Глава 1
Монтего-Бей, Ямайка
Июнь, 1803 год
В городе она пользовалась скандальной известностью: говорили, что у нее по меньшей мере три любовника. Такое количество избранников сердца местную публику несколько шокировало. Согласно слухам, в их число входил один из богатейших людей в округе адвокат Оливер Сассон, человек средних лет, холостой, с постной, невыразительной физиономией и впалой грудью. Вторым счастливчиком был Чарльз Грэммонд, владелец обширной сахарной плантации рядом с Кэмил-холлом, где жила наша героиня. Супругой плантатора была решительная женщина, которая родила ему четверых детей, к сожалению, не оправдавших даже самых скромных надежд своих родителей. Третьим в списке любовников шел младший сын герцога Гилфорда лорд Дэвид Локридж, сосланный отцом так далеко от родных мест по причине драчливого нрава — за три года отпрыск высокородного семейства успел принять участие в трех дуэлях и убить двух своих противников и, кроме того, выказал необыкновенное пристрастие к игре в карты и не пустил на ветер оставленное ему бабушкой наследство лишь благодаря своему удивительному везению.
Лорду Локриджу исполнилось двадцать пять лет, он имел ангельскую наружность и на редкость злой язык, был высок и строен.
Сразу же по приезде в Монтего-Бей Райдер зашел в местную кофейню «Золотой дублон», где и услышал об этих трех мужчинах, причем их поступки обсуждались завсегдатаями кофейни в мельчайших деталях, а личность любвеобильной молодой особы публика почему-то обходила странным молчанием. Невысокое, вытянутое в длину здание кофейни располагалось по соседству с местной церковью, что было довольно необычно. Хозяин заведения, человек предприимчивый и дальновидный, преуспевал; среди его клиентов были, помимо прочих, самые богатые и влиятельные люди острова, и влекли их в «Золотой дублон» не столько угощение и выпивка, сколько юные и очаровательные дочки и племянницы хозяина, с милой улыбкой прислуживавшие гостям. Существовала ли на самом деле какая-нибудь родственная связь между девушками и их патроном, никого не интересовало, во всяком случае, владельцу кофейни вопросов на эту тему никогда не задавали. Завсегдатаи встретили вновь прибывшего приветливо; стоило ему сесть за столик, как немедленно была принесена кружка густого темного грога. Райдер с удовольствием отхлебнул вкусного напитка и, моментально ощутив приятную теплоту в желудке, расположился поудобнее и стал лениво разглядывать собравшихся в кофейне людей. Он был очень рад, что его морское путешествие наконец-то закончилось и под ногами чувствуется устойчивая поверхность, а не зыбкая палуба корабля. Отправиться на Ямайку, в этот далекий и забытый Богом уголок земного шара, Райдера заставило странное, даже истеричное письмо Сэмюеля Грэйсона, управляющего Кимберли-холлом, сахарной плантацией, находившейся на этом острове и принадлежавшей старшему брату Райдера Дугласу, графу Нортклиффу. В своем письме управляющий, пребывавший, видимо, в крайней степени нервного возбуждения, описывал невероятные, сверхъестественные события, происходившие в последнее время на плантации. Райдер счел подобные россказни не более чем глупой чепухой, но его брат не на шутку встревожился и решил, что следует немедленно плыть на Ямайку и на месте разобраться, что к чему. Недавняя женитьба не позволяла Дугласу отправиться в путешествие, вместо него пришлось ехать Райдеру. Путь до Ямайки был неблизкий, и только спустя семь с половиной недель корабль, на котором плыл Райдер, бросил якорь в гавани Монтего-Бей.
Экзотический остров встретил путешественника невыносимой для европейца душной жарой — лето было в самом разгаре, — и теперь, в кофейне, Райдер наслаждался относительной прохладой. Он вспомнил о чудном письме Грэйсона и усмехнулся про себя. По его мнению, страхи управляющего не стоили и выеденного яйца, однако во всей этой истории было и что-то непонятное, какая-то загадка или тайна, а Райдер любил тайны. Кто-то сидевший неподалеку от него снова завел разговор о молодой прелестнице и ее трех любовниках, и Райдер раздраженно подумал: «Какие странные люди! Неужели им больше не о чем говорить?» В этот момент входная дверь открылась, и в кофейню вошел не кто иной, как герой местных сплетен, адвокат Оливер Сассон собственной персоной. На секунду или две воцарилось неловкое молчание, а потом один из пожилых достойных джентльменов радушно воскликнул:
— А-а, вот и наш дорогой Оливер, наш друг, настолько любезный, что он готов делить трапезу со своими братьями во Христе.
— Ну что вы, Альфред, — раздался другой голос, — он делит с ближними не всю трапезу, а только десерт!
— Да-да, я знаю, что вы имеете в виду, — произнес толстый джентльмен и плотоядно ухмыльнулся. — Хотел бы и я попробовать тот десерт и узнать, каков он на вкус. А ты как считаешь, Морган?
Райдер выпрямился на стуле и с интересом прислушался к разговору. «Кто же эта женщина о которой так много говорят и которая так умело управляется с тремя мужчинами?» — удивился он про себя. Незнакомка вызывала у него любопытство. Отправляясь сюда, Райдер был уверен в том, что ему придется изрядно поскучать, что местные сплетни утомят его, но выходило совсем наоборот.
— Я считаю, что известный нам всем десерт, — отозвался человек по имени Морган, — вряд ли напоминает по вкусу вишневый пирог, но уж наверняка лорд Дэвид, вкусив его, облизывает губы.
— Давайте спросим Оливера. Пусть прозвучит его авторитетное мнение, так мы получим сведения из первых рук.
Оливер Сассон был очень умелым адвокатом, и притом удачливым. Он благословлял тот день, когда прибыл в Монтего-Бей: сегодня он являлся доверенным лицом трех плантаторов, живших в настоящее время в Англии и всецело доверявших ему. Сэр Оливер вздохнул. Он слышал провокационные реплики завсегдатаев кофейни, но ничем не показал своего недовольства и только терпеливо улыбнулся.
— Дорогие друзья, — обратился он к посетителям с легкой улыбкой, — леди, о которой вы сейчас говорили, выше всяких похвал. И, прошу вас, не завидуйте, ибо зависть никогда еще не принесла ничего, кроме вреда.
С этими словами он подозвал к себе хорошенькую рыжеволосую девушку — дочку или племянницу хозяина, — одетую в платье с глубоким вырезом, открывавшим любопытным взорам немалые прелести, и заказал бренди. Получив заказ, адвокат достал газету и углубился в чтение, не обращая больше ни на кого внимания.
«Как же зовут ту женщину? Кто она?» — спрашивал себя заинтригованный Райдер. Ему не хотелось никуда уходить, город с его жарой, пылью и духотой был ему неприятен, но в порту наверняка сходил с ума от ожидания и неизвестности управляющий Сэмюель Грэйсон, и нужно было отправляться в путь. Райдер с неохотой поднялся, заплатил по счету, попрощался со своими новыми знакомыми и вышел на улицу, в удушливый нестерпимый зной. Стоило Райдеру пройти несколько шагов, как его окружили оборванные темнокожие дети, горевшие желанием услужить джентльмену и получить монету. Они были готовы протереть ему обувь грязной тряпкой или вымести перед ним дорогу с помощью трех-четырех прутиков, связанных вместе. Дети хором кричали: «Масса! Масса!» — и, чтобы отвязаться от них, Райдер швырнул в воздух пригоршню мелочи и быстро пошел в сторону пристани. Дети неприятно поразили его своим нищенским видом, мало чем отличавшимся от вида других негров, влачивших жалкое существование рабов.
В порту противно пахло тухлой рыбой, и Райдера чуть не вырвало от отвращения. Он торопливо пробирался к тому месту, где его должен был ждать управляющий. Вокруг кипела работа: чернокожие рабы разгружали недавно зашедший в гавань корабль, а двое надсмотрщиков погоняли их бичами, внимательно следя за ходом разгрузки. Сэмюель Грэйсон нетерпеливо ходил взад и вперед по пристани, то и дело вытирая мокрый от пота лоб. Увидев Райдера, он чуть в обморок не упал от радости. Райдер дружелюбно улыбнулся и протянул управляющему руку:
— Сэмюель Грэйсон, если не ошибаюсь?
— Точно так, милорд. Я уж думал, вы не приехали. Но, на мое счастье, мне попался капитан того корабля, на котором вы плыли, милорд, и он сообщил мне, что нашел в вашем лице отличного собеседника.
Райдера позабавил этот отзыв; капитан Оксенберг действительно проникся к нему расположением, но отнюдь не благодаря остроумию Райдера, а исключительно из благодарности, так как последний отказал молодой и ищущей любовных приключений миссис Оксенберг, пытавшейся его соблазнить, о чем впоследствии капитану стало известно.
— Несмотря на все ваши опасения, я сейчас нахожусь здесь, целый и невредимый, и прошу вас, любезный, не называйте меня милордом, так вы можете обращаться к моему старшему брату, графу Нортклиффу, ко мне же, как ко второму сыну пэра, по правилам следует обращаться «достопочтенный Шербрук». Но достопочтенный звучит нелепо, особенно здесь, в Вест-Индии, под этим палящим тропическим солнцем. В здешних краях вполне подойдет и мистер. Какая у вас тут страшная жара! Солнце печет немилосердно, а духота! Я чувствую себя так, словно целую милю тащил на спине лошадь.
— Благодарение Богу, что вы здесь! Я так ждал вас и должен сказать вам, мастер Райдер, что у нас неприятности, большие неприятности, и я даже не представляю, что делать в данной ситуации. Какое счастье, что вы приехали, а что касается жары, то вы к ней скоро привыкнете, и тогда…
Мистер Грэйсон внезапно замолчал и куда-то уставился затаив дыхание. Райдер проследил за направлением его взгляда и увидел прелестную молодую женщину. С самого начала, несмотря на то что женщина находилась довольно далеко, Райдер понял, кто она. Да, это была та самая знаменитая особа, о которой судачили все и которая с удивительным умением приручила троих взрослых мужчин. Они все плясали под ее дудку и готовы были выполнить любую ее прихоть. «Любопытно, какие у нее бывают капризы?» — подумал Райдер, и на этом его интерес к незнакомке закончился. Семь с половиной недель, проведенных на борту бригантины «Серебряный прилив», давали себя знать, и он быстро забыл и о женщине, и о ее любовниках; ему было бы абсолютно все равно, окажись она заклинательницей змей из Индии или главной местной шлюхой, каковой она, скорее всего, и была. Жара стала совершенно нестерпимой, Райдер задыхался и отчаянно надеялся, что слова Сэмюеля Грэйсона, обещавшего ему постепенное привыкание к удушливому зною, окажутся правдой. В противном случае Райдер опасался, что единственным его занятием на острове Ямайка будет лежание в тени под кустом. Управляющий неотрывно следил за женщиной, подобно несчастному псу, облизывающемуся на кость, которой завладели другие, более крупные и свирепые собаки.
— Мистер Грэйсон, — окликнул управляющего Райдер, и тот с трудом отвел глаза от женщины и вопросительно посмотрел на хозяина. — Я думаю, нам пора отправляться в Кимберли-холл. А по дороге вы расскажете мне о положении дел на плантации.
— Хорошо, ми… мастер Райдер. Я готов. Какая женщина! Ее зовут София Стэнтон-Гревиль. Н-да… — Грэйсон промокнул носовым платком потный лоб.
— А! — сказал Райдер с оттенком иронии и пренебрежения в голосе. — В путь, Грэйсон! И советую вам закрыть рот, а то, неровен час, залетит туда какая-нибудь муха, вон их сколько летает.
Сэмюель Грэйсон совету последовал, но рот сумел закрыть не без определенных усилий со своей стороны, так как предмет внимания бедного управляющего, юная и обворожительная София Стэнтон-Гревиль, в этот момент слезала с лошади с помощью молодого джентльмена, и случайно — а может, и нет? — под пышными юбками показалась на мгновение ножка в шелковом чулке. Райдер лишь покачал головой, недоумевая, как такая заурядная вещь, как женская нога, могла превратить здравомыслящих, опытных мужчин в слюнявых идиотов. Сам он повидал на своем веку такое количество дамских ножек, да и других частей женского тела, что предпочел бы созерцанию недоступных прелестей хорошую тень или хотя бы зонтик от солнца.
— Кстати, Грэйсон, будет лучше, если вы перестанете звать меня мастером Райдером. Для вас я просто Райдер.
Управляющий кивнул и бросил последний взгляд на прекрасное видение.
— Я не понимаю, — сказал он, обращаясь скорее к себе или в пространство, чем к Райдеру, — вы ее увидели, эту чудесную женщину, и она оставила вас равнодушным! Это невероятно!
Они подошли к двум смирным коням, которых держали под уздцы чернокожие мальчишки, и Райдер ответил:
— Она всего лишь женщина, Грэйсон, поймите. Ни больше ни меньше. Поехали.
Управляющий протянул Райдеру широкополую шляпу, и тот с удовольствием надел ее. Хоть какое-то облегчение, защита от солнца!
— Неужели здесь все время так печет? — спросил Райдер и подумал, что ехать верхом по такой жаре вряд ли возможно.
— Летом здесь всегда так. И по здешним дорогам можно ездить только верхом, экипаж не проедет. Даже дамы вынуждены передвигаться на лошадях.
Грэйсон с легкостью вскочил в седло, а Райдер уселся на крупного гнедого жеребца с печальными глазами.
— До плантации почти час езды, — заметил управляющий, — не так уж и мало, но дорога проходит недалеко от воды, и поэтому обязательно будет легкий ветерок. А усадьба стоит на возвышенности, и из-за этого там всегда ветрено и жара не так сильно чувствуется. Вам понравится у нас, обязательно понравится, я уверен.
— Вот и отлично! — воскликнул Райдер, удобнее усаживаясь в седле и глубже надвигая шляпу на лоб. — А теперь — вперед! И расскажите, что там у вас случилось. Какая такая беда?
Грэйсон говорил долго, в деталях описывая, как на плантации внезапно начинает клубиться желто-голубой дым, змеей уходящий в небо; как неизвестно откуда возникают странные мерцающие белые и зеленые огни и как раздаются страшные стоны, а затем появляются запахи, идущие, кажется, из самой преисподней. Управляющий считал, что это проделки сатаны и когда-нибудь он нападет на тех, кто живет на плантации, и неизвестно что с ними сотворит. Не далее как неделю назад загорелся сарай, стоявший рядом с усадьбой, и пожара чудом удалось избежать, хорошо хоть Эмиль («Мой сын», — пояснил Грэйсон) и рабы вовремя спохватились, а не то хозяйству был бы нанесен огромный ущерб. В заключение Грэйсон поведал хозяину о том, как три дня назад на веранду усадьбы упало огромное дерево.
— И на дереве не было следов топора, не так ли? — предположил Райдер.
— Ну что вы! Разумеется, не было, — уверенно заявил Грэйсон. — Мой сын тщательно осмотрел то дерево и ничего не нашел. Это происки дьявола, нечистая сила. Теперь и Эмиль соглашается со мной, а раньше-то он посмеивался над моими страхами. — Грэйсон глубоко вздохнул. — Один из наших слуг клянется, что видел огромного зеленого змея!
— Как вы сказали?
— Огромного зеленого змея. Это символ их главного божества.
— Кого «их» и какого божества? — изумленно спросил Райдер.
Управляющий немного помолчал, а потом объяснил:
— Я забыл, что вы приехали из Англии, а там об этих вещах ничего не знают. Я имею в виду магию вуду.
— Значит, вы полагаете, Грэйсон, что здесь не обошлось без нечистой силы?
— Полагаю, что не обошлось. Я хоть и белый человек, сэр, но долгое время прожил на Ямайке и видел много такого, чего в Европе не бывает, и поэтому европейцы не способны всего этого понять. Для них вуду — полная бессмыслица, тарабарщина. Верьте мне, сэр, на плантации бесы разгулялись, не иначе.
Райдер верил в существование сверхъестественных сил так же мало, как и в честность шулера. Когда управляющий вопросительно посмотрел на своего собеседника, тот, нахмурившись, сказал:
— Вы должны простить меня, Грэйсон, но я не верю в эту ерунду. Разноцветные дымы и огни создаются при помощи смешивания различных химических веществ. У меня нет ни малейших сомнений в том, что ваши фейерверки устраивает не зеленый змей, а обычный человек, из плоти и крови. Нам следует выяснить, кто этот человек и зачем он это делает. Грэйсона слова Райдера совершенно не убедили.
— Вам известно не все, сэр, — продолжал он гнуть свое. — После Французской революции на Гаити произошел переворот. Во главе повстанцев стоял некий Дессалин. Он приказал убить всех белых и изгнать с острова колдунов и колдуний, занимавшихся вуду, и они отправились в изгнание и расселились повсюду на островах Вест-Индии, теперь они есть и на американском континенте, и они забрали с собой своих демонов.
Райдер чуть было не рассмеялся, но сдержал себя, видя, как сильно верит Грэйсон в то, что говорит. В одном, по мнению Райдера, управляющий был, безусловно, прав: белый человек, европеец, никогда не примет всерьез колдовство вуду и тому подобную чушь, особенно если он всю жизнь провел где-нибудь в Англии.
— Что ж, время покажет, кто из нас прав, — примирительно сказал Райдер. — А я и не знал, что у вас есть сын, Грэйсон. Для меня это новость.
Управляющий при этих словах радостно запыхтел, надулся от гордости, как петух, и не удержался от дополнительных комментариев:
— Мой сын — достойный юноша, сэр, и здорово мне помогает, особенно теперь, когда он вырос, а я с каждым годом становлюсь все старше. Годы, сэр, ничего не поделаешь. Эмиль остался в Кимберли-холле — не захотел оставлять дом без присмотра — и ждет нашего приезда.
Какое-то время всадники молча продолжали свой путь, минуя толпы чернокожих детишек, родители которых в поте лица трудились на сахарных плантациях. В отличие от надоедливых детей, встретившихся Райдеру раньше, эти проводили двух белых джентльменов, ехавших верхом, молчаливыми взглядами, не попрошайничая и не путаясь под ногами.
— Скоро мы подъедем к мангровым болотам, сэр, — нарушил молчание Грэйсон и показал рукой направо и налево. — Будьте осторожны, на своем пути вы можете встретить крокодилов, они часто выползают на дорогу и лежат там, похожие на старые бревна. Обычно крокодилы спокойно реагируют на присутствие людей, но бывали случаи нападения. Пренеприятные случаи, знаете ли.
«Крокодилы! Ничего себе!» — Райдер брезгливо передернул плечами, но стал внимательнее смотреть по сторонам. Тяжелый смрад шел от болот и забивал ноздри, дышать было нечем, и Райдер, задыхаясь от вони, пустил лошадь вскачь. Вскоре впереди показалась широкая дорога, слева от нее искрилось бирюзой Карибское море, а справа одна за другой шли сахарные плантации, простираясь далеко-далеко, взбираясь на холмы и там сливаясь с линией горизонта. Повсюду: у низких каменных оград и на кладбищах возле церквей — паслись козы, объедая траву и заодно цветы, оставленные на могилах. На спинах у животных сидели птицы и, насколько было известно Райдеру, выклевывали насекомых: клещей и других паразитов. Помимо животных и сахарного тростника, Райдер увидел множество негров, высоких, одетых в штаны из грубой холщовой ткани. Рабы трудились не разгибая спины. Не обращая внимания на жару, они обрабатывали поля с сахарным тростником: разрыхляли почву, выпалывали сорняки, углубляли оросительные канавы между рядами растений. Потные черные тела блестели на солнце. Среди мужчин Райдер заметил и женщин в ярких платках, повязанных на голове; женщины работали в том же монотонном, непрерывном ритме, что и мужчины. В тени раскидистого тропического дерева верхом на лошади сидел белый человек — надсмотрщик, в левой руке он держал длинный бич и был готов в любую секунду наказать какого-нибудь ленивого раба, выбившегося из общего ритма работ.
Подобные картины были для Райдера в новинку, он не мог не почувствовать своеобразной экзотики места, усиленной благоуханием красного жасмина, густо растущего вдоль грунтовой дороги. То и дело сквозь листву деревьев и кустарников проглядывало ярко-голубое море, а потом снова исчезало, чтобы через некоторое время неожиданно возникнуть вновь и ослепить своей голубизной утомленных путешественников. Райдер в душе порадовался, что перед отъездом прочел кое-какую справочную литературу о Ямайке и был, хотя и поверхностно, знаком с флорой и фауной острова. Правда, о крокодилах авторы книг почему-то умалчивали, то ли умышленно, то ли по незнанию.
— Подъезжаем к Кэмил-холлу, сэр, — сообщил Грэйсон, понизив голос до шепота.
Райдер вопросительно посмотрел на управляющего, удивленно приподняв одну бровь.
— Здесь живет София Стэнтон-Гревиль, — пояснил тот. — Это ее дом. Она живет вместе с дядей и младшим братом. Кэмил-холл и Кимберли-холл разделяет всего лишь одна сахарная плантация, но из достоверных источников мне стало известно, что дядя мисс Софии намерен купить эту плантацию и таким образом увеличить свой и без того солидный доход.
— А кто владелец плантации?
— Чарльз Грэммонд. Поговаривают, что он собирается переехать в Виргинию, один из колониальных штатов на севере, потому и хочет продать плантацию, но я считаю эту причину неосновательной. Грэммонд ничего не знает о Виргинии, не разбирается в тамошних обычаях, зачем, спрашивается, ему туда ехать? У него к тому же четверо детей, все мальчики и все бестолковые, ленивые, да и жена у мистера Грэммонда не подарок, как я слышал.
Райдеру имя Чарльза Грэммонда показалось знакомым, и он обратился за разъяснениями к своему спутнику:
— А что, эта женщина, София Стэнтон-Гревиль, действительно имеет трех любовников или нет? В кофейне о ней и ее избранниках болтали без умолку. И вроде бы Чарльз Грэммонд — один из них.
Услышав подобную речь, управляющий так смутился, что покраснел до корней волос.
— Вы же только приехали, сэр! — негодующе воскликнул он.
— Но в «Золотом дублоне» все только об этом и говорили, да еще и в подробностях!
— Нет, нет, сэр, верьте мне, она настоящая богиня! Она добродетельна и чиста, а то, что люди болтают, пусть их! Злые языки! К сожалению, не все наши джентльмены — настоящие джентльмены, сэр.
— Однако слухи-то возникли не без причины, согласитесь, мой дорогой мистер Грэйсон. Дыма без огня не бывает.
— Да Бог с ними, со слухами. Наглая ложь, клевета, не более. Забудьте о них, сэр. И я вам еще вот что скажу, Райдер. У каждого белого джентльмена здесь есть черная любовница. Любовницы имеют официальный статус домоправительниц или экономок, и их положение довольно почетно. Знаете, практически все, кто приезжает сюда, я имею в виду англичан, хотя и не сразу, но заводят себе чернокожих любовниц. За то время, что европейцы живут на Ямайке, их мировоззрение меняется, и они сами меняются. Но леди всегда останется леди, а мисс София Стэнтон-Гревиль — настоящая леди.
— Скажите, Грэйсон, а вы изменились под влиянием местного климата?
— Да, в некотором смысле. Но не сразу. Я все-таки достойный сын своего отца, ну а жена у меня была родом из Франции, и я души не чаял в своей супруге, я буквально осиротел, когда она, бедняжка, скончалась. Только после смерти моей дорогой жены я последовал местным обычаям и завел себе экономку.
Райдер позволил себе закрыть глаза и немножко расслабиться. Задумавшись, он с наслаждением вдыхал свежий морской ветерок, которому больше не мешали густые мангровые заросли. Седло было испанской работы, удобное. Отдохнув таким образом несколько минут, Райдер обратился к управляющему со следующим вопросом:
— Как вы думаете, Грэйсон, почему Грэммонд собирается продавать плантацию?
— Ничего определенного по этому поводу я сказать не могу. Я знаю наверняка лишь то, что свое решение мистер Грэммонд принял неожиданно. И вроде бы он и его семейство отбывают на следующей неделе. Плантация-то, между прочим, приносит большой доход. Говорят еще, что мистер Грэммонд проиграл в карты лорду Дэвиду Локриджу изрядную сумму. Но все это слухи. Этот Локридж — ничтожество, никчемный, беспутный прожигатель жизни, да еще и продал свою душу дьяволу и поэтому в карты никогда не проигрывает. Вы уж не садитесь с ним играть, сэр, последуйте моему совету.
Райдер повернулся лицом к управляющему и задумчиво произнес:
— Слухи не беда, в Англии сплетничают не меньше, чем здесь, только, боюсь, местные пересуды наведут на меня скуку. Хотелось бы мне, чтобы сегодня случились на плантации эти странные дымы или огни, ну хотя бы в честь моего приезда. Я с превеликим удовольствием посмотрю, что за нечистая сила завелась у вас под самым носом. А что, Грэйсон, молодой лорд Дэвид, кажется, тоже входит в число любовников мисс Стэнтон-Гревиль?
С управляющим от этих безжалостных слов чуть не произошел апоплексический удар. Он открыл было рот, чтобы выразить свое возмущение, но, вспомнив, что разговаривает со своим патроном, закрыл его и спокойно ответил:
— Повторяю вам, сэр, не верьте тому, что о ней болтают. Ее дядя, Теодор Берджес, пользуется всеобщим уважением, он — солидный человек, с деньгами и с умом, у него прекрасная репутация. Он очень честен в делах. А своих племянницу и племянника он обожает, души в них не чает. Представляю, как расстраивают его эти ужасные слухи о племяннице! Он, разумеется, никогда не касается этой темы в разговоре, и правильно, так и должен себя вести настоящий джентльмен. Одно странно. Надсмотрщиком у мистера Берджеса служит Илай Томас, личность малопривлекательная. А уж как жестоко он обращается с рабами, просто ужас! Не понимаю, как мистер Берджес может держать его у себя.
— Действительно, странно. Дядюшка Берджес, милый и приятный джентльмен, а держит в надсмотрщиках какого-то негодяя!
— В чем тут дело, ума не приложу, сэр, мои мозги тут бессильны. Кое-кто здесь считает, что сам мистер Берджес, имея чересчур мягкий характер, вынужден пользоваться услугами Илая Томаса, чтобы держать в повиновении рабов и получать хоть какой-то доход от плантации.
— И Чарльз Грэммонд собирается продать свою плантацию Теодору Берджесу, не так ли?
— Точно так, сэр. Думаю, что мистер Берджес покупает плантацию из чувства жалости к мистеру Грэммонду и его семье.
— А каким образом племянник и племянница Теодора Берджеса оказались на Ямайке?
— Родители молодой мисс и ее брата утонули пять лет назад. А ее дядя — младший брат ее матери — в настоящее время является опекуном несчастных сирот.
— Имя Стэнтон-Гревиль мне незнакомо. Откуда это семейство родом? Они англичане?
— Они из Корнуолла. Их дом и земли находятся под контролем доверенного лица до тех пор, пока мальчик не достигнет совершеннолетия.
Райдер какое-то время молчал, переваривая полученную информацию. Итак, София родилась и провела детство в Корнуолле, а теперь она живет на Ямайке и стала шлюхой. Весьма любопытно. Интересно также разобраться в явлениях, из-за которых он, собственно, и приехал сюда. Кто же автор этих так называемых дьявольских штучек?
— Не знаете ли вы, Грэйсон, у мистера Грэммонда были какие-нибудь затруднения до того, как он решил продать свою плантацию Берджесу? — спросил Райдер у управляющего.
— Если и были, то мне о них ничего не известно, сэр. О, я ясно вижу направление ваших мыслей, но вы идете по ложному пути! У мистера Берджеса, повторяю, превосходная репутация, он честен и порядочен и много жертвует на благотворительность. Теодор Берджес не способен устраивать неприятности ни Грэммонду, ни нам, что вы!
У Райдера на миг мелькнула мысль: отзывается ли их управляющий так же восторженно о своих хозяевах? Разве есть на свете хоть один человек, достойный подобного похвального отзыва? Вряд ли. А достоин ли восторгов управляющего Теодор Берджес, можно выяснить в ближайшем будущем. Остров невелик, все друг друга знают, и знакомство с местным обществом состоится очень и очень скоро.
За разговором время пролетело незаметно, и всадники уже въезжали в ворота усадьбы: Грэйсон впереди, показывая дорогу, а Райдер — сзади. Прохладный ветер с моря до плантации не долетал, и воздух был тяжелый, слегка сладковатый от запаха сахарного тростника. Они въехали на холм, откуда открывался прекрасный вид на море, простиравшееся так далеко, насколько хватало глаз, и ослеплявшее яркой голубизной, сменявшейся топазовым оттенком на отмелях; тут и там виднелись серебристые барашки волн, стремившихся к белым песчаным пляжам. Райдера охватило неудержимое желание сбросить с себя одежду и с разбега окунуться в прохладную морскую воду и плыть, плыть до тех пор, пока хватит сил.
— Вся эта земля принадлежит Шербрукам, сэр, — сказал Грэйсон, — взгляните туда, на вершину холма! Видите вон там розовые кассии? В это время года они наиболее красивы. Давайте подъедем к дому, его пока не видно, он стоит у самого моря. Кстати, о доме: он выстроен в местных традициях, то есть имеет три этажа, дорические колонны, а также множество веранд и балконов. Спальни находятся в задней части здания, той, что выходит на море, и все они с балконами. Там всегда прохладно. Вы сможете спокойно отдыхать там, и ваш сон не потревожит даже самая страшная жара в разгаре лета, вот увидите, хотя по выражению вашего лица ясно видно, что вы мне не верите.
— Мне очень бы хотелось вам верить, — сказал Райдер, вытирая тыльной стороной ладони струившийся по лицу пот.
* * *
Искупаться Райдер решил ночью, и, когда стемнело и на небе засиял месяц и зажглись звезды, он спустился по пологому склону к морю. Ласковые волны дружелюбно приняли его в свои объятия, и он плескался и плавал в воде не менее часа, получив такое удовольствие, словно побывал в раю. Дневная жара с ее зноем и духотой была забыта; бархатное ночное небо освещало Райдеру путь огоньками звезд, кругом не раздавалось ни единого звука, кроме плеска волн, все дышало спокойствием. Райдер не относился к разряду миролюбивых тихих людей, но умиротворяющее безмолвие тропической ночи подействовало и на него. Наплававшись, он вышел на берег и с наслаждением растянулся на песке, полностью расслабившись, отдыхая, впитывая всеми порами обнаженного тела ночные звуки. Устав смотреть на звезды, он закрыл глаза и прислушался: вот раздался странный звук, и Райдер подумал, что, вероятнее всего, это голос древесной лягушки, о которой он читал; близко-близко от него послышался громкий всплеск — ив воду плюхнулась огромная морская черепаха. Райдер полежал еще немного, потом пружинистым быстрым движением вскочил на ноги, побежал и с разбега нырнул в набежавшую на него большую волну. Плавал он на этот раз долго, до полного изнеможения, потом наконец вышел из воды и побрел тихонько по пляжу. Продолжительное купание вызвало у него чувство голода, и Райдер с удовольствием бы сейчас плотно пообедал, тем более что днем, измученный жаждой, он не притронулся к пище, а некоторая необычность блюд местной кухни не добавила ему аппетита.