Глава 10

Байрони склонилась над кроваткой Мишель, агукая ей, отчего та радостно болтала ножками и размахивала ручками. Байрони рассмеялась и взяла ее на руки.

— Тебе пока еще все равно, кто тебя берет, да?

Но через пару месяцев ты станешь более разборчива…

— Она простужена. Положите ее.

Байрони не обернулась на голос Ирен, но напряглась в предчувствии недоброго.

— Простужена? А мне кажется, все нормально.

— Что вы понимаете в детях? — Ирен забрала от нее Мишель и, крепко прижав к груди, отошла в другой конец детской.

— Я могла бы кое-чему научиться, если бы вы мне позволили.

Ирен несколько секунд молча смотрела на нее, не говоря ни слова. Потом очень тихо, с горечью в голосе проговорила:

— Разве вам чего-то не хватает? Почему вы хотите получить то, что принадлежит мне?

— Не хватает, — не подумав, проронила Байрони.

— Вы дурочка! У вас прекрасные платья, никаких забот. Наконец, у вас фамилия — Батлер!

— У вас тоже.

— Это вовсе не одно и то же. Боже, зачем только Айра женился на вас!

«Вот и я так думаю», — согласилась про себя Байрони.

— Айра женился на мне ради вас, Ирен, — возразила она, удивившись тому, как спокойно и отчужденно произнесла эти слова. — Я стараюсь выполнить до конца условия сделки, а вы мешаете. Почему мы не можем быть друзьями?

— Я немного прогуляюсь с Мишель, — сказала Ирен.

— Как? — переспросила Байрони с иронией. — Я думала, что она простужена.

— Вы — потаскушка, как вы вообще можете о чем-нибудь думать?

Байрони едва не задохнулась от ее грубости, но тут же овладела собой. Ее охватил гнев.

— Потаскушка, Ирен? Но ведь не я забеременела.

Не я оказалась такой дурой, чтобы завести интрижку с женатым мужчиной!

Она тут же пожалела об этих словах и быстро проговорила:

— Простите меня. Я не это имела в виду. Разумеется, мы могли бы жить без всяких раздоров.

Ирен не произнесла больше ни слова.

Байрони вышла из детской и направилась в свою комнату. «Мне двадцать лет, — думала она, — и у меня нет ничего, кроме этой пародии на брак и репутации женщины, забеременевшей до свадьбы. Я живу лживой жизнью, и ненавижу ее». Она еще сильнее почувствовала в тот вечер свою отчужденность, когда, проходя мимо детской, услышала, как Айра с Ирен играли с Мишель. Она тут же вернулась к себе, прежде чем они ее заметили.

В доме было тихо, за окном висел месяц, на который набегали темные тучи. Она попыталась представить жизнь в этом доме через пять лет, но не смогла.

Ей казалось, она не проживет и одного месяца здесь — приживалка, которую хорошо содержат. Эйлин была добра к ней, но за всеми указаниями обращалась к Ирен. Как и Нейоми.

Байрони подошла к окну и прислонилась лбом к холодному стеклу. Мысли ее вернулись к Бренту Хаммонду. Его образ не выходил у нее из головы, и она уже не пыталась его отгонять. Она не видела Брента уже две недели, с того самого ленча с Делом и Чонси Сэкстонами. К ее удивлению, он перестал насмехаться после первых реплик. Ленч прошел очень хорошо. Ей хотелось, чтобы он никогда не кончался, хотя она понимала, что Брент мил только потому, что они вместе с Делани и Чонси. Естественно, она согласилась с предложением Чонси посетить салун Брента.

Разумеется, они туда только заглянули. Истинным леди дорога в это заведение была заказана. Она решила, что не менее интересна и другая половина этого обширного здания — бордель. Может быть, ожидала услышать там соблазнительный смех? Или увидеть полураздетых женщин?

Поскольку во время ленча Брент был мил и учтив, как настоящий джентльмен, Байрони потеряла дар речи, когда он зашептал ей на ухо:

— Не спросить ли мне у Мэгги, не позволит ли она одной очень порядочной маленькой леди воспользоваться одной из ее роскошных спален на втором этаже? Конечно, я бы вас там ждал. Не хотите? Как таинственно! Только вообразите, моя дорогая, что бы я с вами сделал.

— Я не желаю вас слушать, мистер Хаммонд, — прошипела она.

— О да, — пробормотал он так тихо, что она едва его услышала. — Я бы наслаждался вами. Вы не представляете, как. Или представляете и именно поэтому ломаетесь?

— Прекратите! — Она готова была его ударить, но знала, что это невозможно, во всяком случае не сейчас, когда рядом Дел и Чонси.

— Прекратить? Я еще даже не начал. Клянусь, вы вся такая сладкая, Байрони, и у вас восхитительные ноги! Хотя трудно судить из-за всех этих дурацких юбок. Мне стоило бы написать кому-нибудь из ваших предыдущих любовников, расспросить их, какая вы на самом деле. Или то были неловкие мальчики-подростки?

Байрони решительно повернулась и окликнула приятельницу резким высоким голосом:

— Чонси, я должна идти домой! Мишель.., проголодалась. Ее пора кормить.

— Ах, я совсем забыл про ваши груди, — продолжал он. — Может быть, вы скоро поделитесь вашим теплым молоком. Как я был бы рад попробовать вас на вкус.

Подонок! Наглый подонок!

Даже спустя две недели она помнила каждое его бесстыдное слово. Ирен назвала ее потаскухой, и Брент, очевидно, думает так же. Она внезапно принялась смеяться, сначала тихо, потом громче. Как смешно! Брент Хаммонд — единственный, кто поцеловал ее. Что бы он сказал, узнав об этом? Она хохотала так сильно, что у нее заболели бока. И не заметила, как смех обернулся рыданиями.

— О, поскольку вы мои самые лучшие подруги, я поделюсь с вами новостью.

Байрони и Агата посмотрели на Чонси. Щеки ее пылали, глаза искрились.

— Говорите же скорее, не мучайте нас! — воскликнула Агата.

— У меня будет ребенок!

Действительно твой или чей-то еще?

Агата прижала Чонси к своей огромной груди и ласково, по-матерински похлопала по спине.

— Я так рада, дорогая моя, правда, рада.

— Да, — присоединилась наконец и Байрони, отбрасывая пришедшую в голову нелепую мысль. — Дел доволен?

— О да! — ответила Чонси. — Он вопил всю ночь, как дикарь-индеец. Мэри, Лин и Люкас сбежались на шум, чтобы выяснить, что случилось, а Дел уже вальсировал со мной по комнате. Впятером мы опорожнили две бутылки шампанского.

— Какая прекрасная новость, дорогая. Вы уже повидались с Сентом?

— Он побывал у меня вчера и подтвердил то, на что я надеялась. — Чонси хихикнула:

— Вы бы посмотрели на Мэри — она буквально повисла на нем, рассказывая, что она об этом думает, и инструктируя, как следует поступать. Он посмеялся над нею и посоветовал поскорее выходить замуж за Люкаса.

— Он сказал, все хорошо? — спросила Байрони.

— Сент убеждал меня, что я здорова как лошадь.

Потом подмигнул мне и сказал, что я могу продолжать заниматься всем, чем обычно, пока он не скажет, что пора остановиться, — противный.

— Держу пари, Дел был счастлив это услышать! — сухо заметила Агата.

Чонси немного покраснела, затем засмеялась.

— Мой дорогой муж сказал: «Ах, наконец-то я увижу плоды своих трудов», — это его точные слова. Агата.

— У него было много работы, Чонси? — спросила Байрони.

Обе женщины пристально посмотрели на нее и разразились громким хохотом.

— Как и подобает при такой бойкой жене, дорогая Байрони, — ответила Агата, хлопнув Байрони по колену. — У Дела осталось мало сил для работы!

Чонси видела, что Байрони так и не поняла, над чем они смеялись, и быстро проговорила:

— Вы должны принести к нам Мишель. Мне пора привыкать к детям, а она такая хорошенькая. Я думала, вы принесете ее сегодня.

— У нее.., она простужена. Ирен считает, что ее нельзя выносить из дому.

— Сент уже посмотрел ее? — спросила Агата.

— Нет. Айра.., я думаю, в этом нет необходимости.

Как странно, подумала Чонси после того, как ее подруги ушли. Байрони действительно не поняла их шутки. В самом деле, так много происходящих вокруг Байрони вещей просто не вяжутся друг с другом. Есть что рассказать мужу вечером после ужина.

— Она просто не поняла. Дел. Я, конечно, понимаю, наши шутки, может быть, были не вполне уместными, но — видит Бог — все мы замужние женщины.

Дел отложил вилку и поднял глаза на жену.

— И потом ее ребенок. Дел. Она ни разу не взяла его с собой к нам. Фактически в тех редких случаях, когда я видела Мишель, всегда рядом торчала Ирен.

Все это очень странно.

— Возможно, ты преувеличиваешь, любовь моя.

— Может быть, — нехотя согласилась Чонси.

— Я говорил, что Айра становится настоящим занудой? Он всегда был молчаливым, а сейчас оживляется, только когда говорит о ребенке. Как ты думаешь, я стану таким же?

Он поднял ладони, увидев озорной блеск в ее глазах.

— Молчу, молчу, я уже стал полным занудой!

Когда родится ребенок, я исправлюсь!

— Я была бы просто счастлива!

Поздно вечером, прижавшись щекой к плечу мужа, Чонси сонно пробормотала:

— Меня беспокоит Байрони, Дел. С нею что-то не так, я уверена. Порой я думаю, что, если бы пригласила ее, она поселилась бы у нас.

— Что ж, она прелестная женщина. Я бы не возражал.

— Бесстыдник!

Брент не отличался нежностью в любовных играх с Селест. Но ей нравилась его неистовость и требовательность. Она уже свернулась калачиком у него под боком и быстро уснула. Он лежал на спине, заложив руки под голову, и смотрел на потолок, перебирая в уме события истекшего дня. Он задумался над предложением Делани Сэкстона о выкупе его судоходной компании. «Восток, — размышлял он. — Я бы с удовольствием туда отправился».

— С твоими деньгами развернешь там крупное дело, — сказал ему Дел во время ленча. — И все, что требуется, — перечислять деньги в мой банк.

— Ты, разумеется, прав.

Брент на минуту умолк, и его мысли перенеслись к отцовской плантации в Уэйкхерсте. Она могла бы быть его, если бы он не оказался таким безмозглым идиотом. Он машинально потер кончиком указательного пальца шрам на щеке. Прошло много лет, а он все еще живо помнил те ужасные минуты. Он предал отца. Но он был тогда восемнадцатилетним глупцом, говорил он себе, однако ощущение вины не проходило. Проклятие, он скучал по отцу. А все потому, что оказался похотливым мальчишкой, да потому, что его захотела Лорел…

— Если откажешься, Брент, — заметил Дел, — я поговорю с Мэгги. Сам знаешь, эта дама с амбициями.

— Я думаю, каждый мужчина, играющий в моем салуне, навещает ее девушек. И если у меня они оставляют пятьдесят долларов, то ей они платят все сто.

— Это как раз то, что всегда восхищало меня в Сан-Франциско, — согласился Дел, наполняя пивом бокал. — Мужчины есть мужчины, ничего не поделаешь.

— На Юге было хуже, — заметил Брент. — Каждому хотелось приобщиться к пороку, и действительно каждый этого достигал, но чрезвычайно осмотрительно и беззастенчиво лицемерно.

— Ты родом из Начиза? Не удивляйся, Брент.

Я спрашивал у Мэгги. Она сказала мне, что ты сын плантатора.

— Да. Точнее, был им. Отец лишил меня наследства. — Проклятие! Он вовсе не хотел говорить об этом.

Дел удивленно поднял бровь, но вопросов больше не задавал. Помолчав, он сказал:

— Есть и еще одно, что нравится мне на Западе и в Сан-Франциско. Никому нет дела до твоего прошлого — будь ты мужчиной или женщиной. Ты здесь такой, каким считаешь себя сам. Мне иногда кажется, что мой собственный отец вышвырнул бы меня пинком под зад, если бы не мой старший брат Алекс. Он всегда был великим миротворцем.

— Он занимается судоходным бизнесом?

— Строит суда в Нью-Йорке. И подобно мне, женат на англичанке. Тут целая история, но, к сожалению, я встречаюсь с ним и с его женой Джианой не часто и не очень осведомлен об их делах.

— Если уж говорить об осведомленности… — Брент умолк.

— Ладно, продолжай.

— Я слышал, ты едва не связал себя узами брака с Пенелопой Стивенсон.

Делани закатил глаза.

— Должен сказать, Брент, что эта девушка.., ненасытна. Еще до приезда Чонси я решил, что скорее отрублю себе топором руки, чем женюсь на ней. У тебя есть какие-нибудь соображения на сей счет?

Брент пожал плечами.

— Леди настойчива. Если бы я не был достаточно умудрен опытом, подумал бы, что она гонится за моим телом, а не за моим благородным сердцем. Приданое соблазняет, согласись.

— Согласен, если променять покой на доллары.

— И на власть. Черт побери, Дел, она могла забеременеть.

— Ну уж нет! Я обо всем хорошо подумал, Брент.

Брент ухмыльнулся и допил пиво.

— Я несу чушь. Не слушай меня. Я не намерен жениться.., вообще.

— Ты изменишь свое мнение, когда встретишь ту, единственную, — с твердой убежденностью возразил Делани. — Кстати, можешь меня поздравить. Чонси беременна.

К удивлению Делани, Брент внезапно притих.

«Что-то не так?» — недоумевал Дел. Брент тут же овладел собой и улыбнулся.

— Я рад за вас. Хорошо Чонси себя чувствует?

— В ней столько энергии, ужас! Сент уверяет, что теперь она немного угомонится. Хотя, — добавил Дел, понизив голос, — не хочу ничего говорить Чонси, но я в ужасе. Я был в Нью-Йорке в пятьдесят первом году, когда моя невестка оказалась в родильном доме. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким беспомощным. Черт побери, я заплачу Сенту любой гонорар, какой он запросит. Слава Богу, он здесь, в Сан-Франциско.

Что, если Байрони забеременеет снова? Мучилась ли она при рождении первого ребенка?

— — Да, — сдавленным голосом проговорил Брент.

Для него была невыносима мысль о том, чтобы Айра хоть пальцем прикоснулся к ее руке, не говоря уже об обладании ее телом.

Либо привыкни к этому, дурачина, либо уезжай из Сан-Франциско.

— Ну, мне пора на работу, — заметил Делани. — Подумай о моем предложении, Брент. Но не слишком долго, хорошо?

— Вот что, Дел. Я, пожалуй, отправлюсь сегодня на верховую прогулку один без Пенелопы — это прояснит мне голову. И зайду к тебе завтра.

Арабский жеребец Брента с необычной, неаристократической кличкой «Джордж» стоял в конюшнях Джима Бредли, на Карни. Погода после полудня, к счастью, была ясная. Приближался сезон дождей, и Брент понимал, что Джорджу придется проводить много времени в стойле. Он проехал вдоль дощатой дороги в сторону Миссии Долорес, затем повернул Джорджа к океану. Эта часть полуострова была унылой и пустынной — песок да вечно движущиеся дюны.

Постоянный ветер с океана гнал песок в город, за двадцать четыре часа засыпало любые следы и тропинки. Он вспоминал рассказы о золотодобытчиках, приезжавших в Сан-Франциско. Они устанавливали палатки, ложились спать, а утром просыпались, засыпанные песком.

Над головой кричали морские чайки, и это был единственный живой звук, нарушавший окружавшую Брента мертвую тишину. Бесплодная, дикая земля, но пейзаж успокаивал. Брент любил эти места. Он направил Джорджа на последний подъем, туго натягивая повод, чтобы жеребец не скользил в песке, и скоро его взору открылся Тихий океан. Господи, как он прекрасен, подумал Брент. Он вырос далеко от океана и впервые увидел его два года назад. Был час прилива, и жесткий океанский ветер гонял по берегу песок.

Взглянув на север, где поднимались зубчатые скалы, он увидел всадника.

В сотне ярдов от него верхом на кобыле ехала какая-то женщина. Она сидела очень спокойно. Брент нахмурился, ему хотелось побыть одному, но женщина повернулась и направила кобылу в его сторону. Брент похолодел.

«Какой я невезучий!» — усмехнувшись про себя, подумал он. Словно он вызвал ее сюда. Она всегда присутствовала в его мыслях, и он недоумевал, как она поступит, когда его узнает. Но тут же отбросил эту мысль, уцепившись за жившее в нем презрение, смутно понимая, что оно его единственное и последнее средство спасения от Байрони.