, стул, две полки и старое, немного потрескавшееся по углам трюмо с выдвижными ящичками. Обои в клетушке были нежно-салатового цвета.
      На самом верху, почти под потолком, располагалось окно, больше напоминающее форточку. "Как же Рудик тут не изжарится, вентиляции никакой, окошко маленькое". Внезапно Катя подошла к двери и заперла ее изнутри. "Если спросят, зачем я это сделала, скажу, что захотелось вздремнуть, поэтому и закрылась, чтобы не мешали". Затем Катя быстро выдвинула ящички один за другим. В них лежали старая пудреница, бежевые тени, пустой флакон из-под духов, накладные усы, сломанный десертный нож, театральные программки и женский носовой платок со следами губной помады. Все.
      Катя аккуратно сложила вещи в том порядке, в каком они лежали, задвинула ящички и подошла к полкам. Они были почти пусты. Стопкой лежали несколько книг по психологии и руководство по составлению икебаны. Рядом валялась фарфоровая собачонка с отломанным ухом. Катя вспомнила, что ее вертела в руках Гурдина, когда Катя встретилась с ней в первый раз. "Но как она попала сюда? Может быть, Эллу Александровну связывают с Рудиком отношения и другого порядка - личностно-интимные?"
      Катя на цыпочках подошла к двери и открыла ее. Затем осторожно выглянула в коридор. Никого. Прошла несколько шагов по коридору, увидела какую-то дверь, толкнула ее - и растерялась. Все стены этой комнаты сверху донизу были увешаны удивительными масками. Казалось, на них застыли различные выражения: страха, ужаса, удивления, восторга. Большинство масок были мужскими, но в углу висело и несколько женских. Блондинка с распущенными волосами, гордая королева в короне, отталкивающего вида старуха... На какую-то долю секунды Кате стало страшно. Она повернулась и с силой рванула дверь на себя, но замок, видимо, случайно защелкнулся, дверь не поддавалась. "Что делать, господи, не кричать же!" - лихорадочно размышляла Катя. Неожиданно она заметила еще одну дверь. С опаской Катя повернула ее ручку и заглянула в чуть приоткрывшуюся щелку. Это была, должно быть, костюмерная. Платья, камзолы, костюмы висели в два ряда. Здесь же на длинных фиолетовых стержнях высились парики и слегка колыхались нежно-голубые ленты.
      Катя вошла туда. Костюмерная была не закрыта и выходила прямо в холл. Катя с облегчением вздохнула и одернула свою бархатную юбку. Она вся была осыпана какой-то бронзовой пудрой.
      В буфете на стенах висели карнавальные маски, бинокли, изящные лорнетки и засушенные цветы. Там никого не было. Катя присела на черный стул и задумалась. "Зачем столько ужасных масок, словно я попала в королевство кривых зеркал? И голубые ленты на париках, на полу, на окнах вместо занавесок?"
      - Вам чего? - Буфетчица появилась перед Катей внезапно.
      - А что у вас есть?
      - Все.
      - Ну, тогда жюльен и бутерброд с красной рыбой. Да еще чашку кофе и апельсиновый сок.
      - Подождите десять минут.
      Перекусив, Катя решила, зря не теряя времени, переговорить с заведующей костюмерной. Все равно до прихода Рудика оставалось еще порядочно времени. Худая женщина в темных очках сидела вместе с Линой Юрьевной в небольшой комнате и пила чай.
      - Присаживайтесь, - Лина Юрьевна махнула Кате рукой.
      - Спасибо, я только что поела в буфете. Вы не могли бы свести меня с костюмершей? Она сейчас в театре?
      - Да вот она, - кивнула Лина Юрьевна на свою соседку, - Антонина Николаевна.
      - Катя.
      - Оставляю вас.
      Когда дверь за Линой Юрьевной закрылась, Катя села напротив костюмерши.
      - Скажите, пожалуйста, кто имеет доступ к костюмерной?
      - Не поняла.
      - Ну, кто может туда свободно войти и взять любую вещь?
      Антонина Николаевна задумалась.
      - Вообще-то костюмерная закрывается на ключ, но, когда посторонних в театре нет, она бывает открытой.
      - То есть любой из актеров может зайти туда и что-нибудь взять?
      - Да. А что вы имеете в виду?
      - На шее убитого висел голубой шарфик из вашей костюмерной. Кто мог его взять? Только кто-то из актеров и работников театра?
      Антонина Николаевна сняла темные очки и положила их перед собой на стол. В ее серых глазах читался испуг.
      - Не совсем. Теоретически мог зайти и взять любой человек, хорошо знакомый с внутренним расположением комнат в "Саломее". Могло быть и так.
      - А мог кто-то из своих...
      Костюмерша кивнула.
      - Раньше какие-нибудь вещи пропадали из костюмерной?
      - Нет, - она запнулась, - если не считать того, что куда-то запропастился бархатный берет эпохи Возрождения.
      - Возрождения? - поразилась Катя.
      Антонина Николаевна рассмеялась:
      - Имеется в виду стилизованный под эпоху Возрождения. Ну, короче говоря, модель того времени.
      - Понятно. Да, - не удержалась Катя, - скажите, пожалуйста, а что означают странные маски, ленты в костюмерной? Я случайно заглянула туда и очень удивилась.
      - Это не костюмерная - это вы, наверное, попали в творческую лабораторию театра. Это совсем, совсем другое.
      - Пришел Рудик, - сообщила, заглянув в комнату, Лина Юрьевна.
      Рудик сидел перед Катей как Будда, настолько он старался придать себе отрешенный и одновременно просветленно-мудрый вид.
      - Я слушаю вас, - голос у него был высокий, ненатуральный.
      - Вы давно работаете у Эллы Александровны?
      - С самого начала.
      - А до этого?
      - В студенческом театре МГУ.
      - Какие роли играете у Гурдиной?
      - Какие дадут, мы не выбираем.
      - В тот вечер, кажется, играли "Сон Шекспира в летнюю ночь"?
      - Да.
      - Вы там были заняты в главной роли?
      - В этой пьесе нет второстепенных ролей, все роли, как это было задумано Эллой Александровной, главные. Вы читали "Сон в летнюю ночь"?
      - Давно.
      - То, что поставила Элла Александровна, не имеет ничего общего с классической пьесой Шекспира. Здесь собраны отрывки из других его пьес, в основном посвященные снам, видениям, здесь есть рассуждения об актерской игре, о смысле театра...
      - Интересно. А вы не заметили в тот вечер чего-нибудь необычного?
      - Нет, - лицо Рудика было непроницаемо, - абсолютно ничего.
      - Значит, вы закончили играть, а потом?
      - Потом, как всегда, дали занавес, мы стали выходить на поклоны, сначала все вместе, затем Анжела с Артуром. Когда они уже ушли со сцены, случилась небольшая техническая авария - долго не давали занавес, последней вышла Анжела, она-то и увидела этого человека.
      - А вы его не знаете? - Катя достала из сумки фотографию и передала ее Рудику.
      - Нет, я уже об этом говорил.
      - Кому? - Катя слегка подалась вперед.
      - Ребятам. Я подошел и сказал. Многих поклонников я уже знаю в лицо, но этот у нас, по-моему, раньше не бывал. Хотя я могу и ошибиться.
      - А что вы можете сказать о других актерах?
      - Ничего. Коллектив у нас хороший. Правда, мы друг с другом почти не контактируем, в основном только по работе, поэтому никаких сплетен и слухов я не знаю, да и не интересуюсь ими.
      - А кем вы хотели стать до того, как пришли на сцену?
      На лице Рудика отразилось едва уловимое смятение.
      - Не думал об этом.
      - А книги по психологии?
      - Они не мои - это как бы коллективная библиотека, иногда я заглядываю в них, актер должен быть хорошим психологом, знать, как психологически точно сыграть ту или иную сцену, это очень помогает при работе над текстом.
      - Понятно.
      Рудик сидел как бы рядом и в то же время очень далеко.
      - А что вы можете сказать о Юлии Мироновой?
      - Актриса была неплохая, хотя я бы не назвал ее талантливой, как некоторые критики. Может быть, излишне тянула одеяло на себя, в нашем театре это не принято, мы играем в ансамбле. Но в целом...
      - А как человек?
      - Мне лично она не нравилась. Жесткая и бескомпромиссная. Такая как скажет, так и сделает, не войдет ни в какие обстоятельства.
      Голос Рудика звенел, как стрекот кузнечика: звонко, без запинок, на одной ноте. Он мало напоминал актера, скорее мальчика-отличника. У Кати был когда-то такой знакомый, излишне педантичный, нудный и скучный. По-видимому, это был тип людей, для которых жизнь была аккуратно расчерчена, как шахматная доска, и движение можно было совершать только в пределах черно-белых клеток. Казалось, его нельзя было вывести из себя или увидеть возмущенным, взволнованным.
      - А кто является вашим постоянным партнером, все-таки с кем-нибудь вы дружите или более тесно общаетесь?
      - Я уже объяснил, - Рудик говорил без тени возражения, ровно, спокойно, как если бы он вдалбливал урок не понимающей ученице, - мы все контактируем в основном в пределах театра. Мы слишком разные люди и слишком устаем от общения друг с другом, чтобы еще заниматься совместным время-препровождением вне работы.
      Катя почувствовала себя оконфузившейся школьницей.
      - Да, конечно. Спасибо. Если возникнет необходимость, я обращусь к вам. - Сухо кивнув, Катя с горящими щеками вышла из комнаты. "Отхлестал как девчонку, ведь он мой ровесник, а такой менторский тон, такая поучительность!"
      Рудик с силой сжал фарфоровую собачонку, и она хрустнула в его руке. Осколок отломанного уха больно впился в ладонь. Показалась кровь. Он ненавидел таких самоуверенных твердых женщин, они вызывали в нем страх, смешанный с отвращением. "Что ей здесь надо? Неужели она не понимает, что они - актеры, всего лишь актеры, привыкшие играть до конца, до самого конца... жизни".
      Станислав Робертович Рубальский сидел почти загримированный. Не то король Лир, не то Просперо из "Бури". "Осколок другой эпохи", - вспомнила Катя слова Гурдиной.
      - Так о чем вы меня хотели спросить, милая девушка?
      - Расскажите о себе.
      Станислав Робертович поднял брови:
      - Неужели это вас серьезно интересует? Это просто смешно Я всегда считал, что лучшая биография актера - его роли. А обо всем другом можно будет прочесть в некрологе. Вот и все.
      - Во-первых, это не совсем так, - не согласилась Катя, - если бы действительно все руководствовались вашими словами, то поп-индустрия давным-давно бы вымерла. Посмотрите популярные журналы, там целые развороты отводятся историям о личной жизни звезд, похождениям их отпрысков, скандалам и так далее. А во-вторых, все-таки мною движет не праздное любопытство, а желание поскорее довести расследование до конца. Вы меня понимаете?
      - Да, да, - закивал Станислав Робертович, - и как я сразу не сообразил. Знаете, милая девушка, в старости иногда становишься таким бестолковым.
      Катя промолчала. Актер явно напрашивался на комплимент.
      - Родился я во Львове. Львов, как и Одесса, - это особое южное барокко, щедрое, солнечное, незабываемое. Я с младенческих лет словно пропитался солнцем. Помните, как у... не помню у кого: "Дорогу, дорогу гасконцам, мы - дети родной стороны, под жарким полуденным солнцем и с солнцем в крови рождены". Так и я родился как бы с солнцем в крови...
      Кате вдруг стало казаться, что она сидит перед экраном телевизора и очередной слащавый дяденька монотонно рассказывает бесконечные истории из "жизни замечательных людей". "Конечно, во всем действительно виновато солнце, - подумала Катя, - такая жара стоит который день, на кого хочешь подействует, не только на семидесятилетнего актера. Что же делать? Прервать неудобно, а так я себя обрекаю на многочасовое сидение, умирая от скуки".
      - ...После того как я закончил школу... первая роль как первая любовь...
      - Постойте, - не выдержала Катя, - но Элла Александровна сказала мне, что вы - не профессиональный актер.
      - Формально это так, но у меня большая практическая школа выступлений в самодеятельности, театральных кружках в Крыму. Там я и познакомился с Эллой Александровной.
      Дрема мигом слетела с Кати:
      - Элла Гурдина работала в Крыму?
      - Нет, нет, мы познакомились на театральном слете. Она была молодой и очень красивой, и тогда уже необыкновенно величественной, статной. Не случайно многие называют Эллу царицей. Вы знаете, была такая очень знаменитая актриса голливудская, Одри Хепберн? Может, вы смотрели "Римские каникулы" с ее участием? Так вот, с легкой руки Франка Синатры Одри называли принцессой, а Эллочку в Москве величают царицей. - И Станислав Робертович рассмеялся, очевидно, довольный своей остротой.
      Катя стиснула зубы. Она понимала, что еще немного и она треснет чем-нибудь по башке этого самодовольного и занудливого старикашку.
      - Ну и когда вы пошли в услужение... к "царице"? - съехидничала Катя.
      - Второй раз мы встретились с Эллочкой уже много лет спустя, я работал в массовке в одном из московских театров. Элла, как ни странно, вспомнила меня, Крым, Ялту, молодость. Поразительная память! Удивительная женщина, поверьте мне, второй такой нет! Так о чем я? Ах, да! Итак, мы встретились, разговорились, и она предложила мне попробовать себя на больших ролях, во всяком случае, не на второстепенных. Я подумал и согласился. По своему артистическому темпераменту я всегда тяготел к масштабным, эпическим характерам, и тут представилась такая возможность, я не мог ее упустить. А потом, мы с Эллой рождены с одним солнцем в крови. Вам, правда, этого не понять! - И Станислав Робертович большой кисточкой стряхнул остатки пудры с наклеенного носа.
      Катя молчала. Ей вдруг ужасно захотелось стереть весь грим с лица Рубальского и посмотреть на него настоящего. Но это было невозможно. Катя неоднократно читала и слышала рассуждения о том, что актерами рождаются, что талант актера рано или поздно даст о себе знать. Но теперь ей казалось, что это была не вся правда о сущности актера. Наверное, страсть к лицедейству все-таки приходит не сразу, постепенно, формируется в течение жизни. Возможно, в этом есть почти болезненная тяга уйти от себя, прикрыться чужими словами и страстями, выдав их за свои собственные.
      Станислав Робертович вдруг замкнулся, заду-мавшись о чем-то своем.
      - Простите, а вы не заметили чего-то особенного в тот вечер, когда был убит человек в партере?
      - А я вообще не играл в тот вечер, я находился дома. Я не занят в спектакле "Сон Шекспира в летнюю ночь".
      Перед тем как подняться со стула, Катя еще раз окинула взглядом гримерную Станислава Робертовича. Почти та же обстановка, что и в гримерной Рудика, только в углу висит пейзаж, и окно побольше и пониже, на уровне груди, а не под потолком. Катя на какую-то долю секунды встретилась глазами со старым актером и прочитала в них плохо скрытое торжество.
      Станислав Робертович поставил на место стакан с кисточкой для пудры. Раньше пудрились пуховкой. Белой, воздушной, почти невесомой, как маленькое облачко. Рубальский посмотрел на себя в зеркало. Нет, выглядит он неплохо. И отвечал на вопросы с большим достоинством. Кто сейчас работает детективами? Просто девчонка. Воображает о себе бог знает что! А ведь он так много повидал в жизни! Мог бы поделиться опытом, это было бы ей полезно.
      Булавка, которой был прикреплен воротник костюма, слегка царапнула шею. Хорошо, что он все-таки не сказал, где и когда познакомился с Гурдиной. Это было их маленьким секретом. Секретом, о котором никому не следует знать. Тогда бы пришлось раскрыть кое-что из его прошлого. А сейчас он хотел бы его забыть. Незачем ворошить старое.
      Рита читала книгу, когда Катя постучалась к ней.
      - Да? Вы - Катя? Меня Лина Юрьевна преду-предила. Проходите.
      Короткая стрижка придавала Рите сходство с Мирей Матье. Она была одета в длинное бежевое платье с разрезом сбоку. Сидела Рита в круглом уютном кресле, вытянув ноги. Стул, на который села Катя, находился напротив зеркала, поэтому она увидела себя как бы со стороны, в обрамлении искусственной гирлянды цветов и приколотых по бокам открыток.
      - Одну минуту, сейчас дочитаю, просто не могу оторваться. Можно?
      - Да, конечно.
      Через минуту Рита захлопнула книгу и положила ее на призеркальную тумбочку.
      - Любимая книга, "Трое в лодке, не считая собаки". Могу перечитывать бесчисленное количество раз. Когда плохое настроение, всегда беру в руки эту книгу, и становится легче. Как психотерапия.
      - Рита, а что вы скажете о Станиславе Робертовиче? Он вполне... - Катя замялась, не находя нужных слов.
      - Да, он абсолютно нормальный, просто иногда позирует и переигрывает. Он из породы фанатиков, для него любое событие в жизни - повод для игры или розыгрыша. А так он очень воспитан, интеллигентен. Мне, например, он симпатичен. Есть и молодые, которые гораздо хуже.
      "Интересно, о ком это она? - мелькнуло в голове у Кати. - О Рудике? Об Артуре?"
      - Рита, вот все, с кем я ни поговорю, в один голос убеждают меня, что вы, актеры, работаете в едином ансамбле. Неужели между вами нет никаких разногласий?
      - Практически нет, все разногласия на корню пресекаются Эллой Александровной. Она считает, что конфликты разрушают театральную труппу. Она вообще сторонница жесткого стиля в работе. Мне лично она представляется хирургом, блестяще делающим сложные операции.
      "Ну и эпитеты! - отметила про себя Катя. - "Диктатор", "царица", "хирург", "удивительная женщина". Так и хочется спросить: "Кто вы, Элла Александровна?"
      - Ну а лично вам легко работать в коллективе?
      - Легко, потому что я давно привыкла ни на что не обращать внимания. Все ненужное, не относящееся к работе, я сразу отсекаю как лишнее. Коллектив у нас сплоченный...
      - Вы были влюблены в Артура? - бог знает почему выпалила Катя. Эта фраза вылетела у нее нечаянно, потому что Катя уже не могла ничего слышать о дружном коллективе, воспитанных актерах и сильном режиссере. Ей страстно захотелось возмутить эту гладь, пусть даже и не совсем приличным способом.
      - Это что - злая шутка? Да я его ненавижу! - В глазах Риты зажегся злобный огонек, который вы-глядел тем страшнее, что еще минуту назад она была невозмутима, как египетский сфинкс.
      - Почему?
      Рита уже овладела собой.
      - Это мое личное дело.
      - Я провожу расследование, и поэтому все личное может пролить свет и на другое - не столь личное и интимное.
      - Это никак не относится к убийству.
      - Что вы делали в тот вечер, когда шел спектакль "Сон Шекспира в летнюю ночь"?
      - Играла, у меня была небольшая роль в самом начале.
      - А потом?
      - Потом я сидела в холле, зашла в буфет, была какое-то время в гримерной, читала.
      - Вы спускались в зрительный зал?
      - Зачем?
      - Ну, мало ли...
      - Нет... - Помолчав, Рита добавила: - А знаете, занавес в тот раз дали не вовремя.
      - Поздно или, наоборот, рано?
      - Раньше минут на пять. Актеры немного не доиграли, но этого никто не заметил. Да еще свет погас.