— Филип, ты же абсолютно ничего не смыслишь в скаковых лошадях! Конечно, каждый может выращивать племенных кобыл, но чистокровные скаковые лошади другое дело! Разве ты не знаешь, что Эдмонд владеет в Девоншире целой конюшней! У него больше скаковых лошадей, чем у всех дворян графства, вместе взятых. А ты никогда не проявлял интереса к делам Десборо.
— Не ходи вокруг да около, Беатриса, — поощрил сестру Хок. — Скажи напрямик, чего ты добиваешься.
— Я считаю, что продажа в твоих же интересах, братец. Кроме того, этим ты доставишь огромную радость и мне, и Эдмонду.
Хок промолчал, зная, что это, как ничто другое, подзадорит Беатрису. И в самом деле, та бросилась в бой со всем пылом своего темперамента.
— Ты же понимаешь, что, будь я мужского пола, по праву наследования все перешло бы ко мне. В отличие от тебя я горжусь и восхищаюсь заводом Десборо, свято чту семейную традицию…
— Неужели тебе будет недостаточно конюшен Эдмонда, чтобы бродить по колено в навозе? — мягко прервал ее маркиз, который до этого момента хранил задумчивое молчание. — Оставь Хока в покое, сделай милость. Неужели тебе до сих пор не ясно, что он принял решение?
— Это все ее рук дело! — процедила Беатриса, бросая на Фрэнсис ненавидящий взгляд.
— Отчасти это так, — согласился Хок.
Я бы предпочла, чтобы она убралась назад в Шотландию, там ей самое место! Как ты мог жениться на каком-то ничтожестве и…
Маркиз, не говоря ни слова, швырнул в дочь тяжелую серебряную ложку. Она попала Беатрисе в грудь, и та ахнула от боли:
— Отец!
Эдмонд, нимало не смущенный этой сценой, от души расхохотался. Он взял руку невесты, которую та прижимала к груди, и снисходительно похлопал по ней:
— Ты зашла слишком далеко, дорогая. К чему было устраивать весь этот шум? Возможно, Хок со временем передумает. Скаковой мир отнимает время и деньги, заставляет сталкиваться с худшими из человеческих пороков, а это не каждому по плечу. Заканчивай обед и давай-ка проедемся верхом.
Часом позже Фрэнсис сидела в своей комнате, уставившись невидящим взглядом в угол, на ширму. Когда Хок вошел через внутреннюю дверь, она выдавила из себя натянутую улыбку.
— Как поживает мое шотландское ничтожество? — спросил тот легко.
— Странно, что ты не рассказал сестре о том, при каких странных обстоятельствах женился.
— Если бы я даже намекнул ей на эти странные обстоятельства, и часа бы не прошло, как весь лондонский свет обсасывал бы пикантную новость. Меня бы жалели, смеялись надо мной — словом, потешались бы от души, а я не привык к такой роли. Я боюсь даже предположить, как отнесся бы к этой новости регент.
— Значит, знаем только мы с тобой и твой отец… я имею в виду, во всей Англии?
Щеки Хока покрылись темным румянцем.
— Кто еще знает, милорд? — спросила Фрэнсис, выпятив подбородок.
— Хок, — поправил он механически, стараясь выиграть время.
— Так кто же, Хок?
— Моя любовница, — признался он смущенно.
— Ты рассказал про нас любовнице?!
— На твоем месте я молился бы за нее, — усмехнулся он, стараясь скрыть неловкость под бравадой. — Это ведь Амалия посоветовала мне любить жену так, как любят любовницу.
Фрэнсис зажмурилась. Перед ней тотчас возникла картина: Хок в постели с другой женщиной, соблазнительной и прекрасной. Слава Богу, хоть ее лицо оставалось милосердно туманным. Хок, целующий и ласкающий ее… о-о! Ей показалось, что она никогда в жизни не испытывала такой боли
Фрэнсис повернулась и слепо пошла к двери.
— Не смей уходить, Фрэнсис! Если ты не остановишься немедленно, я тебя… С каких это пор ты ударилась в деликатность чувств? Роль жеманницы тебе не к лицу.
— Меня сейчас нельзя трогать, — бросила она бездумно и взялась за ручку двери.
— Еще шаг — и мы посмотрим, можно или нет!
Внезапно Фрэнсис сообразила, что именно сказала несколько секунд назад, и слегка побледнела. Она выпрямилась, чуть ли не поднявшись на цыпочки, и заявила тонким голосом:
— Нельзя, потому что как раз сегодня утром я узнала. что не беременна!
На лице Хока выразилось горькое разочарование.
— Думаю, милорд, сегодня вам придется посетить какую-нибудь доступную леди в Йорке.
— Нет уж, мадам, на сегодня леди с меня достаточно! Я остановлюсь на ком-нибудь попроще.
Фрэнсис уставилась на рисунок ковра.
— Что с тобой? Ты чувствуешь боль?
— Вовсе нет! — отрезала она, не поднимая взгляда.
— Тогда почему ты ведешь себя, как деревенская простушка? Мнешься, жмешься… что это на тебя нашло, скажи на милость?
— Я не простушка! Я не жмусь и не мнусь. Просто ты только что сказал… ты проговорился…
— Да что такого я сказал, Господи Боже? Говори же. я не знаю, что и подумать!
— Ты проговорился, что другие мужья не… не делают так в постели! — воскликнула Фрэнсис в совершеннейшем смущении. — Значит, это все-таки неприлично, гадко, непристойно?!
Несколько секунд Хок смотрел на нее во все глаза, потом зашелся в приступе неуправляемого смеха. Разумеется, он смеялся над самим собой, но Фрэнсис это было невдомек. Он понял свою ошибку только тогда, когда в грудь ему с размаху ударился подсвечник.
— Видоятый змей!
— Видоятый? И как по-твоему, что это значит?
— Ну, ядовитый, какая разница? Как бы я тебя ни назвала, этого все равно будет мало! У тебя нет сердца, вот в чем все дело!
— Фрэнсис, я тебя л…
Хок прикусил язык. Он почти признался жене в любви, вот незадача! Менее подходящего момента было не выбрать. Он что же, совсем выжил из ума?
— Я уезжаю верхом! — заявила Фрэнсис, распахнула дверь и сделала жест королевы, отпускающей пажа. — Оставьте меня, милорд, мне нужно переодеться.
— Ничего другого мне, как видно, не остается, — вздохнул Хок.
Когда дверь спальни Фрэнсис с треском захлопнулась за ним, он покачал головой не то с досадой, не то с сожалением.
Вечером наконец прибыло передвижное стойло. Его появление вызвало массу споров среди заинтересованных лиц. Кузнец сумел приспособить к передней стенке сиденье для кучера. Было также предусмотрено устройство, которое позволяло впрячь двух тягловых лошадей.
— Умно придумано, — заметил Эдмонд, осмотрев повозку.
— За время дороги лошади разленятся, — возразила Беатриса.
— Надеюсь, Летуну Дэви понравится такой экипаж, — забеспокоилась Фрэнсис. — Что, если он испугается?
— Давайте сразу и проверим, — предложил маркиз. Белвис сходил на конюшню и подвел лошадь к повозке.
Конюхи натаскали внутрь свежего сена и наклонно прислонили широкую доску ко входу.
— Ну, наш чистокровный друг, твоя карета подана, — провозгласил Белвис.
Летун Дэви недоверчиво оглядел замкнутое пространство на колесах, недовольно всхрапнул и попятился.
Фрэнсис устремилась вперед. Хок слушал, как она уговаривает жеребца, объясняя, что повозка — это знак оказываемого ему почета (не всякому королю делают карету на заказ, говорила она) и что к приезду в Ньюмаркет он отдохнет и отоспится. Летун Дэви внимательно слушал, пошевеливая ушами. Хок не особенно удивился, когда чуть позже он с громким фырканьем ступил на доску. Единственным признаком нервозности были резкие взмахи длинного хвоста.
— Эта лошадь победит любого соперника! — воскликнула Фрэнсис, одарив собравшихся счастливой улыбкой.
— Неподалеку от Йорка на следующей неделе ожидаются скачки, — сообщил Белвис. — Там мы и проверим способности Летуна Дэви.
По прошествии четырех дней Эдмонд, несмотря на свои безупречные манеры, не сразу сумел закрыть рот при виде экипажа леди Констанс перед ступенями Десборо-Холла.
— Конни! — пронзительно вскричала Беатриса и бросилась вперед с распростертыми объятиями. — Какая удача. что ты решила посетить этот провинциальный уголок! Здесь смертельно скучно, ни намека на утонченное общество!
Леди обнялись, причем Констанс не удалось скрыть изумление таким горячим приемом.
— Что за дьявольщина!
Эдмонд обернулся. За его спиной стоял Хок, с ужасом глядя на леди Констанс.
— Я удивлен не меньше вашего, дружище. Не иначе, как это дело рук Беатрисы.
Эдмонд повел плечами и отошел. Констанс явно чувствовала себя не в своей тарелке. Едва успев получить кое-как нацарапанное, торопливое письмо Беатрисы, она помчалась а Йоркшир с новой надеждой в душе. Она уже начала думать, что произошла какая-то ошибка, как вдруг заметила Филипа Хоксбери за спиной Эдмонда Лэйси. В дни разлуки Констанс отчаянно скучала по нему. Она робко помахала, но тут Беатриса стиснула ее в повторном объятии, нашептывая на ухо:
Ты правильно сделала, что приехала, Конни. Ты с первого взгляда поймешь, на каком ничтожестве женился наш Филип. Ужасное создание! Когда он решится представить ее лондонскому обществу, все будут дружно смеяться за его спиной. Ему нужно раскрыть глаза, напомнить, что такое настоящая леди. Когда он увидит тебя, такую утонченную, очаровательную, он поймет, какую ужасную ошибку совершил.
Раскрыть глаза? Напомнить? Констанс меньше всего хотелось напоминать что-либо Филипу Хоксбери — это был не тот человек, который потерпел бы вмешательство в свою личную жизнь. Она начала горько сожалеть о том, что приехала.
Хок, всегда старавшийся сохранить хорошую мину при плохой игре, приветствовал ее тепло. Маркиз, прирожденный интриган, воспользовался положением дел, чтобы очаровать молоденькую пустышку. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что Констанс была дочерью его заклятого врага, недалекого лорда Ламли.
Беатриса суетилась вокруг «подруги», оставив ее в покое только тогда, когда Эдмонд обратился к ней с заметной угрозой в голосе:
— Дорогая, мне нужно серьезно поговорить с тобой. Немедленно. За пару минут с Констанс ничего не случится.
Беатриса сделала гримаску, но без возражений последовала за женихом в курительную, где в этот момент никого не было.
— Чего ради ты задумала всю эту нелепицу?
— Идею ты подал мне сам, Эдмонд. Ты сказал, что Филип заупрямился только потому, что это шотландское ничтожество сбило его с толку. Если он переметнется к Конни, то, без сомнения, последует за ней в Лондон. Там он опомнится и быстро потеряет интерес к прожектам этой особы.
Беатриса ждала насмешек или упреков, но Эдмонд, к ее облегчению, впал в продолжительное раздумье.
— А знаешь, дорогая, ты совершенно права! Я хочу сказать, выбранный тобой способ неудачен, но сама идея мне нравится. Мои поздравления, Би! У меня появилось предчувствие, что дело пойдет на лад. Я обдумаю, что можно сделать по этому поводу.
Они вышли из курительной рука об руку и присоединились к остальным собравшимся в гостиной. К тому моменту Констанс познакомилась с Фрэнсис Хоксбери и мечтала лишь о том, чтобы удариться в бегство. К сожалению, ее лошади нуждались в продолжительном отдыхе. По отношению к Беатрисе, затеявшей ее «воссоединение» с Филипом, Констанс испытывала чувство, близкое к ненависти.
Когда та появилась в дверях гостиной в сопровождении своего жениха, Констанс как раз старалась выкрутиться из неловкого положения.
— Надеюсь, мое присутствие не обременит вас, милорд, — обратилась она к Хоку. — Я еду в гости к моему дядюшке Джорджу (он прислал приглашение, и под влиянием момента я решила обрадовать дорогого родственника) и заехала к вам только для того, чтобы поздравить вас и вашу жену с законным браком.
Беатриса посмотрела на нее с удивлением. До этого момента она считала Констанс непроходимой дурочкой.
«Дядюшка Джордж, скажите на милость! Этот олух давным-давно приказал долго жить, будучи застрелен на дуэли новым возлюбленным своей молодой любовницы!» — Маркиз усмехнулся, тактично прикрыв рот ладонью
Хок просто вежливо улыбнулся, а Фрэнсис, находившаяся в счастливом неведении, предложила гостье чай.
Все же Беатрисе не хотелось так легко отказываться от своего хитроумного плана, и она перенесла все внимание на хозяйку дома.
— Знаете, Фрэнсис, Филип и Конни были знакомы, знакомы давно и близко. Не правда ли, Филип?
— Восемь месяцев — не такой уж долгий срок, — заметил Хок.
— Но ведь ты был близким — очень близким! — другом Конни.
— Не более близким, чем я, — вставил Эдмонд, прерывая дальнейшие бестактности. — Расскажите лучше, что новенького в Лондоне, Констанс.
— О, вы и представить себе не можете! — с жаром начала та. — Лорд Меллори и леди Лоутон делают из себя настоящее посмешище! Разумеется, виноваты не они, а леди Мел-лори, которая позволяет себе в открытую скандалить с мужем.
Хок заставил себя расслабиться, зная, что этот фонтан иссякнет тогда, когда язык Констанс перестанет шевелиться от усталости. Фрэнсис, которой ни одно из названных имен ни о чем не говорило, позволила своим мыслям свободно блуждать от воспоминания к воспоминанию. В какой-то момент она заметила, что свекор иронически ей подмигивает, и едва заметно пожала плечами.
К ужину Беатриса наконец отказалась от своих далеко идущих планов, утешая себя тем, что она все-таки сделала попытку.
Фрэнсис переодевалась к ужину, когда во внутреннюю дверь постучали. Она слегка нахмурилась, спрашивая себя, что может быть нужно мужу в это время.
— Ты все хорошеешь, дорогая, — искренне сказал Хок. — Можете идти, Агнес.
— Что это? — полюбопытствовала Фрэнсис, заметив в зеркале, что муж держит длинный и узкий бархатный футляр.
Хок молча открыл его и вытянул колье с великолепными сапфирами, сверкнувшее зелеными искрами в свете свечи.
— Оно пойдет к цвету твоих глаз.
— Но у меня серые глаза!
— Да? Хм… не шевелись.
Теплые кончики пальцев коснулись шеи, и Фрэнсис тотчас испытала это нелепое, глупое волнение, стремительно зародившееся внутри. Оно не только не исчезло за время, которое они были в постели врозь, но даже как будто усилилось. Это что-то извращенное, подумала она виновато, какое-то постыдное отклонение…
— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил Хок, отступая. Колье лежало на груди, как поблескивающая змейка.
— Оно прекрасно! Почему ты хочешь, чтобы я носила его?
— Потому что отныне оно твое. Когда-то оно принадлежало моей матери, а еще раньше — бабушке. Может быть, оно выглядит старомодным… в таком случае сменим оправу камней.
— Нет-нет, мне так больше нравится. Спасибо, Хок! — Фрэнсис поднялась из-за туалетного столика и озадаченно посмотрела мужу в лицо. — Все-таки почему?
— Почему что?
— Почему ты даришь его мне?
— Сапфир, согласно древнему поверью, смягчает ревнивое сердце. Надеюсь, мой щедрый дар заставит всю твою ревность претвориться в любовь.
— Так ты даришь мне сапфировое колье, чтобы успокоить ревность, которую я могу почувствовать к Констанс? Щедрый выкуп, ничего не скажешь! Выходит, Беатриса была права, когда сказала, что ты был близок с нашей гостьей.
— Не настолько близок, глупышка. Что касается Беатрисы, она поставила Констанс в неловкое положение, вытащив ее сюда. Будь великодушна к этой лондонской пустышке, и вскоре мы сможем благополучно препроводить ее к дядюшке Джорджу, если таковой существует.
— Неужели Беатриса считает, что ты способен развестись со мной?
— Я уверен, ничего настолько радикального у нее и в мыслях не было. Скорее всего она думала, что приезд Констанс даст мне понять, чего я лишился, и заставит последовать за ней в Лондон.
— Скорее бы Беатриса уезжала… — вздохнула Фрэнсис. — Но я не ревную, и не надейся!
— Ни на маковое зерно?
— Флиртуйте с кем хотите, милорд, я тоже найду, с кем развеять скуку!
— Бедняга Маркус! Этот достойнейший молодой человек обречен. Придется ему одной рукой обнимать мисс Мелчер, а другой — тебя.
Фрэнсис вспыхнула, понимая, что ее стрела не попала в цель.
— Лучше поцелуй меня, дорогая, прежде чем мы спустимся в столовую. — Хок притянул ее к себе и поцеловал не столько со страстью, сколько с нежностью. — Как долго, как долго!.. придется ждать завтрашней ночи, я правильно понимаю?
— Ты считаешь дни? — спросила Фрэнсис, против воли улыбаясь.
— Конечно, считаю! — подтвердил он со вздохом.
— Брак — странная штука, — заметила она с некоторым удивлением. — Человек начинает придавать значение вещам, которые раньше полагал вполне естественными.
— Значит ли это, что ты тоже считаешь дни?
— Не только не считаю, — призналась она, — но постепенно начинаю думать, что все то, что мы… что удовольствие, которое я испытывала, мне просто померещилось.
— Померещилось? Какое жуткое предположение! У меня даже мурашки забегали по спине. Мне что же, придется начинать все сначала?
Фрэнсис молча зарылась лицом в выемку его плеча.
Моя постель без тебя кажется неприятно пустой, — вздохнул Хок, отстранил жену и одобрительно улыбнулся, держа ее за плечи. — Ты очень красива, Фрэнсис.
«Ты тоже очень красив, но я не скажу тебе этого», — думала она со счастливым упрямством, спускаясь рядом с мужем вниз по лестнице.
Глава 27
В каждом стаде есть паршивая овца.
Пословица XVI векаАмалия долго и внимательно разглядывала карты, разложенные перед ней на постели.
— Moi, je le savais, — сказала она вслух, обращаясь к своей уютной спальне. — Я знала, что так случится, знала давно.
Амалия не призналась бы никому из знакомых джентльменов, что увлекается философией и оккультными науками, но порой это помогало предвидеть будущее. Вот и на этот раз у нее зародилось и постепенно окрепло некое предчувствие. Она решила погадать на картах, заранее зная результат.
Она поспешно собрала карты, перемешала их и положила колоду на столик у кровати.
— II faut penser, maintenant, — прошептала она, поудобнее пристраивая под головой подушку. — Да-да, надо хорошенько все обдумать! Ведь никаких доказательств нет…
Прошло уже две недели после получения письма от графа Ротрмора. Из него Амалия уяснила, что Хок выбрал себе роль верного мужа и собирается счастливо ей следовать. Чтобы смягчить удар, он послал Амалии двести фунтов и заверения в том, что аренда дома продлена до конца следующего квартала. Подобное великодушие не помешало ей скучать по Хоку. Однако пора было готовиться к отъезду в Гренобль, к Роберту Гравиньи, и предстоящей семейной жизни. Проблема состояла в том, что 344 Амалия считала свое приданое недостаточным.
Чтобы его пополнить, она позволила войти в ее жизнь (и постель, разумеется) щедрому лорду Демпси. Звали его Чарлз Льюистон, и человек он был могущественный — по крайней мере в скаковом мире. Кроме того, он был давним другом лорда Чалмерса, жениха сестры Хока, леди Беатрисы.
Отличительной чертой лорда Демпси оказалось то, что под хмельком он любил поговорить. И говорил он о вещах, не на шутку беспокоивших Амалию. Он как будто не знал о том, что она находилась на содержании графа Ротрмора, и Амалия, уловив суть его речей, меньше всего собиралась открывать глаза своему новому любовнику.
— Скоро все будет по-нашему, — бормотал лорд Демпси.
Он успел выпить достаточно бренди, чтобы глотать окончания слов и обильно брызгать слюной, и не годился на что-нибудь в постели. Амалия вовсе не была этим разочарована. Любовник из лорда Демпси был не ахти какой, и она согласилась встретиться с ним во второй раз только для того, чтобы разузнать побольше.
— Что будет по-вашему, милорд? — спросила она почтительно (ее благоговение с самого начала развязывало гостю язык). — И кто такие «вы»?
— Скоро лошадки Десборо окажутся в наших руках, и тогда все будет в лучшем виде. Все тогда будет кончено…
— Все будет кончено? Что бы это могло значить? — Она заметила, что лорд Демпси вот-вот погрузится в пьяный сон, и поспешно продолжала:
— Вы так влиятельны, милорд, и так мужественны. Совсем не то, что прежний лорд Ротрмор… Невил, кажется. Вы ведь были знакомы с ним?
— Болван бестолковый! — Гость издал при этом слюнявое фырканье. — Безмозглый эгоист! Уж мы о нем позаботились, будь спокойна.
Через минуту он звучно храпел на разные голоса, но Амалия не слышала, пораженная его словами. Она вознесла пылкую молитву, чтобы лорд Демпси все забыл, кош проснется поутру.
Она спрыгнула с постели, не беспокоясь о том, чтобы соблюдать тишину: гостя не мог бы разбудить даже пушечный выстрел. Достав из бюро лист бумаги, она уселась писать письмо.
Фрэнсис выкрикивала слова ободрения, пока совсем не охрипла. Когда Летун Дэви перемахнул через финишную линию, она бросилась мужу на шею и стиснула его в порывистом объятии:
— Получилось! Получилось!
Хок поцеловал ее, очень довольный.
Фрэнсис вспомнила, как жокеи-соперники старались спихнуть Тимоти со спины Летуна Дэви, как они осыпали лошадь ударами хлыстов. К счастью, Летун Дэви вскоре так сильно вырвался вперед, что избежал дальнейших выходок конкурентов. Однако что за мерзости творятся во время скачек!
Так или иначе, они выиграли пятимильный забег в Йорке, где обычно проходили первичный отбор лучшие чистокровные жеребцы Йоркшира.
— Теперь можно сказать наверняка, что он готов для Ньюмаркета, — сказал Белвис, потирая руки. — Правда, придется дать Тимоти пару уроков на тему «Как сберечь свою шкуру во время скачек», но я рад за парнишку. Он хорошо поработал сегодня.
Фрэнсис выиграла двести фунтов, поставив на Летуна Дэви, так как ставки на неизвестную лошадь были семьдесят к одному.
— Впечатляюще, весьма впечатляюще! — воскликнул Эдмонд, пожимая Хоку руку. — Если не ошибаюсь, завтра очередь Тамерлана?
Фрэнсис кивнула, сияя от гордости.
— Я смотрю, ты решила воспользоваться случаем и вернуть все истраченные на лошадей деньги, — сказал Хок, легонько подергивая локон ее прически.
— По крайней мере мне хватит еще на одно передвижное стойло.
— Подумаешь, провинциальные скачки! — пренебрежительно скривилась Беатриса, комкая перчатку. — Победа на них еще ничего не значит.
— Мне не совсем понятно, почему вы так жаждете купить наших лошадей, если мало верите в их будущее? — спросила Фрэнсис с простодушным видом.
Эдмонд молча взял невесту под руку, удрученно покачал головой и последовал за Хоком и Фрэнсис к кругу победителей. Тимоти раскраснелся и только молча улыбался, слишком взволнованный, чтобы говорить.
Поздравляя жокея с первым удачным заездом, Хок слышал ворчание владельцев проигравших лошадей. От него не укрылось то, что. вокруг из рук в руки переходят деньги, крупные суммы денег. Услышав кличку своей лошади, он прислушался.
— Ты когда-нибудь слышал про Летуна Дэви, Джордж? — спрашивал один джентльмен другого. — Где старина Невил мог откопать такой славный кусок конины? Окрас напоминает мне жеребчика, которого я видел в прошлом году в Эскоте.
— Лично мне Невил ничего не рассказывал про Летуна Дэви, — ответил Джордж, вытирая платком потный лоб. — А ведь его, бывало, хлебом не корми — дай похвастаться о своих находках. Как ты думаешь, почему он утаил от нас эту драгоценность?
Любопытство Хока было донельзя разожжено письмом Амалии, которое дожидалось его в Десборо-Холле. Распечатав и прочитав его, он поднял голову и встретил пристальный взгляд Фрэнсис. Это заставило его уединиться в курительной комнате. Там письмо было перечитано не меньше трех раз. Хок не мог оторвать глаз от перечисленных Амалией немногих фраз лорда Демпси.
«Уж мы о нем позаботились, будь спокойна…», «лошадки Десборо…», «все будет по-нашему…», «все будет кончено».
Что за дьявольщина творится под самым его носом? Хок понимал, что, как всякий прямолинейный человек, он не слишком силен в интригах. Правда, на войне ему порой приходилось и лгать, и изворачиваться, чтобы добыть нужную Веллингтону информацию, но в жизни штатской он был неважным дипломатом. Джентльмен был человеком чести и не имел права пятнать свою репутацию махинациями.
Однако после долгого раздумья Хок пришел к выводу, что военное положение случается и в штатской жизни. Защищать свою собственность, думал он, это все равно что защищать свою страну.
В качестве первого шага Хок разыскал отца, который бодро вышагивал в роскошном розарии поместья Аромат бесчисленных роз смешался в теплом летнем воздухе в единый упоительный букет Вдохнув его, Хок тотчас вспомнил Фрэнсис и благодушно покачал головой.
— А, это ты, мой мальчик! — приветствовал его маркиз. — Фрэнсис не со мной, о чем я весьма сожалею. Думаю, ты найдешь ее на одном из выгонов.
— В данный момент меня больше устроит твое общество, отец. — Хок замедлил шаг и двинулся бок о бок с маркизом по одной из дорожек. — Скажи, лорд Демпси был близким другом Невила?
— Сын старого Эдварда? Его как будто зовут Чарлз?
— Да, речь идет о Чарлзе Льюистоне.
— Старый Льюистон был отпетый мерзавец, — порывшись в памяти, сообщил маркиз. — Очень сомневаюсь, чтобы у такого отца мог вырасти сын высоких моральных устоев. Припоминаю, что время от времени Невил называл имя Чарлза… похоже, они и впрямь дружили.
— Эдмонд, конечно, хорошо знает лорда Демпси?
— Разумеется. Сколько раз я жалел, что из Невила не вырос настоящий мужчина, но что уж тут…
Маркиз резко оборвал фразу, и это заставило Хока нахмуриться.
— Как-то раз ты сказал мне, отец, что не предложил бы Невилу даже шлюху из Сохо. Что ты имел в виду? Неужели Невил так сильно изменился с тех пор, как мы были детьми?
— Изменился? Должно быть, ты забыл, как он умел пресмыкаться, когда считал, что дело того стоит. Мальчишкой твой брат был слюнтяем и капризулей, а когда вырос, водил компанию по большей части с людьми низкими и подлыми. Последние полгода до его смерти я почти не виделся с ним.
— Я хорошо помню тот день, когда получил твое письмо с известием о смерти брата. Я еще удивлялся тогда, как Невил ухитрился утонуть. Он с детских лет плавал как рыба.
— В тот день он был пьян до потери сознания, — объяснил маркиз, не скрывая отвращения.
— Кто тебе сказал, что он был пьян?
Маркиз бросил на сына взгляд, полный удивления и тревоги.
— Кто, как не Эдмонд Лэйси, — не сразу ответил он. —
Сразу после несчастья он прибыл в «Чендоз», чтобы передать мне печальное известие из первых рук. Должен сказать, он вел себя как человек тонкой деликатности: я клещами вытягивал из него каждую подробность. Эдмонд — настоящий джентльмен, мой мальчик.
— Надеюсь, тебе известны имена тех, кто был в это время на яхте Невила? Лорд Демпси?
— Нет, я не спросил. Но скажи мне, почему все эти вопросы?
Несколько секунд Хок колебался, потом уклончиво ответил, что пока ничего не знает точно.
— Эдмонд и Беатриса готовятся завтра покинуть нас, — сменил тему маркиз, оглядев непроницаемое лицо сына. — Виконту понадобится время, чтобы подготовить своих лошадей к скачкам в Ньюмаркете.
— Тебе не кажется странным, отец, что Эдмонд так заинтересован в покупке лошадей Десборо? Ты знаешь, он предложил за них цену, которая превосходит самые смелые мои предположения.
— Тщеславие, мальчик мой, тщеславие. Эдмонд надеется побить рекорды Джерси и Дерби. Я бы не поставил амбиции в вину джентльмену.
— Я и не думаю ставить это ему в вину.
Но сомнения продолжали мучить Хока. Какое отношение имел лорд Демпси к покупке лошадей Десборо? И что должно было быть «кончено» с завершением этой сделки?
Он не знал, что удержало его от того, чтобы рассказать о своих сомнениях Эдмонду. Возможно, интуиция. Это выглядело тем более странно, что прощальный вечер прошел в самой дружеской обстановке. Эдмонд непрерывно говорил о скачках. Хок нашел, что сочувствует ему в страстной жажде признания скаковым миром. Беатриса, напротив, дулась, и это нисколько не удивило его.
С течением времени во Фрэнсис развилась сильнейшая чувствительность к оттенкам настроения мужа. Поздно вечером она снова прошла в спальню Хока. Он сидел все в том же кресле у камина, но в халате. На столе горела единственная свеча.
Она заметила, что муж держит в руке листок бумаги.
— Что ты читаешь? — спросила она, вынырнув из-за спинки кресла и ткнув пальцем в листок.
— Ты перепугала меня до полусмерти, — усмехнулся Хок. — Я как раз собирался к тебе. Отрадно видеть, что и тебе не терпится оказаться в моем обществе.
— Что-то тревожит тебя, Хок, — сказала Фрэнсис, не обращая внимания на поддразнивание. — Скажи мне, что случилось? Что в этом письме?
— Надеюсь, муж имеет право хоть какие-то новости приберегать лично для себя? — Хок сложил листок столько раз, что получился крохотный квадратик.
— Хок…
Он понял, что сейчас Фрэнсис перейдет в атаку, и поспешил сменить тему:
— Когда приедут твои сестры?
— Разве я тебе ничего не сказала? Надо бы тебе в отместку приберечь эту новость для себя… (при этих словах Хок улыбнулся) ну да уж ладно! София решила подождать до осени. Так что, милорд, ваши свояченицы сейчас заняты тем, что чистят перышки перед броском в омут весеннего лондонского сезона. Берегитесь, богатые холостяки!
— Придется и тебе как следует почистить перышки, чтобы они не затмили тебя на первом же балу.
Фрэнсис краем глаза проследила за тем, как квадратик бумаги исчез в кармане халата мужа. Тот похлопал ладонью по коленям, и она решила, что он чувствует себя виноватым. Она уселась, но не сделала движения прильнуть к груди Хока или хотя бы устроиться поудобнее.
— Те двести фунтов, которые я выиграла в Йорке, я отослала Софии, — сообщила она с вызовом. — Она написала мне, что узнала адрес одной шикарной модистки в Глазго.
— Боюсь, в «Килбракене» не найдется достаточно большого сундука для нарядов, потому что я тоже послал три сотни фунтов твоему отцу.
Как он и надеялся, новость была воспринята как приятный сюрприз. Фрэнсис одарила мужа улыбкой, которая странным образом всколыхнула в нем знакомое вожделение. Он поскорее притянул ее поближе.
— Никогда не знаешь, чего от тебя ожидать… Фрэнсис расслабилась, позволив ладоням скользить по спине вверх и вниз. Хок откинулся поудобнее, и она ощутила под бедрами нетерпеливое твердое подталкивание.
— В отличие от тебя я человек простодушный и очень предсказуемый. Все, чего я хочу, — это уложить в постель жену, причем не чужую, а свою.