Русский клан

Все понимали без слов, что сейчас все более серьезно, чем просто игра, чем тренировка. Сейчас отрабатывались варианты. То, как оно может быть на самом деле.

— Ребята, — прозвучал в наушниках голос Вязникова, — это «черный сценарий». Перевес в оружии на стороне противника. Численный тоже. У нас одно здание. Постарайтесь выжить.

Когда с чердака прозвучал первый выстрел, Полянский слегка поморщился. По его мыслям, наступление должно было задержаться. Либо Элла начала стрелять раньше, либо молодежь продвигалась быстрее, чем он рассчитывал. И то и другое было плохо. Снайпер должен быть терпелив, а за противника надо продумывать ходы более тщательно.

Миша высунулся в окно, и тут же по стене застучало. Стрелки уже сидели в кустах, около дома.

— Началось! — крикнул Полянский, прицеливаясь. На первом этаже уже стреляли.

— Им понадобится помощь!

Эрик и Роман сделали по выстрелу и рванули вниз.

Когда из дома, подняв оружие над головой, вышел Сергей, в груди у Полянского екнуло.

Потом стало хуже.

До него добрались, кинув с лестницы гранату. Шарики прыснули во все стороны, один из них угодил точно в лоб, прикрытый маской. Полянский прислонился к стене, сполз вниз. По ступеням грохотали сапоги. Михаил закрыл глаза.

Последней сняли Маринку. Снайпер Элла буквально закрыла подружку, но поплатилась за это жизнью. Маринка отбивалась, но все же получила пулю в живот.

— Ну, вы даете! — Широко раскрытые глаза Романова одноклассника выражали восторг. — Столько наших положили. Столько народу навалили!

— Ага, — неохотно ответил Михаил. — И сами все полегли…

— Собираемся на летучку! — кричал Морозов-старший. — Перезарядка! Даю бесплатные консультации!

— Кажется, вечер будет долгий, — сказал проходивший мимо Вязников. — Ты чего, Мишка?

— Да вот, — пожал плечами Полянский. — Все полегли.

— Ничего, брат. Прорвемся. Обязательно.

— Я не к тому. Надо бы схроны поднять.

Ночь. Санкт-Петербург.

Тремя днями позже

Боря-Шары был, в общем-то, парнем удачливым. У него не случалось в жизни каких-то серьезных огорчений или проблем. Может быть, именно это и определило вкупе с невысоким коэффициентом интеллекта род его занятий. В школе он был сильным, хорошо бегал, прыгал, подтягивался и дрался. Последний факт позволял ему сравнительно легко выкручиваться из совсем уж безвыходных комбинаций, которые ему подсовывала жизнь. Всегда было у кого списать, многие искали с ним дружбы. К выпускному девятому Борю начало беспокоить материальное положение. Денег, что удавалось перехватить у родителей, естественным образом не хватало, а зарабатывать самому, где-нибудь в колхозе, было «в падлу». Поэтому так уж получилось, что Боря начал «бомбить» своих одноклассников. Сначала просто так, а потом, натолкнувшись на сопротивление новой группировки, начал продавать свои услуги как бойца. Получалось неплохо. Во время одной из драк ему сломали нос. И Боря, обалдевший от боли, погнал всю команду противника скопом. Своих, впрочем, тоже погнал. Его заметили «старшие товарищи».

После школы дела стали налаживаться. Вместе с такими же не прикрученными к жизни оболтусами он ходил на секцию по кикбоксингу, а по вечерам крутился около какого-нибудь бара, изредка прижимая в темных углах прохожих. Время было «жесткое», и вскоре обстоятельства сложились довольно трудные. После наезда на чью-то точку Боре пришлось делать ноги. Причем настолько быстро и далеко, насколько это было возможно. Фактически это была единственная и крупная неприятность в его жизни, которая, как ни странно, не научила его уму-разуму. Боря-Шары осел в Екатеринбурге, где его и подобрал, без денег и работы, Денис Рогожин. Подобрал, обогрел, нарисовал картину мира, в которую целиком и полностью, со всеми своими недостатками и достоинствами, вписывался человек по прозвищу Боря-Шары. При этом особенной собачьей преданности к своему новому хозяину Борис не испытывал. Вероятно, потому, что как такового Хозяина он не чувствовал, не видел да и воспринимать не стремился. Надо было идти драться — шел. Надо было сделать кому-нибудь «козу» — делал. Были определенные законы, которым следовала рогожинская банда. И Боря их не нарушал.

Сегодня ночью ему надо было пойти и устроить «жвах», как выразился Рогожин. «Пойдешь и жвахнешь». Для этой акции была выделена канистра дизельного топлива, спички и ключи. «Как белый человек пойдешь, через дверь, — смеялся Денис, посылая Борю на задание. — Раз-два, и готово. По-взрослому».

После неудачного похищения Эрика было необходимо «дело». То, что покажет всем: Рогожин шутить не станет.

И вот теперь Боря, сопя, тащил канистру с дизелем к зданию, где располагалась фирма Морозовых. Хотя, по правде сказать, больше всего Боря хотел бы оказаться сейчас как можно дальше отсюда. Ему было «не так». Задницей он чувствовал «западло» и потому топал медленно, неохотно. В одиночку. После смешного провала с похищением ему требовалось восстановить «реноме», престиж. Имидж, который, как известно, для одних — ничто, зато для других — все. Потому напарник остался дома.

Вообще-то контора Морозовых не охранялась, не должна была. Под надзором была клиника, к которой примыкали конторские помещения. Там, в фойе, сидели два охранника, совершавшие периодические обходы помещений на предмет возгорания или незаконного проникновения. Все под сигнализацией. Из здания конторы имелся проход в помещение клиники, но он был заперт и вел непосредственно в фойе, где находилась охрана.

По плану Рогожина Боря должен был забраться в контору, отключить сигнализацию, учинить основательный погром и поджечь все, что можно. В первую очередь бумаги и банки данных. Для этого у Бориса были все необходимые средства. Ключи и коды к сигнализации. Была даже возможность вскрыть сейф, где хранилась информация по работе клиники. Можно застраховать движимое и недвижимое имущество, отстроить дом, закупить технику, но данные… Это удар. Атака на данные, на нечто абстрактное, почти неуловимое, но очень важное, больше всего забавляла Рогожина. Знание было единственной действительной ценностью в мире. И как грибы после дождя, начали расти фирмы, главным предметом торговли которых была информация. Любая. Специальная, общая, профессиональная. «Торговля словами», — презрительно говорил Денис.

Когда Боря подошел к нужным дверям, канистра вдруг показалась ему невероятно тяжелой. На улице было пусто и тихо. Карман оттягивала связка грубо изготовленных ключей.

— Бред какой-то, — прошептал Боря, оглядываясь. Ему показалось, что за спиной кто-то стоит.

Почему-то вспомнился умерший давным-давно отец. Вот он стоит перед маленьким Борей и укоризненно качает головой. В редкие моменты, когда один запой уже закончился, а другой еще не успел начаться, Борин отец пытался быть строгим. Пытался донести до непутевого сына какую-то истину, которую даже сам не понимал.

«Со спичками не играй, — говорил он, прищуриваясь многозначительно. — Не играй со спичками!»

Над этой фразой Боря любил посмеяться, прикуривая очередную сигарету. Однако по какой-то странной причине именно эти слова показались ему сейчас значимыми.

— Бред какой-то, — снова повторил Боря-Шары, встряхнулся и полез за ключами.

На удивление дверь открылась легко, сразу же вспыхнул зеленым огонек пульта сигнализации. Борис, нервничая и торопясь, полез в карман за бумажкой, где была нацарапана последовательность цифр.

— Сейчас, сейчас, — бормотал Боря, чувствуя, как гадко потеют ладони.

Наконец пульт тонко пискнул и погас.

— Вот и хорошо. Хорошо, — прошептал Борис, вытягивая из кармана фонарик. — Быстренько жвахнем, и домой.

В тамбуре не было окон, а включать освещение взломщику не хотелось. До следующей двери было несколько шагов. Боря зажег фонарь, и яркий столб света на мгновение выхватил из темноты человеческое лицо. Мужское, совершенно незнакомое. Но издерганные нервы Бори были на пределе. Он закричал, потому что на какой-то миг перед ним предстал его отец. Хитрый, нетрезвый прищур и скрипящее: «Со спичками не играй!»

Потом из темноты выстрелил чей-то твердый кулак. Пространство вспыхнуло радужным многоцветием искр и снова погрузилось в темноту.

— Игорь Юрьевич… — Голос в телефонной трубке был хмурым. Игорю, наверное, было бы трудно объяснить такой феномен, как хмурый голос, но это было именно так. — Простите, что так поздно. Это Слава Лебедев. У нас в клинике проблемы.

— Какого рода? — спросил Игорь. Он еще не совсем проснулся и теперь, одной рукой держа телефон, пытался всунуть другую в рукав халата. Промахивался.

— Гости. Точнее, гость.

— Милиция?

— Нет. Сигнализация не сработала. Вызвать?

— Не надо. Я приеду, тогда решим. Спасибо. — Морозов отключил телефон. Надел халат. Потом, собравшись с мыслями, скинул халат и решительно направился в ванную.

Через пятнадцать минут он гнал машину по дороге в город.

Уже на подъезде набрал номер клиники.

— Да, — ответил все тот же хмурый голос.

— Слава?

— Да, Игорь Юрьевич.

— Охрана что-нибудь знает?

— Нет. Я ж в конторе сидел, как вы и сказали. А охрана в клинике.

— Спят они там, что ли? — в сердцах воскликнул Морозов.

— Разбудить? — тут же поинтересовался Слава.

— Ни в коем случае. Как там гость?

— Лежит. Думает о жизни.

— Тащи его на второй этаж. Там стоматология, знаешь?

— Нет.

— Ну, разберешься. Точнее, там была стоматология. Раньше. — Игорь прервался, излишне разогнанная машина едва не вылетела с дороги. — В общем, в кресло его, в кресло. И привяжи.

Морозов отключился раньше, чем Вячеслав ответил.

— Однако так можно и в ящик сыграть, — вслух подумал Игорь. — Нервничать вредно.

Он заставил себя сбросить газ. Но даже так по пустынным улицам Морозов был на месте через десять минут.

Поставив машину на стоянку, Игорь вошел в контору. Под ноги ему попались бумажный сверток и объемистая канистра.

— Бардак, — пробормотал Морозов. Осторожно развернул газету. — Ключи. А тут…

Канистра открылась с шипением.

— Бензин.

Прихватив и то и другое, Игорь направился наверх.

— Слава?! — позвал он. — Слава, ты там?

— Тут, — ответили сзади.

Игорь резко повернулся. Крепкий, широкоплечий, с черной бородкой молодой человек смотрел на него из ниши в стене. Он помещался туда полностью, так, что его невозможно было увидеть, не подойдя к нему вплотную.

— Маскируешься?

— Ага. Перешел на вторую линию обороны. — Слава вылез из ниши, смущенно улыбнулся, пожимая руку Морозову. Игорь почувствовал, как осторожно сжимаются широченные ладони, которыми, опыт показал, Славик мог подковы разрывать. Когда-то давно Морозов лично прооперировал мать Лебедева, прооперировал удачно и бесплатно. Болезнь отступила, женщина прожила лишний десяток лет и умерла легко, без боли и страданий совсем по другой причине. Профессиональный борец, Слава Лебедев этого не забыл. — Этот там, наверху. Как вы сказали.

— Отлично. Пойдем посмотрим.

Боря-Шары был крепко примотан к стоматологическому креслу клейкой лентой.

Во рту у него с трудом помещалась большая упаковка бинтов. Глаза, точнее, один глаз — второй заплыл начисто — таращился, как у вытащенного на берег окуня.

— Надо же, — сказал Морозов. — А я, кажется, его где-то видел.

Он подошел ближе и спросил у связанного:

— Эй, братец, я тебя видел?

Боря что-то промычал в ответ.

— Ну ничего, ничего, — успокаивающе проворковал Игорь. — И тебя вылечат, и меня вылечат. Все там будем.

Он внимательно осмотрел тело, указал Славе на правую руку пленного.

— Вот эту примотай на пол-локтя дальше. Чтобы пальцы на подлокотник умещались.

Пока Лебедев разрывал путы, Морозов обратился к Боре:

— Ты, дружок, пойми, я не со зла. Просто так ведь ты ничего не скажешь.

Боря отчаянно мычал, пытаясь вытолкнуть кляп.

— Ты же гордый, — продолжал Игорь, придвигая ближе к себе поднос с инструментами. Гадкими стоматологическими инструментами. Увидев их, Боря Шары струхнул. Но куда больший страх у него вызвало внезапно изменившееся лицо Морозова. Словно куда-то таяли мягкие черты, заострялись скулы, поджимались губы, а глаза… глаза прищуривались так, что Боря чувствовал себя уже мертвым. Видел свое тело на анатомическом столе. Голое. Холодное. Мертвое. Под равнодушным взглядом патологоанатома.

— Ты же меня не уважаешь, — говорил Морозов, натягивая резиновые перчатки. Он включил свет, мир вокруг Бори погрузился в темноту, осталась только слепящая галогеновая лампа. — Я не по понятиям живу. Я лох. Парашу не нюхал. Понтов у меня нету.

— Готово, — сказал Слава.

— Ага, вот и замечательно. Спасибо тебе, давай-ка выйдем. Пусть наш друг подумает о жизни.

Они вышли из кабинета.

— Слава, дорогой, ты мне очень помог. Так что сейчас ты иди домой, я тут сам… — Игорь тряс руку Лебедева.

— Да ладно, — смущенно басил борец. — Я всегда.

— Спасибо, спасибо. Действительно помог. Так что если что, обращайся. Помогу, чем могу.

— Ерунда, все нормально.

— Только одна просьба, Славик. — Морозов чуть-чуть наклонился вперед. — Ты никому не говори про это…

— Это вы о чем?! — Слава удивился.

— Вот и славно. — Морозов хлопнул Лебедева по плечу. — А я назад, к пациенту.

Когда он вернулся в комнату, Боря всеми силами пытался вырваться из липкого плена.

— Торопитесь куда-то, молодой человек? — поинтересовался Игорь. — Кстати, на чем я остановился? Ах да! Ты ж меня не уважаешь. Просто так ничего не скажешь. Ты у нас самурай! Гордый воин! Последний из могикан, презирающий боль. Но вот беда, мне очень надо знать, кто тебя сюда прислал. С канистрой бензина. И еще очень мне интересно, кто тебе дал ключи и код к сигнализации. Но ведь ты не скажешь?

Морозов с сожалением и надеждой посмотрел на Борю.

Тот отчаянно толкал языком бинт.

— Или скажешь? — Игорь аккуратно вытащил кляп.

— Сука! Псих! Сука! Я тебя, бля…

— Понял, — Морозов втолкнул бинт обратно. — Я почему-то так и думал. Прежде чем мы начнем, я должен тебя предупредить. В этой комнате совершенно звуконепроницаемые стены. Так что ты можешь сколько угодно звать на помощь. И называть меня всякими нехорошими словами. Этого никто не услышит. Еще, видимо, надо пояснить. Это место — почти музей. Таких кресел уже давно не делают и не используют. Медицина, друг мой, сделала большой шаг вперед. И теперь стоматологические операции ведутся почти без боли. Никаких сверл, никаких крючков. Химические растворы, точная лазерная хирургия. Праздник! А все это… Все это темное наследие конца двадцатого века. Для тебя это все равно что средневековье.

Игорь взял из набора инструментов нечто отдаленно напоминающее тиски.

— С чего начнем? — спросил он связанного. — У нас есть два пункта на сегодня. Ротовая полость и пальцы рук. Ну, давай, на твой выбор. Пальцы или рот?

Боря-Шары начал дергаться.

— Вот и я не знаю, — покачал головой Игорь. — Давай-ка мы начнем с ротовой полости. Уж очень ты грязными словами выражаешься, наверняка есть у тебя какая-нибудь гадость. Кариес там, плохие пломбы.

Он примерился и с хрустом запихнул тиски в рот пленного. Потом вытащил кляп. Покрутил какие-то гайки, приборчик раскрылся в разные стороны.

— Эта штука применяется, когда больной не может держать рот открытым. Очень удобно, — прокомментировал Морозов. — Ну, давай посмотрим…

Он сунул было зеркальце Боре в рот, но тот дернулся.

— Ну, ну, спокойней, — пробормотал Игорь и зафиксировал голову связанного. — Вот так. Вот…

Он некоторое время водил зеркальцем, потом удовлетворенно крякнул и пояснил:

— Кариес. Дупло. Хорошее такое. Скоро заболит. А ты как думал? Неужели папа не учил тебя, что плохие слова говорить нехорошо? Что после этого надо чистить зубы? Чтобы не было дырочек и не было больно. Не говорил тебе папа такого?

Боря попытался было рассказать про спички, но не смог. До боли растянутые челюсти не позволяли даже мычать.

— Знаешь, — Морозов нажал рычажок, и старая бормашина омерзительно завизжала, — когда-то этот метод лечения применялся в специальных психиатрических больницах. СПБ. Правда, смешно? Сейчас этим сокращением именуют Санкт-Петербург. Некоторых политических деятелей прошлого века в этих дурках некоторое время держали. Иногда безрезультатно. Называется то, что мы сейчас будем с тобой делать, перфорация ротовой полости без наркоза. Понимаешь? Я поначалу думал позагонять тебе под ногти гвоздей, но потом решил оказать уважение. Не каждого врага народа так… лечили.

Он по-доброму взглянул Боре в глаза, улыбнулся. И принялся растачивать небольшое дупло на зубе мудрости.

Когда бур достиг чувствительных зон, Боря-Шары не выдержал. Он описался.

— О, — прокомментировал Морозов, брезгливо глядя вниз. — Ты хочешь мне что-то сказать. Точно. Я в этом уверен, ты хочешь со мной поговорить. Я сейчас немного ослаблю тисочки, а ты мне скажешь, да или нет. Хорошо?

— А… — промычал через слезы Боря.

— Вот и ладненько.

Через час Боря-Шары лишился зуба мудрости. Под общим наркозом.

Над Питером вставало солнце.

— Валера? — Игорь стоял у окна, глядя на просыпающийся город. — Дело важное. Разбуди, пожалуйста, Михаила с Сашкой. И дуйте ко мне в клинику. У меня тут есть интересный случай. Из медицинской практики. И коньяку возьмите.

Вместе с мужчинами прибыла встревоженная Лидия.

— Тебя-то чего принесло? — проворчал Игорь.

— Если ты требуешь с утра коньяк, то дело серьезное, — отрезала Лида. Валера виновато пожал плечами. — К тому же мне на работу.

— Может быть, это и кстати. — Морозов махнул рукой наверх. — Туда.

Когда все поднялись наверх, Боря еще не отошел от наркоза. Он вяло шевелил руками, глаза то и дело убегали куда-то под брови.

— Боже мой, кто его так отделал? — поинтересовался Валера.

— Это не я, — честно сказал Игорь. — Это Слава постарался.

— Борец? — спросил Вязников.

— Да, помнишь, наверное?

— Как забыть?.. Я тот номер с подковами до сих пор с содроганием вспоминаю… А почему он в таком виде?

— История сложная, — покачал головой Морозов и, как мог связно, изложил ночные события. — А теперь дайте коньяк.

Лида вытащила извилистую бутыль «Арарата».

— Держи.

— Ты дурак, Игореха, — сказал Вязников, садясь рядом с Борей и рассматривая его искуроченную физиономию. — Ты полный дурак! Какого хрена тебе понадобилось ехать в одиночку? Это что? Геройство?

Морозов пожал плечами. Он весь осунулся, под глазами темнели круги. Стержень, который держал его всю ночь, вдруг куда-то пропал, на душе было погано, в желудке пусто.

— Какое, на фиг, геройство — человека пытать? — пробормотал Игорь, откупоривая бутылку. — И потом, вы что, хотели сами это все…

Он обвел рукой комнату и не окончил фразы.

— Оставь его, — тихо прошептал Полянский. — Ему сейчас не очень…

Вязников хмыкнул. Пару минут помолчал, рассматривая пускающего пузыри Борю.

— Какую дозу ты ему вкатил? — вдруг спросила Лида.

— Максимальную, — отозвался Морозов и опрокинул бутылку горлышком себе в рот.

— Во дурной, — покачала головой его сестра, прощупывая пульс связанного.

— Ладно, — подвел итог Вязников. — Игореха, ты, в принципе, все правильно сделал, молодец. Одному только не надо было идти, а так… все верно. Ты отдыхай, наверное. А мы подумаем, как тут быть. Согласен?

Морозов кивнул головой. Он сидел на подоконнике, то и дело прикладываясь к бутылке.

— Хорошо, ребята. — Лида отошла от Бориса. — Я пойду на рабочее место. Надо за всем этим делом присмотреть. А вы решайте. Хорошо, милый?

Валера кивнул.

— Рогожин, сволочь, — выдохнул Вязников, когда за Лидой закрылась дверь, — останавливаться, похоже, не собирается. Это то, о чем говорил Иволгин. Дождались.

— Интересно, — задумался Валера. — А можем мы выставить ему предъяву на основание этих событий?

— Нет, — вдруг ответил Полянский. — Во-первых, как говорил Иван Иванович, мы не блатные, чтобы с ним разговаривать, тем более предъявы выставлять, во-вторых, с ним уже говорили, и это его ответ, а в-третьих, признание, полученное под пытками, таковым не считается.

— В суде…

— И в суде тоже, — согласился Вязников. — Так что это теперь чисто наша проблема. Он свое слово сказал. Дело за нами. Есть, впрочем, один момент.

— То есть? — Валера выловил из эмалированного подноса зуб. — Игорь, это его?

Морозов кивнул, не поворачиваясь.

— Какой момент? — переспросил у Вязникова Михаил.

— Мне звонил Иван Иванович. На его помощь в полном объеме нам рассчитывать не приходится. Как и на помощь его партнеров. Братва сказала, что если у Рогожина и есть претензии, то только к нам. Персонально. К нам.

— Что это значит?

— Это значит на самом деле, что питерской братве очень нужен совершенно, абсолютно официальный и законный предлог, чтобы стереть Рогожина в порошок. И нами было решено пожертвовать. Иван Иванович сделал все, что мог.

— Красиво, — вздохнул Полянский. — Теперь, значит, только мы и Рогожин…

— Мы должны что-то сделать, понимаешь? Сейчас! Или за нами закрепится прочная слава лохов. На которых можно наезжать по поводу и без. — Вязников зло рубил воздух ладонью, подчеркивая значимость каждого слова. — Это как война! Дипломатические ноты так же важны, как и солдаты. Рогожин отверг наше предложение. Он не собирается отыгрывать назад.

— Он наезжает на Ивана Иваныча, — сказал Полянский. — Через нас.

— Да, бога ради, хоть на Президента Российской Федерации в нашем лице. — Вязников усмехнулся. — Нам, Миша, от этого не легче. Пока бугры раскачаются, нас запросто могут смолоть. Пожалеют потом, конечно слезу проронят. Но мы этого уже не увидим.

— Тогда, — Валера ловко продел в расточенный зуб веревочку, завязал узелок и надел Боре-Шары на шею, — тогда надо скинуть господину Рогожину привет. Дипломатическую ноту. Через этого вот атташе.

Все посмотрели на Бориса, который в очередной раз закатил глаза, отчего вид у него сделался до крайности удивленный.

Когда к бане на Сумской, ставшей едва ли не местом постоянного рогожинского обитания, подъехала машина, никто особенно не удивился. Охрана на входе равнодушно созерцала вставший поперек дороги «опель». И не такое видали.

Но когда из задних дверей на асфальт вывалился человек со связанными за спиной руками, братва дернулась.

Машина взревела двигателем, взвизгнула покрышками, оставив после себя запах горелой резины и черные следы, унеслась бог знает куда. Несколько ребят, которые выскочили на улицу посмотреть ей вслед, видели, как «опелек» круто выскочил на перекресток и, нахально бибикнув, исчез за поворотом. Еще им показалось, что за рулем сидела женщина. Они начали было спорить, но сзади закричали:

— Братва, это ж Борян!

На груди у Бори-Шары висели вырванный зуб и конверт.

Вышедший на шум Рогожин вскрыл послание, долго читал, побагровел и принялся трясти бесчувственного и бестолкового горе-работничка.

Борис пускал пузыри. Ему снились земляничные поляны, а в голове надсадно гудели колокола. Морозов, из жалости, слегка переборщил с наркозом.

Офис семьи Вязниковых.

Тот же день

— Александр Алексеевич?

— Да.

— У вас на редкость неплохая коллекция.

— Вы имеете в виду коллекцию прошлого сезона? — Вязников прищурился. Встал. Сделал несколько шагов, потом вернулся.

— Нет. — Голос в мобильном телефоне сделал паузу. — Я говорю про ту, которую вы разрабатывали на этот сезон.

— С кем я говорю? — Саша резко наклонился вперед. Он сидел в своем кабинете, собирая материалы для работы на дому. После «обмена нотами» Морозовы, Вязниковы и Полянские, весь клан, свертывали работы в городе. Фирмы закрывались или их работа минимизировалась. Служащие отправлялись в срочные отпуска. Нужно было прикрыть наиболее уязвимые точки. Все готовились к войне. — С кем я говорю?

— По большому счету, это не имеет никакого значения, но кодекс обязывает меня сделать этот звонок.

— Кодекс?

— Ваши данные уничтожены. Кодекс самурая виртуальности обязывает меня проинформировать вас об этом. К сожалению, ваша работа мне понравилась. Это один из немногих случаев, когда мои действия не доставили мне удовольствия. Однако в этом заключается суть нашего движения. Выполнить работу любой ценой.

Вязников, прижав телефон плечом к уху, пробегал по директориям своего компьютера. Пусто. Соединился с сервером. Пусто. Резервные копии. Пусто.

— Уничтожено все. Можно не искать, — прокомментировал голос. — Мы добрались до вашего сервера. Очень простой. И до backup-сервера тоже. Очень неправильно хранить резервные копии на жестких дисках. Пусть даже на raid. Домашний компьютер защищен у вас не в пример более серьезно. На его взлом у нас ушло несколько часов.

Комната поплыла перед глазами Вязникова.

— Мы не трогали личную информацию, уничтожено все, что имело отношение к вашему бизнесу, — продолжал голос. — Понимая, какой удар мы нанесли вам, а также учитывая, что ваша коллекция действительно могла бы произвести фурор на рынке мод, мы приносим вам наши соболезнования. И рекомендуем вам более серьезно заняться компьютерной безопасностью.

— Слушайте, вы… — зло прошипел в трубку Александр.

— Всего доброго, господин Вязников. Помните, что могло быть хуже. Уничтожить и опубликовать раньше срока — это разница. Всего доброго. И, прошу учесть, это не было случайностью. Самураи никогда не работают ради чистого искусства. Нам было заплачено. Удачи.

Короткие гудки.

Саша с шипением втянул воздух.

Вот так просто. Раз, и все. Все, что составляло основу благосостояния семейства Вязниковых, превращено в хаос. В ничто. Интеллектуальная собственность — предмет, ставший едва ли не равнозначным по ценности недвижимому имуществу, уничтожена.

— Боже, какой я баран, — прошептал Александр, сжимая виски в ладонях. — Какой я баран!

Он вытянул из кипы бумаг рекламную брошюрку программного комплекса «Modist Centrum». Буквально несколько месяцев назад он, как мальчишка, радовался приобретению этой далеко не дешевой программы. «Умная программа для серьезных людей. Наши разработки позволят работать там, где вам удобно. Простая среда для сложных конструкций. Безопасность. Резервное копирование по вашему выбору. Легкий доступ к данным».

— Да, — покачал головой Саша, — слишком легкий доступ.

Вспомнилась шумная вечеринка. Молодой человек, кажется, его звали Егор, странный разговор.

«Значит, уже тогда было ясно…»

Вязников встал из-за стола, прошелся по комнате. Остановился около кульмана. На доске была прикреплена бумага, где прямыми, грубыми линиями обозначался будущий эскиз. Где-то художник карандашной штриховкой обозначил разные цвета. Быстренько, наспех, пока не ушла основная мысль. Вот тут он бросил начатый рисунок. Зачеркнул. Начал снова. Саша знал этого художника. Веселый, очень энергичный парнишка с длинным хвостом светлых волос. Теперь работы этого очень талантливого модельера снова вернулись куда-то в область коллективного бессознательного. В мир хаоса, не оформившихся идей, мыслей.

Рядом стоял кульман самого Вязникова. В моменты, когда обоих накрывала волна творчества, они буквально толкали друг друга локтями.

В корзине у стены, скрученные в толстые белые колонны, стояли наработки, эскизы, рисунки. Основа для настоящей работы. Которая производилась, конечно же, на компьютерах.

Много месяцев кропотливого труда.

Вязников вытащил бумагу, развернул, прикрепил к кульману. Платье.

Еще один лист. Снова платье.

— Мне нужен ватман для кульмана… — процитировал Саша старый, неполиткорректный анекдот и принялся вытаскивать из корзины рулоны, упаковывать.

В комнату вошла Лена, бухгалтер.

— Хотите выкинуть, Александр Алексеевич? — удивленно подняла она брови. — А я вам кофе принесла.

— Выкинуть? — Вязников остановился. — Нет, Леночка. Теперь это все — самая большая ценность нашей с вами конторы.

— Не поняла…

— И не надо. Передайте всем, что меня долгое время не будет. Художники пусть переходят на домашнюю работу. Остальные все работают в обычном режиме.

— Но ведь собирались закрываться на шитье моделей? — Леночка была молодая, глупенькая, но зато хорошо разбиралась в цифрах.

— Это не сейчас. Пусть шьют на заказ и так далее. А на вас, Лена, ляжет немного больше работы, чем обычно. В общем, как обычно. — Он свалил ворох ватманов на стол. — И найдите мне упаковочный материал.

Дом Морозовых.

Тот же день

Игорь вернулся домой пьяным. Было раннее утро, дети, пользуясь преимуществом летних каникул, еще спали. Полина сидела в гостиной и заканчивала завтрак. Увидев мужа, она быстро положила на тарелочку пару шоколадных конфет, подхватила кружку кофе и направилась к себе в комнату.

— Подожди, — сказал Морозов. От коньяка его немного шатало.

— Ты пьян? — осведомилась Полина.

— Была трудная ночь. Срочный вызов.

— Это, конечно, повод. — Она смотрела мимо, на лестницу, каждым движением подчеркивая свое нежелание беседовать с мужем.

— Ты наверх?

— Да.

— В гостевую?

— Да.

— Тогда загляни в нашу спальню.

— Зачем?

Игорь заметил, как едва-едва распрямилась спина Полины. Эта его просьба могла обозначать две вещи: он либо сдается, либо хочет поскандалить. В любом случае для нее это была маленькая победа. Осада считается успешной, если противник предпринимает какие-либо действия по прекращению оной. От сдачи крепости до попытки прорыва.

— Вещи собрать.

Полина повернулась. Кофе плеснул на блюдце, расплылся черной кляксой.

— Что?

— Ты сейчас собираешь свои вещи, — спокойно продолжил Игорь. Он говорил рваными фразами, словно выталкивая их из себя. — В два или больше чемодана. Сколько потребуется, столько и возьмешь. Потому что больше ты сюда не вернешься. Забыла шпильку, считай, что потеряла. С детьми будешь видеться только по их собственному желанию. Соберешь сумки, чемоданы, рюкзаки. Вызовешь такси. Из моего кабинета. Поедешь в город.