Глава 15

— Милорд, мы вас совсем не ждали! Как же так!..

— День добрый, Отис! Где моя жена?

Хок стоял в величественном вестибюле Десборо-Холла, нетерпеливо похлопывая перчатками о ладонь в ожидании ответа. Однако у дворецкого бегали глаза, что ранее было ему совершенно несвойственно.

— Э-э… милорд… — начал Отис и умолк, так и не решившись отереть внезапно вспотевший лоб.

— Ну же, Отис, в чем дело?

Интересно, подумал Хок. Отис потеющий? Это было выше его понимания.

— Насколько мне известно, милорд, — продолжал дворецкий, собирая остатки самообладания, — леди Фрэнсис сейчас в кабинете управляющего. Она…

— Где леди Фрэнсис? Мне послышалось: в кабинете управляющего. Как это странно… впрочем, не важно. Пусть кто-нибудь займется багажом.

Тем не менее загадочное поведение обитателей Десборо-Холла продолжало беспокоить Хока. Что могла делать его жена в кабинете управляющего? Прятаться от слуг? Не хватало еще, чтобы она избрала эту комнату в качестве своей норы! И Отис… он решительно вел себя странно.

Хок прошел через необъятный вестибюль в задние комнаты особняка, мельком отметив, как много ему попадается ваз, наполненных свежесрезанными цветами. В воздухе витал нежный, сладкий аромат. Весна была в самом разгаре. Впрочем, какое дело было ему до весны?

Дверь в кабинет управляющего была плотно прикрыта. Бедная дуреха, подумал Хок, невольно хмурясь, она готова отгородиться от всего света, заточить себя, замуровать, лишь бы спрятаться от жизни как можно дальше!

Он повернул ручку, ожидая найти дверь запертой. Однако она открылась легко и бесшумно. Хок вошел… и прирос к месту, как пресловутая жена Лота. Его челюсть непроизвольно отвисла (как, впрочем, уже случалось с другими в Десборо-Холле).

За столом сидела красивейшая из женщин — по крайней мере из тех, которых ему приходилось встречать. Рядом с ней стоял Маркус Карутерс и что-то негромко объяснял, время от времени тыча пальцем в разложенные на столе бумаги.

Хок зажмурился и с силой помотал головой. Он не знал, что и думать. Эта женщина… ее роскошные волосы — золотисто-каштановые или, возможно, темно-рыжие — были изящно уложены, лишь несколько вьющихся локонов оттеняли красоту точеной шеи. Ее туалет был безукоризненно элегантен, узкий корсаж обрисовывал высокую грудь и…

— Господи Боже мой!

Фрэнсис, до сих пор погруженная в объяснения управляющего, подняла голову и увидела стоящего у двери мужа, на лице которого застыло выражение сильнейшего потрясения.

Что ж, подумала она, собираясь с мыслями, рано или поздно он должен был вернуться. Правда, она надеялась, что он заранее предупредит о своем приезде, но теперь ничего не оставалось, как действовать в соответствии с обстоятельствами.

— Добрый день, милорд, — сказала она с полнейшим спокойствием (во всяком случае, внешним). — Вы только что прибыли?

— Фрэнсис! Это ты?

— А кого вы ожидали здесь увидеть?

— Да, но где же твои очки? — спросил Хок первое, что пришло ему в голову.

Она неопределенно повела плечами, словно находя вопрос не заслуживающим внимания.

В этот момент Хок заметил, что за время их короткого диалога Маркус Карутерс успел придвинуться к Фрэнсис, как бы стараясь заслонить ее собой от его присутствия, от его любопытства и изумления. Проклятие, он вел себя так, словно имел право защищать ее!

Что, черт возьми, здесь происходит! — рявкнул Хок, немедленно преисполняясь самых черных подозрений.

Фрэнсис удивила эта неожиданная вспышка. Что это, ревность? Да нет, не может быть!

— Ничего из ряда вон выходящего, милорд, — ответила она, не спеша поднимаясь со стула. — Большое спасибо, Маркус, но сейчас я не готова решить этот вопрос. Встретимся позже, тогда и переговорим.

Управляющий посмотрел хозяину в глаза — и на мгновение испытал приступ унизительного животного страха. Однако, как джентльмен, он почувствовал сильнейшую потребность защитить леди Фрэнсис. Как оставить ее наедине с этим человеком? Маркус вынужден был напомнить себе, что «этот человек» — ее муж. Он попробовал прокашляться, но горло оставалось сухим, как пергамент.

— С приездом, милорд! — кое-как прокаркал он и добавил, стараясь обращаться сразу к обоим — и ни к кому в отдельности:

— Надеюсь, мы увидимся позднее.

Выскальзывая за дверь, Маркус вынужден был миновать неподвижного графа, и ему бросились в глаза судорожно сжатые кулаки. Разумнее всего будет сразу направить леди Фрэнсис подкрепление, подумал управляющий решительно.

— С приездом, милорд! — между тем повторила Фрэнсис его слова.

Ей ничего, решительно ничего не приходило в голову, кроме бессвязных обрывков тревожных мыслей. Она так и осталась стоять за столом, словно солдат за редутом в ожидании атаки.

— Где мой отец?

— Он уехал в «Чендоз» еще на прошлой неделе.

Маркиз оставался в Десборо-Холле ровно столько, сколько потребовалось Фрэнсис, чтобы взять бразды правления в свои руки. Когда он уезжал, она была благодарна ему за доверие, за то, что он счел ее пригодной для роли хозяйки поместья. Зато теперь она отдала бы многое, чтобы увидеть маркиза входящим в дверь. Все в поместье было теперь в ее руках, под ее контролем… кроме блудного мужа, справиться с которым мог только его отец.

— Мне кажется, Фрэнсис, нам пора объясниться.

Голос Хока звучал мягко, почти ласково, но это внешнее спокойствие не одурачило ее ни на секунду.

Она хорошо сознавала, что муж в ярости, что он едва держит себя в руках и может взорваться в любой момент.

— Что я могу сказать вам, милорд? Кто-то должен был заниматься делами поместья, не так ли? Вас не было, и я взяла этот труд на себя.

— Проклятие! Ты прекрасно знаешь, что речь идет вовсе не о поместье и его растреклятых делах! — Хок наконец оторвал ноги от пола и угрожающе двинулся вперед. — Меня больше интересует твое чудесное превращение!

Его действительно трясло от гнева жестоко обманутого человека, но изумление было даже более сильным. Оно не желало рассеиваться, и внутренний голос вкрадчиво нашептывал, что женщина, настороженно застывшая по другую сторону стола, не просто красива — она необыкновенно мила, она обворожительна без всякого налета жеманства. Огромные серые глаза выжидающе устремили на него отчужденный и пристальный взгляд, округлый подбородок выглядел не только нежным, но и до предела упрямым, вызывающе вскинутым, волевым. Так вот, значит, на ком он ухитрился жениться!

— Я вижу, кто-то сумел-таки взяться за тебя, Фрэнсис! — протянул Хок, вложив в эти слова всю издевку, на которую был способен.

— Вы правы, милорд, — ровно ответила она, пропустив насмешку мимо ушей. — Я сама взялась за себя, и больших усилий это не потребовало.

Она улыбнулась, и Хок едва удержался от ответной улыбки, неуместной в его положении. Он жадно вглядывался в лицо, невыносимо раздражавшее и одновременно притягивающее его. Оно было овальным, с высоким чистым лбом и изящными дугами темно-каштановых бровей. Как же он мог просмотреть все это? Как мог считать эти огромные глаза маленькими невыразительными виноградинками? И с чего он взял, что ее кожа желта, как у больного малярией?

Хок перевел взгляд на округлости под тонким шелком корсажа.

— Зачем? Зачем, разрази тебя гром?!

Фрэнсис сделала вид, что не понимает. Но она понимала, отлично понимала смысл этого вопроса! Она знала, что когда-нибудь услышит его, и специально репетировала ответ. Какова бы ни была реакция мужа на ее объяснение, она должна была пройти через это испытание или… или так и оставаться в своем маскарадном костюме. Сама мысль о возвращении к роли бессловесной дурнушки вдруг показалась Фрэнсис отвратительной. Все, что угодно, только не это!

— Я не хотела выходить замуж за англичанишку! — сказала она прямо, высоко подняв голову.

Хок ожидал чего угодно, только не этого. Он не сразу нашелся что ответить, а когда заговорил, это были скорее мысли вслух, чем упреки или обвинения.

— Но ведь я не крестьянин… не ремесленник… я — знатный англичанин. Кроме того, я не старик и не урод… Любая женщина с радостью ухватилась бы за мое предложение…

Фрэнсис против воли засмеялась:

— Вы слишком высокого мнения о себе, милорд, и это меня совсем не удивляет.

— Меня зовут Филип! — крикнул Хок, внезапно снова раздраженный.

— Конечно, конечно, как желаете. Кое в чем вы правы. — И она улыбнулась.

— Что делал здесь Маркус Карутерс? Он твой любовник? Отвечай, черт возьми!

Хок сам был поражен собственной прямолинейностью, совершенно недопустимой с точки зрения правил хорошего тона, однако в нем было слишком развито мужское тщеславие, чтобы и дальше оставаться в неведении.

— Нет, — коротко ответила Фрэнсис, продолжая насмешливо улыбаться.

— Ты выставила меня на всеобщее посмешище!

— Это было нетрудно.

Хок был всерьез разгневан и до сих пор, но после этих слов ему буквально кровь ударила в голову. Он сделал громадный шаг вперед, вытянув руки, словно новоявленный Отелло в последнем акте трагедии. Фрэнсис отпрянула от стола, подальше в угол.

Как она была стройна, как восхитительно округла! Да если бы такая женщина вдруг явилась перед ним в вихре лондонского сезона, он бы потерял голову и бросился по ее следу как безумный. И он был бы не один, отнюдь нет! За такую добычу ему пришлось бы выдержать не одну схватку!

От этих торопливых мыслей Хок пришел в настоящее бешенство.

— Вы и сами не хотели ничего замечать, милорд, — пытаясь смягчить его, торопилась Фрэнсис. — Я только пошла навстречу вашим желаниям.

Как там сказал Лайонел? «Я разглядел твою жену лучше. чем ты сам»?

— Еще ни одна женщина не дурачила меня безнаказанно!

— Я вас не дурачила, милорд. Маркус Карутерс никогда не был моим любовником, — отрезала Фрэнсис не без вызова.

— Так, значит, бессловесной серой мышки вообще не существовало? Однако где же шкурка, под которой ты пряталась так долго? Где твой чепчик, очки и все эти безобразные тряпки? Любопытно было бы узнать, сожгла ты их на костре или в камине? А когда они весело полыхали, ты, наверное, смеялась до слез над бедным идиотом, которого так долго водила за нос!

— Я не сжигала их. Я отдала их попечителю приюта для девочек-сироток, и он был мне за это весьма благодарен.

— Ты выставила меня дураком, Фрэнсис! — прошипел Хок, в глубине души сознавая, что был им, но не желая сдаваться. — По-твоему, я полный слепец?

— Вовсе нет, милорд, во всяком случае, не в привычной для вас жизни. Я готова принять в расчет то, что вы оказались в «Килбракене» не по собственной воле. И все же когда-нибудь человек должен…

Тирада Фрэнсис была прервана появлением Отиса. Дворецкий остановился на пороге, приосанившись и расправив плечи самым недвусмысленным образом:

— Могу я быть вам чем-нибудь полезен, миледи? Возможно, вы хотите чаю?

— Благодарю вас, Отис, это будет очень кстати, — улыбнулась Фрэнсис. — Не желаете ли чаю с дороги, милорд?

Хок не мог поверить своим глазам. Вначале Маркус Карутерс, а теперь еще Отис, дворецкий, знавший его с детских лет! Его Отис, Отис-англичанин, готовый по первому же знаку броситься на помощь шотландке!

— Да, чаю! — рявкнул он, прилагая усилия, чтобы сохранить приличествующее джентльмену хладнокровие. — Накройте стол в гостиной, Отис.

К его полнейшей досаде, дворецкий посмотрел на Фрэнсис, испрашивая подтверждения. Она кивнула. Нет, это не лезло ни в какие рамки! Его дворецкий переметнулся на сторону его жены! И зачем только черт дернул его уехать?

— Да-да, в гостиной! — повторил он ледяным голосом, взглядом пригвождая предателя Отиса к полу.

— Будет исполнено, милорд.

Дворецкий удалился. Его достоинство явно не пострадало из-за недовольства хозяина, зато достоинство Хока было развеяно в прах. Внезапно ему пришла в голову весьма подходящая к случаю злобная выходка.

— А теперь иди-ка сюда, моя женушка! — сказал он елейно.

Фрэнсис оцепенела, глаза ее расширились. Она не шевельнулась.

— Я сказал, иди сюда. Немедленно!

— Нет! — отрезала она, потом сменила тон на подчеркнуто любезный:

— Вам пора подкрепиться и отдохнуть с дороги, милорд.

— Перед тем как сесть за стол, я желаю налюбоваться на свою ненаглядную женушку. Иди же сюда, Фрэнсис.

Она вышла из-за стола и двинулась к нему с видом полнейшей покорности, но стоило Хоку протянуть руку, ловко нырнула под нее и выбежала из комнаты. Он круто повернулся, но только впустую замахал руками, хватая воздух.

— Фрэнсис! — взревел он на манер графа Рутвена. Где-то дальше по коридору был слышен шелест юбок и стук каблучков — но и только.

Не теряя времени, Хок бросился в погоню, однако в гостиной его ожидал очередной неприятный сюрприз. Фрэнсис сидела за накрытым столом, а за ее спиной, как телохранители, безмолвно маячили Отис и миссис Дженкинс. Хок почувствовал себя так, словно попал на сцену в самый разгар водевиля, в котором играл роль дурака мужа. Что бы он сейчас ни сказал, все оказалось бы текстом, подходящим для этой роли.

— С приездом, милорд! — сказала миссис Дженкинс с натянутой улыбкой. — Чай вас ждет. Не присядете ли?

— Не раньше, чем генерал отпустит обоих ординарцев, — процедил Хок и заметил, что Фрэнсис едва заметно улыбнулась.

— Благодарю вас, миссис Дженкинс, и вас, Отис. Я сама поухаживаю за его светлостью, — сказала она с проклятым спокойствием, которое решительно выводило его из себя

Дворецкий и экономка покинули комнату с намеренной медлительностью. Намеренно Отис оставил дверь приоткрытой. Хок подошел и с треском захлопнул ее. Повернувшись в сторону Фрэнсис, он увидел, что она невозмутимо разливает чай.

— Булочки сегодня на редкость хороши, — заметила она. сосредоточив все свое внимание на чайных приборах. — Повариха с каждым днем готовит все лучше. Надеюсь, вам понравится земляничное варенье.

— Сейчас же замолчи, Фрэнсис!

— Как вам будет угодно, милорд.

И она действительно замолчала, полностью отдавшись процессу чаепития. Словно ничего не происходило, разрази ее гром! Хок поднял полную чашку, которую она поставили перед ним, и уселся в одно из кресел у камина, вытянув ноги. Постепенно его мысли прояснились, и он стал надеяться. что сумеет сдержать себя.

— Я пошел на все, лишь бы не жениться на ветреной красавице, — заметил он.

— Я знаю это. Когда вошел Отис, я как раз собиралась объяснить вам, что понимаю ситуацию. Я даже готова была и впредь появляться перед вами в том виде, который вам наиболее мил. К сожалению, у вас недостало галантности предупредить о своем приезде заранее.

— Разве ты не пожертвовала свои платья приюту для бедных?

— Это была ложь. — Фрэнсис с силой покачала головой, и воздушные прядки волос запорхали вокруг ее маленьких ушей, невольно притянув взгляд Хока. — Я и сейчас лгу, милорд. Ни за что на свете я не надела бы снова шкурку серой мыши, пусть даже она и осталась при мне. И все же вам стоило заранее известить нас о приезде. Тогда обошлось бы без неожиданностей и тягостных сцен.

— Надеюсь, ты не имеешь в виду, что нацепила бы очки? Нет, только не это!

— Конечно, нет, милорд, но я что-нибудь придумала бы. Хм… миссис Дженкинс решила поначалу, что я не умею читать, потому что я мало что видела с очками на носу.

— Я повторяю: мне не нужна была жена вроде тебя.

— Какая же именно? — спросила она, с невинным видом вскидывая дуги бровей.

— Ты прекрасно знаешь!

— Ну конечно! Вам не нужна была — не нужна и теперь — женщина, которая нуждается в вашем внимании. Вам меньше всего хотелось оказаться связанным с той, которая увязалась бы за вами в Лондон и тем самым поставила бы точку на всех ваших… шалостях! Успокойтесь, милорд! Я не имею ни малейшего желания сопровождать вас в Лондон.

— Я имел в виду, что ненавижу лгуний и интриганок!

— А я ненавижу высокомерных, самовлюбленных, бесчувственных болванов!

Фрэнсис вскочила и принялась ходить взад-вперед по гостиной. Хок следил за ней с любопытством. Колышащиеся юбки время от времени приоткрывали изящные лодыжки. Насколько он помнил, у нее длинные красивые ноги…

— Я тоже сделала все, чтобы не получить такого мужа, как вы, милорд! — продолжала Фрэнсис, останавливаясь перед ним. — Увы, я выбрала для борьбы с вами неподходящее оружие.

— То есть твоя интрига обернулась против тебя же?

— Должна признаться, так и случилось. Но и ваш замысел не увенчался успехом, так что мы оба оказались в дураках, милорд. Знаете что? Я готова была признаться вам во всем, но вы с такой скоростью дали тягу из «Килбракена», словно за вами гнался сам дьявол! А позже отец и София не позволили мне писать вам в Глазго.

— Но почему ты не отказалась от маскарада накануне венчания?

— Причина все та же. Я не хотела выходить замуж за англичанина, не хотела уезжать из Шотландии, но, коль скоро этого было не избежать, я надеялась, что мой внешний вид оттолкнет вас, что вы скоро оставите меня в покое. Так и случилось.

Хок погрузился в продолжительное молчание. Некоторое время спустя он хорошенько потянулся и поудобнее устроился в кресле. Его вновь обретенная непринужденность заставила Фрэнсис насторожиться. О чем он мог думать, этот чужой ей человек, с которым она была связана злополучным стечением обстоятельств? Скорее всего он обдумывал какую-нибудь пакость.

— Оказывается, ты красива, — вдруг сказал Хок

— Вы очень любезны.

— И в тебе соединилось буквально все, что меня не устраивает в жене.

— А в вас, милорд…

— Филип.

— …соединилось все, что меня не устраивает в муже

— В таком случае мы в одинаковом положении. Теперь-то я понимаю, как трудно было тебе две недели держать язык за зубами. Если бы я не уехал, ты могла бы подавиться им.

— Насчет «подавиться» не знаю, но это был трудный период в моей жизни.

— Выходит, я выбрал худшую из сестер.

— Худшую? Не могли бы вы выразиться яснее?

— Я уже успел заметить, — ответил Хок, задумчино поглаживая подбородок, — что ты упряма, своевольна, чрезмерно независима. Можно также предположить, что тебе привычен вид мужчин, скачущих вокруг с высунутыми языками.

Он ожидал резкой отповеди, но Фрэнсис только улыбнулась:

— Кроме последнего, все остальное говорил мне мой отец. Удивительно, однако, как быстро вы заприметили мои недостатки. Такая проницательность производит впечатление, милорд.

— Я не привык быть мишенью для женского сарказма! Если ты не уймешься, Фрэнсис, я отвешу тебе хорошую оплеуху, чтобы научить почтительности.

Нет, милорд, вы этого не сделаете. Если вы даже попытаетесь, вы жестоко, жестоко об этом пожалеете!

— Хотелось бы знать, как ты намерена справиться со мной. В тебе ведь нет и половины моей силы.

— Уж я найду способ!

И Хок поверил. Эта своенравная шотландка вполне мог-ла отомстить за унижение. Он напряг воображение в поисках любой возможности запугать ее, поставить на место, раз и навсегда отведенное Богом для женщины. Вскоре его осенило, и он усмехнулся отменно похотливой усмешкой:

— Тебя не интересует, почему я вернулся так неожиданно?

— Нисколько. Но я уверена, это не заставит вас промолчать.

— Я вернулся, чтобы обольстить свою жену. Меня привело в Десборо-Холл чувство вины. Кроме того, я намерен увидеть твою грудь.

Лицо Фрэнсис и даже ее шея, к глубочайшему удовлетворению Хока, покрылись краской смущения.

— Любовница посмеялась надо мной, заявив, что можно снять очки, уродливые чепцы и безобразные платья. Именно это я и собирался сделать, направляясь сюда, но ты лишила меня этого удовольствия. Что ж, я готов проделать то же самое с твоим элегантным туалетом.

Фрэнсис облизнула внезапно пересохшие губы.

— Нет, — сказала она тонким, почти жалобным голосом, медленно качая головой.

— Ты моя жена, Фрэнсис. Ты должна повиноваться мне и в постели, и вне ее.

Хок был доволен тем, что привел ее в ужас, но глубоко в душе это его беспокоило. Ни один мужчина, считающий себя отличным любовником, не обрадовался бы ужасу женщины при мысли о близости с ним. А Хок считал себя великолепным любовником.

— Лучше возвращайтесь к своей любовнице!

— Чего ради?

— Я не желаю иметь с вами ничего общего!

— Чертовски забавно… — сказал Хок, растягивая слова, чтобы успеть придумать выпад почувствительнее. — Серая мышка лежит покорно, как великомученица, позволяя мне поступать с ее телом как заблагорассудится, а красивая женщина намерена отказать мне в супружеских правах?

Фрэнсис промолчала. До сего дня ей ни разу не пришло в голову, что ее новая внешность может подогреть постельную активность мужа. Как он собирался поступить впредь? Так же, как и раньше, проделывая все в считанные минуты и в полной темноте?

— Я не знаю, что ответить вам, милорд, — наконец сказала она, поникнув впервые за все последние педели.

Хок усмехнулся, подумав: победа, полная и окончательная! Теперь он мог поступать так, как считал нужным! Он понял, что хочет подняться в спальню прямо сейчас, сорвать с Фрэнсис одежду и бросить ее на кропать. Он хотел целовать ее тело от макушки до пяток, он хотел…

— Пожалуй, Фрэнсис, я дам тебе время привыкнуть к этой мысли. Не очень много времени: до сегодняшней ночи. Раньше я как-то не задумывался о том, какие возможности сулит наличие жены. Возможно, мне захочется оставаться в твоей постели всю ночь, иногда будить тебя, чтобы заняться любовью, а утром…

— Замолчите! Я не желаю выслушивать ваши непристойности!

— Заниматься любовью с женой — это, по-твоему, непристойность?

— Заниматься любовью? — пронзительно крикнула Фрэнсис, теряя контроль над собой. — Вот как вы теперь предпочитаете это называть? Значит ли это, что теперь вы видите но мне ровню вашей распрекрасной светлости? Значит ли это, что я больше не прокаженная, одно прикосновение к которой может осквернить вас? Вы отвратительны, милорд!

— Должен признать, что все вышесказанное (кроме заключительного эпитета) сущая истина.

Хок был несколько обескуражен этой вспышкой, но предпочел пропустить мимо ушей оскорбительный подтекст. Он поднялся.

— У меня много дел, милорд, и я должна покинуть вас, — сказала Фрэнсис, отступая к двери. — Мы ожидали к ужину Джона и Алисию Буршье. Мне нужно сделать распоряжения, нужно… э-э…

Хок не стал ее удерживать ни жестом, ни словом. Он прекрасно знал, что только что услышал очевидную ложь и что Фрэнсис бросилась послать лакея в Сэндбе-ри-Холл с приглашением на ужин.

Что ж, он совсем не против, думал Хок. Фрэнсис не подозревает, что званый ужин неминуемо превратится во второй акт водевиля, только на этот раз дурак муж одурачит умницу жену.

Выходя из гостиной, Хок улыбался в предвкушении предстоящего развлечения.