Магия (№1) - Магия лета

Несмотря на дурман в голове и во всем теле, Фрэнсис чувствовала что-то не правильное. Почему голос мужа звучит так, словно он зол на нее? Что она сделала?

Она содрогнулась всем телом, когда сладкое распирание внутри исчезло. Горячий рот прижался между ног.

— Хок!

— Молчи! Ты хотела этого, жена, и ты не будешь разочарована.

Он и правда был зол, больше на себя, чем на Фрэнсис, но ее возгласы и конвульсивные движения бедер заставили забыть обо всем остальном. Он слушал музыку громких стонов Фрэнсис, он упивался ее наслаждением, хотел видеть это снова и снова. И потому, вместо того чтобы снова взять ее, он решил повторить ласку.

Фрэнсис казалось, что в ней не осталось сил даже на то, чтобы шевельнуть кончиками пальцев. Судорожное, сладостное ощущение еще не успело отдалиться, растаять, когда снова пришло прикосновение, от которого она вскрикнула во весь голос. Что он делал с ней! Он был сразу везде, внутри и вне ее — его пальцы, его рот, — хотя ей казалось, что лучше быть уже не может.

Хок вновь насладился зрелищем, которое любил больше всего на свете. На этот раз он не стал дожидаться, пока затихнет дрожь ее бедер, и вошел в нее очень глубоко, с таким ощущением, словно все внутри этого податливого тела было задумано и устроено именно для него.

Хок уже не владел собой. Ее наслаждение было мощным возбуждающим средством. Он смутно сознавал, что ни в чем себя не ограничивает, что он почти жесток в своих исступленных толчках, но она не протестовала. Наоборот, она двигалась навстречу ему, тянулась сама и прижимала его еще ближе. Он чувствовал, что его затягивает бездонный омут, где на каждом витке ждет новое наслаждение. «Я не вернусь оттуда…» — подумал Хок со счастливым удивлением, и это была его последняя связная мысль…

— Я совершенно без сил, — прошептала Фрэнсис.

— Я тоже.

Фрэнсис ощущала свое тело невесомым и одновременно наполненным до краев. Усталость омывала ее мягкими волнами, навевая дремоту.

— Не оставляй меня одну, сказала она невнятно, едва сознавая, что ее укладывают на подушку и укрывают.

— Не оставлю, Фрэнсис… разрази тебя гром!

Хок притянул к себе ее — эту сладкую ловушку, — возмущенно и благодарно ощутив беззащитность и уязвимость ее тела. Фрэнсис доверчиво прижалась в ответ.

«Что ты наделала, Амалия! Твой проклятый совет превратил меня в бесхребетного слюнтяя!»

Хок поцеловал жену в лоб все еще влажный, и погрузился в забытье.

Глава 24

Если бы из двоих виноват был только один, ссоры не длились бы долго.

Ларошфуко

Маркиз бросил продолжительный взгляд сначала на своего насупленного сына, потом на невестку, не менее хмурую. Напряжение в комнате нарастало стремительно — казалось, оно повисло над столом невидимой, но весомой массой.

— Какой чудесный денек выдался сегодня! — наконец заметил маркиз.

Хок ограничился неопределенным звуком, несколько похожим на фырканье лошади, ужаленной оводом.

Фрэнсис вонзила вилку в ломтик яичницы. Она была в ярости, чувствуя электричество в кончиках пальцев. «Его убить мало, — думала она, — его мало искалечить! Два часа назад я проснулась счастливая, с дурацкой улыбкой на лице, чтобы обнаружить, что лежу одна в своей постели и — что уж совсем невыносимо вспомнить — в ночной сорочке, аккуратно застегнутой до самой верхней пуговки. Чтоб его черти взяли! Чтоб ему провалиться! Чтоб ему…»

Она чувствовала себя беспомощной и по уши влюбленной.

Все, хватит! Довольно он играл ею! Довольно она уступала! Больше никогда! Никогда!

А он, этот негодяй, не чувствовал по отношению к ней даже простой симпатии, иначе он не поступил бы с таким полнейшим бездушием. Подумать только, проснулся пораньше, чтобы не дать ей возможности открыть глаза на его плече! И даже одел ее, чтобы уничтожить все следы ночной интимности… возможно, он даже разглядывал ее. А она как последняя дура в этот момент видела сентиментальные женские сны!

— Когда вы уезжаете, милорд? — спросила Фрэнсис ледяным голосом, нарушая тягостную тишину.

Хок даже не поднял взгляд от тарелки с тостом, который жевал, яростно двигая челюстями.

— Уезжает? — маркиз был поражен до глубины души. — Что это за чушь ты несешь, Фрэнсис?

— Возвращение вашего сына в Лондон — вопрос нескольких дней, милорд, — продолжала Фрэнсис, поскольку Хок не собирался отвечать и сосредоточил все свое внимание на содержимом тарелки. — Не понимаю, что вас так удивляет. Для вас не секрет, что он не испытывает к Десборо-Холлу ничего, кроме глубочайшего безразличия. Впрочем, так же он относится ко всему на свете…

— Кстати, отец, — перебил Хок, ненадолго опуская вилку и нож, — я перевел на имя Коньона, твоего секретаря, деньги в сумме пяти тысяч фунтов. По возвращении они будут ожидать тебя в «Чендозе». Впредь прошу не тратить на пустые прожекты ни ваших денег, ни моих.

Это уж было слишком! Фрэнсис отодвинулась от стола с намеренным грохотом и швырнула салфетку поверх своей почти нетронутой еды.

— Какая впечатляющая демонстрация власти! — воскликнула она с ядовитым сарказмом. — Вам на все наплевать, милорд, кроме собственных удовольствий!

— Не только собственных, осмелюсь напомнить, — огрызнулся Хок тем же тоном.

Фрэнсис вспыхнула, теперь уже не от смущения. Возмущение заставило ее забыть всякую щепетильность.

— Повторяю, вам на все наплевать! Продавайте лошадей, продавайте все! Возвращайтесь в Лондон! Мне тоже наплевать, к вашему сведению.

— Для начала я постараюсь разгадать загадку Летуна Дэви, — ответил Хок, неожиданно меняя тон на более мягкий.

— Какую загадку? — заинтересовался маркиз.

— Получается, что кобыла по имени Пандора перешла ц иной мир задолго до того, как ожеребилась Летуном Дэви, — объяснил Хок. — Я хочу сам посмотреть купчую. Обязанности, обязанности… им нет числа. Поразительно, сколько они отнимают времени и энергии. За сутки совершенно выбиваешься из сил.

— Вы не заслуживаете умереть естественной смертью, милорд! Вас следует высечь, заковать в кандалы… — задохнулась от эмоций молодая женщина.

— И кто же это сделает? Уж не ты ли, Фрэнсис?

— Выпороть вас? Да я бы получила величайшее удовольствие!

— Возможно, я тоже…

— Дети, дети! Прекратите же ссориться хоть на пару минут! — воззвал маркиз. — А вот и Рози, как нельзя более кстати. Рози, еще чашку чаю, пожалуйста.

До тех пор, пока горничная не вышла, за столом царила тишина.

— У загадки должно быть какое-то простое объяснение, — предположил маркиз после ее ухода, надеясь перевести разговор в более мирное русло. — Что говорит по этому поводу Бел-вис?

— Он понятия не имеет, что это значит, — ответила Фрэнсис, успевшая, образно выражаясь, опустить свои встопорщенные перышки. — Ему очень не нравится вся эта история

— Я уверен, все объяснится, когда я посмотрю купчую, — сказал Хок уверенно, отмахнувшись от проблемы мановением руки.

Однако несколько часов спустя он был неприятно удивлен. Купчая, в которой он надеялся найти все необходимые сведения, попросту отсутствовала. С помощью Маркуса Хок обыскан каждый дюйм кабинета и несколько других мест, где хранились архивы Десборо-Холла. Купчая как сквозь землю провалилась. Более того, не удалось найти также купчие на Тамерлана и Гордость Кланси. Хок счел это очень странным, но не намерен был забивать этим голову. Рано или поздно бумаги должны были найтись. Что бы Невил ни сделал с ними, не уничтожил же он купчие, без которых лошади не допускались до скачек!

После такого утомительного и пыльного занятия, как копание в бумагах, Хок решил подышать свежим воздухом и прошелся до выгонов. На одном из них Фрэнсис, по-мужски верхом на Летуне Дэви, отрабатывала на редкость сложные маневры. «Наездница она превосходная», — против воли подумал Хок. Летун Дэви без малейшего протеста следовал каждому движению поводьев, казалось даже, что жеребец выполняет ее требования охотно, с радостью. Верховая одежда Фрэнсис — назвать ее наряд амазонкой не поворачивался язык — состояла из блузы и плотной юбки в глубокими разрезами по бокам, позволявшими свободно маневрировать стременами.

Когда они встретились позже, она пропахла лошадиным потом, а вместо прически на голове было нечто невообразимое. Хок испугался, что лошадь сбросила ее, и он испытал вспышку тревоги. Впрочем, довольный вид Фрэнсис сразу успокоил его. В одной ее руке был зажат грязный конверт, в другой листок бумаги — короткое письмецо.

— Это от отца и Софии! — объявила она, врываясь в гостиную счастливым ураганом.

У нее совсем вылетело из головы, что еще утром она дала себе слово никогда больше не разговаривать с мужем.

— Да? — равнодушно бросил Хок, которому не было никакого дела до новостей из «Килбракена».

— Они оба здоровы. София спрашивает вашего разрешения на то, чтобы привезти в Десборо-Холл моих сестер. Им понадобится обновить гардероб, и она хочет узнать, как много денег мы сможем выделить на это. Как вы смотрите на то, чтобы через месяц…

Хок, который во время всей тирады смотрел на Фрэнсис во все глаза, вскочил с кресла в порыве возмущения:

— Я вынужден был жениться на вас, мадам, и ничего не могу поделать насчет вашего присутствия здесь, но пусть я лучше сгорю в аду, чем по Десборо-Холлу будут болтаться ваши сестрицы, путаясь у меня под ногами! И еще меньше, мадам, мне улыбается перспектива тратить на них свои деньги! Вы уже потратили достаточно, так что кредит семьи Килбракен этим исчерпывается. Прошу вас так и отписать вашему папаше!

Фрэнсис приоткрыла рот в совершеннейшем изумлении.

— Неужели София думает, что я повезу всю эту

Кучу юбок — вас в том числе — с собой в Лондон?

Что я буду таскать вас по балам, загоняя мужей в приготовленные сети?

В этот момент Фрэнсис вышла из своего неуместного оцепенения.

— Мерзавец! — крикнула она пронзительно, не заботясь о том, услышат ли слуги.

Миссис Дженкинс и Отис, проходившие через холл к лестнице, застыли с разинутыми ртами.

— Подлый, низкий, скупой, ничтожный англичанишка! Ты смешон, ты жалок, и я ненавижу тебя!

Она затопала ногами, на мгновение задохнувшись от бешенства, круто повернулась, пахнув запахом конюшни, и вылетела вон из гостиной, оставив Хока одного вдыхать оставшийся после нее запах конюшни.

Вот теперь самое время подумать о возвращении в Лондон, решил он угрюмо. В конце концов ему удалось добиться от жены презрения.

Фрэнсис между тем бродила кругами по кабинету управляющего, бормоча под нос самые грубые шотландские ругательства и награждая мужа эпитетами, которые заставили бы его поежиться.

— По какому поводу такой гнев? — спросил маркиз, появляясь в дверях.

Разумеется, он прекрасно знал, по какому. Ничто так не способствует покою в доме, считал он, как наличие дворецкого, готового тотчас поставить хозяина в известность о самом незначительном событии. Чем выше лояльность дворецкого, тем выше и его ценность. Лояльность Отиса была высока необычайно.

— Ваш сын, будь он проклят! — вскричала Фрэнсис, упирая руки в бока.

— Что же он наделал? — поощрил маркиз, которому было любопытно услышать историю из первых рук.

— Он отказался потратить часть денег на моих сестер! Он не только отказался сопроводить их в Лондон и вывезти в свет, но даже запретил их появление в Десборо-Холле! Пусть бы у него отвалились все пальцы на ногах, пусть бы он разбил себе голову об…

Фрэнсис помедлила, не сумев подобрать подходящего к случаю предмета.

— Я с удовольствием предоставлю вашим сестрам необходимые средства. У меня есть также отдаленный кузен, человек добрейшей души, который охотно примет их под свое покровительство. Таким образом, моя дорогая, нет никакой причины для того, чтобы так себя изводить.

Реакция Фрэнсис на это великодушное предложение оказалась неожиданной. Она отвернулась и разразилась слезами.

— Моя дорогая!

Она умолкла, пристыженная. Только судорожные всхлипывания показывали, что она борется с собой.

— Кроме того, — продолжал маркиз, — Хоксбери-Хаус в Лондоне принадлежит мне. Хок всего лишь гостит там во время своих визитов в столицу. Он не имеет права голоса в вопросе о том, кому можно, а кому нельзя жить в Хоксбери-Хаусе.

— Вы невероятно добры, милорд, — сказала Фрэнсис, шмыгая носом, и ее серые глаза казались в этот момент одними черными зрачками. — Да, вы добры, но заботиться о моих сестрах не ваша обязанность. Этим должен заниматься Хок. и я заставлю его выполнить свой долг!

— Как, девочка моя?

— Ну-у… я пока не знаю, но способ найдется. Может быть, шантаж… когда узнаю имя его лондонской любовницы.

— Так далеко я бы не стал заходить, — сказал маркиз поспешно. — Да и к чему объявлять моему сыну войну? Я очень богат, так почему бы тебе не воспользоваться…

— Нет, милорд, — перебила она твердо. — Нет. Я вам очень благодарна за щедрость, но это было бы несправедливо. Вы и так уже многое сделали для меня.

— Что ж, будь по-твоему.

Маркиз добродушно потрепал невестку по щеке и вышел из кабинета. Он уже знал, как поступит в сложившейся ситуации.

Он нашел сына в бильярдной, где тот гонял шары с таким остервенением, словно они были его кровными врагами. Когда маркиз вошел, Хок ткнул кием изо всех сил, так что шар перепрыгнул через бортик и покатился по полу.

— Я вижу, сынок, твоя техника из рук вон плоха.

Хок раздраженно покосился на отца, но промолчал.

— Вот что, мой мальчик, — продолжал маркиз с такой угрожающей мягкостью, что он вынужден был оставить избиение шаров и обратиться в слух, — ты добровольно снабдишь своячениц деньгами. Кроме того, ты попросишь у Фрэнсис прощения за свое недопустимое поведение.

Хок очень медленно и аккуратно положил кий на сукно. Он по-прежнему не выражал желания вступать в разговор.

— Как я понял, мой мальчик, Фрэнсис сама вложила тебе в руки оружие против себя. Ты получил возможность повернуть все по-своему, одержать над ней верх, подавить ее. Но что толкает тебя на это?

— Значит, она бросилась к тебе жаловаться?

— Вовсе нет. Я прикармливаю в этом доме целый штат осведомителей.

Хок от души высказался по поводу продажности слуг. Маркиз выслушал его с безмятежной улыбкой.

— Когда я предложил твоей жене располагать моим состоянием, она вежливо, но решительно отказалась.

— Да уж, она такая, — вздохнул Хок.

— Значит, ты понимаешь, что она очень горда?

— Будь прокляты она и все женщины мира в том числе!

— Ответь мне, мой мальчик, что на тебя нашло? Почему ты так обидел Фрэнсис?

Будь также прокляты все старые мудрецы, подумал Хок, но вслух этого не сказал. Вместо этого он заявил с фальшивым спокойствием:

— В самом скором времени я уеду из Десборо-Холла. В Лондоне мне не нужен эскорт из трех юбок сразу.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Хок.

— О дьявол! — вскричал тот, с размаху ударив кулаком по крышке хрупкого антикварного столика, который тут же развалился. Хок тупо уставился на обломки. — Ладно, отец, я извинюсь перед Фрэнсис. Я дам ей столько денег, сколько понадобится ее жеманным сестричкам, но в Лондон я их не повезу! Если хочет, пусть везет их в Йорк или Хэррогит, там хватает безмозглых идиотов, пригодных в мужья.

— Могу я просить тебя извиниться немедленно? Я слышал, она собирается шантажировать тебя.

— Шантажировать? Какая нелепость!

— Вспомни о своей любовнице.

— Да она просто мегера!

Кто, твоя любовница?

— Нет, Фрэнсис! — рявкнул Хок.

— Да уж, с ней не соскучишься, но мегера — это ты, мой мальчик, хватил через край. Уж не потому ли ты раздуваешь в себе гнев, что боишься? Интересно, чего?

Хок выскочил из бильярдной, изрыгая ужасающие богохульства.

Маркиз поднял кий и сыграл великолепную, поистине блестящую партию.

Так случилось, что возвращение в Лондон пришлось отложить. К вечеру обнаружилось, что заболел Летун Дэви, и Фрэнсис, бледная и осунувшаяся, не уходила из его стойла до самого рассвета. Как ни старался Хок сохранить лицо, он не мог полностью игнорировать происходящее. Кроме того, нельзя было не признать, что жена на редкость хорошо справилась с задачей. В ее присутствии больное животное вело себя как шелковое и позволяло проделывать с собой любые манипуляции.

— Он оправится, — заверил Белвис, появляясь из конюшни и устало потягиваясь. — У леди Фрэнсис золотые руки, а уж сердце… редкая женщина. Я сроду не видел женщин-ветеринаров, разве что деревенских знахарок, но это другое дело. Не понимаю только, почему лошадь заболела? Леди Фрэнсис считает, что он съел неподходящий корм, но ведь я лично проверяю каждую засыпку. Не понимаю, и все тут! — Старый тренер почесал лысину и вдруг добавил:

— Вам чертовски повезло, милорд.

Что можно было сказать на это? Хок, сам до полусмерти усталый, счел за лучшее промолчать.

Фрэнсис не покидала конюшню до тех пор, пока без сил не уснула в уголке.

— Вставай, вставай! — уговаривал Хок, поднимая ее и поддерживая за талию. — Жеребец сейчас в лучшей форме, чем ты. Пора немного поспать как положено, в постели.

Фрэнсис едва держалась на ногах от усталости, но это не мешало ей чувствовать законную гордость.

— Он выживет, понимаешь! — сказала она удовлетворенно.

Под глазами у нее залегли черные тени, прическа перепуталась, платье испачкалось и смялось. Хок внезапно почувствовал в себе нечто более могущественное, чем 312 страсть.

— Ты съешь завтрак до последней крошки, — приказал он, борясь со странным ощущением, — а потом ляжешь в постель. Уже девять часов утра!

— Я не голодна, просто устала.

Он заметил, что идет слишком быстро, и постарался примериться к шагам Фрэнсис. Стоило ему отпустить ее, как она пошатнулась.

— Прости за ту сцену в гостиной, — сказал Хок неожиданно для себя. — Я с удовольствием приму твоих сестер, оплачу их наряды и тому подобное.

Ну вот, подумал он с облегчением, дело и сделано. Однако вместо ослепительной улыбки, на которую он надеялся, Фрэнсис выпрямилась, как струна:

— Я не нуждаюсь в вашей снисходительности, милорд. Я намерена сама оплатить все расходы по приезду сестер. Разумеется, я смиренно благодарю вас за то, что две бедные сиротки смогут остановиться в вашем доме.

Она так и сказала: «в вашем» — очень ровным, бесцветным голосом.

— У тебя нет ни пенса, Фрэнсис. Как ты сумеешь оплатить хотя бы платья, которые им понадобятся?

— У меня есть перстень, который стоит немалых денег. — Она вытянула руку под самый нос Хоку. — Я его продам. Сегодня вечером я поеду с этой целью в Йорк.

Хоку показалось, что горизонт подернулся пурпуром, хотя закат давно уже сменился рассветом.

— Ты не сделаешь этого!

— Разве перстень не принадлежит мне?

— Это фамильный перстень, и его ценность заключается не только в деньгах! Я запрещаю тебе продавать его, Фрэнсис!

Она вырвалась и заступила мужу дорогу, выкрикнув тонким, срывающимся голосом:

— Подите вы к дьяволу, милорд! Насколько я знаю, дьявол обитает в Лондоне. Погода сегодня как раз для поездки. Почему бы вам не убраться подальше от Десборо-Холла?

— Единственное, почему я не трясу тебя как грушу — это твоя усталость. Чего ради ты все время выводишь меня из терпения?

Ах, моя усталость? Лежачего не бьют? Зато когда тот наберется достаточно сил, чтобы подняться на ноги, тут уж ему не поздоровится, не так ли, милорд?

— Хок, черт побери! Бьют лежачего или не бьют, речь не об этом. Ты не продашь перстень — и точка!

Фрэнсис испепелила его взглядом. Хок открыл рот для дальнейших увещеваний, но она отвернулась и пошла к дому. Казалось, происшедшая стычка придала ей сил. Хок едва угнался за ней. Повернув за угол хозяйственной постройки, оба остановились при виде двух запыленных экипажей у крыльца. Судя по всему, они только что прибыли.

— Кого это принесло? — удивился (но ничуть не обрадовался) Хок.

Взгляду Фрэнсис представился изящно одетый джентльмен, спускающийся по ступенькам первого из экипажей. Он открыл дверцу второго и предложил руку леди.

— Однако… — протянул Хок. — Это лорд Чалмерс и Беатриса, моя сестра!

— Как вы оказались тут в столь ранний час? — воскликнул он, устремляясь вперед с распростертыми объятиями. — Беатриса, как ты решилась?..

— Привет, Филип, — холодно перебила та, не обращая внимания на протянутые руки брата. — Слава Богу, здесь как будто ничего не изменилось. Мы с Эдмондом решили нанести вам визит. Насколько мне известно, отец тоже здесь. Боже мой, а это еще кто?

Хок посмотрел по направлению вытянутого пальца сестры и увидел Фрэнсис, которая стояла чуть поодаль, чем-то похожая на любопытную неряху служанку.

— Иди к нам, Фрэнсис, дорогая! — сказал он не без вызова. — Моя жена, Фрэнсис. Моя сестра, Беатриса.

— Она что же, спит на конюшне? Однако это странно. Я понимаю, шотландская дикость и все такое, но, право же, братец, ты не должен допускать…

— Одна из наших лошадей заболела, — бесцеремонно оборвал ее Хок. — Фрэнсис лечила ее.

— В самом деле? Как странно…

— Да и вы, дружище, выглядите неважно, — вставил Эд-монд. — Надеюсь, лошадь оправится от болезни?

— Вполне. У Фрэнсис замечательный дар лечить заболевших животных.

Хок повернулся и обнаружил, что жена стоит ря-Дом, простодушно улыбаясь.

— Ближе я подходить не стану, — кротко заметила она. — Надеюсь, дорогой, мой вид не навлек позора на твою голову? Это крайне огорчило бы меня.

— Нас не так-то легко шокировать, — заверил Эдмонд. — К тому же дело быстро поправит хороший отдых и горячая ванна.

В это время повился маркиз. Фрэнсис с трудом удалось скрыть удивление при виде холодного поцелуя, которым Беатриса клюнула отца в щеку.

Она решила, что сестра Хока даже прекраснее, чем на фамильном портрете. В дорожном туалете из бархата цвета бургунди она излучала королевское достоинство, но угадывающаяся внутренняя холодность придавала ее красоте неприятный оттенок. Эдмонд показался Фрэнсис невероятно лощеным, до предела светским и достаточно добрым. Глаза его так и лучились хорошим настроением, несмотря на дорожную усталость. Маркиза он приветствовал тепло, но почтительно.

— Не позавтракать ли нам за компанию? — предложил Хок. — Я как раз уговаривал Фрэнсис поесть перед тем, как она приляжет отдохнуть.

— Пожалуй, я выпью чашечку чаю, — милостиво согласилась Беатриса и добавила, бросив взгляд на Фрэнсис:

— Разумеется, после того как приведу себя в порядок. Гертруда, где моя шкатулка с драгоценностями?

— Отис, будьте любезны, позаботьтесь о Гертруде и о камердинере лорда Чалмерса, — обратилась Фрэнсис к дворецкому, статуей застывшему на верхней ступени лестницы.

— Будет исполнено, миледи, — ответил тот и с достоинством удалился.

— Карп мороженый! — нахмурившись, прошипела Беатриса себе под нос.

— Кто, Отис? — спросила Фрэнсис, искренне удивленная.

Беатриса позволила взгляду упасть на невестку — и передернулась от отвращения, не особенно стараясь это скрыть.

Наш дворецкий всегда жалел бродяжек, — бросила она в пространство, приняла руку жениха и прошествовала к дверям особняка с видом королевы, восходящей на трон.

— Такая уж у меня сестрица, — сказал Хок. — Не стоит обращать на нее внимание. Мне казалось, она станет мудрее с годами. Похоже, я ошибался.

— Эдмонд добавит ей недостающей мудрости, — предположил маркиз.

«Я бы на его месте даже не пыталась», — подумала Фрэнсис. Она сразу прошла в свою комнату и приказала приготовить горячую ванну. В это утро, как никогда раньше, ей были приятны хлопоты Агнес. Она сама себе казалась ребенком, над которым кудахчет заботливая нянька. В конце концов она уснула прямо в ванне.

— Фрэнсис, Фрэнсис…

Ее мягко потрясли за плечо. Открыв глаза, Фрэнсис обнаружила рядом вовсе не горничную, а мужа, который держал на вытянутых руках полотенце. Агнес парила в отдалении, вытянув шею и тараща глаза. У нее был лукавый, хоть и несколько шокированный вид.

— Ты… — сказала Фрэнсис сонно и не слишком поспешно сползла в ванну по самую шею.

— Надо же кому-то присмотреть за тобой, иначе ты будешь выглядеть, как сморщенный после стирки шейный платок.

Фрэнсис поднялась, позволив закутать себя в толстую махровую ткань. Хок поднял другое, поменьше, и начал деловито вытирать ей волосы.

— Чем заняты твоя сестра и лорд Чалмерс?

Фрэнсис только делала вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит, на самом же деле была отчаянно смущена. Да и было от чего! В окна лился ярчайший дневной свет, а горничная стояла рядом, упиваясь скандальным зрелищем.

— Беатриса прилегла отдохнуть, а Эдмонд отправился посмотреть на лошадей. — Хок потянул Фрэнсис к туалетному столику, и той ничего не оставалось, как подчиниться. — Вот что, Агнес, расчеши-ка ей волосы, пока она не впала в бессознательное состояние. — С этими словами он потрепал жену по щеке и вышел.

— Мне очень неловко, миледи, что так вышло. Я не виновата, — оправдывалась Агнес, расчесывая перепутавшиеся волосы Фрэнсис. — Его светлость вошел как ни в чем не бывало, увидел вас в ванне и… э-э…

— Ничего страшного, Агнес.

— Я слышала, как миссис Дженкинс жаловалась мистеру Отису на леди Беатрису. Сестра его светлости требует то того, то этого, будто она здесь хозяйка.

— Что ж, много лет Десборо-Холл был ее домом.

— Но миссис Дженкинс очень недовольна, миледи, — настаивала девушка. — А эта Гертруда — ничего себе имечко! — с физиономией кислой, как недельное молоко! Спустилась на кухню и отвлекает повариху от работы, пристает со всякой ерундой. Вынь ей да положь ячменный отвар!

— О Боже! — вздохнула Фрэнсис. — Заканчивай с волосами, Агнес! Я сейчас же повидаю Отиса и миссис Дженкинс и успокою их.

— Что вы, миледи! — испугалась горничная. — Его светлость строго-настрого приказал мне уложить вас в постель немедленно.

Если у Фрэнсис и были какие-то возражения против приказа мужа, она была слишком измучена, чтобы спорить. Перед тем как уснуть, она несколько минут раздумывала над целью визита Беатрисы и ее жениха. Это ведь Эдмонд предложил Хоку продать лошадей… не потому ли он решил наведаться в Десборо-Холл, что надеялся ускорить дело? И как мог повести себя муж в свете последних событий?

Фрэнсис покачала головой, забиваясь поглубже под уютное тканое покрывало. Так или иначе, отъезд Хока в Лондон откладывался.

Она не знала, что некоторое время спустя он вошел в ее спальню и долго смотрел на нее спящую. Рыже-каштановый завиток упал на губы и слабо шевелился от ее дыхания. Убирая его, Хок улыбнулся.

— Что же мне делать с тобой, жена моя? — спросил он тихо.

Фрэнсис проснулась только к вечеру. На звонок явилась не только Агнес, но и миссис Дженкинс, чей внушительный бюст ходил ходуном от негодования.

Глава 25

Я люблю тебя не только больше всего на свете,

Но и больше, чем самого себя, — не странно ли это?

Шекспир

Хок поднес к губам ложку супа a la Reine, разглядывая при этом сидевшую напротив жену. Она выглядела восхитительно. Густые волосы были уложены в одну из ее любимых высоких причесок, лишь два локона изящно спускались на белые плечи.

Он сдался почти без борьбы и не обманывал себя на этот счет. Это была полная и окончательная капитуляция, после которой, как ни странно, он вздохнул свободно. Теперь ничто не мешало ему изучать драгоценность, которая досталась ему по воле случая. Чем дольше смотрел на жену, тем больше ему хотелось вскочить из-за стола, перекинуть ее через плечо и там, в ее спальне, любить ее до тех пор, пока оба они не потеряют сознание. Если для исполнения этого желания требуется взять под свое крыло ее сестер, он готов на это. Более того, он готов был отвезти их в Лондон и вывозить на каждый чертов бал!

Тот беспечный холостяк, которым он был не так уж давно, приказал долго жить. Его место занял мужчина женатый, который был счастлив в своем новом качестве.

Хок поспешил доесть суп. Он был настолько погружен в свои грезы, что не сразу воспринял голос Эдмонда.

— У вас такой вид, дружище, словно вы только что потеряли все свое состояние за карточным столом. Позвольте спросить, что вас так тревожит?

— Что может меня тревожить? Ровным счетом ничего. Фрэнсис, дорогая, перестань крошить хлеб и съешь котлетку. Они сегодня удались.

Та послушно сделала знак лакею, и он положил свиную отбивную ей на тарелку.

— Твоя повариха готовит вполне приличные блюда, — обратилась Беатриса к брату.

«А чего ты ожидала? Котелок вареной картошки в центре стола и по куску репы у каждого на тарелке?» Фрэнсис посмотрела на золовку непроницаемым взглядом и не сказала ничего. С начала обеда она принимала в беседе мало участия. В ее памяти был еще слишком свеж разговор с экономкой, справедливый гнев которой едва удалось погасить.

— Она спросила, чистые ли простыни ей постелили! Фрэнсис испугалась, что необъятная грудь экономки разорвет оковы черного корсажа из бомбазина.

— А ее горничная, эта зануда Гертруда! Она имела наглость высказать претензию по поводу пыли — пыли! — на туалетном столике!

Вместо того чтобы присоединиться к уговорам Фрэнсис, Агнес возмущенно ахала на каждое заявление миссис Дженкинс, еще больше ее распаляя.

— Сует повсюду нос и отдает прислуге приказы, словно это она правит тут безраздельно! Верите ли, миледи, она заявила, что ее портрет «в плачевном состоянии» и нуждается в чистке! Я бы сказала, тут нужна реставрация — леди Беатрисы, а не ее портрета!

— Я уверена, — примирительно сказала Фрэнсис, как только ей удалось вклиниться в возмущенную тираду экономки, — что леди Беатриса скоро покинет Десборо-Холл. Не думаю, что ее приводит в восторг провинциальная жизнь. Мы как-нибудь переживем то время, которое она проведет под нашей крышей. Я постараюсь… я поговорю с ней, миссис Дженкинс.

Экономка промолчала. Зато ее взгляд недвусмысленно говорил о том, что леди Беатриса кого угодно без соли слопает не больше чем за пару минут.