Я лез из кожи исключительно ради нее. Каждая попытка связаться с Беннистером на самом деле служила напоминанием Анжеле, что я жив и люблю ее. Все мои изощренные попытки спасти его жизнь должны были восприниматься как трогательный протест моей любви. Вот почему я так старался. Мои попытки напомнить о себе были, конечно, неумелы и унизительны, но отказаться от них я не мог, ибо Анжела прочно вошла в меня, и без нее моя жизнь, казалось, опустела.

Пора было уходить в море. Ветер и штормы быстро выбьют из меня всю эту дурь. Я прихлебывал остывший чай и просматривал список необходимого оборудования. Надо бы еще составить перечень скоропортящихся продуктов — тех, что я куплю непосредственно перед отплытием.

Сквозь щебетание дождя до меня донесся звонок телефона в офисе Джорджа. Мне никак не удавалось сосредоточиться на своем списке, и вместо этого я развернул карту Азорских островов. К тому времени, когда я прибуду в Хорт, сезон уже закончится, стоянки подешевеют и я смогу пополнить запасы продовольствия и возобновить старые знакомства в кафе «Спорт». Я улыбнулся собственным мыслям, и только тут до меня дошло, что телефон в офисе все еще звонит. Звонит... Звонит!

Вылезая на причал, я стукнулся правым коленом. Камни были мокрые и гладкие, и я все время соскальзывал вниз. Наконец, ухватившись за трос, я с трудом выбрался наверх. Колено онемело, спину жгло. Я пересек двор. Крупные капли, как мячики, отскакивали от булыжников.

Телефон, заглушаемый стеклом и дождем, продолжал звонить.

Я поскользнулся в луже. Я мог открыть наружные ворота, но ключей от офиса Джордж никогда мне не доверял — он боялся, что я засяду за телефон, а он не сможет зафиксировать мои звонки и содрать а меня денег. Я дернул дверь — Джордж не забыл ее запереть. Я выругался. Телефон все еще звонил.

Я сказал себе — наверняка это какой-нибудь заказчик, который желает справиться о причинах задержки работ, но в таком случае Джорджу попался чертовски упрямый клиент, да и с чего бы ему названивать в такую поздноту? Я нашел старый пиллерс, разбил им дверное стекло и открыл замок изнутри. Теперь, когда я был в помещении, звонок гремел, как набат.

Хромая, я поднялся по лестнице, возблагодарив Провидение за то, что не сработала сигнализация. Я знал, что не успею. Разбив стекло в Ритиной комнате, я ринулся к телефону и споткнулся о старый ковер. Падая, я схватил старомодный провод в оплетке, и древний аппарат фирмы «Бакейт» рухнул со стола. Его массивный корпус разлетелся на куски. Я нащупал упавшую трубку, моля Бога, чтобы связь не прервалась.

— Алло!

Трубка молчала, но я слышал характерный свист, говорящий о том, что связь не нарушена. Я поставил разбитый телефон на ковер и повернулся так, чтобы можно было опереться спиной о стол.

— Алло!

— Ник? — Голос был тихий и неестественно робкий.

— О Господи! — Я почувствовал, что у меня на глазах появляются слезы, и вдруг, совершенно по-глупому, я начал плакать:

— Анжела...

— Ник...

— Я плачу, — сообщил я.

— И я тоже, — сказала она. — Из-за Тони.

Я закрыл глаза.

— Ты где?

— В Шербурге. Звонила Мелисса.

Мысленно я вознес краткую молитву благодарности Создателю за то, что он наделил мою бывшую супругу столь заботливой и жалостливой душой.

— Я ее попросил.

— Я знаю, Ник. Но я не знаю, что теперь делать.

— Не давай Тони уйти в море.

— Но он уже ушел. Они отправились с полуденным приливом.

— О Боже.

— Мелисса позвонила сразу после их ухода. Потом я поговорила с журналистом, которого ты велел мне разыскать, и он подтвердил, что ты сказал правду. Я и раньше должна была тебе поверить, Ник, но...

— Да ладно. — Я уставился на календарь, который Рита повесила на стену. Он изображал трех котят на красном одеяле — совершенно нелепая реклама для фирмы, поставляющей высокочастотные приемники. — Ты должна дать ему радиограмму, — произнес я. — Поезжай на такси в порт Шантрей, найди там контору...

— Я уже пыталась связаться с ним по радиотелефону. Все бесполезно. Он сказал, что это истерика, нервы новобрачной. Он считает, что ты просто хочешь помешать ему выиграть, потому что работаешь на Кассули.

Я поднялся на ноги и попытался взглянуть на часы, стоящие у Риты на столе. Нет, ничего не видно.

— Сколько сейчас времени?

— Почти семь часов.

Я отнял один час, чтобы получить британское летнее время.

— Ник? — сказала Анжела.

— Я здесь.

— Ты можешь остановить его, Ник?

— О Господи! — Любой на моем месте ответил бы «нет», но мне не хотелось быть таким суровым. — Когда он стартовал?

— Он пересек стартовую линию ровно в три часа двадцать минут.

— Местного времени? — уточнил я.

— Да.

— Подожди немного.

Пройдя в кабинет Джорджа, я снял со стены несколько журнальных вырезок. Под ними обнаружилась старая выцветшая карта пролива Ла-Манш. Я открыл ящик стола и среди ежиков для трубки, штопоров и патентованных лекарств нашел пару старых циркулей. Таблица приливов на текущий год лежала в другом ящике. Пик прилива в Дувре приходился на двенадцать часов десять минут по британскому летнему времени. Это означало, что Беннистер весьма разумно использовал самое быстрое приливное течение.

Я подошел к окну. Ветер дул с юга. Отдельные его порывы были настолько сильными, что бросали дождь на грязные оконные стекла. Я взял трубку в кабинете.

— Ты еще здесь?

— Да.

— Жди...

Я прошелся заржавевшим циркулем по старой карте. Стало быть, «Уайлдтрек» будет нестись, как ракета, выпущенная из преисподней. Он проскочит мыс Лизард и повернет в сторону мыса Мизен на юго-западном побережье Ирландии. После этого он пойдет к северо-западу, стараясь поймать отголоски ветров, зародившихся в очаге депрессии, а затем сделает дугу на восток, через Северную Атлантику. Значит, единственное место, где можно попытаться перехватить его, — это Ла-Манш. Я сделал поправку на течение и подсчитал, что к трем часам утра, учитывая, что «Уайлдтрек» идет немного севернее, чтобы обойти зону интенсивного судоходства, Беннистер будет приблизительно в двадцати морских милях к юго-юго-западу от мыса Болт. Я очертил место поиска.

Легко провести круг на карте, но там, в Ла-Манше, в кромешной темноте, это будет похоже на поиски иголки в стоге сена. Я сузил циркуль, чтобы сделать поправку на тихоходность «Сикоракс». Итак, восемь часов дискомфорта при попутном ветре. Я взял трубку.

— Если выйти прямо сейчас, то, может, мне удастся его перехватить, — сказал я с сомнением в голосе.

— Пожалуйста, Ник! — В ответ мне зазвучала настойчивая мольба. — Ты остановишь его?

Трудность была не в том, чтобы остановить «Уайлдтрек».

— Послушай, Анжела, нет никакой гарантии, что я вообще найду их!

— Но ты ведь попробуешь? Пожалуйста... — В последнее слово она вложила всю свою былую страсть.

— Обещаю тебе попытаться. — Итак, я согласился на очередной сумасшедший поступок. — А что собираешься делать ты?

— Не знаю. — Голос ее звучал испуганно и беспомощно.

— Послушай, — сказал я, — лети немедленно в Эксетер. Если необходимо, найми частный самолет и встречай меня завтра в доме Беннистера. Я буду там около полудня.

— Зачем?

Я подумал — просто хочу увидеть тебя, но не сказал этого. Потому что мне придется провести совершенно кошмарную ночь из-за твоего чертова мужа, и ты можешь хотя бы встретить меня после этого и поблагодарить. Но этого я тоже не сказал.

— Просто будь там, Анжела, пожалуйста.

Она молчала, и я уже думал, что она откажется.

— Я постараюсь, — сказала Анжела осторожно.

— И я постараюсь тоже. — Я положил трубку. Ветер стучал по оконным стеклам и катал по двору мокрый мусор. Это был южный ветер, и он становился все сильнее, а значит, мне сегодня предстоит очень тяжелый маршрут, а в конце его — полная неизвестность. Шансы найти Беннистера были минимальные, но я не мог нарушить слово, данное Анжеле. Я закрыл за собой сломанные двери, пригнул голову от ветра и похромал на «Сикоракс».

Я убрал с дороги полуразвалившийся рыбацкий баркас, заправил свой несчастный движок и стал раскручивать маховик до боли в спине. Мне нужны были автоматический пускатель и автоматическое управление, но, по-моему, мне было гораздо нужнее проверить свою башку. Я подумал, что именно так странствующие рыцари наживали себе всякие приключения: одно слово красавицы — и вот уже эти глупцы мчатся во весь опор навстречу дракону. Наконец мотор завелся, и я оставил его работать, чтобы он привык к этому необычному состоянию, а сам вытащил через люк фаловые углы парусов и прицепил к ним фалы. На мгновение я почувствовал зависть к богатым яхтсменам, у которых были всякие там лебедки, но тут же забыл о ней, потому что «Сикоракс», несмотря на ветер и волны, действительно пошла вперед.

Я молил Бога, чтобы с двигателем ничего не случилось. Мы прошли мимо серых причалов, на фоне которых даже чайки выглядели несчастными. Выйдя из реки, я поднял все паруса, но мотор глушить не стал, чтобы не ложиться на другой галс, когда буду миновать волнорезы. Небо было серое, низкое и какое-то по-зимнему мрачное. Два вертолета Уэсекса тяжело двигались по направлению к фрегату, пришвартованному в проливе. Их база, уродливое судно, выкрашенное в черный и защитный цвета, зловеще подкрадывалась к горе Энджкамб, и ее тяжелый приземистый силуэт напомнил мне о тех временах, когда у меня были две здоровые ноги и вера в то, что я бессмертен и непобедим. Неожиданно сильный залп из артиллерийских орудий оживил во мне еще кое-какие неприятные воспоминания, но тут мой мотор застучал, и они разом вылетели у меня из головы. Потом двигатель и вовсе заглох, но все же успел дотащить меня до западной оконечности мола, где я уже мог маневрировать.

Волны на море были очень высокие. При встрече с первой «Сикоракс» задрожала, но затем, словно догадавшись, что от нее требуется, повернула нос и накренилась под напором ветра, срезавшего верхушки волн, превращая их в пенистые белые хвосты. Я перебирал в кубрике шкоты и промок до нитки. После того как мы прошли Дрейстоун, я спустился вниз, чтобы разыскать штормовку — ведь мне надо было все время стоять у руля. Мимо пронесся большой катер: шкипер помахал мне рукой и что-то крикнул, но его слова потонули в шуме ветра. Возможно, он прокричал, что у меня хорошая яхта. И он был прав.

Но в такую погоду это слабо утешало. Скрючившись в кокпите, я думал, что решился на эту авантюру, только чтобы произвести на Анжелу впечатление. Я вмешивался в ее жизнь, потому что стремился быть ближе к ней, но по телефону я не почувствовал ответного стремления. Она отчаянно волновалась за мужа, а я хотел, чтобы она так же волновалась и за меня. Вот и вся моя гордость.

Я положил яхту на правый галс и крепко держал шкоты. Возможно, Анжела и заслонила собой мою собственную личность, но где-то внутри меня притаилось мое маленькое "я", и оно было до крайности оскорблено случившимся. Меня предостерегали люди, не имеющие ни малейшего понятия о совести и справедливости. Никто не знал, как погибла Надежна Беннистер, но это обстоятельство не помешало задумать им свою жестокую месть. А я, несмотря на все предостережения, плыву сегодня черт знает куда. Действительно, сумасшествие. Мне вспоминалась другая ночь, когда я тоже получил приказ не соваться. Там засел снайпер и, насколько я помню, стояли два бункера с пулеметами пятидесятого калибра. Снайпер был настоящий ублюдок. Он использовал новейший прицел американского производства и уже уложил около полудюжины наших. Нам сообщили по рации, что мы должны вести скрытое наблюдение, а это означало подставить под удар... Я вздрогнул и вернулся в настоящее, потому что в этот момент «Сикоракс» врезалась носом в большую волну и всю палубу обдало брызгами. Я поежился, закрепил шкоты и спустился в каюту за свитером, ботинками и непромокаемым костюмом.

Когда стемнело, я увидел Эддистоунский маяк, разрезающий двумя прожекторами дождливую мглу. «Сикоракс» прекрасно держала курс, тяжело продвигаясь вперед по штормовому морю. Черт с ними, с лебедками, зато благодаря своему длинному глубокому килю моя лодка даст сто очков вперед любому новомодному пластиковому корыту, которые кишмя кишат у побережья. Я включил электрические навигационные огни, надеясь, что аккумуляторы заряжены. От мотора шел неприятный запах, и я закрыл его чехлом, подумав, что, может, он постоит и придет в норму. Я постучал по барометру, и стрелка медленно поползла вверх. Связавшись по высокочастотному приемнику с береговой службой, я запросил сводку погоды. Сильный ветер должен был утихнуть к вечеру, но затем быстро последует новая депрессия.

Я огляделся по сторонам и убедился, что поблизости нет торговых судов, которым ничего не стоило раздавить «Сикоракс», как спичечный коробок. Успокоившись на этот счет, я опять спустился вниз и выложил в кастрюлю две банки консервированных бобов. Другой еды у меня не было, но я особенно не расстраивался. Я налил в термос чаю и отнес его в кубрик. Теперь надо было просто переждать сырую погоду. К ночи дождь почти прекратился, и я пытался понять, не ослабевает ли ветер. Волны были уже не такие громадные и переливались в темноте разнообразными оттенками серого цвета. А скоро они станут абсолютно черными, с фосфоресцирующими искорками. Луну закрывали облака.

«Сикоракс» шла сама. Руль я зафиксировал, шкоты выбрал втугую. Иногда, когда яхта проваливалась в глубокую яму, грот-мачта начинала дрожать, но потом мы выныривали и все шло как по маслу. У меня до сих пор не было радара с отражателем, и я надеялся, что крупные суда, идущие из Амстердама, Гамбурга и Феликстоува, будут достаточно внимательны. Куда ни глянь, везде мелькали их огни.

После полуночи ветер утих и сменил направление. Я ослабил шкоты, и скорость «Сикоракс» сразу увеличилась, как только яхта почуяла свободу. Около часа ночи, когда, по моим подсчетам, мы должны были быть значительно севернее «Уайлдтрека», я вдруг увидел огни парусного судна. Оно шло на запад, и, чтобы перехватить его, мне пришлось слегка изменить курс. Иногда высокие волны закрывали от меня эту яхту, но трехцветный фонарь на ее грот-мачте все время мигал над верхушками волн. Я попробовал прикинуть ее размеры, но безрезультатно. Я держал курс прямо на нее, но она двигалась с большой скоростью.

Я открыл рундук, где хранились сигнальные ракеты. Беннистер не остановится, если вызвать его по радио, а если я направлю «Сикоракс» поперек его курса, то возникнет опасность столкновения, которое, безусловно, остановит «Уайлдтрек», но при этом вполне может потопить мою яхту. Я планировал зайти с кормы и выпустить парочку сигнальных ракет, потому что даже участник гонок обязан остановиться и помочь другой яхте, оказавшейся в беде, — таков морской закон. Мульдер с Беннистером могут ругаться на чем свет стоит, но им придется развернуться и прийти мне на помощь. А как только они подойдут ко мне, я выложу им свои козыри, среди которых, кстати, имелся и кольт сорок пятого калибра, который я предусмотрительно вытащил из тайника. Я отдавал себе отчет в том, что если выстрелю сигнальную ракету, то в Ла-Манше поднимется суматоха, на воду будут спущены спасательные лодки, оживут радиоприемники, поспешат на помощь другие суда, а мне это ни к чему. Но я обещал Анжеле остановить ее мужа и сделаю это, даже если мне придется поставить на уши весь Ла-Манш.

Я увидел, что приближаюсь к цели. Яхта шла левым галсом, а я — по правому борту, поэтому она должна была остановиться. С яхты заметили мои огни, и она немного подалась к югу, освобождая мне дорогу, но я упрямо шел вперед. На яхте, похоже, решили, что я ослеп, и осветили мощным фонарем свою грот-мачту, чтобы мне было лучше видно. Одновременно один из членов команды вызывал меня по каналу «16» — аварийному каналу в приемнике. «Парусное судно приближается к большой яхте. Как поняли...»

Голос был совершенно незнакомый. Мне показалось, что, несмотря на потрескивания, я различил французский акцент. Я подошел уже достаточно близко, чтобы разобрать в свете фонаря номер на парусах, а поскольку это был номер не «Уайлдтрека», я резко изменил курс и прошел у них за кормой. Фонарь выключили. Голос прокричал что-то возмущенное, но все потонуло в шуме ветра и волн. Кормовые огни высветили мне название яхты — «Мариетта», порт приписки — Этапль. Проходя мимо, я помахал им рукой, затем ветер разнес нас в разные стороны, и я опять взял курс на юг.

К трем часам утра я точно знал, что нахожусь как раз внутри грубо очерченного мною круга на карте Джорджа. Ночь была темная, хоть глаз выколи, а ветер становился все тише. Я повернул на запад и шел теперь навстречу «Уайлдтреку». Я искал целый час. Мне встретились две французские яхты, а потом — голландская, но «Уайлдтрека» не было. В опасной близости от меня прошел танкер, и паруса «Сикоракс» сильно захлопали, когда нас подбросило на мощной кильватерной волне. Не считая этой громадины, море было пустынно. Я потерпел неудачу.

Когда на востоке зажглась светлая полоска, я повернул на север. Я чертовски устал, замерз и проголодался. Мне не повезло, но ведь с самого начала было ясно, что шансы на успех — минимальны. Видимость из кубрика не превышала двух миль, так что «Уайлдтрек» мог запросто проскочить мимо меня в любой момент в этой кромешной тьме, и, честно говоря, я сомневался, что заплыл достаточно далеко на юг. Итак, Беннистер направился к мысу Лизард, навстречу своей смерти.

Я взял курс к дому. Опять пошел дождь. Его капельки висели на вантах и стекали со шнуров на гике. Я сделал себе еще чаю и нашел в шкафчике сморщенное яблоко. Вырезал из него подгнившие места, а остальное съел.

Вокруг медленно вздымались волны, блестящие, словно смазанные жиром. Кое-где над морем висел туман. Едва он рассеивался, начинался дождь. Дул западный ветер, очень слабый и печальный. «Сикоракс» ползла как черепаха, и я даже не стал фиксировать руль. Следующая депрессия должна была идти в сторону Ла-Манша, и наверняка на «Уайлдтреке» молились о ее скорейшем приходе, так как она обеспечила бы им высокую скорость.

А я молился о том, чтобы скорее добраться до дому. Существует распространенное заблуждение, что плавание под парусами — это сплошное удовольствие: счастливые друзья на белоснежной палубе, легкий ветерок да сверкающая морская гладь с пикантным волнением в четыре балла. Бывает и так, но чаще всего это воплощенная мука: секущий ливень, непроницаемая завеса тумана, холод и голод. Под равнодушным небом — угрюмое море. А когда в конце концов вас постигает неудача, тогда единственным утешением служит мысль о том, что вы сами, по собственной воле, пошли на эти мучения.

И вот, страдая, как грешник в аду, я плыл на север. Минут пятнадцать мне пришлось повозиться с приливными течениями, чтобы удержать курс, затем я безрезультатно попытался вдохнуть жизнь в мотор. Я вскрыл топливную систему и попробовал еще раз — двигатель не заводился. Оставив его в покое, я прибрался в каюте и принялся за мытье палубы, попутно внушая себе, что не стоит расстраиваться, если по приезде в Девон никакой Анжелы там не окажется. Я убеждал себя, что у нас с ней разное будущее. Я твердил, как заклинание, что мне абсолютно все равно, ждет она меня в доме Беннистера или нет.

В самый разгар моей деятельности сначала как бы неохотно, а потом все сильнее и сильнее пробежал по воде ветер, и ванты с левого борта заскрипели. Я бросил швабру и схватился за руль. Прислушиваясь к усиливающимся ударам о корпус яхты, я чувствовал, как одновременно с ветром во мне нарастает волнение — ведь Анжела все-таки могла меня ждать. Мне было все равно... Нет, мне было совсем не все равно!

Уже наступил день, когда я миновал Калфстоун. О корпус звякнул сигнальный буй. Ветер дул порывистый и достаточно сильный, чтобы я смог проплыть по реке и обогнуть мыс.

И там, на террасе над рекой, перед пустым домом, меня ждала Анжела.

Она плакала. На ней были джинсы и свитер, а волосы она заплела в длинную косу, достающую ей до талии.

Заметив меня, Анжела попыталась взять себя в руки:

— Да, не лучшее начало семейной жизни...

Скорее, ее конец, подумал я, но вслух ничего не сказал.

Ей нужно было выговориться, но я слишком замерз и проголодался, чтобы быть внимательным слушателем. Состряпав себе яичницу с беконом, кофе и тосты, я съел все это прямо на кухне. Анжела сидела напротив, и я заметил, что к бриллиантовому кольцу на том же пальце добавилось еще массивное обручальное кольцо. Она была в полнейшем отчаянии:

— Я же пыталась поговорить с ним...

— ...но он не слушал, — закончил я за нее.

— Он считает, что все это — твои уловки, потому что ты желаешь ему поражения. — Она то вскакивала, то снова садилась. Я видел, что Анжела растеряна, и понимал ее состояние — в конце концов, то, что ее муж плывет навстречу гибели, она знала только с моих слов да со слов Мики Хардинга.

Периодически он возвращалась к мысли, что все это — выдумка. Пока я ел, я дал ей выговориться. Она рассказала, что Беннистер полностью уверен в победе и как он был счастлив, когда она согласилась выйти за него замуж. Анжела говорила о новых программах, которые Беннистер намеревался сделать в этом сезоне, рассказывала, как они вместе обсуждали планы на будущее, а поскольку это будущее было сейчас под угрозой, оно казалось ей еще ярче и благословеннее.

— Скажи мне, что это неправда. — Она имела в виду угрозы Кассули.

— Насколько мне известно, это правда.

И вдруг она со злостью затрясла головой.

— Как эти подонки посмели обвинить его в гибели Надежны?

— Возможно, сами они в это верят.

— Но это не он! Не он!

— Ты так уверена?

— Ради Бога! — Анжела еще больше разозлилась. — По-твоему, я вышла бы за него замуж, зная, что он убил ее?

— А почему ты вышла за него замуж?

Она снова взяла сигарету. С тех пор, как мы с ней встретились на террасе, Анжела курила их одну за одной.

— Потому что я люблю его, — с вызовом ответила она.

— Отлично, — попытался я скрыть разочарование.

— А еще потому, — продолжала Анжела, — что мы с ним хорошо подходим друг другу. Я могла бы дать ему уверенность, которой ему так недостает, а он мне — надежность, о которой я мечтаю всю свою сознательную жизнь.

— Отлично, — повторил я.

— И потому, — добавила она отчаянно, — что я не могу выйти замуж за тебя.

Я улыбнулся.

— Я не перспективен?

— Ты попал в точку. — Это прозвучало как обвинение.

— Я работал. По-настоящему работал. Я пилил, строгал, и мне платили за это. Немного, правда, но, как видишь, я закончил яхту. У меня нет только радара-отражателя и фашин... Ну, может, еще каких-то мелочей.

— Ты нашел себе девушку?

У меня отвисла челюсть, ибо чего-чего, а уж ревности я от Анжелы никак не ожидал.

— Нет. Я все время пялился на твои газетные фотографии. Одну я вырезал, подержал ее у себя минут десять и выбросил. Пару раз я напивался.

Анжела улыбнулась. То была первая ее улыбка, предназначенная лично мне.

— А я не могла дождаться прогона, чтобы увидеть тебя хотя бы на пленке. Знаешь, я приходила в монтажную и прокручивала роман с твоей ужасной физиономией. — Анжела засмеялась. — Ты испортил фильм, который мне дорог, Ник Сендмен.

— Прости.

— Нет, нет, не надо. — Она сделала протестующий жест. — Я ведь уже отошла от дел, не так ли? Я же дала Тони обещание — никакого телевидения. — Она взглянула на часы. — Где он сейчас? У Южной Ирландии?

— Да.

Анжела опять начала очень тихо плакать.

— Он не может пойти на попятную, да? Ведь за ним все время следит камера. Он должен быть большим и смелым. Господи, ну почему мужчины такие глупые? — Она высморкалась. — Включая и тебя, Ник Сендмен. Что ты собираешься теперь делать?

Я пожал плечами.

— Я собираюсь загрузить на «Сикоракс» провизию. Поеду в город, зайду в банк и потрачу уйму денег на всякую жратву. После этого с завтрашней приливной волной я уйду в море. Я сделаю промежуточную остановку в Ушанте, а оттуда возьму курс на Азоры.

Анжела нахмурилась.

— И это все?

— А ты думаешь, я буду полагаться на ленточку от своей медали?

Она слегка улыбнулась.

— А меня постоянно укачивает.

— Золотая рыбка, страдающая морской болезнью.

Она засмеялась.

— Золотые рыбки — нет!

— Правда, правда! Если ты скормишь им свои таблетки, они тут же заболеют морской болезнью. — Я долил себе остатки кофе. — Вообще-то я не возражал бы против кошки.

— Кошки? — удивилась Анжела.

— Я всегда любил кошек, — объяснил я, — а в тебе есть что-то кошачье.

Она уставилась в стол. Мы немного расслабились, но все ее мысли по-прежнему оставались с «Уайлдтреком».

— Я уже собиралась звонить береговой полиции. Но это ведь ничего не даст?

— Конечно не даст. Они только посмеются.

— Я еще раз говорила с ним по радиотелефону, но он только еще больше разозлился. Тони вбил себе в голову, что я хочу лишить его триумфа. А еще два раза к телефону подходил Фанни.

— Мне очень жаль, — сказал я. — Мы сделали, что могли, и теперь остается только молиться.

Анжела уныло смотрела на меня.

— Может, мне поехать в Канаду?

Я улыбнулся.

— Зачем?

— Попытаюсь еще раз остановить его. Я могу поехать со съемочной группой.

— И что ты сделаешь? Привяжешь его? А как твоя съемочная группа собирается его искать? Я знаю, они держат связь по радио, но ты знаешь, какой в тех местах туман? А если «Уайлдтрек» пройдет Канаду ночью? Тогда что ты будешь делать? Посадишь им на палубу вертолет с камерой? И как ты надеешься убедить его сейчас, если не смогла сделать этого раньше? — Тут я заметил, что мои пессимистические аргументы не доходят до ее сознания. — Прости. Может, тебе и стоит попробовать. Лучше хоть что-то делать, чем сидеть сложа руки.

— Тони может просто не добраться до поворота. Только Господь это знает.

— Он дойдет до Сен-Пьера, — сказал я.

— Ты думаешь? — Ее озадачила моя уверенность.

Я сосредоточился, припоминая наш диалог с Кассули. Джилл-Бет не касалась деталей, когда нашу беседу записывали на магнитофон, но Кассули, теперь я точно вспомнил, хотел, чтобы я повел яхту по определенному маршруту именно на обратном пути.

— Черт возьми! — выдохнул я. — Какой же я глупец!

— Что ты имеешь в виду?

— Они хотят перехватить Тони в том самом месте, где погибла Надежна! Ты поняла? По пути туда ему приходится делать большой крюк на север, следовательно, на обратном пути он будет искать сильных ветров! Вот почему ему позволят сделать поворот, если хотят убить его на том же самом месте. Черт побери, все сходится!

— Где это точно? — В ее голосе зазвучали настойчивые нотки, но я тщетно напрягал память. Координаты я видел только на той фотографии, что висела в каюте «Уайлдтрека», да в бумагах Кассули, которые он мне показывал.

— Сорок с чем-то северной широты, — беспомощно проговорил я и пожал плечами, признавая поражение. И тут я вспомнил об экземпляре судебного дела.

Анжела стрелой вылетела с кухни, я — следом. Она ринулась в кабинет Беннистера, открыла ящик, и на пол полетели старые телевизионные сценарии, письма и дневники. Нужные бумаги лежали в самом низу. Быстро перелистав страницы, Анжела словно окаменела, увидев то, что искала. «Сорок девять восемнадцать северной широты, — прочитала она вслух, — и сорок один тридцать шесть западной долготы». Она резко повернулась ко мне:

— Где это?

Я нашел атлас и показал ей. Потом, взяв один из карандашей Беннистера, объяснил, как на меркаторской проекции «Уайлдтрек» должен был сделать параболу в западном направлении и другую, не такую выпуклую, кривую на обратном пути. Крестиком я обозначил место гибели Надежны. Анжела взяла линейку, чтобы измерить расстояние. Я наблюдал, как движутся ее тонкие пальцы, и уже знал, что она сейчас скажет.

— Ник...

Я подошел к окну.

— До «Уайлдтрека» почти три тысячи морских миль, — сказал я. Это было расстояние от Шербура до поворота у Сен-Пьера и обратно до карандашного крестика.

— А отсюда самым кратчайшим путем? — с надеждой в голосе спросила Анжела.

— Семьсот. — На самом деле несколько меньше, но понятия «кратчайший путь» в море не существует, особенно если учесть встречные ветра и течения Северной Атлантики. — Скажем, две тысячи наземных миль.

— А сколько времени уйдет... — Она не закончила фразу, да этого и не требовалось. Анжела хотела спросить, сколько времени потребуется «Сикоракс», чтобы проделать путь до крестика на карте.

Деревья на далеком противоположном берегу качнулись — поднимался ветер. Погода была странная — то ветреная, то спокойная. Но нынче ночью наверняка налетит шквал.

— Шестнадцать дней, — предположил я.

— Ник... — Ее голос звучал робко, даже испуганно, но в нем слышалась мольба. Она хотела, чтобы я поплыл в Северную Атлантику и спас ее мужа.

— Будет быстрее, — жестко сказал я, — если у меня появится хотя бы один член команды.

Анжела покачала головой, но так рассеянно, что мне показалось, будто она вовсе не слышала этих слов.

— Но мог бы ты... — начала было она, но затем ей, видимо, пришла в голову какая-то мысль, и выражение надежды исчезло с ее лица. — Это из-за ноги, да? Ты боишься, что она может подвести?

— Такого не случалось уже много недель, — откровенно признался я, — но в любом случае причина не в этом.

— Тогда... — Она не решалась прямо произнести свою просьбу.

— Да, — сказал я. «Уайлдтрек» имел фору в один день, но ему предстояло пройти более длинный путь. Был шанс успеть к месту, обозначенному крестиком, и я попытаюсь это сделать.

Никогда еще мне не удавалось так быстро и успешно экипировать свою яхту. Анжела взяла свою машину и кредитную карточку и поехала в город, а я рылся в кладовой и эллинге Беннистера.

— Нельзя допустить, чтобы он погиб, — говорила Анжела, толкая по причалу тележку с продуктами. Видимо, в ее глазах это служило оправданием того безумия, на которое я решился, но я не нуждался в дополнительных мотивах. С меня хватит и того, что я делаю это ради нее.