Глава 28

Салли остановилась у входа в магазин «Лучшее в мире мороженое». Амабель здесь не было, зато была Шерри Ворхиз.

– Салли, как я рада видеть вас снова! Вы здесь с этим милым мистером Квинланом?

– Да. Можно мне попробовать бананово-ореховое мороженое?

– О, оно такое вкусное – просто пальчики оближешь! За всю историю магазина мы никогда не продавали так много мороженого в неделю, сколько сейчас. У нас теперь появилось так много постоянных клиентов – некоторые регулярно приезжают из разных мест в радиусе чуть ли не пятидесяти миль, – что нам, наверное, придется нанять кого-нибудь из тех старых бездельников, что вечно играют в карты вокруг своей бочки.

Из задней комнаты вышла Бельма Эйснер. Служебные помещения были отделены от магазина занавеской в очаровательных голубых цветочках. Бельма фыркнула:

– Да уж, Шерри, могу себе представить, как эти старые простаки будут торговать мороженым. Да они его сами все слопают, а потом будут рыгать и пытаться напустить на себя жалостный вид. – Она обернулась к Салли и расплылась в улыбке. – Мы когда-то обсуждали, стоит ли подключать к делу мужчин. Конечно, они ворчали, жаловались и вообще говорили, что это женская работа. Но в результате мы решили держать их подальше от магазина.

– Вероятно, вы правы, – проговорила Салли, принимая рожок с мороженым. Она откусила кусочек, и ей показалось, что она уже на небесах и вкушает райскую пищу. Она откусила еще немножко и вздохнула.

– Просто восхитительно. Жалко, что Хелен не может выйти за меня замуж.

Женщины рассмеялись. Шерри сказала:

– Да, с тех пор, когда мороженое хранили в гробах у Ральфа Китона, мы прошли немалый путь, правда, Бельма?

Бельма в ответ только улыбнулась, принимая у Салли два доллара шестьдесят центов.

Из подсобки вышла Хелен.

– Привет, Салли. А Амабель уехала в Портленд.

– За покупками и принадлежностями для своих занятий живописью, – добавила Бельма. – Она обещала вернуться дня через два. Вероятно, к пятнице приедет.

– О!

Салли снова лизнула мороженое, почувствовала во рту непередаваемый вкус и в блаженстве закрыла глаза.

– Должно быть, это еще более порочное занятие, чем съедать по три яйца в день.

– Да будет вам, какая разница, если вы съедите всего лишь один рожок в неделю. – Хелен повернулась к Бельме. – Знаешь, в прошлый вторник я видела, как Шерри съела целых три рожка подряд!

– Я не ела!

– А я тебя видела. И все они были политы двойной порцией горячего шоколада.

– Не ела я!

И три женщины накинулись друг на дружку. Судя по всему, они занимались этим уже многие годы. Каждая знала слабые места других и самозабвенно упирала как раз на них. Салли молча наблюдала, поедая свой рожок с бананово-ореховым мороженным. Последнее слово осталось за Вельмой. Прежде чем Шерри или Хелен успели хотя бы пикнуть, она обратилась к Салли:

– Нет, мы не позволим мужчинам встать за прилавок. Они тут все съедят. Салли рассмеялась:

– Боюсь, что я ничуть не лучше мужчин. Я бы в одно утро проглотила все ваши запасы. – Она доела рожок и добавила, похлопывая себя по животу:

– Сейчас я уже не ощущаю себя такой тощей.

– Оставайтесь здесь, Салли, и вы в два счета превратитесь в такую же мягкую и уютную пышку, как мы, – заверила ее Шерри Ворхиз.

– Я восхищаюсь этим городом. Он такой милый, красивый и совершенно безупречный. А все эти цветы! Даже кладбище – и то в образцовом порядке. Трава вовремя подстрижена, все надгробия в идеальном состоянии. У меня такое впечатление, что вы никогда не упускаете ни единой детали, мешающей Коуву выглядеть абсолютно безукоризненным.

– Да, мы стараемся думать обо всем, – кивнула Хелен. – Раз в неделю у нас бывает общее собрание горожан, и мы обсуждаем, не нужно ли что-то усовершенствовать, заменить или исправить.

– А что вы вообще делали на кладбище? – вдруг спросила Вельма, вытирая мокрые руки о передник, сшитый из той же веселенькой ткани в голубой цветочек, что и занавеска.

– Да я просто бродила по окрестностям, когда поняла, что Амабель нет дома. Я заметила кое-что, показавшееся мне несколько необычным.

– Что же это было? – поинтересовалась Хелен. На миг у Салли в голове мелькнуло сомнение, не лучше ли ей держать язык за зубами. Но она прогнала эту мысль: побойся Бога, девочка, эти женщины спорят между собой из-за мороженого! Они знают, кто и когда умер в этом городе. Конечно, они могут ей что-то рассказать, а почему бы и нет? Здесь же не происходит ничего страшного. И она сказала:

– Видите ли, по периметру кладбища находится около тридцати могил. Все эти люди умерли в восьмидесятые годы, и все они – мужчины. На их надгробных плитах нет ничего личного, специфического – только имена и даты рождения и смерти. На других надгробиях есть какие-то тексты. А одно – совсем особенное, на нем выбито только имя – «Билли». Это показалось мне странным. Может быть, просто всем надоело вникать в какие-то личные подробности. Так много умерло мужчин – и ни одной женщины. Наверное, вас самих это удивило?

Шерри Ворхиз тяжело вздохнула и покачала головой:

– Это было ужасно. – Она нахмурилась. – Хэл был очень подавлен тем, что мы в те годы потеряли так много паствы. И вы совершенно правы, Салли, умирали именно мужчины. Все умирали от разных причин, но нам было одинаково тяжело.

А Хелен Китон поспешно проговорила:

– Не забывайте, что довольно многие из этих могил принадлежат людям, жившим в микрорайоне. Их родственникам показалось, что наше кладбище выглядит романтично – расположено вблизи скал, обдувается океаническим бризом и все такое. Мы разрешили им похоронить здесь своих умерших.

– А та несчастная женщина, которую мы с мистером Квинланом нашли у подножия скал, тоже здесь похоронена?

– Нет, – ответила Бельма Эйснер. – Ее муж – просто молодой грубиян. Он кричал на всех перекрестках, что мы каким-то образом ответственны за ее смерть. Я велела ему посмотреть получше на нас, на наши мускулы и как следует подумать. Будто мы могли иметь какое-то отношение к смерти его жены! Он вылетел отсюда как ошпаренный.

– Этот тип даже не отведал нашего мороженого! – возмущенно вставила Хелен. – В ту неделю мы торговали ванильным мороженым со свежей голубикой. Он так и не вернулся.

– Да, не очень-то хорошо с его стороны, – согласилась с ней Салли. – Пожалуй, мне пора идти. Спасибо за мороженое. – В дверях она оглянулась. – Кстати, я не нашла могилы доктора Спай-вера.

Ей ответила Вельма:

– Его могилы здесь нет. Доктор хотел, чтобы его кремировали и отвезли прах в Огайо. Он говорил, что ни за что на свете не допустит, чтобы его готовил к погребению Ральф Китон.

Хелен Китон расхохоталась:

– Ну и возмущался по этому поводу Ральф, доложу я вам!

– Возмущался, – хмыкнула Шерри. – Да Ральф был просто взбешен. Это про тебя можно сказать, что ты возмущаешься, когда, например, Ральф не бросает шорты в корзину с грязным бельем.

Женщины рассмеялись, и Салли вместе с ними. Она сразу же направилась на другую сторону улицы в «Ночлег и завтрак» Тельмы Неттро.

Шерри Ворхиз резко опустила занавески на окнах магазина. Обращаясь к двум другим женщинам, она сказала:

– У нас в городе сейчас три агента ФБР и шериф Дэвид Маунтбэнк.

– Ну, с такими большими шишками мы все должны быть в безопасности, – заметила Вельма.

– О да! – Хелен Китон залезла пальцами в емкость с мороженым и не торопясь облизала их. – В безопасности, как клопы в зимнем одеяле рудокопа!

Наконец Квинлан повесил трубку.

– Да, на то, чтобы зачитать все эти имена и даты, потребовалось немало времени. Диллон займется ими прямо сейчас. Разыскать сведения обо всех этих ребятах для него – пара пустяков. Скоро он присоединится к нам.

Салли медленно проговорила:

– Я только что поделилась своим удивлением с женщинами в магазине «Лучшее в мире мороженое». Ну, что не нашла на кладбище могилы доктора Спайвера. Они сказали, что доктор был кремирован, а прах послан в Огайо.

– Интересно. – Квинлан хмыкнул и снова взялся за телефон. – Диллон? Это опять я. Выясни, правда ли док Спайвер был кремирован, а прах отправлен в Огайо, ладно? Нет, это не так важно, как те имена. Просто нам с Салли будет интересно узнать. По идее, у Спайвера нет живых родственников. Тогда почему его кремировали и не похоронили на местном кладбище?

– Нет, не говори так. Это невежливо. Готов поспорить, Салли слышит. Да, она действительно слышала и качает головой. – Все еще продолжая слушать, Джеймс усмехнулся:

– Что-нибудь еще? Нет? Ну хорошо, как только что-то раскопаешь, тут же звони нам. Мы останемся здесь на обед, тут же и переночуем. – Вешая трубку, он все еще посмеивался. – Обожаю слушать, как Диллон ругается. Он не очень хорошо умеет это делать – просто повторяет снова и снова одно и то же. Я пытался кое-чему его обучить, так сказать, расширить его словарный запас – ну, ты знаешь, есть кое-какие фразы, которые включают изрядное количество действительно грязных слов – части тела там, слова из области метафизики, и все такое. Но он просто не в состоянии их освоить. – Квинлан продемонстрировал ей несколько примеров, принимая для каждого случая соответствующую позу. – А вот этот, например, лучше получается у Брэммера, но только тогда, когда он действительно рассержен на одного из агентов...

Салли так хохотала, что упала на кровать. Потом вдруг пришла в себя. Смех? Какой же тут смех?

– Будет тебе, Салли! Иногда полезно забыться. Слышать, как ты смеешься, просто замечательно. Пожалуйста, делай это почаще. А теперь, когда я удовлетворил твои тайные непристойные желания, давай-ка пойдем, отведаем стряпню Марты.

Это был настоящий пир, как справедливо заметила Кори Харпер. Лучше, чем бывает на День Благодарения. Марта внесла огромное блюдо, в центре которого была гора жаркого, а вокруг – овощи: морковь, картошка и лук. Была тут и огромная миска салата «Цезарь» с терпкой заправкой, и чесночный хлеб – такой, что и впрямь язык проглотишь, а на десерт – яблоки, запеченные в тесте, покрытые хрустящей корочкой. Помимо все-то этого сбоку еще стояла порция баклажанов. Тельма не должна ждать. Она рассчитывает получить свои баклажаны ровно в четыре тридцать.

Марта появлялась как раз в нужный момент, чтобы вновь наполнить их стаканы таким прекрасным каберне «Совиньон», какого никто из них давно уже не пробовал.

Особенно она кудахтала вокруг мужчин, убеждая их поесть как следует. Наконец Квинлан бессильно уронил вилку и со стоном откинулся на спинку стула.

– Уф, Марта, еще немного – и Господь покарает меня за прожорливость. Вы только взгляните на Дэвида – его рубашка так натянулась, что пуговицы, того и гляди, отлетят. С вами даже худой Томас в два счета отъестся. Поскольку я настоящий джентльмен, то уж молчу, как объелись наши женщины.

Салли швырнула в него корочкой чесночного гренка. Потом повернулась к сияющей Марте.

– Так вы говорите, запеченные яблоки. Запеченные в тесте, Марта?

– Да-да, Салли, а сверху еще обильно политые мороженым «Французская ваниль» из нашего магазина.

Потом они выпили кофе с «Амаретто». Ликер им прислала в подарок Тельма, которая теперь ела у себя в комнате, потому что Квинлан успел утомить ее своими разговорами – во всяком случае, по словам Марты, она заявила именно так. На самом деле Тельма так объелась жареными баклажанами, что ей нужно было как следует отоспаться.

После того как Марта вернулась к себе на кухню, Салли рассказала Томасу Шреддеру, Кори Харпер и Дэвиду Маунтбэнку про то, что увидела на кладбище.

Квинлан сообщил:

– Я уже позвонил Диллону. Учитывая, как быстро он действует, не удивлюсь, если он перезвонит мне уже сегодня вечером. Если сообщит что-нибудь особенное, я вас всех разбужу.

– Честно говоря, сомневаюсь, что меня вообще сможет кто бы то ни было разбудить, – заметил Дэвид, потягивая кофе. – И забудьте, что кофе считается стимулирующим средством. Это лучший «Амаретто», какой мне только доводилось пробовать. Я уже чувствую, что мне пора на боковую. Надеюсь, что дочки не вздумают карабкаться по мне, когда я вернусь домой. Если мне повезет, Джейн к моему приходу уже уложит их спать.

Салли ничего не сказала. Она терпеть не могла «Амаретто» – никогда его не любила. Она отпила один глоток, а потом потихоньку вылила свой кофе в чашку Джеймса. В это время Кори Харпер рассказывала историю о том, как в тренировочном лагере в Куантико один парень по ошибке арестовал приехавшее с проверкой начальство, подозревая его в ограблении банка в Хоганс-Элли – вымышленном американском городе, специально возведенном в Куантико для обучения агентов. Самый главный из заезжих начальников считал это неплохой учебной операцией, пока один из курсантов не защелкнул на нем наручники.

Квинлан пообещал шерифу позвонить, если Диллон обнаружит что-то срочное. Хотя он и не мог себе представить, что сумеет проснуться, как бы там ни трезвонил телефон.

– По-моему, ты пьяна, – заявил он Салли. Одной рукой он поддерживал ее, а другой – отпирал дверь своего номера в башне.

– Я пьяна?

– Думаю, если бы тебя сейчас увидела мисс Лилли, она бы пришла в восторг.

– Ха, в следующий раз, когда мы с ней встретимся, мне придется рассказать, что хоть я и была пьяна, а сняла с тебя штаны в рекордно короткое время.

Салли с хохотом прыгнула на Джеймса. Он обхватил ее руками, внес в комнату, и они вместе повалились на кровать так, что Джеймс упал на спину, а Салли оказалась сверху.

– Если ты меня хорошенько попросишь, я так и быть не стану рассказывать Марте, что ты сделала. Не забыла, что вылила свой кофе с ликером в мою чашку? Ну, так что ты там говорила насчет того, чтобы снять с меня штаны?

Салли попыталась изобразить страстный взгляд. Джеймс захохотал чуть ли не вдвое громче. Потом она коснулась его, и смех застрял в горле. Джеймс застонал. Он закрыл глаза, мышцы шеи конвульсивно подергивались.

– О Боже, – прошептал Джеймс. Он начал целовать Салли, язык проник в ее рот, и ей нравилось его чувствовать, ощущать его вкус. Он обхватил ладонями ее маленькую попку, сильные руки мяли упругую плоть, прижимали ее к нему. Он был твердым и крепким, как стальные прутья решетки на окнах лечебницы Бидермейера. О Господи, с чего ей вдруг пришло в голову такое неуместное сравнение?

Салли вздрогнула, по коже прошел мороз. Нет, это всего лишь воспоминание – пусть ужасное, – но оно принадлежит прошлому. Сейчас оно уже не может ее волновать. Она снова поцеловала Джеймса. Его губы стали какими-то вялыми. И плоть, что упиралась в ее живот, уже не была такой твердой, как секунду назад. Его руки больше не потирали ее ягодицы.

Салли приподнялась на локтях и всмотрелась в его лицо, ожидая увидеть, что он ей подмигивает, готовясь к тому, что он сбросит ее с себя и опрокинет на спину.

– Джеймс!

Он рассеянно улыбнулся. Не подмигнул, не пошевелился – ничего такого.

– Я устал, Салли. – Он говорил тихо и как-то невнятно. – А ты разве не устала?

– Есть, немножко, – призналась Салли, потом склонилась и снова поцеловала его.

Внезапно Джеймс закрыл глаза и его голова бессильно упала набок.

– Джеймс? Джеймс!

Что-то тут не так! Что-то очень и очень не так! Салли приложила пальцы к жилке на шее Джеймса, где бился пульс. Биение медленное, ровное. Прижала ладонь к груди в районе сердца – сердце билось медленно и твердо. Салли приподняла пальцами его веки и снова окликнула Джеймса по имени. Потом похлопала его по щекам...