— Байрони, прекрати! Нет, только не мой бронзовый канделябр!
Он ухитрился схватить канделябр за основание, но в следующий миг получил в грудь брошенный со всего размаха переплетенный в кожу том Сочинений Аристофана.
Он слышал прерывистое дыхание Байрони, видел, как она подняла руку с томом Вольтера, чтобы швырнуть и его.
— Довольно, черт возьми! — Он бросился к ней, увернувшись от Вольтера, выпустил канделябр и, схватив руки Байрони, прижал к ее бокам.
— Ненавижу! — выкрикнула она, яростно вырываясь от Брента. — Отвратительный лжец!
Брент тряс ее, пока голова Байрони бессильно не откинулась назад.
— Перестань! Что с тобой случилось?
Справиться она с ним не могла, но продолжала вырываться из его железных рук. Брент не сказал больше ни слова, а просто ждал, когда она выдохнется.
— Ну а теперь, — проговорил он наконец скорее озадаченно, нежели сердито, — объясни причину своего представления.
— От.., пус.., ти ме.., ня.
— Нет. Отпущу, только если ты не будешь портить мое имущество. — Он встряхнул ее еще раз, глядя вниз, на ее лицо. В расширившихся потемневших глазах Байрони, полных гнева, блестели слезы. Брент постарался говорить чуть поласковее:
— В чем дело?
Почему я отвратительный, лживый…
— Подлец.
— Хорошо, пусть будет подлец. Но… — Он внезапно умолк. Проклятие! Она подслушала его дурацкие разговоры с Мэгги, понял Брент. — Ты моя жена, — снова заговорил он, сжимая ее так крепко, что ей казалось, у нее едва не хрустнули ребра. — Ты моя жена.
— Зачем?..
Это короткое слово было исполнено муки. Ярость Байрони прошла, растворившись во мгле внутренней боли. Брент закрыл глаза, пытаясь вспомнить, что он говорил Мэгги.
— Это недоразумение, — начал он. — Я вовсе не хотел… Мэгги читала мне нравоучения, и я…
— Зачем ты на мне женился? Зачем лгал мне и говорил, что.., я тебе нравлюсь? У тебя был выбор, Брент, ты сказал Мэгги не правду. Выбор был.
— Я имел в виду не это, — оправдывался Брент, скрипя зубами. — Ты подслушивала, — добавил он обвинительным тоном.
— Да. Разве можно обвинять меня в том, что, проснувшись, я услышала ваши голоса? По-моему, человек вправе услышать правду о том, что его прямо касается.
Скверно, подумал Брент, охваченный чувством вины. Так недавно он обещал ей, что никогда не сделает ей ничего плохого. И вот пожалуйста! Разумеется, он имел в виду, что никогда не будет ее бить, как ее отец.., но то, что случилось, пожалуй, не менее оскорбительно.
— Отпусти, — снова потребовала Байрони. — Обещаю оставить твое имущество в покое.
На скулах Брента заиграли желваки.
— Речь шла не об этом. Теперь все эти вещи также и твои. И даже мои Аристофан, — добавил он, надеясь, что это прозвучит шутливо.
— А как насчет Селест? Что здесь принадлежит ей?
Он почувствовал, как по его телу пробежала дрожь, предшествовавшая новой вспышке ярости. Господи, неужели она ревнует? Никаких шансов, дурень ты этакий, упрекнул он себя. Он предполагал, что жены должны сердиться, услышав, как их мужья говорят между собой о своих любовницах. Но она фактически женой еще не была. В первую брачную ночь она услышала, как он говорил о своей любовнице!
— Селест, — очень четко начал Брент, — абсолютно ни при чем. Она не имеет к тебе никакого отношения. Ну а если я тебя отпущу, ты не будешь все громить, как дикарка?
— Нет.
Брент отпустил ее, и она отступила от него на шаг, растирая себе руки. Он нахмурился, подумав, не будет ли у нее синяков.
— Помни, что ты теперь леди и моя жена.
Начавшее было овладевать ею оцепенение словно испарилось. Она подняла на него сверкающие глаза.
Губы ее были тонкими и бледными.
— А ты, Брент? Не джентльмен и не мой муж? — Она не стала дожидаться ответа, слишком разволновавшись. — Почему ты обвиняешь меня во всех грехах?
Почему меня, женщину, можно называть шлюхой, распутницей.., а вы, мужчины, можете укладывать в постель столько женщин, сколько вам понравится, и при этом осыпать нас гнусными оскорблениями? Почему?
Брент наморщил лоб. Он никогда раньше не думал о мужских желаниях в таком свете. Черт возьми, так он ведь никогда раньше и не был женат.
— Женщины, — начал он, пытаясь мыслить логически, — бывают разные. Они, по-видимому, не хотят.., то есть они более…
— А, — с понимающей улыбкой перебила его Байрони, — но если я «разная», то почему ты считаешь, что я такая, как ты — распутница и…
— Хватит! Я имел в виду вовсе не это. — Брент взъерошил волосы. — Послушай, Байрони, я виноват перед тобой, очень виноват. Когда я был молод, одна женщина научила меня не совсем обычным вещам.
— Ха! Расскажешь мне, как тебя соблазнили?
Женщинам это не нравится, Брент. Или ты, юноша, платил ей за это?
— Нет, — возразил Брент, и она услышала в его голосе боль и увидела горечь в его глазах. — Это была моя мачеха.
Байрони не позволила себе пожалеть его и простить ему юношескую неосторожность.
— И ты теперь красишь всех женщин одной краской, так, Брент?
— Наверное, да, — медленно проговорил он. — Это было несправедливо с моей стороны. Особенно после того как я встретил тебя. Меня сразу потянуло к тебе, впервые в жизни, Байрони, я не лгу. Может быть, мне даже хотелось поверить тому старику в Сан-Диего. Это поддерживало мое представление о мире, не рождало сомнений.
Господи, что он говорил? Почему выворачивался наизнанку? Но он уже не мог остановиться.
— Когда я снова увидел тебя — красивую, чистую, я подумал… Ладно, не важно, что я подумал, это продолжалось недолго. Ты вышла замуж за богача Батлера и ждала ребенка. А я смеялся над собой, поверившим, что ты не такая, как все.
— И стал меня оскорблять.
— Да, и это было несправедливо.
Она все еще смотрела на него с недоверием и даже злостью. Вероятно, вспоминала слова, сказанные Мэгги. Он не обязан давать никаких объяснений.
Он — мужчина и теперь ее муж. И делает все, что ему нравится. Разумеется, осмотрительно.
— Довольно этих глупостей, — резко сменил тему Брент. — Я хочу заняться любовью с моей новоиспеченной женой.
Байрони изумленно уставилась на Брента.
— Иди к Селест, — проговорила она, поджав губки. — Отправляйся к своей любовнице.
Брент отвернулся от Байрони и начал раздеваться.
Он слышал, как она глубоко вдохнула, но продолжал снимать с себя одежду, не произнося ни слова. Раздевшись до пояса, он спросил через плечо:
— Ты позволишь помочь тебе снять свадебное платье?
— Нет. Я буду спать в гостиной.
Он резко повернулся:
— Ты — чертовка.
Байрони, не отрываясь, следила за его пальцами, расстегивавшими пуговицы на брюках.
— Перестань, — сказала она, пытаясь задержать взгляд на его лице.
— Нет. — Он переступил через упавшие брюки, поднял их и, аккуратно сложив, повесил на спинку стула.
Брент выпрямился, положив руки на бедра.
— Посмотри хорошенько, Байрони. Надеюсь, тебе нравится твой муж, уже хотя бы потому, что я единственный мужчина, которого ты когда-либо видела голым.
— Ты похож на волосатую.., обезьяну.
— Пожалуй, верно, но не совсем! Но у меня нет волос ни на плечах, ни на спине. А у многих мужчин есть, как ты знаешь. Впрочем, нет, разумеется, не знаешь. — Он нарочито потянулся, наблюдая за ее взглядом.
— Нет, — выдавила из себя Байрони.
Брент собрал остатки терпения.
— Байрони, ты моя жена, и я намерен заняться с тобой любовью. Ты можешь выбрать одно из двух — либо сопротивляться, либо доставить мне удовольствие. Что предпочитаешь?
Байрони опустила голову и ссутулилась.
Ничего не сказав, он подошел к ней и принялся расстегивать множество крошечных обшитых атласом пуговиц на спине платья. Брент безумно хотел поцеловать ее шею — нежную, покрытую тонкими, как дымка, локонами. Он не хотел обижать Байрони, хотел заставить ее забыть свои необдуманные слова, хотел…
— Вот так, — сказал он, стягивая с нее платье. — Может быть, ты хочешь, чтобы я помог тебе снять и все остальное?
— Нет, — ответила она. — Прошу, Брент, оставь меня в покое!
Он покачал головой и громко возразил:
— Нет! Но я выпью немного бренди, пока ты покончишь с этим.
Он с трудом отошел от Байрони.
Она посетовала про себя на то, что все женщины родились под несчастливой звездой, а потом вспомнила Чонси Сэкстон и вздохнула. Делани Сэкстон был красив, умен и невероятно добр. А она, глупая, полюбила этого отвратительного человека, который смотрел на нее как на свою собственность, как на вещь, с которой можно делать все, что ему нравится.
— Я не намерен пить бренди всю ночь, — услышала она за своей спиной голос Брента. — Даю тебе пять минут, Байрони.
Она скрипнула зубами и сорвала с себя рубашку, нижние юбки и белье. А когда потянулась за ночной рубашкой, почувствовала на своем голом предплечье руку Брента.
— Не надо, — сказал он. — Я хочу тебя.., сейчас же.
В Байрони что-то оборвалось от его неумолимого тона. Она повернулась к нему, размахнулась и изо всей силы ударила его кулаком в живот.
Брент втянул в себя воздух и что-то проворчал, больше от удивления, чем от боли. А почувствовав, как она ногтями вцепилась ему в плечи, он схватил ее за талию, швырнул спиной на кровать и лег сверху, зажав в одной руке кулаки ее закинутых за голову рук.
— Довольно, — проговорил он, пристально глядя на нее. Увидев дикую ярость в ее глазах, Брент широко улыбнулся. — Значит, мне придется в первую брачную ночь объезжать дикую кобылу?
Байрони попыталась сбросить его с себя, но быстро поняла, что ее движения только возбуждали его.
— Ненавижу! — выкрикнула она в лицо Бренту.
Он продолжал улыбаться.
— Я заставлю тебя забыть эти глупые слова, жена.
Нет, я не собираюсь тебя насиловать. Предлагаю, поскольку ты ко мне совершенно безразлична, просто лежать спокойно и позволить мне поучить тебя. — Брент опустил голову и поцеловал, едва касаясь ее губ. — Тебе это понравится, Байрони, наверняка понравится.
Она ощущала на себе все его длинное тело, чувствовала его возбуждение, а островки черных волос на его груди щекотали ее груди.
— Нет, — возразила она, — не понравится.
Это озадачило Брента, и он замер, глядя на Байрони.
— Значит, выбираешь такой вариант, — тихо заметил он. — Ну что же, посмотрим, Байрони.
Он осторожно освободил ее запястья, но она не воспользовалась этим, а просто лежала, глядя в потолок. Брент перевалился на бок и лег рядом с нею, опершись на локоть. Некоторое время он не спеша изучал Байрони.
— Потолстеешь, — задумчиво проговорил он, надеясь вызвать у нее ответную реакцию.
Он осторожно прикоснулся к ее груди, стал ласково ее поглаживать, все ближе и ближе подбираясь к соску, но не касаясь его. Он медленно накрыл грудь ладонью и ощутил, как билось ее сердце, трепетало под его рукой. Брент улыбнулся. У нее была прекрасная грудь… Брент уже говорил ей об этом. Полная и округлая, с темно-розовыми нежными сосками. Он ласкал их, а глаза опускались все ниже. Она похудела.
Господи, да он тоже похудел бы, если бы жил так, как она в последние недели. Кожа у нее была гладкая, бархатистая — пальцы Брента трепетали от прикосновений. Он нежно помассировал ее живот, чувствуя, как под пальцами напряглись мышцы. Осторожно погладил кончиками пальцев треугольник мягких темно-русых волос и почувствовал, как она нервно перевела дыхание.
— У тебя красивые ноги, — заметил он, подумав о том, как неточны эти слова. Они были длинные, очень белые и словно точеные, совершенные по форме.
Он снова накрыл ее грудь ладонью и почувствовал, как ее сердце забилось еще сильнее.
— Пожалуйста, — просила Байрони, — не надо.
— Надо, любовь моя. Теперь я хочу, чтобы ты развела ноги.
— Нет, — повторила Байрони.
Тогда он просунул руку между ее ногами и слегка их раздвинул.
Байрони плотно закрыла глаза. Она чувствовала, как он изучает ее, и лицо ее запылало. Его пальцы поглаживали внутреннюю часть бедер, потом он согнул ее ноги в коленях и широко их раздвинул. Байрони не сопротивлялась. Она ощущала какую-то странную слабость, чувствуя при этом, что ее уже ничто не отделяло от Брента. Да, она была рядом с ним, чувствовала его прикосновения.
Брент отрывисто задышал. Созерцание ее мягкого, розового женского лона воспламеняло его, он хотел ее все больше. Сейчас. Сразу. Он лег между ее раскинутыми ногами, прижавшись к ней всем телом.
Байрони выгнулась, противясь натиску.
— Нет! — выдохнула она. — Не хочу! Я…
Он навалился на нее всей тяжестью и накрыл ртом ее губы. Его тело уже ритмично двигалось, прижимаясь к Байрони, и ее охватил страх при воспоминании о недавно пережитой боли. Она чувствовала его настойчивость и принялась не на шутку с ним бороться, позабыв о намерении оставаться пассивной.
— Байрони, — шептал он в ее рот, — перестань!
Любовь моя, лежи спокойно.
— Нет, — пронзительно закричала она, мотая головой из стороны в сторону, пытаясь уклониться от его губ. — Ты обещал, что не будешь делать мне больно!
Ты лжец, как все мужчины, ты…
Брент лег рядом и притянул Байрони к себе.
— Тихо, — сказал он, гладя ее волосы, — Я не сделаю тебе больно. И я не лжец. — Он покачал головой, недовольный собою. «Господи, я сейчас потеряю контроль над собой». Ему вовсе не хотелось, чтобы она боялась его. Он нежно обнимал ее, шептал какие-то бессмысленные ласковые слова, стараясь растворить в них ее страх. Когда она успокоилась и лишь изредка шмыгала носом, он разжал руки и посмотрел на нее.
— Давай поспим, — предложил он, — хорошо?
Байрони заморгала, не понимая Брента. Он поднялся с кровати, погасил лампу, потом вернулся в постель и накрыл ее и себя одеялом.
— Подвинься ко мне, Байрони, я хочу обнять тебя.
Вот так, хорошо.
Хорошо, как в преисподней на сковородке!
Байрони придвинулась к нему, понимая, что он возьмет ее силой, если она не будет покорной. Натянутая как струна, она лежала у него под боком, щекой на его груди, и голова ее была полна мрачных и горьких мыслей. К удивлению Брента, ее дыхание оставалось учащенным, даже когда она уснула.
Он тихо выругался, потом улыбнулся в темноту.
Когда он проснулся все с той же улыбкой на губах, кругом было тихо, спокойно и очень темно. Прильнувшая к нему Байрони лежала расслабившись, положив открытую ладонь ему на грудь. Брент осторожно повернул ее на спину. Она что-то пробормотала во сне, но не проснулась. Он нежно погладил ее живот, зарылся пальцами в мягкие завитки волос и нащупал ее лоно — не правдоподобно мягкое и теплое. Он ласкал его пальцами, медленно и уверенно, зная, как пробудить в женщине желание. Ощутив пальцами влагу, он едва не вскрикнул от удовольствия. У него захватывало дыхание. Брент закрыл на мгновение глаза, почувствовав, будто погрузился в нее целиком, и замер, окутанный ею.
«Не торопись», — думал он. Он стал ласкать ее снова, и услышал, как она тихо простонала.
— О да, Байрони, дай мне вторгнуться в твои сновидения.
И он вторгся в ее сон. Ей снилось, что она стояла на каком-то голом холме, а под нею расстилалась обширная зеленая долина. Ею овладевали странные, сильные ощущения, заставлявшие ее мучиться, перехватывавшие дыхание, звавшие ее подойти ближе к краю обрыва. Ее бедра двигались. Во сне она смотрела вниз, на зеленую долину, тихо плача и не зная, что делать.
Брент углублялся все больше, и Байрони тихо постанывала, стискивая рукой его плечо. Она парила между сновидением и действительностью, не желая расставаться с мягкостью и двусмысленностью сна, хотя ее тело искало пробуждения и невероятного наслаждения. Внезапно она открыла глаза и почувствовала, как по ее телу прошла судорога. Она вскрикнула, не понимая, что произошло, лишь ощущая наслаждение и желая еще.
Теперь Брент в предрассветном сумраке видел ее лицо, взгляд, полный крайнего недоумения. Он упивался ее наслаждением.
— Вот так, — тихо проговорил он, продолжая разжигать ее все больше. Прежде чем ее наслаждение пошло на убыль, он лег между ее ногами и наконец вошел в нее. Затаив дыхание он ощущал, как плотно сжались вокруг него ее мышцы, втягивая его глубже. И он рванулся вперед, не в силах сдерживаться дальше.
Байрони внезапно вышла из полубессознательного состояния. Она смотрела на Брента, чувствуя его глубоко внутри себя. Закричала, упиваясь волнами восхитительных ощущений. «Не умру ли от наслаждения», — мелькнула мысль.
Брент чувствовал, как им завладела страсть, как закружила в своем водовороте, чувствовал, как Байрони отдавалась ему целиком, как хотела его. Он глухо застонал и без сил, задыхаясь, упал на Байрони.
Брент закрыл глаза, внезапно осознав, что ее наслаждение неизмеримо усиливало его собственное. В нем ожили восторг, радость слияния, эмоции, так давно похороненные в глубинах его существа, что он забыл об их существовании. «Я вернулся к себе», — ошеломленно думал он.
— Байрони, — тихо проговорил он, прислушиваясь к тому, как удивительно звучало ее имя.
Он целовал ее лицо, проникал языком в ее рот, ощущал руки, обхватившие его спину.
— Байрони, — повторил он и погрузился в сон, насытившийся и удовлетворенный, положив голову на подушку рядом с нею.
Байрони была потрясена. Она лежала не шелохнувшись. Он давил на нее всем своим весом, но ей не хотелось с ним расставаться. Он по-прежнему был внутри нее, и это ощущение приводило ее в восхищение. Она никогда не думала, что существуют такие ощущения — сильные, могучие, перед которыми все отступало и утрачивало всякое значение. Она медленно провела руками по спине Брента вниз, потом обратно наверх. «Совсем не так, как у меня, — подумала она, — совсем иначе». Она чуть пошевелилась и вздрогнула, почувствовав возвращение желания. Она поморгала, привыкая к серому утреннему свету и пытаясь прогнать это чувство. Но оно не отступало. Она хотела Брента. В первый раз.
Казалось, ее тело знало, что нужно делать. Она выгнулась вверх и почувствовала, как он стал расти внутри нее.
Брент быстро откликнулся на ее движения, ведь он хотел ее так давно, так сильно. Он приподнялся над нею, а потом глубоко погрузился обратно. Он слышал, как Байрони стонала, уткнувшись лицом в его шею.
Когда Брент ощутил, что тело Байрони напряглось и содрогнулось в предвкушении пика наслаждения, он стал целовать ее, повторяя языком движения своего тела. Он лишь на мгновение отстал от нее.
— Ах, Байрони, — прошептал он дрожа и крепко прижал ее к себе.
Глава 20
Байрони проснулась оттого, что волосы на его груди щекотали ее. Она медленно подняла голову и посмотрела на лицо спавшего Брента. Его темные волосы спутались, а густой локон упал на лоб. На щеках проступила черная щетина. Лицо его было изысканно утонченным. Даже его уши и те вызывали у Байрони восхищение.
Ее бедро покоилось на его бедрах, даже во сне он крепко удерживал Байрони — растопыренные пальцы лежали на ее ягодицах.
«Муж, — думала Байрони. — Он мой муж». Она старалась не шевелиться, вспоминая ночь, — нет, не ночь, а утро, поправилась она. Он знал, что Байрони станет более.., отзывчивой, если заснет. Так оно и случилось. Она все еще не оправилась от потрясения. Она не имела ни малейшего понятия, ни самого малого намека со стороны тети Айды, своей матери о существовании подобных ощущений. Байрони улыбнулась, представив выражение приятного тонкого лица тети Айды, если бы она ей сказала: «Да, тетя, а потом я кричала, и извивалась, и не хотела, чтобы он оставил меня. О да, тетя, мужчина глубоко внутри, заполняет тебя, двигается, целует тебя…» Она позволила себе несколько секунд повосхищаться этим, прежде чем ее мысли приняли более прозаический оборот.
Ей надо было выйти, по чисто физиологической причине, но она боялась пошевелиться. Он мог проснуться и, вероятно, снова заняться с ней любовью.
Заняться любовью… Странное выражение, но именно так он называл их дикое совокупление. Она почувствовала липкость между бедрами и покраснела. Никогда в жизни она не ощущала свою женскую сущность так, как теперь, когда узнала, чего мужчины хотят от женщин и чего женщины хотят от мужчин. Байрони сглотнула. Она приподняла бедро, освобождаясь от Брента. Тот пробормотал что-то нечленораздельное и крепче обнял ее.
— Байрони, — внезапно заговорил он, открывая глаза. Он смотрел прямо ей в лицо, и улыбался. — Доброе утро, жена. Подвиньтесь поближе, ты такая теплая и мягкая. — И он еще крепче прижал ее к своему боку.
— Хорошо выспалась? — В его вопросе послышалась дразнящая удовлетворенность.
— Да, — ответила Байрони.
Брент повернулся к ней лицом и прижал ее к себе так, что их тела полностью соприкоснулись. Она почувствовала, как он возбудился, и, пораженная, затаила дыхание.
— Кажется… — начала она, чувствуя, как ее глаза расширились от неожиданности.
— Что кажется? — Брент стал покусывать ей ухо.
Байрони услышала в его голосе нескрываемую радость. Она понимала, что он победил, но неожиданно для себя подумала, а разве и она не победила? Что принесла эта ночь? — хотелось ей спросить у Брента.
Что-нибудь изменилось?
— Не знаю.
— Я лишил тебя дара речи, да? — Улыбка Брента была неотразимой, и губы Байрони дрогнули в ответной улыбке. Она почувствовала, как его рука скользнула по ее животу вниз и нежно накрыла ее снова.
— О Брент…
— Такая теплая, — проговорил он с жадной ухмылкой.
— И липкая! Из-за тебя.
Эти слова прозвучали в ее устах необыкновенно сладостно.
— Да, — тихо проговорил он, — из-за меня.
Она ощутила, как он затрепетал, и в какой-то момент у нее возникло ощущение своей власти над этим человеком. Она повернулась на спину, и он вошел в нее. Она задохнулась, и он застыл без движения.
— Я делаю тебе больно, Байрони?
Байрони посмотрела ему в глаза, увидела в них заботу о ней и забыла обо всем на свете.
— Нет, — прошептала она и выгнулась вверх, навстречу ему.
Но Брент нахмурился, почувствовав, как забота о ком-то возобладала над его собственным желанием, что за время его взрослой жизни случалось не часто.
Он стал очень медленно выходить из нее, но она сцепила руки на его спине, удерживая.
— Хорошо, — сказал он, — мы будем осторожны, Байрони. Ты еще не привыкла. — Он поцеловал ее. — Я.., рад, что доставляю тебе наслаждение.
Байрони взглянула на него из-под опущенных ресниц, внутри нее медленно, но неумолимо нарастали потрясающие ощущения.
— Но ты же знал, что так будет. Разве так бывает не со всеми?
Ему хотелось рассмеяться ее очаровательной наивности, но он воздержался.
— Нет, — проговорил он. — Не со всеми. Мы с тобой очень подходим друг другу.
Он еще сильнее прижался к ней. Она тихо простонала и выгнулась.
— Брент, — задыхаясь шептала она, — еще!
Он пристально смотрел на ее лицо, видел, как в ее прекрасных глазах отражалась буря наслаждения, и ускорял темп движений. Когда он просунул руку между их напряженными телами, она вскрикнула, подхваченная вихрем почти мучительного наслаждения.
Он сдерживался до момента, когда ее спазмы ослабели, а потом крепко прижался к ней — наступила мощная разрядка.
— Теперь ты очень липкая, — выдохнул Брент.
— Да, — согласилась она, и он улыбнулся ее довольному голосу.
Во входную дверь постучали. Байрони напряглась, в замешательстве глядя на Брента.
Брент шутя щелкнул пальцем ей по носу и оторвался от нее.
— Укройся, холодно. Я сейчас вернусь. Это, вероятно, наш завтрак.
Она смотрела, как он, голый, отошел от кровати и надел халат.
— Не двигайся, Байрони, — бросил он через плечо.
Почему он так сказал? — слегка нахмурилась она в недоумении. Уж не боялся ли Брент, что она встанет и попытается бежать от него? Он задержался на пороге, обернулся и взглянул на нее. Медовые волосы Байрони беспорядочно перепутались, лицо разрумянилось, она выглядела такой красавицей, что ему не хотелось ничего другого, как вернуться в постель и наброситься на нее. Развратник, упрекнул он себя. Этак ты ее искалечишь.
Когда он вернулся с полным подносом в руках, она сидела на кровати, неуклюже пытаясь завернуться в халат.
Брент разочарованно нахмурился, но всего лишь на мгновение. Он предпочел бы видеть ее белые плечи и грудь, но, разумеется, она не привыкла к тому, чтобы мужчина, хотя бы и муж, видел ее раздетой.
— На первом этаже кухня, — непринужденно заметил он. — Когда мне не хочется выходить, Сизар приносит еду сюда. Выпьешь кофе?
Байрони кивнула.
— Не стесняйся меня, хорошо? Вот так.
Она взяла чашку и отпила дымящийся напиток.
Ничего вкуснее она в жизни ни пила.
Брент уселся рядом с Байрони на постель.
— Пожалуйста, круасаны, прямо из пекарни Пьера.
— Спасибо.
— Не стесняйся, — повторил Брент, поддразнивая. — В конце концов, мое хилое тело побывало в твоем — сколько? — три раза меньше чем за.., сколько часов?
— Это твое-то тело хилое?
— Вот так-то лучше, — заметил он, откусывая круасан. — Байрони, нам надо обсудить, где мы проведем медовый месяц.
— Только не в Сакраменто, — торопливо проговорила она с горечью.
— Нет, разумеется, нет. — Брент помолчал, глядя на Байрони. — Однако, мне кажется, лучше куда-нибудь уехать. Пойдут разговоры, и я думаю, что, даже если Ирен и Айра будут держать языки за зубами, к сожалению, найдутся люди, которые будут судачить о тебе.
— Понимаю, — согласилась она и почувствовала, как ее замутило.
— Я также подумал, — задумчиво продолжал Брент, — что, став женатым человеком, я должен, вероятно, построить какой-то дом. Жить в салуне, да еще рядом с борделем, не очень-то респектабельно.
— Мне здесь нравится, — возразила Байрони. — Но, Брент, я не хочу, чтобы ты делал что-то против своего желания. И Мэгги такая милая… — Байрони посмотрела на него очень серьезно, и он внутренне содрогнулся.
— Я никогда больше не причиню тебе боль, — хрипло проговорил Брент.
— Это так.., мило с твоей стороны, — сказала она, думая при этом о его любовнице Селест. С его мужской точки зрения это не боль?
— Спасибо, — сухо принял благодарность Брент.
— Могу я задать тебе один вопрос?
Брент вопросительно поднял бровь.
— Наверное, я очень мало знаю, — начала она, нервно ковыряя хрустящую корочку булочки.
— Но зато быстро схватываешь.
— Скажи, мужчине все время хочется заниматься любовью? — выпалила она.
— Каждый час или около того, — невозмутимо ответил Брент.
Глаза Байрони расширились, и он не мог не рассмеяться.
Ее ресницы скромно опустились, и она спросила:
— Час еще не прошел?
Он никогда раньше не замечал за ней кокетства и сейчас был одновременно заинтригован и очарован.
— Почти прошел, — ответил он, чувствуя, с каким энтузиазмом отвечает на ее вопрос его тело. И мельком подумал, сможет ли он когда-нибудь довольствоваться одной ею. Безрассудная мысль для человека, имеющего жену! Но одновременно и признание обязательств и ответственности, о которых прежде ему не приходилось думать и которые вселяли в него страх.
Он наклонился к Байрони, восхищаясь тем, что она тоже его хотела, и взял из ее рук поднос.
— Ну а теперь, любовь моя, час прошел и ты можешь снова заняться мною.
Он взял в свои ладони лицо Байрони и стал ее целовать. Он быстро забыл и о медовом месяце, и о строительстве дома, и о неизвестном будущем, полном ответственности. Ему хотелось поговорить с ней о причинах фиаско их ночи, но не сейчас. Нет, не сейчас.
* * *
— Великолепно выглядите, Байрони, — сказала Чонси Сэкстон, улыбаясь приятельнице. — Я вижу, замужество вам на пользу.
— Брент такой… — Байрони на секунду умолкла. — О, он… Я не знаю! Спасибо за то, что пошли со мной за покупками, Чонси.
— Не за что. Слава Богу, нет дождя! Давайте выпьем по чашке чая, и я немного отдохну. — Она похлопала себя по растущему животу. — Этот маленький забияка все время прыгает, и Сент сказал, что его может успокоить чай — мятный чай.
Байрони с живостью согласилась. Они зашли в небольшую кондитерскую под названием «У Мортимера», на Маркет-стрит, и улыбающийся, круглый Тимоти Мортимер подвел их к небольшому столику.
— Леди, — учтиво поклонился он.
Сделав заказ, Чонси уселась в кресло и испустила довольный вздох.
— Разумеется, Сент не имеет никакого понятия о том, как успокоить моего буйного ребенка, но мятный чай с лимоном я нахожу восхитительным. Мне нужен ваш совет, Байрони, если вы будете настолько любезны. У нас с Делом на будущей неделе годовщина свадьбы, и я никак не могу придумать, что купить ему в подарок.
Но Байрони сидела молча с побледневшим лицом.
Чонси взглянула на дверь и увидела на пороге миссис Стивенсон и Пенелопу.
— Не обращайте внимания, — проговорила она. — Кроме того, еще неизвестно, кого из нас они осуждают больше. Эта Пенелопа злючка. — Она изобразила вежливую улыбку и кивнула обеим женщинам. — А вот и наш чай. Благодарю вас, Тимоти.
— Пожалуйста, миссис Сэкстон. Скажите Делу, что новая печь работает очень хорошо, я и не мечтал о такой.
Увидев вопрошающий взгляд Байрони, Чонси тихо объяснила:
— Дел ссудил деньги на покупку печи.
— По крайней мере не потратил их в салуне Брента.
Чонси рассмеялась и, подняв чашку с чаем, провозгласила тост за здоровье Байрони.
— Как поживает новобрачная?
Байрони медленно поставила чашку на блюдце и взглянула на Пенелопу.
— Здравствуйте, мисс Стивенсон, — медленно произнесла она.
— Эта новобрачная выглядит восхитительно счастливой, — воскликнула Чонси, — не правда ли, Пенелопа?
Пенелопа помолчала, обдумывая услышанное.
— Вы выглядите восхитительно счастливой каждый раз, когда выходите замуж, миссис Бат… Хаммонд?
Байрони оцепенела, уставившись на скатерть в белую и голубую клетку.
— Я на днях видела вашу дочку. Бедняжку, кажется, зовут Мишель?
— Бедняжка Пенелопа, — покачав головой, скорбно заметила Чонси. — Должно быть, трудно игнорировать факты и купаться в сплетнях.