Смерть под занавес

      - Не могу жить без сигареты, просто наваждение какое-то. Знаю, что надо бросить, но не могу. Так на чем мы остановились? - Она взглянула на Катю, слегка прищурившись.
      - На Жене Сандуле.
      - Ах, да, Сандула. Затем идет наша молодая "поросль" - Артур и Рудик. Способные молодые актеры, правда, им пока не хватает практики, но это придет. А так они оба очень талантливы.
      - Простите, а они не ревнуют друг к другу?
      Гурдина расхохоталась:
      - Это ты наслышалась дешевых сентенций, что актеры должны непременно ревновать друг к другу, скандалить, если им долго не дают хороших ролей, капризничать, дуться, требовать к себе внимания. Дорогая, это все уже вчерашний день, сейчас с актерами никто не носится. Если будут капризничать, их просто выкинут из театра, и они пополнят картотеку безработных. Всем нужны послушные исполнители режиссерской воли, ну и, конечно, индивидуальности.
      - А как это может сочетаться одно с другим: послушные исполнители и индивидуальности? - не удержалась Катя.
      - Это уже их проблемы. Хочешь жить, умей вертеться. Да... все изменилось. Лет сорок-пятьдесят назад актер был царь и Бог, с ним считались, ублажали, носились, особенно с талантливыми. Сейчас таланта маловато, но хороших ремесленников много, так сказать, общий уровень подтянулся. Поэтому хороший режиссер может вытянуть спектакль за счет литературного материала, сценического оформления, музыкального сопровождения, хореографии и так далее.
      Гурдина неожиданно замолчала. Катя крепко сжала в руках миниатюрную чашку.
      - Да, мысли скачут, вернемся к нашим баранам. Теперь - дамы. Анжела и Рита, блондинка и брюнетка, я выбирала их по контрасту. Одна - белокурый ангел, другая -черноволосый живчик, бесенок. Обе хороши и преданы театру. У Анжелы, пожалуй, побольше таланта, но зато Рита умеет держать паузы, концентрировать на себе внимание, а это иногда трудно дается даже маститым профессионалам.
      - Блондинка и брюнетка, - повторила Катя, - а разве нельзя изменить внешность при помощи парика, грима?
      Элла Александровна бросила на нее внимательный взгляд:
      - Дело не в этом, дело в характере, заложенном природой. Часто внешность является отражением внутреннего мира. Когда мужчины влюбляются в блондинок, им бессознательно хочется чего-то нежного, кроткого. Неважно, что ангел оборачивается стервой: выбор сделан на уровне стереотипов. И наоборот, брюнетки сразу рисуются женщинами-вамп, этакими пожирательницами мужчин, нервными истеричками и психопатками. Эта иллюзия стара как мир, но мужчины часто попадаются на нее. Рита и Анжела удачно дополняют друг друга. И наконец, Лилия Георгиевна. Она пережила ужасное горе, у нее умерла дочь в возрасте пятнадцати лет. Зверски изнасиловали в парке, тело нашли только через два дня. Бывшая актриса Харьковского театра. Молчалива, но это понятно. Иногда не разговаривает ни с кем целыми днями. Но играет прекрасно. Муж - художник. Правда, они расстались.
      От сквозняка дверь комнаты медленно раскрылась.
      - Ну вот и все, - Гурдина резким движением потушила окурок в хрустальной пепельнице, сделанной в виде раковины. - Ты довольна моими объяснениями?
      - Пока да, - Катя замялась, - но вы ничего не рассказали о себе.
      Гурдина усмехнулась:
      - Ну а что рассказывать, все так просто и обыденно. Где родилась, не знаю, воспитывалась в детских домах. Когда вышла в жизнь, то начала скитаться по провинциальным городам, потянуло в театр, сама играла немного, потом стала режиссировать, десять лет руководила самодеятельным театром в Твери, перебралась в Москву, и так пошло-поехало.
      - Значит, родных у вас нет?
      - Ни единой души, замужем никогда не была, да, по правде говоря, и не тянуло. Рубашки стирать и обеды готовить - это не для меня.
      - И детей не было?
      Лицо Эллы Александровны внезапно застыло.
      - Нет.
      Катя почувствовала нечто странное, но не могла дать этому никакого объяснения. Если бы она была суеверной, то сказала бы, что кто-то невидимый присутствует рядом с ними.
      Часы, стоявшие в углу на высокой подставке, показывали около четырех дня. Такие часы Катя видела совсем недавно в одном из антикварных магазинов в центре Москвы. Сельская идиллия: кусочек луга, пастушка, которая прилегла на камень. К ее ногам ластится овечка. Пастушок поодаль играет на рожке. Пастушка чуть повернула голову. Ее портило какое-то жесткое выражение лица, раздвинутые в неестественной улыбке губы и круглые глаза-буравчики.
      Гурдина опустила веки.
      - Я ухожу. - Катя привстала со стула. - А почему у вас два трюмо?
      - Комната маленькая, а так зрительно увеличи-вается пространство, дизайнерский трюк. Захлопни посильнее дверь, - донеслось до Кати в коридоре.
      Оставшись одна, Гурдина осторожно сползла с дивана и подошла к зеркалу.
      Неожиданно ей вспомнилось... медленное оце-пенение. Она словно проваливается в какую-то бездну. Из этого состояния ее выводит мягкий голос: "А теперь встань и подойди к зеркалу, что ты там видишь? Посмотри... посмотри внимательно..."
      Глава 4
      С Алексеем Николаевичем Яриным Катя дого-ворилась встретиться в два часа дня в кафе "Роза Азора". Тот позвонил утром и сказал, что директор агентства дал ему поручение работать с ней в одной связке. Поэтому Алексей предложил срочно встретиться, чтобы обговорить все вопросы.
      В кафе было полно людей. Катя подперла щеку рукой и монотонным голосом принялась пересказывать то, что свалилось на нее в эти дни, а в заключение с отчаянием выпалила:
      - Ничего не понимаю, ровным счетом ничего! - Катя с досады стукнула ложечкой о вазочку с мороженым, отчего та обиженно звякнула. - Я не знаю, что делать, Алексей Николаевич.
      - Зови меня Алексеем и на "ты", к чему нам этот официоз.
      - Дело мое - труба, - упавшим голосом сказала Катя.
      - Так не бывает, обязательно должны быть какие-то зацепки, ниточки, которые в конце концов и выведут к желаемому результату.
      - Представь себе, пока никаких! - закричала Катя.
      С соседнего столика до нее донеслось сказанное громким шепотом: "Перебрала девочка". Она даже не сразу сообразила, что это относилось к ней.
      - Давай рассказывай снова, все по порядку, не торопись. Бывает так: то, что тебе кажется несу-щественным, на самом деле - главное, и наоборот.
      - Итак, я имею, - Катя начала загибать пальцы, - труп с театральным шарфиком на шее - раз. И даже кто убитый-неизвестно. Никакой информации в агентство не поступало.
      Алексей кивнул:
      - Да, это так. Убили длинной иглой, напоминающей шило. Подошли сзади и воткнули под лопатку. Мгновенная смерть. Человек ничего не успел сообразить. Отсюда непонятная гримаса, что-то вроде вымученной улыбки.
      - Талантливый режиссер, который на дух не переносит прессу, - два, продолжала Катя. - Труппа разномастных актеров - три. Как они играют в одном спектакле - уму непостижимо. Ничего общего между ними, судя по описанию Гурдиной, нет.
      - Ты с ними беседовала?
      - Еще нет.
      - Не откладывай. А что Гурдина рассказала о своих актерах?
      - Немногое. Рубальский - родом из потомственных польских дворян, непрофессионал, но играет исключительно выразительно. Сандула герой-любовник. Артуру с Рудиком не хватает практики, но у обоих несомненные способности, - передразнила Катя Гурдину, - Рита и Анжела тоже не без талантов. Анжелу, впрочем, она выделила особо. Ну а Лилия Георгиевна - актриса Харьковского театра. Пережила ужасное горе, изнасиловали ее пятнадцатилетнюю дочь в парке и убили. Поэтому она замкнута и неразговорчива. Все.
      - А тебе не кажется странным, что Гурдина ничего не сказала об их увлечениях, семейных радостях или трудностях? Ни-че-го.
      - И что это, по-твоему, значит?
      Алексей рассмеялся:
      - Типичный образец эгоцентрика, сильной творческой личности, которая одержима своим делом, а все, что выходит за его рамки, напрочь отбрасывается. Судя по всему, актеры для Гурдиной всего лишь подручный материал, из которого она лепит то, что ей заблагорассудится. Еще один вопрос: почему все-таки от Эллы Гурдиной, выдающегося, как говорят критики, режиссера, ушла Юлия Миронова? Действительно ли это женские склоки или нечто большее? Я скажу в агентстве, чтобы за ней установили наблюдение.
      - Ты знаешь... - Катя внезапно замолчала, вспомнив часы в комнате Гурдиной. Она хотела рассказать Алексею о том, что ее почему-то охватил неясный страх и тревога, но передумала. "Подумает, что я - неврастеничка с расшатанными нервами..." - Мне кажется, - задумчиво сказала она, - что я попала в театр марионеток. Меня с самого начала поразило ощущение чего-то нереального, искусственного: и этот японский сад, и водопад, и актеры, словно вырезанные из картона.
      - Поверь, самое трудное, - кивнул Алексей, - проникнуться психологическими нюансами обстановки, отношений между людьми, тем, что сейчас называют модным словом "аура". Как только ты войдешь в эту струю, тебе будет легче ориентироваться и искать "своего" врага. Ты как бы постепенно вживешься в шкуру убийцы, начнешь понимать его мотивы и даже мысли.
      До них донеслась вкрадчивая мелодия танго.
      - Представь, что твой противник - партнер по танго. Ты танцуешь с ним в темноте и не видишь его лица, оно покрыто мраком. Ты сливаешься с ним в одном ритме, чувствуешь дыхание, угадываешь шаги, повороты. И начинаешь медленно воссоздавать его облик. Ну, как в детской игре - ощупываешь и гадаешь, кто бы это мог быть. Так происходит узнавание, а потом - озарение. Мгновенное, как фотографическая вспышка.
      Наступило молчание.
      - Да, задача у нас, мягко говоря, трудная, - продолжил Алексей. - Мы связались с милицией, никаких данных об убитом пока нет. Сигналов о пропаже человека, похожего на убитого, тоже не поступало. Как только что-либо станет известно о нем, мы сразу узнаем. А пока... остается ждать. Жаль, что у него не было с собой ни сумки, ни документов - словом, ничего, что могло хоть как-то указать на его личность. Как будто кто-то специально взял и все разом спрятал, чтобы никто не спохватился об убитом до поры до времени.
      - Получается, что кому-то выгодно, чтобы этого человека не опознали?
      - Во всяком случае убийце выгодна любая проволочка. Не установив личность убитого, мы не можем и строить гипотезы о том, кто является убийцей. То есть мы можем выдвигать предположения, но наше поле действия существенно сужено. Мы маневрируем на очень узком пятачке с минимальным набором фактов. Подытожим, что мы имеем на сегодня. Труп неизвестного мужчины сорока с лишним лет в сером костюме и светло-голубой рубашке. На шее - шарф из театрального реквизита. Что убийца хотел сказать этим? Может, он питал давнюю неприязнь к Элле Гурдиной и хотел таким образом ее напугать, шокировать? Ведь как-то достал он этот шарфик. Значит, или убийца имел доступ к костюмерной, или он украдкой забрался туда и стащил шарфик, пока никого не было. Забрался до начала спектакля или в другой день? На все эти вопросы хотелось бы скорее получить ответы. Это, возможно, приведет нас к разгадке или хотя бы к первым результатам расследования. Надо опросить заведующую костюмерной: пропадали у них раньше вещи или нет и есть ли возможность проникнуть туда постороннему лицу? Это одно направление. Другое - связано с самим театром. Надо первым делом найти тех, кто знал Михаила Касьянникова, узнать точно, отчего он погиб и как. А то, что ты говоришь о чувстве нереальности, которое тебя охватило в "Саломее", - это надо тщательно проанализировать. Может, за этим тоже что-то стоит?
      - Мне кажется, стоит...
      - И что?
      - Страх. Когда я смотрела спектакль о Дориане Грее... Это не объяснить. Я уже говорила об этом с театральным критиком Максимом Переверзенцевым, что я, словно чудом, перенеслась на сцену, чувствовала аромат цветов, ветерок, скользивший по кудрям Дориана. Что это было? Я не могу объяснить.
      - Пока и не надо. Всему свое время. Ладно, Катюша, звони. Вот мой телефон. - Алексей поднялся со стула и положил визитку на стол. - Ты сейчас куда?
      Катя неопределенно пожала плечами:
      - Посмотрю.
      - Ну, давай.
      Катя проводила глазами Алексея и задумчиво уставилась в пустой бокал, стоявший перед ней. В памяти неожиданно мелькнули пастушок и пастушка с холодными глазами.
      "Господи, где я видела такие часы, как у Гурдиной, в каком магазине? Кажется, на Никитской... Надо обязательно пойти и посмотреть на них, наверное, редкая работа".
      Указатель "антиквариат", прикрепленный к длинному металлическому стержню, блестел издалека. В антикварной лавочке, носившей название "Старинный менуэт", пахло кофе и пачулями. Узкая винтовая лестница вела на второй этаж. "Старинный менуэт" занимал четыре небольшие комнаты, плавно перетекающие одна в другую. Комнаты шли по кругу, и поэтому Кате, когда она быстро проходила по ним, казалось, что она вальсирует среди тонкого фарфора и темно-коричневых комодов.
      Перед самым входом Катя посторонилась - выносили массивный буфет. Покупатель - сорокалетний мужчина со стрижкой "бобрик" что-то оживленно говорил светловолосой полной женщине, которая улыбалась и тихо вставляла отдельные реплики. Увидев Катю, они замолчали. Затем покупатель продолжал:
      - Она говорит, что хочет только чип... - Он запнулся, достал из кармана джинсов смятую бумажку и прочитал по слогам: - "Чип-пен-дейл". Вот, представляете, зачем это ей?
      - У вашей жены хороший вкус, - сказала его собеседница, продолжая улыбаться.
      Они не обращали на Катю никакого внимания. Судя по всему, посетитель был частым гостем в антикварной лавочке. Женщина беседовала с ним как с хорошим знакомым.
      - Спасибо вам, Генриетта Алексеевна, огромное спасибо.
      Мужчина благодарно стиснул ей руку, но на лице женщины ничего не отразилось. Когда за посетителем закрылась дверь, женщина повернулась к Кате:
      - Что вы желаете приобрести?
      - У вас тут на прошлой неделе часы стояли в пейзанском стиле: пастушка и пастушок.
      - Они уже куплены.
      - Гурдиной? - встрепенулась Катя.
      - Вообще-то мы не разглашаем имена своих клиентов, но это действительно была она. Она хотела купить что-то в прованском стиле, и эти часы напомнили ей детство. Вы ее знаете?
      - Да, и эти часы я видела в ее доме.
      Генриетта Алексеевна вопросительно посмотрела на Катю.
      - Я посмотрю соседний зальчик.
      - Пожалуйста. - Хозяйка антикварного магазина уже потеряла к Кате интерес и повернулась к ней спиной.
      За день комната раскалилась. Горячий ветер врывался в распахнутое настежь окно и, тихо урча, сворачивался клубком на гардеробе, шелестя рулоном карты. Ветер обжигал губы, ласкал обнаженные плечи. Хотелось бросить все и уехать к морю. Катя раскрыла холодильник и достала оттуда банку пепси-колы. Ледяная струйка коричневой жидкости приятно охлаждала разгоряченное горло. Есть не хотелось. Прошедшие дни дробились, как стеклышки в детском калейдоскопе... Переверзенцев, Мануйлина, Гурдина... "Старинный менуэт"... Мысленно Катя перенесла Гурдину в антикварный магазин. Рыжие волосы упали на темно-коричневый комод. "Эффектная женщина, - вздохнула Катя, - но что у нее на уме и сердце? Кто знает. Что думают о ней актеры театра? "Они играют единым слаженным ансамблем", вспомнила она слова Переверзенцева. Но так ли все тихо и благополучно в "Саломее", как это кажется на первый взгляд? И почему ушла Миронова?"
      Катя расправила клочок бумаги, на котором Ирина Генриховна карандашом нацарапала Юлин телефон, и набрала номер. Но дома никого не было.
      Солнце отчаянно цеплялось за крыши домов, затопляя лавой оранжево-алого огня окна и узкую полоску неба над домами. Катя задернула штору. Стало немного прохладней. Она легла на диван и закрыла глаза.
      До Юли она дозвонилась в десятом часу вечера. В чуть хриплом голосе звучала настороженность
      - Но я уже не работаю в "Саломее".
      - Знаю, но тем не менее нам надо встретиться. Я пишу о "Саломее". Вы играли там и поэтому...
      - Хорошо, - перебили Катю, - завтра в одиннадцать утра в сквере около моего дома. Адрес Третья Владимирская улица, дом двадцать восемь. Вас устроит?
      - Да.
      Катя положила трубку и провела пальцем по щеке. Она была еще горячей.
      ***
      На встречу с Юлей Катя опоздала на пять минут.
      Пожилой мужчина с темно-шоколадной таксой кружил вокруг цветочной клумбы. Юля выглядела неважно. В глаза сразу бросалась неестественная бледность ее лица. Как будто она несколько дней не выходила из дома. В руках Юля вертела большую косметичку. Они присели на свободную скамейку.
      - Я вас слушаю. - Официальный тон никак не вязался с ее милым, чуть пасторальным обликом. Пшеничные волосы небрежно падали на плечи, а в больших голубых глазах застыл холод.
      - Я собираю материал о театре "Саломея", - начала Катя издалека, - и мне посоветовали обратиться к вам, потому что вы много играли в спектаклях Гурдиной.
      - Не так уж и много. А кто вам порекомендовал обратиться ко мне?
      - Максим Переверзенцев.
      - А, Макс, - губы Юли тронула легкая улыбка, - воображаю, что он обо мне наговорил. Первая красавица и так далее.
      - А вам это не нравится?
      - Да нет, почему же, просто это все слова и штампы, а по-настоящему проникнуть в суть актерской игры умеют немногие. Я, например, ни разу не могла сказать про себя: "Ой, как здорово, как точно написано, прямо в цель попали!" Ну, вообще-то Макс не самый худший критик, по крайней мере, он доброжелателен, а это уже много значит в наше время.
      - Вам нравилось играть у Гурдиной? - Катя не знала, как разговорить эту суховатую молодую актрису.
      - Нет, - отрезала Юля, - поэтому я и ушла.
      - Так в основе вашего ухода лежат сугубо творческие причины?
      - Конечно, - Юля, казалось, была удивлена, - а какие же еще?
      - Ну, намекали, что вы с Гурдиной не сошлись характерами.
      - Чепуха. - Руки Юля держала на коленях. Она то сжимала их, то разжимала. - Элла Александровна - диктатор, как и положено быть режиссеру. Если актер не сходится характером с руководителем театра, такому актеру грош цена.
      - А почему вы все-таки ушли из театра? - допытывалась Катя.
      - Элла Александровна не делала ставку на индивидуальные качества актера, она хотела подчинить его общему ансамблю. Для нее целостность замысла была важнее актерской игры.
      Юля достала из косметички сигарету и закурила.
      - Вы знали такого критика - Михаила Касьянникова?
      - Неприятный молодой человек... - Такса подбежала к ним и обнюхала Юлины брюки. - Лез куда не надо. Вся его работа как театрального критика сводилась к собиранию сплетен и слухов. Поэтому вышел какой-то конфликт, и его уволили. Потом говорили, что он, кажется, попал в автомобильную катастрофу... Ну, я точно не знаю, мне это не интересно.
      В уголках Юлиных глаз залегли мелкие морщинки. "Сколько ей лет, гадала Катя, - двадцать два, тридцать?"
      Немного помолчав, Юля добавила:
      - Он, кажется, программу на телевидении готовил, что-то вроде "Знакомые незнакомцы". Хотел представить зрителям неизвестные факты из жизни наших деятелей культуры. Не успел.
      - В том числе и о Гурдиной? - вскинулась Катя.
      - Наверное. - Юля равнодушно пожала плечами.
      - Сейчас молодых актеров в театре всего четверо, - словно разговаривая сама с собой, сказала Катя, - Анжела, Рита, Артур и Рудик. А знаете, вы очень похожи на Анжелу.
      Юля рассмеялась:
      - Что вы, это Анжела похожа на меня.
      Катя почувствовала в этих словах непонятный намек и резко повернулась к Юле:
      - Что вы имеете в виду?
      Но поймать взгляд Мироновой ей не удалось.
      - Ничего. Еще вопросы есть? У меня через час важная встреча.
      - Вы сейчас где-нибудь работаете?
      - Пока нет. Выбираю, прикидываю.
      Безработная актриса - и ни тени обиды на бывшую начальницу, ни тени упрека. Странно. Неужели Юлия Миронова обладает таким ангельским характером? Катя не успела закончить свои размышления, как Юля поднялась:
      - Извините, мне пора.
      - Я еще позвоню вам.
      - Вроде бы мы все обсудили, навряд ли я скажу вам что-то большее.
      Порыв ветра взметнул Юлины волосы, и она, на секунду потеряв черты простодушной селянки, превратилась в воинственную валькирию из древнегерманского эпоса. Видение было таким отчетливым, что Катя даже прикрыла глаза, желая его продлить, запомнить. В Катины туфли забились мелкие камешки, и она осталась на скамейке вытряхивать их. "Кажется, она сказала мне что-то важное, а я не ухватила. Как же мне теперь "просеять" разговор и найти эти крупицы?" - думала Катя.
      Машинально прокручивая в голове беседу с Мироновой, Катя подходила к своему дому и угодила прямо в объятия поджидавшего ее Игоря с огромным букетом лилий. Вкусы Игоря в отношении цветов были совершенно непредсказуемыми. Он мог купить большущий букет роз или одну орхидею, мог разыскать неизвестно где васильки или ландыши. А однажды он даже подарил ей карликовую сосну "бонсай", стоившую умопомрачительных денег, но Катя передарила ее Лариске, боясь, что "Клеопатра" будет отчаянно ревновать и сохнуть.
      - Привет, чего не встречаешь? - Игорь подхватил ее на руки и стал кружить, целуя в нос, щеки, губы.
      - Постой, постой, - закричала Катя, вырываясь из его объятий, - ты ничего не сообщил о том, что приезжаешь сегодня!
      - Сюрприз, - захохотал Игорь. - Но тут не я один битый час тебя дожидаюсь, еще одна твоя ученица торчит в подъезде.
      Бледная девушка лет шестнадцати шагнула к Кате.
      - Я ей так и говорю, - жизнерадостно восклицал Игорь, - чего торчишь, приходи на экзамен завтра. Иди Васка Гаму учи с проливом Лаперузы.
      - Здравствуйте, вы Катя? - Девушка говорила тихо, проглатывая слова и не поднимая на Катю глаз.
      - Да.
      - Я сестра Михаила Касьянникова, меня к вам Алексей Николаевич направил.
      - Игорь, бери ключи и поднимайся в квартиру. Я скоро приду, расскажу все потом. Пройдемте на террасу, там никто не помешает, - предложила Катя девушке.
      Запах фиалок и роз плыл в горячем воздухе. Второй стул Катя нашла в углу террасы.
      - Не знаю, чем я могу вам помочь, - начала девушка.
      - Скажите, Михаил... - Катя запнулась, - перед своей гибелью что-нибудь говорил вам, ну, что его тревожит, волнует?
      - Он ужасно переживал, когда его уволили, такой для него был удар. Но за месяц до смерти он нашел место в газете "Русские ведомости". А потом... его автомобиль врезался на повороте в дерево, что-то случилось с машиной...
      - Говорят, он делал какую-то программу на телевидении, "Знакомые незнакомцы", где хотел представить деятелей культуры в неожиданном свете.
      - Да, я знаю. Он любил отыскивать неизвестные факты из жизни знаменитых людей.
      Катя задумалась. Конечно, сестре не скажешь, что ее брата считали пронырой и хамом. Человеком, который собирал сплетни и вообще любил "жареное".
      - Кстати, как вас зовут?
      - Оля.
      - Скажите, Оля, а не осталось после Михаила каких-нибудь записей, набросков?
      - Я посмотрю, я пока не разбирала его бумаги. Он ведь снимал комнату, а я жила с матерью. Его вещи мы перевезли, но... - Девушка заплакала.
      - Не надо, Оля, этим вы уже никому не поможете, - тихо сказала Катя. Я вас очень прошу, если найдете какие-нибудь бумаги Михаила, отдайте мне их на время, потом я вам все верну. Договорились?
      Девушка молча кивнула.
      - Смотрите вниз, там ступеньки, - крикнула Катя вслед Оле, спускающейся с террасы.
      - Явилась, явилась, я уже чуть не уснул. - Игорь задернул штору и сел в кресло.
      Наступило молчание. Наконец он не выдержал:
      - Ты чего такая притихшая, что-то стряслось?
      - Да, в общем, ничего, - отозвалась Катя. Она уже облачилась в домашний летний костюм: короткую белую маечку и белые шорты. Тапочек Катя летом не признавала и поэтому разгуливала по квартире босиком.
      - А у меня сюрприз для тебя, но сначала поешь: вот салат оливье, вот пицца, горячая. Я им так и сказал, что мне погорячее, чтобы не возиться с подогревом.
      Игорь уже давно питался исключительно в американском стиле: чизбургеры, биг маки, картофель фри, и все запивалось пивом или кока-колой. Что такое традиционный обед, он и не догадывался.
      Катя вяло подцепила вилкой кусок пиццы:
      - С креветками?
      - Твоя любимая.
      Игорь немного похудел и сильно загорел. Для москвичей, только-только начинающих покрываться бледным загаром, он выглядел вызывающе-курортно.
      - Решил развеяться в Москве, дай, думаю, навещу первопрестольную. Игорь подсел к Кате на диван и положил руку ей на плечо. - Да что с тобой в самом деле? Выкладывай!
      - У меня сейчас новая работа, сложная очень, не все получается - можно сказать, ничего пока не получается, поэтому и настроения нет.
      - А что там, очередные детишки-сорванцы?
      - Я теперь работаю в детективном агентстве.
      Игорь принялся хохотать. Он трясся минут пять, по-ка не сполз с дивана, держась обеими руками за живот.
      - Ну, Шерлок Холмс или как там, такая старая нафталиновая дева?
      Катя искоса посмотрела на Игоря. "Подумать только, а ведь когда-то закончил философский факультет МГУ". Правда, он поступил туда по одной-единственной причине - именно на этом факультете работала его дальняя родственница. Особой склонности к философии за два года Катя в нем не заметила.
      - Ничего смешного, - отрезала она, - это лучше, чем болтаться по свету из одной фирмы в другую.
      - Ну ты даешь, сравнила! У меня бизнес, тонкая работа, а это что - с лупой ползать в поисках отпечатков пальцев?
      - Давай не будем об этом, а то поссоримся. Другой был бы рад за подругу, а у тебя одни насмешки.
      - Оставим, оставим. Да, чуть не забыл, - Игорь поднялся с пола и прошел в коридор. Вернулся он с большим белым конвертом в руках. - Возьми.
      - Что это?
      - Открой.
      В конверте лежала турпутевка на два дня в Стамбул. От радости Катя вспыхнула.
      - Это мне, то есть нам?
      - Угу, а кто целовать будет?
      - Ой, а что там у нас пригорает? - Катя потянула носом.
      - Черт, поставил в духовку котлеты по-киевски и забыл.
      Через пять минут они хохотали над подгоревшими котлетами, от которых шел пар.
      - Игорь, - Катя схватилась за голову, - что же ты не предупредил заранее? У меня даже купальника нет!
      Теперь Катя прекрасно понимала, почему весь мир охватила настоящая лихорадка путешествий. Тебя словно омывает гигантская волна новых ощущений, запахов, красок. Волна накрывает тебя с головой, ты весело барахтаешься в ней, и вдруг приходит озарение: ты не хочешь отлива, тебе нравятся эти купания, когда замирает сердце от чего-то неизвестного и волнующего.
      В Стамбул Катя ехала с опаской разочарования, все-таки Турция - родина российских "челноков". Но эти два дня показались ей сказкой из "Тысячи и одной ночи". Чем запомнился Стамбул? Нежно-опаловым небом и темными силуэтами минаретов, карнавальным базаром, причудливыми украшениями, щедро выброшенными на прилавки. Игорь купил ей в подарок узорный золотой браслет, и Катя все время вскидывала вверх руку, любуясь им.
      Вечером они закатились в ресторан, где пере-пробовали почти все экзотические блюда, а потом, притихшие, смотрели танец живота, исполняемый черноволосой турчанкой. Уже поздно ночью в номере Катя со смехом пыталась подражать ей, но никак не получалось, а она все пробовала и пробовала, пока Игорь не подхватил ее на руки и не отнес на кровать. Оживленная, переполненная впечатлениями, Катя все пыталась ему что-то рассказать, но то замолкала на полуслове, то смеялась. "Молчи", - хрипло сказал Игорь. Он не любил, когда она говорила в такие минуты, и Катя, улыбаясь, покорно закрыла глаза.
      Дальнейшее Катя помнила смутно. Как они приехали в Москву, как Игорь ловил такси, а она стояла под зонтом, смотря на льющиеся потоки дождя. В машине она задремала, положив голову Игорю на плечо. Потом Катя почувствовала, что ее положили на диван и подоткнули с боков одеяло. "Спасибо, Игорь", - хотела сказать она, но тяжелый язык не повиновался ей. В голове завертелись минареты, узкие черные кувшины, смуглые лица, и Катя стремительно провалилась в долгожданный сон.
      ***
      Телефон звонил долго и настойчиво. Катя с трудом оторвала голову от подушки.
      - Алло!
      - Это Ярин. Юлия Миронова убита.
      Сон мигом слетел с Кати.
      - Открыт газ, представлено как самоубийство, никаких улик, но я не сомневаюсь, что ее убили.
      Катя уже села на постели, откинув подушку в угол. Только сейчас до нее стал доходить весь ужас случившегося.
      - С тобой хотели связаться, но дома никого не было.
      - Я уезжала к родственнице в деревню, - невнятно пробормотала Катя. Не говорить же в такую минуту, что развлекалась в Стамбуле.
      - В следующий раз предупреждай, если будешь отлучаться, хотя бы и на день. А то начальству все это может сильно не понравиться. Это мой, так сказать, дружеский совет.
      - Хорошо.
      - Я сейчас приеду и расскажу, что удалось установить.
      Холодный душ быстро прогнал остатки сна. Катя подобрала с пола пачку сигарет, забытую Игорем, и с раздражением бросила ее на тумбочку в коридоре.
      Хэппи уик-энд кончился, очередная труба бизнеса позвала Игоря в дорогу, и он растаял, как "мимолетное виденье", с пожеланием Кате "не хандрить" и "держать выше голову, так как у них все идет замечательно". "Что "замечательно"? - думала Катя. - Вообще-то я живу, как в мире сплошной иллюзорности, иногда мне кажется, что Игорь ненастоящий, иногда - что это я сама призрак".
      Катя не удержалась и взглянула на себя в зеркало. "Призрак" был отнюдь не бледным созданием, наоборот, щечки налились нежно-персиковым румянцем, а в глазах появился озорной блеск. Два дня в Стамбуле не прошли даром. "Что это я? - спохватилась Катя. - Сейчас Алексей придет, а у меня в голове посторонние мысли". Открыв холодильник, Катя ахнула - он был совершенно пуст. "Человек придет, а я кроме чая или кофе ничего ему и предложить-то не смогу", - терзала она себя.
      Алексей стоял в дверях с большой коробкой печенья.
      - Проходи. На кухне - легкий беспорядок, но ничего, я собиралась в деревню и очень торопилась.