Современная электронная библиотека ModernLib.Net

На первых ролях

ModernLib.Net / Сентиментальный роман / Коскарелли Кейт / На первых ролях - Чтение (стр. 20)
Автор: Коскарелли Кейт
Жанр: Сентиментальный роман

 

 


      Демонстративно хлопнув дверью, Челси протопала на кухню и попросила Каталину сварить кофе. Ожидая, пока закипит вода, она задумчиво поднесла к губам свою чашку с кофе. Совсем остыл! Сделав второй глоток, она неожиданно почувствовала головокружение. Перед глазами все поплыло, к горлу подкатила тошнота. Господи, что это с ней? У нее всегда был желудок как у верблюда, но с того дня, как убили Фернандо, становилось плохо при одной мысли о еде.
      Не успела Челси выйти из спальни, как Леверн помчалась в ванную и открыла ключом всегда запертый шкафчик-аптечку. Достав два одноразовых шприца и флакон с лекарством, она быстро сделала себе и Банни инъекции амфетамина, тщательно отмерив дозу, как раз достаточную, чтобы вывести Банни из летаргического состояния и дать силы вынести долгий мучительный день. Потом Леверн сунула в сумку флакон и несколько шприцев. Долгий опыт общения с дочерью научил ее никогда не ограничиваться одним уколом – бедняжка Банни так нуждается в поддержке – иначе ей просто не выдержать многочасовых съемок.
      Через четверть часа мать и дочь спустились к выходу, где уже ждала Челси с термосом в руках. Заслышав шаги, девушка испуганно подняла глаза.
      – Мама! – воскликнула она, встревоженно глядя на Банни.
      – Челси, дорогая, ты ужасно выглядишь. Нужно сходить к парикмахеру! У тебя волосы висят, как пакля! – певуче объявила мать.
      – Банни права, – поддакнула Леверн. – Пора бы уже последить за собой! Вокруг дома все еще шатаются фотографы, а ты вечно выглядишь словно швабра растрепанная!
      Челси не обратила внимания на упрек. Обе вечно прохаживались насчет ее внешности. Но что Челси действительно поразило – так это неожиданное превращение матери из полусонного манекена-зомби в жизнерадостное, бодрое человеческое существо. За всю неделю, прошедшую с той самой ночи, мать не сказала ни одной связной фразы. Что же, черт возьми, случилось за последние несколько минут?
      – Мама, ты как, сумеешь сегодня работать? – с сомнением спросила она.
      – Дорогая, ты ведь знаешь, колесо должно вертеться. Кроме того, я себя великолепно чувствую. Это кофе? Солнышко, ты просто душка! – театрально объявила она особым «сценическим» голосом, которым всегда говорила на людях, и взяла термос у Челси.
      – Ты, конечно, не сообразила принести заодно рогалик или кекс? Я еще не завтракала… да, мама? – спросила Банни, оборачиваясь к Леверн.
      – Да, дорогая, ты только встала. Пойдем, сядешь в машину, и я дам тебе что-нибудь погрызть.
      Леверн поспешно открыла дверь, передала Банни с рук на руки водителю, ожидавшему за порогом, и направилась на кухню, не обращая внимания на идущую следом внучку.
      – Ба, чем это ты ее напичкала? – с подозрением допытывалась Челси.
      – Кислород, детка, всего лишь кислород. Я уже много лет им пользуюсь. Банни всегда трудно вытащить из постели, но стоит ей вдохнуть несколько раз, как она тут же вскакивает.
      – Где ты взяла кислород?
      – У меня всегда на всякий случай лежит кислородная подушка. Удивительно, как это ты не заметила! Вечно во все любишь нос совать! – небрежно бросила Леверн и обратилась к кухарке:
      – Каталина, надеюсь у вас есть свежие булочки или что-то в этом роде, чтобы Банни смогла поесть по дороге?
      Каталина, потрясенная внезапной переменой в хозяйке, бросила вопросительный взгляд на Челси, но все же ответила:
      – Я напекла плюшки с орехами и карамельной глазурью. Сойдет?
      – Прелестно, просто прелестно! – игриво ответила Леверн. – И если не затруднит, немного сока. Вы делали его сегодня?
      Каталина, молча кивнув, обернула фольгой тарелку с булочками и вынула из холодильника кувшин свежевыдавленного сока. Проходя мимо Челси, она заговорщически подняла брови.
      Нагруженная едой, Леверн поспешила к лимузину, который быстро исчез из поля зрения. Челси и Каталина, раскрыв от изумления рты, остались стоять на пороге.
      – Твоя мама действительно собирается сегодня работать?
      – Похоже на то, – пробормотала Челси.
      – Матерь Божья, чудеса да и только!
      – И не говори. Я видела это собственными глазами и по-прежнему не могу поверить! – ошеломленно охнула девушка.
      – Даже глаза иногда обманывают, девочка. Даже глаза, – пробурчала себе под нос Каталина, возвращаясь в кухню.
      Челси поспешила наверх, принять душ и одеться – слишком долго она откладывала многочисленные дела и встречи! Но сначала нужно позвонить.
      Девушка села за стол и набрала номер, который помнила наизусть. Сейчас только семь утра, но, скорее всего, ей ответят.
      Хилда подняла трубку после первого же звонка. Не так много людей знали этот номер, не зарегистрированный в телефонной книжке, и можно было с уверенностью сказать, что это не какой-то клиент с жалобами на режиссера или продюсера.
      – Надеюсь, сейчас не слишком рано, – выдохнула Челси вместо приветствия.
      – Золотко, я уже пробежала две мили и только хотела пойти под душ. Ну как у нас сегодня дела?
      – Странно, Хилда, весьма странно.
      – Господи, только не говори, что твоя бабка не может вытащить Банни из постели, – упавшим голосом пробормотала Хилда. Она лично поручилась Майку Стерну, что Леверн доставит Банни на площадку в хорошей форме, как физической, так и моральной, готовую к работе. Если Леверн не удалось это сделать, битой окажется задница Хилды.
      – Нет, конечно, нет! Собственно говоря, они только что отправились на студию.
      – Уже? Потрясающе! – облегченно воскликнула крайне удивленная Хилда.
      – Знаете, тут что-то не так.
      – О чем это ты? Банни плохо себя чувствует?
      – Она едва держалась на ногах, когда встала, но потом защебетала, как канарейка. Даже привязывалась насчет того, как я выгляжу.
      – Нет, правда? Похоже на чудо!
      – Вот именно. Когда бабушка одевала ее, мама глаз не могла открыть. Я спустилась вниз, налить кофе, и через четверть часа она уже спорхнула по ступенькам, словно черт ей не брат.
      – О дьявол! – воскликнула Хилда. – Твоя бабушка, должно быть, чем-то ее нашпиговала.
      Слишком давно жила Хилда в этом городе, чтобы не распознать действия наркотиков.
      – И я так думала, но, когда спросила бабушку, она объяснила, что всего-навсего дала подышать ей кислородом. Сказала, что всегда им пользуется.
      – И ты не знала об этом? Не видела в доме кислородной подушки? – недоверчиво спросила Хилда. Если Банни употребляет наркотики, ее агенту должно быть все известно!
      – Собственно говоря, нет. Никогда.
      – Ну что ж, может, Леверн ее прячет. Спасибо, что позвонила, солнышко. Скрести пальцы на счастье – хоть бы сегодняшний день благополучно кончился. Меня будут держать в курсе дела насчет съемок, так что звони, если хочешь услышать последние новости. До встречи, детка!
      Хилда положила трубку, довольная тем, что у них с Челси такие близкие отношения. Совершенно очевидно, что девушка нуждается в друге, и Хилда готова была на все, лишь бы ей помочь.
      Может, стоит предупредить Челси, что Банни, уже и так находившаяся на пределе, оказалась еще в большей опасности, если Леверн колет ей амфетамин. За свою жизнь Хилда видела достаточно, чтобы убедиться – шутить с сильнодействующими средствами – все равно, что сидеть с огнем на бочке с порохом. Незачем далеко ходить, такое случилось в ее собственном доме – вспомнить хотя бы Серджио и его приступы ярости.
      Снова затрещал телефон: на этот раз звонил Сэнди.
      – Приветствую, Хилда. Рад сообщить хорошие новости.
      – Говори быстрее, мне нужен допинг, – поторопила она.
      – Против Леверн выдвинуто обвинение всего лишь в непредумышленном убийстве, и окружной прокурор отложил рассмотрение дела. Вчера я с ним ужинал и узнал, что у него добыча покрупнее, чем Леверн, особенно с тех пор, как полиция обнаружила, что Фернандо Рамон, так он себя называл, находился под следствием.
      – Нет, кроме шуток? За что?!
      – Изнасилование четырнадцатилетней девочки четыре года назад. Тогда он носил имя Фредди Тэтчер и жил в Небраске. Попал в тюрьму, был выпущен под залог, но сбежал. Переменил имя, поступил в театральное училище в Лос-Анджелесе и выучился на гримера. Лучшего времени для убийства Леверн выбрать не могла. Сейчас судьям не до нее – идет процесс этих врачей-садистов. Даже если Леверн протянет еще год, все равно не предстанет перед присяжными… разве что произойдет чудо и она исцелится.
      Последовало долгое молчание, и Сэнди наконец спросил:
      – Хилда, ты меня слушаешь? Стряхнув грустные мысли, она ответила:
      – Да, конечно, новость – лучше не придумаешь. Смерть этого подонка уж точно избавит налогоплательщиков от лишних расходов!
      – Ты ведь не считаешь, что она это сделала, правда? – спросил Сэнди.
      – Да, но я на самом деле ведь ничего не знаю.
      – Забудь об этом, детка, все кончено.

ГЛАВА 64

      Майк Стерн терпеливо ожидал на площадке, уже освещенной и готовой к съемкам, когда Банни наконец выплыла из гримерной и, осторожно переступая через вьющиеся змеями по полу кабели, направилась к режиссеру. Рядом неотступно следовала Леверн. Актриса улыбнулась членам съемочной группы, послала воздушный поцелуй осветителям, мило поболтала с окружающими – словом, вела себя так, будто за время, прошедшее с момента съемки кульминационной сцены «Пришельца», ничего не случилось. Удовлетворенная эффектным выходом, Банни остановилась около Майка. Тот встал и радостно приветствовал актрису.
      – Банни, дорогая! – воскликнул он, поднося к губам ее руки. – Приятно видеть, что ты, как всегда, свежа и прелестна! Обещай только, что, когда начнешь уставать, скажешь. Я сделаю перерыв, хорошо?
      – Не беспокойтесь, я дам знать, – вмешалась Леверн. Майк криво улыбнулся и процедил сквозь сжатые зубы:
      – Не сомневаюсь, Леверн. Ну а теперь, поскольку съемочная группа ждет уже двадцать минут, нам лучше, пожалуй, начать. Банни, в этой сцене вы закрываете дверь за Марвеллой. Она только что объявила о своей связи с Джеком, но вы ведете себя так, будто уже знали об этом и вам все равно. Даже очень мило заверяете, что ни в чем ее не вините. Марвелла много лет была вашей лучшей подругой, и ваше отношение к ней не изменилось. Вспоминаете?
      – Да… по-моему… – нерешительно ответила актриса и обернулась к матери:
      – Мама, ты помнишь эту сцену?
      – Да, и ты была в ней великолепна, не правда ли, Майк?
      Тот кивнул.
      – Прекрасная сцена, Банни. Хотите, чтобы монтажер прогнал пленку еще раз, чтобы освежить вашу память?
      Банни, казалось, уже была готова кивнуть, но Леверн властно объявила:
      – Это, пожалуй, ни к чему, Майк. Только объясните поточнее, что вы от нее хотите. У Банни ведь здесь никаких реплик, правда?
      – Верно, – согласился режиссер, явно чувствуя себя не в своей тарелке, но понимая, что необходимо сегодня снять как можно больше мелких сцен. Не в первый раз картина, которая потом получает «Оскара», создается в монтажном цехе.
      – Подойдите сюда, Банни, прислонитесь к двери, руки заведите за спину и схватитесь за дверную ручку. Вы ошеломлены, понятно?
      – Ошеломлена? – рассеянно переспросила Банни.
      – Потрясены и рассержены. Шокированы, понимаете?
      – О да, это можно сделать. Открыть рот или поджать губы?
      Майк вопросительно взглянул на Леверн, но та казалось высеченной из камня.
      – Майк снимет тебя двумя способами. Не так ли, Майк?
      Тот почти испуганно кивнул и нерешительно пробормотал:
      – Да, да, конечно. Сначала попытайтесь поджать губы. Вы поражены, но по мере того, как камера продолжает работать, удивление постепенно сменяется гневом: в вас впервые рождаются мысли о мести. – Вы сумеете это сделать?
      – Сумеет, правда ведь, дорогая? – вставила Леверн прежде, чем Банни успела раскрыть рот.
      Актриса улыбнулась и приняла нужную позу.
      – Начнем, как только вы будете готовы, Гордон Бейкер! – воскликнула она со смехом.
      Майк даже задохнулся.
      – Надеюсь, она просто хотела пошутить, – пробормотал он.
      Леверн предпочла промолчать.
      – Давайте хоть раз пройдем сцену, – сказал Майк ассистенту, но тут Леверн запротестовала:
      – Послушайте моего совета, Майк, постарайтесь снять все сцены с Банни именно сегодня. Не думаю, что она завтра сможет сделать то, что вы от нее потребуете. Лучше бы поторопиться.
      Обычно Майк никому не позволял вмешиваться в свою работу, тем более лезть с советами, но тут у него хватило сообразительности понять, что Леверн, вероятно, знает, что говорит.
      – Слушаю и повинуюсь, мамочка. Кому лучше вас знать свою дочь!
      – Вы первый режиссер, понимающий это, – ответила Леверн, но в голосе не было враждебности.
      Майк постарался как можно подробнее объяснить Банни ее задачу и, когда та приготовилась, дал команду включить камеру. Банни с безупречной точностью повторила все, как было велено, и всего за несколько минут сцена была полностью заснята. Получилось вполне профессионально, если не талантливо. Окрыленный, Майк начал безудержно экспериментировать, чувствуя, что Банни безоговорочно подчиняется любым указаниям. Сделав пять полноценных дублей, он перешел к следующей сцене, и к концу дня у него оказалось достаточно материала, чтобы закончить фильм. Пришедший в прекрасное настроение режиссер, испытывая искреннее облегчение, горячо поблагодарил звезду, ее мать и поспешил скрыться в благословенной тишине своего кабинета, где его уже ждал Лен Уайт, исполнительный продюсер.
      – Лен, черт тебя подери, где шампанское?! Нужно отпраздновать! – объявил он, закрывая за собой дверь.
      Упорно не отрывая взгляда от окна, Лен тихо ответил:
      – Что-то у меня не праздничное настроение, Майк, извини!
      – С чего бы это? Ты что, болен или хандришь?
      – Вроде этого, – вздохнул Лен. – Сердце ноет. – И, помолчав немного, спросил: – Ты работал когда-нибудь с детьми-актерами, Майк?
      – Боже упаси! К счастью, не попался сценарий, стоивший бы подобных издевательств над малышами.
      – Банни была лучшей из них, Майк. Самой лучшей. Я был всего-навсего жалким ассистентом по монтажу во время съемок «Прощай, мамочка!», и Банни исполнилось не больше десяти, когда она играла главную роль в этом фильме. Но должен сказать, приятель, девчонка ни разу не испортила дубля. Всегда идеально проговаривала реплики, не делая ни одного лишнего движения.
      – Ну и что тебя мучает?
      – Я был продюсером на съемках «Ни о чем меня не спрашивай». Ей было лет двадцать пять-двадцать шесть… И поверь, она играла потрясающе: страстная, чувственная, зазывная. Уже не ребенок – актриса, настоящая актриса.
      Майк опустил в стакан несколько кубиков льда, налил виски и, устроившись на диване, попросил:
      – Продолжай, Лен. Я же вижу, тебе есть о чем рассказать.
      – Господи, Майк, подумать только, что твой агент по рекламе вечно утверждает, будто ты самый чуткий, обладающий тонкой интуицией режиссер из всех, ныне живущих! Неужели так и не заметил, что здесь творилось весь день?! – раздраженно рявкнул продюсер.
      Рассеянно вертя стакан в руках, так что ледяные кубики негромко позвякивали, Майк задумчиво ответил:
      – Она выполняла приказания, словно послушный ребенок.
      Лен театрально закатил глаза к потолку:
      – Слава тебе Господи, наконец-то дошло! Я уж было собрался вышибать тебя из монтажной, думал, совсем обалдел! Она, по всей видимости впала в детство, так ведь?
      – Ну да… ты прав. Я никак не мог сообразить, в чем тут загвоздка, но, скорее всего, так оно и есть.
      – Какая жалость, а?
      – Может быть… Но дареному коню в зубы не смотрят. Банни-ребенок все-таки лучше, чем вообще никакой Банни. Хорошо еще, что реплик у нее сегодня не было! У детей-актеров всегда такие чертовски задорные голоса, – заметил Майк. – Ну хватит, пойдем, приглашаю тебя на ужин… хотя нет, передумал, лучше ты меня пригласи! Это у вас, продюсеров, денежки водятся!
      – Послушай меня, Майк, завтра первым делом пошли ей цветы, прямо с утра! Две дюжины розовых роз. На карточке напиши, что она великолепно сыграла, – решительно заявил Лен.
      – Но я обычно посылаю цветы перед премьерой, – запротестовал Майк.
      – Они нужны ей сейчас, – упрямо покачал головой Лен, направляясь к двери.

ГЛАВА 65

      Не успела Челси приехать в «Тенейджерс», как ее немедленно проводили в офис Джонатана Корелла. Завидев девушку, он поднялся и пошел ей навстречу.
      – Дорогая, надеюсь, все потихоньку улаживается, – сказал он с искренним сочувствием. – Представляю, каким это было для вас ужасным испытанием. Проходите и садитесь. Позвонить, чтобы принесли кофе?
      Обняв Челси за плечи, он подвел ее к глубокому кожаному креслу рядом с письменным столом.
      – Если у вас есть чай, я бы выпила чашечку. Последнее время кофе плохо на меня действует, – ответила девушка, утопая в мягких подушках старого заслуженного кресла. Как тихо, спокойно в тишине и прохладе этого кабинета! Раздавались ли здесь хоть когда-то взволнованные голоса?
      – Сейчас же попрошу принести. С лимоном или молоком?
      – Мало кто задает подобные вопросы здесь, в Штатах. Молоко, пожалуйста. Я привыкла к нему в Англии.
      Корелл, пододвинув свой стул, сел рядом с девушкой, чтобы разговор не казался официальным.
      – Я прочитал, что окружной прокурор отложил ведение следствия против вашей бабушки, пока она не выздоровеет. Ну что ж, в любом случае новости не так уж плохи. Надеюсь, это правда?
      – Вероятно, да, – рассеянно согласилась девушка, – но какое это имеет значение, когда бабушка наотрез отказывается лечиться, – ничего не желает, кроме как закрыть глаза и умереть.
      – Да, все это нелегко вынести. А как ваша мама? Вчера вы очень за нее беспокоились.
      – Немного получше, но по-прежнему почти не разговаривает. Большую часть времени спит, хотя нашла в себе силы поехать с утра на студию.
      – Это хороший знак, – кивнул Корелл, похлопав ее по руке. – Когда приходится трудно, стараешься найти утешение даже в мелочах.
      – Мистер Корелл… Джонатан, – нерешительно начала Челси. – Я много думала над нашим вчерашним разговором и должна точно знать, действительно ли вы хотите, чтобы я работала в «Тенейджерс»? Если посчитаете, что весь этот скандал, связанный с моим именем может опорочить фирму, и решите отказаться от предложения, я пойму и не обижусь.
      – Отказаться? – недоуменно переспросил Корелл. – Но почему, по какой причине?
      – Дурная слава… Я знаю насколько консервативны… – начала Челси, но Корелл перебил:
      – Чепуха, дорогая. Если бы мы увольняли всех дизайнеров, у которых в семье нелады, нам нечем было бы торговать. Конечно, вы по-прежнему нам нужны, и на тех же условиях. На моем столе контракт. Не хватает только вашей подписи.
      Челси мгновенно приободрилась. Карьера оставалась единственной соломинкой, проблеском надежды на личную жизнь и свободу.
      – Сейчас подпишу, – обрадовалась она, боясь, что ослепительная возможность немедленно исчезнет.
      – Подождите, дорогая. Не хотите, чтобы ваш поверенный просмотрел его?
      – Не стоит, я вполне доверяю вашему суждению, Джонатан. И вам тоже. Надеюсь, наше сотрудничество будет долгим и плодотворным. Молю Бога только об одном: чтобы я смогла оправдать ваши ожидания, – сказала она с неподдельной скромностью.
      Джонатан Корелл молча изучал сидевшую перед ним молодую женщину. Затравленное выражение глаз резко контрастировало с юношеской свежестью кожи и блеском серебристых волос. Странное сочетание красоты и жизненной силы, молодости – с душой немало пережившей на своем веку женщины.
      – Уверен, вы оправдаете все мои ожидания, и даже больше. Надеюсь только, что сумеете оправдать свои.
      Принесли чай, и после того, как Челси подписала контракт, они долго по-дружески болтали, а потом Корелл показал ей старую, давно закрытую мастерскую, и они вместе решали, какое оборудование необходимо, чтобы вновь привести ее в рабочее состояние.
      – Деннис Петалски, работавший в нью-йоркском отделении больше десяти лет, выразил желание изменить жизнь и переехать в Лос-Анджелес. Он прекрасный ювелир, Челси, один из лучших в профессии, – объяснил Корелл. – Он готов начать работу в следующий понедельник. Как насчет вас?
      – Если не возражаете, я бы хотела работать неполный день до середины будущего месяца. Я сделала почти все задания, но перед выпуском осталось еще сдать несколько экзаменов.
      – Приходите, когда сможете, но мы считаем, что с понедельника вы зачислены в штат на полный день, с соответствующим жалованьем.
      – Жалованьем? – удивленно переспросила Челси, неожиданно сообразив, что не имеет ни малейшего представления о том, сколько будет получать, и почувствовала себя совершенной идиоткой: подумать только, упустить такой важный момент.
      Джонатан с притворной укоризной покачал головой.
      – Юная леди, я же предупреждал: вашему поверенному следует ознакомиться с контрактом. Немедленно возьмите с собой копию. Если он потребует внести изменения, дайте мне знать. Еще не поздно! Большинство контрактов не стоят бумаги, на которой напечатаны! Самое главное – добрая воля обеих сторон.
      – Как мне повезло, что я познакомилась с вами, Джонатан!
      – Это мне повезло, Челси, – ответил он, нежно сжимая ее руку.
      По пути домой девушка заехала в офис Сэнди Шапиро и оставила ему на просмотр копию контракта. Вновь усевшись за руль, она не переставала думать о внезапном повороте в своей судьбе. Впервые в жизни двое настоящих сильных мужчин заботились о ней и стремились защитить: Джонатан Корелл и Уилс Эшфорд. Господи Боже, почему нельзя сохранить обоих?
      При мысли об Уилсе сердце вновь тоскливо сжалось. Теперь, когда сделан решительный, необратимый шаг и впереди десять долгих лет работы в Лос-Анджелесе, будет только справедливым освободить Уилса от данного слова жестоко позволить ему верить, что в ближайшем будущем она сможет приехать в Англию.
      Челси знала: нужно было все сказать прямо, когда Уилс позвонил сразу после убийства, но голос был таким родным, и она любила его так сильно, что могла только бормотать нежные слова, хотя душа почернела от боли неизбежной разлуки. Жизнь так жестока!
      С того момента, когда бабушка сказала о своей болезни, Челси понимала: будущее, о котором она мечтала, неосуществимо. Пусть разрывается сердце, комок слез подступает к горлу – нужно сесть, написать письмо Уилсу и объяснить, почему все изменилось. Челси убеждала себя, что слишком любит его, чтобы впутать в нелегкие семейные проблемы. Как невыносимо представлять, что они больше никогда не увидятся, он не подойдет к ней, не обнимет, не улыбнется… Но когда девушка чувствовала, что теряет мужество и умирает от желания ощутить его прикосновение еще хоть раз, то немедленно приводила себя в сознание, вспоминая безвольно обмякшее тело Фернандо на полу в библиотеке. Отныне она обязана позаботиться не только о матери, но и об умирающей бабушке, а кроме того, вряд ли семья Эшфордов захочет иметь дело с людьми, опозоренными грязным скандалом, с преступниками и убийцами. Они, несомненно, пожелают, чтобы единственный сын и наследник женился на девушке с незапятнанным прошлым.
      Несколько часов, тяжелых, мучительных, ушло на то, чтобы попытаться написать письмо, каждое слово которого вонзалось в сердце, как острый нож. Закончив, Челси растянулась на постели и вновь перечитала написанное. Именно то, что нужно, – решила она, – чтобы покончить со всем раз и навсегда. Особенно, последняя фраза – настоящий завершающий смертельный удар их любви:
      «…поэтому, Уилс, я буду всегда помнить твою улыбку… нежные руки, прекрасные мгновения, которые мы испытывали вдвоем. Как бы я хотела, чтоб эти мгновения превратились в длинную счастливую жизнь, но не всегда бывает так, как задумано. На твоих плечах, как и на моих, лежат определенные обязательства, которые необходимо выполнять. Пожалуйста, помни меня и радость взаимного узнавания. Ты всегда будешь жить в моем сердце».
      Внизу листка она нарисовала крохотную розу, аккуратно сложила письмо и заклеила конверт. Сегодня она открыла дверь в новую жизнь и навсегда распрощалась с любовью. Никогда еще ей не было так плохо.

ГЛАВА 66

      Через день после того, как Банни кончила работу над фильмом, Майк Стерн, верный обещанию, позвонил Леверн и пригласил на просмотр отснятого материала. Пленку проявили, брака не оказалось, и Банни больше не понадобится.
      – Студия все еще намерена выпустить картину в декабре? – осведомилась Леверн.
      – По всей видимости, да, но вы же знаете, как это бывает, – уклонился от прямого ответа режиссер. – Черновой монтаж будет завершен к следующей неделе, и, если все будет в порядке, я приглашу людей со студии на просмотр, прежде чем начать окончательный монтаж. Ничего не могу обещать.
      – Будете держать меня в курсе дела? – униженно попросила Леверн.
      Никогда еще Майк не слышал, чтобы она говорила подобным тоном, и это почему-то тронуло его: Леверн Томас, создательница и главная движущая сила карьеры дочери, может не дожить, чтобы увидеть лучшую картину Банни.
      – Конечно, Леверн, обязательно, – мягко сказал он. – И сделаю все, чтобы выпустить картину вовремя, обещаю.
      – Спасибо, Майк. Ты великий режиссер, уж кому судить, как не мне! Банни всегда работала с самыми лучшими.
      – И вам спасибо за вчерашний день, Леверн, особенно если учесть то, что произошло за последнее время. Благодарю за все, что вы сделали для меня. Не приведи вы Банни на студию, плохо бы мне пришлось.
      – Майк, – попросила она, – попробуйте показать Банни в самом выгодном свете. Вполне возможно, это ее последняя картина.
      – Не говорите так, Леверн. Банни в шоковом состоянии, но она молода и еще долго сможет работать, – запротестовал Майк, хорошо зная, что это всего лишь пустые слова. Леверн, возможно, окажется права.
      – Я недолго протяну, а без меня она не выдержит всего этого. Забавно, правда?
      – Что тут забавного, Леверн, – из вежливости спросил Майк, не желая углубляться в ее проблемы.
      – Я всегда боялась, что Банни найдет кого-то, кто займет мое место, и поэтому ни одного человека и близко к ней не подпускала. Какая ужасная ошибка, – вздохнула она и, неожиданно осознав, что открывает душу постороннему человеку, быстро сменила тему.
      – Ну хватит об этом. Господи, ненавижу сентиментальных женщин. Дурочки плаксивые! Я хотела бы увидеть черновой монтаж, Майк, конечно, когда все будет готово! – прежним властным тоном объявила она.
      Застигнутый врасплох, Майк попытался было отказаться.
      – Я никогда… – начал он и тут же поправился: – Конечно. Почему бы нет?
      – Спасибо. С нетерпением ожидаю вашего звонка. Повесив трубку, Леверн хотела было встать, но спину пронзила внезапная кинжальная боль.
      «Ну вот, – подумала она, – не хватало только еще свернуть позвоночник!»
      Она старалась двигаться медленно и осторожно; боль уменьшилась, только чтобы вновь вернуться, когда Леверн начала подниматься по лестнице. Женщине стало так плохо, что она замерла, схватившись за перила и задыхаясь. Наконец пришлось позвать на помощь.
      – Кларк! – вскрикнула она, и в голосе звучала такая боль, что и дворецкий, и Каталина в мгновение ока очутились рядом.
      Опираясь на него, Леверн сумела добраться до постели.
      – Вызовите доктора Кейблшо, – корчась от невыносимой муки, пробормотала она, прикрывая глаза. – Мне нужно поговорить с ним. Каталина, принесите стакан воды и две красные пилюли.
      К счастью, доктор оказался у себя и, извинившись перед пациентом, немедленно взял трубку. После того, как Леверн описала, что чувствует, доктор сказал, что приедет вечером.
      – Неужели не можете просто прислать какое-нибудь лекарство? – проворчала она.
      – Я хочу осмотреть вас и сделать укол, чтобы вы спокойно провели ночь.
      К тому времени, как появился доктор, Челси уже была дома. Она сдала два из трех последних, самых трудных экзаменов, совершенно измучилась, плохо себя чувствовала, но заставила себя поужинать с Банни, решив поддержать хоть какое-то подобие обычной семейной жизни.
      Челси постоянно тошнило, казалось, она вот-вот упадет, но стоически пыталась вести беседу, хотя Банни, по-видимому, не слышала ни слова из того, что ей говорили, всецело занятая стоявшей перед ней едой. После осмотра Леверн доктор Кейблшо позвал Челси в спальню бабушки.
      – Тебе уже лучше, ба? – спросила девушка.
      – Немного. Челси, доктор Кейблшо хочет научить тебя делать уколы. Я и сама все прекрасно умею, только он, очевидно, боится доверить мне наркотики.
      Доктор понял намек:
      – Дело не в доверии, просто под влиянием лекарства вы можете сильно превысить дозу. Ну, молодая леди, надеюсь, вы не возражаете?
      – Конечно, нет. Ведь это не трудно, правда?
      – Принесите апельсин, потренируемся на нем, – распорядился доктор.
      Привычная к ручному труду, Челси легко научилась обращаться со шприцем. Провожая доктора к выходу, она осмелилась спросить:
      – Почему у нее болит спина, доктор?
      – Рак. Боюсь, в позвоночнике тоже метастазы. Если не лечиться, они распространяются как лесной пожар.
      – Тогда почему она от всего отказывается?
      – Наверное, понимает, что мы ничего не добьемся, разве только немного облегчим последние дни – к чему лишние страдания и ненужная трата денег?
      – Но бабушка всегда была мотовкой. Такая бережливость не в ее характере, – возразила Челси.
      – Осознание близкой кончины все меняет, Челси. Человек – единственное животное, знающее, что должен умереть, но обычно он отказывается этому верить. Бабушка ваша смирилась с тем, что жить осталось недолго, но боится не за себя, а за дочь. Не желает тратить деньги за лечение – все понадобится Банни, когда Леверн не станет.
      – Но я сама смогу позаботиться о маме, – запротестовала Челси.
      – Убедите в этом бабушку – ей сразу станет легче. Теперь насчет уколов. Делайте их каждые четыре часа, но только если ей действительно будет плохо. Старайтесь насколько возможно растянуть время между инъекциями. Спокойной ночи.
      Челси потихоньку вошла в спальню бабки, ожидая, пока та откроет глаза. Первыми ее словами были:

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26