Отдельные изображения высвечивались или отражались, дробились на фрагменты или причудливо искажались в нацеленных на них лучах. С потолка свисала люстра – зеркальные осколки, подвешенные на алых, ярко пылавших электролюминесцентных проволочках. В центре люстры помещалась стеклянная фигура обнаженной танцовщицы – женщина с воздетыми ввысь руками. В ногах ее была помещена лампа, симулировавшая дрожание свечи; казалось, вся фигура целиком наполнена светом. Каждая черточка, каждая деталь тела танцовщицы была выделена, подчеркнута светом, от напряженных мускулов икр до восхитительно плавных линий между бедрами и грудью. Окружающие фигуру осколки медленно вращались: одна сторона была чисто зеркальной, вторую же покрывала блестящая фольга в тоненьких складочках, дававшая искаженное, изломанное отражение. Осколки висели так густо, что всю фигуру целиком не было видно: взгляд зрителя мог выхватить лишь проблески подлинной красоты в хаосе непредсказуемо деформированных, пронзительно острых отражений.

На ярлычке стояло бесхитростное название: "Память". За всю свою жизнь Джек не видел ничего прекраснее.

Здесь были и другие произведения: гроздь голубых неоновых букв, настолько тесно переплетенных, что ближе к центру светящиеся линии образовывали настоящий лабиринт; Джек сумел разобрать слова "КОЖА", "РАДОСТЬ" и "УТРАТА". Здесь были образы, спроецированные на колышущиеся шелковые экраны, цветные мозаики из стекла и даже голограмма, висящая в наполненном жидкостью сосуде в форме слезы. Один и тот же женский образ присутствовал почти в каждой работе.

– Ты убил ее, – сказал Джек.

– И он ее обессмертил, – подтвердил Чарли. – С трепетом и благоговением. Ты не станешь спорить, Джек... здесь потрудился гений. Я знаю, ты видишь. И это я создал его.

– Цена слишком высока.

– Разве? Брось, Джек... ты же учился в художественной школе, тебе известно, как скверно обошлась жизнь со многими великими художниками. Подобный груз позволяет расцвести подлинному таланту. Я лишь придаю необходимую форму сумятице природных катаклизмов...

– Я понимаю процесс. И не понимаю только одного: что тебе нужно от меня? – огрызнулся Джек. – Я не собираюсь создавать ничего подобного, Чарли. Я творю страдания, сею ужас. Я не твой шедевр, я – твой самый большой провал.

– Неправда, – тихо возразил Чарли. Подняв руку, он осторожно качнул люстру, заставив ее вращаться. – Все представленные здесь художники имеют одну общую черту: их искусство реакционно. Это ответ на то, что я сотворил с ними, с их жизнью. Но ты – совсем другое дело. Ты сделал выбор, обратил свою боль вовнутрь, а не вовне. Ты избрал трансформацию, предпочтя ее самовыражению.

– Я знаю, что выбрал.

– Но ты не понимаешь значения этого шага. Самовыражение в основе своей эгоистично – в отличие от твоих действий. Ты отрекся от своей человеческой природы, Джек. Ты избрал другой путь – сделался монстром ради высшей цели. Как и я сам.

– Что? – прошептал Джек.

Чарли раскинул руки, охватывая окружающие его произведения искусства.

– В настоящее время ценность всего этого устойчиво растет, – сказал Чарли. – И когда она достигнет определенной отметки, я начну продавать. Выпущу все это в мир. И спустя многие годы после того, как будут забыты все те, кого я убил, эти замечательные творения будут продолжать жить. Они будут вдохновлять, очищать, нести радость. В итоге я сделаю мир лучше...

– И разбогатеешь.

– Да. А ты будешь уже мертв или гнить в тюрьме... если не примкнешь ко мне.

Джек молча смотрел на Чарли.

– Мы заслуживаем награды, Джек. Мы оба. Мы выполняем очень важную работу, делаем это в полной изоляции, не надеясь на благодарность. Вот почему я когда-то вышел на "Волчьи угодья": мне хотелось найти кого-нибудь, с кем я мог бы поделиться всем этим. Кого-то, кто сумел бы понять. Но нашел только психопатов и насильников... пока там не появился ты.

– Чего же ты хочешь от меня? Поздравлений? Отпущения грехов? Чего? – выкрикнул Джек.

– Я хочу партнерства, Джек, – сказал Чарли. – Ты да я. Ты будешь поддерживать на плаву "Волчьи угодья", а я займусь тем, что делал и раньше. Ты увидишь, я гораздо лучше подхожу тебе, чем Никки... потому что я делаю такие вещи, на которые она никогда бы не отважилась. Опершись на мою поддержку, ты смог бы утроить размер "Волчьих угодий"... и выбирать жертвы себе по вкусу. Мы могли бы выйти на глобальный уровень, Джек. Подумай обо всех тех убийцах, с которыми ты сумел бы расправиться...

– С кем угодно, но не с тобой, – кивнул Джек. – Я смогу убить любого, но не тебя.

– Да, – Чарли встретил тяжелый взгляд Джека, не дрогнув. – Мы уже давно дружим, Джек. Сейчас ты, возможно, думаешь, что не знал меня по-настоящему... но это не верно. Тебе ведь известно, что я ценю превыше всего. Что для меня важно. Я считаю, у нас может получиться... если только мы сумеем выдерживать баланс силы. Сейчас я достану одну вещь; не напрягайся.

Из складок тоги Чарли извлек маленький черный предмет, напоминающий пульт дистанционного управления, и приподнял его, чтобы Джеку было видно.

– Я тут слегка подстраховался, Джек. Стоит нажать кнопку, и подача кислорода Никки прервется. Она задохнется примерно через две минуты. Давай, однако, заключим договор: я отдам эту штуку в обмен на пистолет.

Джек немного подумал.

– Идет.

Он протянул пистолет, все еще нацеленный в голову Чарли. Потянулся за пультом... и в последний миг нажал на курок. Магазин упал на пол, когда Чарли взял пистолет, а Джек схватил пульт.

Чарли рассмеялся. Сунул пистолет за пояс, в то время как Джек ударом ноги отправил лежавший на полу магазин в угол.

– Неплохо проделано. А теперь, раз уж мы примерно уравняли шансы, я хочу, чтобы ты всерьез задумался о моем предложении. Если ты его примешь... Никки свободна.

Джек попятился. В висках шумело. Это безумие... с другой стороны, в его жизни давно не осталось ничего другого. Он уже слишком многое разменял... какая теперь разница? Есть шанс спасти Никки. И не важно, какое решение он примет, его семью уже никто не поднимет из мертвых...

– Нас поджимает время, Джек, – заметил Чарли. – Я хотел сказать тебе еще одну вещь...

Поколебавшись, Чарли заговорил снова:

– Они не страдали.

– Они? Ты имеешь в виду...

– Твою семью. Я убил дорогих тебе людей, но все остальное проделал уже после их смерти. Я даже могу это доказать; взгляни, – Чарли указал в угол.

Джек обернулся. К стене был пришпилен снимок "Поляроида". Судорожно глотнув, Джек подошел ближе.

Стали видны детали. На снимке были изображены Джанин, Сэм и родители Джека Они стояли, выстроившись в ряд перед рождественской елкой; отец казался рассерженным, все остальные явно были напуганы.

– Это ничего не доказывает, – сказал Джек. Обернулся назад...

Чарли исчез.

Он стоял рядом с зеркальным щитом в человеческий рост, которым художник воспользовался как экраном или холстом... и за которым, как, приглядевшись, понял Джек, скрывалась дверь. Она была приоткрыта; протянув руку, Джек толчком распахнул ее. Пространство за дверью было погружено в темноту.

Щелкнув, под потолком включился прожектор.

Кошмарное видение с разинутым в немой ярости ртом потянулось к Джеку громадными, уродливыми ручищами. С криком отшатнувшись, Джек потерял равновесие и рухнул на пол, одной рукой пытаясь смягчить падение, а другой защититься от разъяренного монстра...

Вот только тот не стал нападать.

С колотящимся в груди сердцем Джек огляделся по сторонам. Комнату заполнили статуи, многие из которых были выполнены в натуральную величину. На лицах застыли сильнейшие эмоции: страх, скорбь, ненависть. Все они тянулись вперед, стараясь ухватиться за что-то, ускользавшее из пальцев. Джек поднялся на ноги.

Чарли поблизости не было, но в конце комнаты виднелась еще одна дверь.

Джек медленно двинулся к ней, внимательно глядя под ноги, опасаясь ловушек. Дойдя до центра комнаты, он услышал голос Чарли, донесшийся из динамика, установленного под потолком.

– Скульптора зовут Рене Деслейн, – с трудом переводя дыхание, объявил Чарли. – Его работы по-настоящему цепляют, не так ли?

Джек не стал отвлекаться, чтобы ответить. Он продолжал идти, теперь уже быстрее.

– Тебе не нужны мои пояснения, Джек? Не хочешь экскурсий – не надо. Искусство само говорит за себя.

Стены следующей комнаты были увешаны картинами: полотна, полотна с пола до потолка. Сплошь черные и красные тона; Джек успел заметить только это, прежде чем перейти на бег. Здесь были две двери – одна вела в коридор, другая в следующий зал. Джек продолжал двигаться по прямой, доверяя своим инстинктам.

– У Никки кончается воздух, Джек. Знаешь, наверное, это единственный выход: просто нажми на кнопку на пульте. Она сейчас без сознания, так что задохнется, даже не приходя в себя. Ты избавишь ее от боли, Джек... разве ты не понимаешь, что это – величайший дар, который ты можешь ей дать? Не будет больше никаких отсосов по подворотням, исчезнет страх погибнуть мучительной смертью или провести остаток дней в тюрьме. Тебе даже не придется увидеть, как она умрет. Нажми на кнопку, Джек...

Еще одна дверь. Мимо мелькнули черно-белые фотографии в рамках, коллаж во всю стену.

– Ты даже не можешь сдать меня полиции, Джек. Я снял этот склад на имя Фальми, убедив его, что так мы избавимся от лишних налогов. Я постарался, чтобы он работал в одиночестве всякий раз, когда я убивал. Я подбросил улики, обеспечил его отпечатки на оружии. У меня было достаточно времени, чтобы все обдумать, Джек. Таких как я в учебниках криминалистики называют организованными убийцами.

Джек остановился. Дверь, ведущая в следующую комнату, прикрыта; все предыдущие были распахнуты настежь. Повернувшись, Джек метнулся к той, что вела в коридор: закрытая, она тем не менее оказалась не заперта.

Коридор был темен и пуст... но в конце его, далеко впереди, под нижней кромкой двери виднелась узкая полоска света.

Джек тихо крался по коридору. Он все еще слышал голос Чарли, доносившийся из анфилады хранилищ. По пути он гадал, сколько их еще – этих комнат, до отказа набитых кристаллизованными мучениями, свидетельствами разрушенных жизней.

Он подошел к двери. Замер, занеся ладонь над дверной ручкой.

И вдруг сделал несколько шагов назад, чтобы рвануть ручку той двери, мимо которой только что прошел.

Чарли стоял, нацелив дробовик прямо в стену, в которой было проделано отверстие, с той стороны занавешенное какой-то тканью. Единственным источником света в комнате были огоньки на панели стоявшего на столе древнего усилителя. От него к микрофону в руке Чарли тянулся тонкий провод.

Когда Джек прыгнул, Чарли оглянулся и выстрелил.

Пуля угодила Джеку чуть ниже левой ключицы. Удар развернул его в воздухе, но не остановил. Боль прокатилась по всей руке, пронзила плечо. Джек врезался в Чарли под неловким углом, отбросив его назад к стене.

Что было силы Джек нанес удар правой, отчего голова Чарли резко мотнулась в сторону. Одновременно попытался схватить дуло дробовика, но левая рука уже начала неметь.

Выбросив вперед колено, Чарли угодил Джеку в живот, заставив согнуться. Джек не выпустил дробовика, отклоняя от себя дуло. Свободной рукой он вцепился в лицо Чарли, нащупывая пальцами глаза. В ответ Чарли нанес удар локтем, разбив Джеку нос и вызвав целый взрыв боли. В глазах у него померкло, но он упорно не выпускал дробовика. Чарли рванул оружие на себя, и оно, нацеленное в потолок, оказалось зажатым между ними.

Правой рукой Джек нащупал гарду курка. Из последних сил он потянул приклад к себе; дуло сместилось вперед.

Дробовик выстрелил у подбородка Чарли.

Оглушенный, Джек сделал шаг назад, запутался в собственных ногах и упал. Чарли отлетел назад, задев и опрокинув стол с вещательной системой. Он распростерся на полу, зажимая сочащееся кровью горло.

Джек хватал воздух ртом. В голове звенело, тело охватила слабость. Лежа, он старался понять, насколько серьезно его ранение.

– Ты... не умираешь, Джек, – выдавил Чарли, чей язык явно заплетался. Он приподнял голову с пола; шея в крови, но большой зияющей раны не видно. – Мое собственное... изобретение. – Голос звучал так, словно Чарли тонул, захлебываясь. – Кристаллы хлоралгидрата вместо... дроби. Быстро... валит с ног. Похоже, победит тот... кто проснется первым.

Все вокруг сделалось серым. Джек едва расслышал последние слова Чарли:

– Так или иначе... Никки умрет...

Последним, что Джек успел услышать, были сирены, звучавшие все громче и громче.

Первым, что он увидел, открыв глаза, был зеленый пластик.

Он несколько раз моргнул, стараясь сфокусировать взгляд. Монотонный, тусклый цвет. Нейтральная зелень заводских коридоров. Она окружала его со всех сторон. Он попытался поднять руку, но та почти сразу со звоном упала обратно.

Он лежал на кровати, огороженной зелеными ширмами. На кровати с хромированными поручнями, к которым он был прикован наручниками. Он в больнице.

На губах Чарли Холлоуэя медленно расцвела улыбка.

Должно быть, на шум выстрелов приехали полицейские. Нашли его и Джека. Теперь оба под стражей... но Чарли не долго останется в наручниках. Даже если копы наткнулись на тело Никки в потайной комнате наверху, он все равно спихнет все на Фальми.

Он услышал чьи-то шаги. Ширму бесцеремонно отдернули в сторону. Стены палаты были выстланы блестящим черным полиэтиленом.

– Здорово, Патрон, – сказала Никки. – Как тебе понравилась моя маленькая шутка? Видишь ли, мы, шлюхи, тоже способны на кое-какие фокусы.

Чарли вытаращился на нее.

– Например, – продолжала Никки, – такой.

Она подняла руку с качающимися на цепочке амулетами.

– Ты решил, что это обычное сентиментальное дерьмо, а потому не бросил на мой браслетик и второго взгляда. Иначе ты заметил бы, что один из амулетов на нем – универсальный ключ от наручников... подходит к большинству моделей, к самым дешевым уж точно. Если бы ты не напичкал меня этой дрянью, я сбежала бы уже через полминуты после того, как ты прикрыл за собой дверь. Ну а когда я проснулась, то не сразу нашла настоящий выход... и угадай, кого я встретила на первом этаже? Кто прилег там вздремнуть?

– Ты... ты, сука... – просипел Чарли. Слова отозвались в горле тупой болью.

– Побереги голос, – посоветовала Никки. – Он тебе еще понадобится.

Сказав это, она отодвинула ширму подальше. За нею, у длинного стола, стоял Джек. На свету единственной лампы поблескивали самые разнообразные инструменты.

– Теперь он твой, – сказала Никки.

Протянув руку, Джек щелкнул клавишей записи на портативном кассетнике. Его лицо было невозмутимым.

– Вернемся к самому началу... – предложил Следователь.

Примечания