Золотая эпоха морского разбоя
ModernLib.Net / История / Копелев Д. Н. / Золотая эпоха морского разбоя - Чтение
(стр. 23)
Автор:
|
Копелев Д. Н. |
Жанр:
|
История |
-
Читать книгу полностью
(909 Кб)
- Скачать в формате fb2
(534 Кб)
- Скачать в формате doc
(368 Кб)
- Скачать в формате txt
(356 Кб)
- Скачать в формате html
(521 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31
|
|
Узкий пролив подпирают со стороны залива два длинных острова, Вихилиас и Лас Паломас, перекрывающие горловину. Устье пролива и северная часть озера мелководны, что препятствовало судам с крупной осадкой войти внутрь лагуны. Над проливом высился мощный форт, господствовавший над окружающей местностью. Почти напротив города Маракайбо располагался порт Гибралтар, внушительное оборонительное сооружение, вокруг которого лежали плантации сахарного тростника, какао и табака. В этой чудесной местности и произошли события, о которых мы расскажем, пользуясь описаниями, оставленными участником знаменитого похода пирата Генри Моргана в Маракайбо в 1669 году — Эксквемелином:
«На западном берегу, примерно в шести милях от входа в бухту, расположен город Маракайбо. Вид у него довольно приятный, потому что все дома выстроены вдоль берега и удачно расположены. Город густо заселен. Вместе с рабами в нем три или четыре тысячи жителей. Среди них восемьсот солдат — все испанцы. В городе есть церковь, четыре монастыря и госпиталь. Управляется город вице-губернатором, который подчинен губернатору Каракаса и входит в провинцию Каракас. Тамошние торговцы промышляют кожами и салом. У жителей много скота, а их плантации лежат милях в тридцати от Маракайбо, близ большого селения, которое называется Гибралтар. Эти плантации дают много какао и различные овощи и плоды, которыми снабжают город Маракайбо, поскольку там земля бедная и плохо родит. Каждый день из Гибралтара в Маракайбо отправляются барки, груженные лимонами, апельсинами и прочей снедью. В Маракайбо их нагружают мясом. В Гибралтаре нет ни коров, ни овец…
Гибралтарская округа простирается миль на двадцать, на рубежах ее везде юры и болота. Горы очень высокие и круглый год увенчаны шапками снега. По другую сторону хребта лежит большой город Мерида, которому подчиняется Гибралтар…
…в полдень корабли Моргана[106] вошли в залив Маракайбо, и чтобы их не было видно из сторожевой башни, откуда море просматривалось очень далеко, пираты бросили якорь на глубине девяти футов, а к вечеру двинулись снова в путь. На следующий день, едва забрезжил рассвет, корабли подошли к крепости дела Барра, которая отделяла вход в лагуну… Пираты спустили все маленькие суда, на которых можно было перевезти людей на берег. Испанцы в крепости также начали срочные приготовления и открыли огонь из больших пушек. Они спалили все дома, окружавшие крепость, чтобы расчистить место для стрельбы, и продолжали стрелять всей батареей. Морган и его люди вступили в форт только к вечеру. Там не было ни души: едва пираты подошли вплотную к крепости, ее защитники взорвали часть порохового запаса и ушли под прикрытием дыма… Морган приказал немедленно вытащить порох из крепости и подорвать крепостные стены, а все пушки сбросить в кучу… Пушки было сброшены со стен, а лафеты сожжены..
…Спустя сутки, ровно в полдень, флотилия подошла к городу Маракайбо и встала недалеко от берега[107], чтобы обеспечить высадку огнем малых пушек. Сделать это оказалось так же легко, как и при высадке у форта: все испанцы скрылись в лесу и бросили город на произвол судьбы; остались только совсем дряхлые старики, которые не могли уйти из города, да и терять им было нечего…
После того, как пираты выявили сотню богатейших семейств Маракайбо и разграбили все их имущество, Морган решил отправиться в Гибралтар…
…После многодневного пути Морган и его спутники подошли к Гибралтару. Испанцы дружно открыли огонь из тяжелых пушек. Но пиратов этот отпор не смутил, они воспылали еще большим рвением; пираты уверились, что там, где крепко защищаются, наверняка много добычи, ну, а сахар всегда подсластит и кислую кашу… На следующий день, рано-рано утром, пираты сошли на берег и избрали не самый прямой и короткий путь, а… пошли по другой, лесной дороге; это давало им возможность напасть на Гибралтар с возвышенности и с тыла… Испанцы предпочли добровольно покинуть эти места, чтобы не подставлять свои шеи под топор. На дороге, по которой испанцы отходили, они соорудили несколько засад, чтобы задержать пиратов, если те за ними погонятся. Крепостные орудия испанцы заклепали, а порох увезли…
… Совершив еще несколько набегов и проведя в Гибралтаре в обшей сложности пять недель, пираты решили покинуть город… Морган не был в Маракайбо уже довольно долю и совершенно не знал, как там обстоят дела… Через четыре дня[108] пираты прибыли в город Маракайбо… Но там их ждали совершенно неожиданные известия…
К Моргану привели одного бедняка, который лежал в лазарете в Маракайбо. Он сообщил, что в лагуну вошли три боевых испанских корабля и подстерегают пиратов, а в крепости испанцы снова установили пушки…
…Самый крупный корабль был вооружен сорока пушками, поменьше — тридцатью, а самый маленький — двадцатью четырьмя[109]. Пираты видели и гарнизон, стоявший в крепости. Силы испанцев намного превышали силы Моргана: ведь на самом тяжелом его корабле было всею четырнадцать пушек. Никто не знал, что предпринять, даже Морган; думали, какой выход из положения будет лучше — выбраться из жерла лагуны было нельзя, потому что там стояли испанские корабли; и никакого шанса не было пройти сушей.
Стремясь показать, что пираты совсем не пали духом, Морган потребовал от испанцев выкуп за Маракайбо, угрожая в случае отказа сжечь город. Через два дня он получил письмо от испанского генерала дона Алонсо дель Кампо-и-Эспиносы, стоявшею с кораблями у выхода из лагуны.
Дон Алонсо дель Кампо-и-Эспиноса — Г. Моргану
24 апреля 1669 г.
«Наши союзники и соседи уведомили меня, что вы осмелились… войти в озеро Маракайбо и предпринять там враждебные действия, среди коих числятся грабеж и взимание выкупа с его (короля Испании. —Д. К.) подданных. Узнав об этом, я счел своим долгом пресечь сии бесчинства. Поэтому я овладел фортецией при входе в озеро, которую вы захватили у горстки обабившихся трусов, установил на ней пушки и намерен с имеющимися у меня в наличии кораблями призвать вас к ответу и наказать за дерзость. Тем не менее, если вы смиренно вернете взятое, а именно золото, серебро, драгоценности, равно как и пленников, и рабов, и все товары, я пропущу вас, дабы вы смогли добраться до своих краев. Если же вы откажетесь от моего добросердечного предложения, я уничтожу всех вас на месте без пощады… Подумайте, как вам надлежит поступить, и не испытывайте более моего терпения и моей доброты. В ином случае я прикажу моим храбрецам отомстить вам за все жестокости и обиды, что вы несправедливо наносите каждодневно испанскому населению Америки…»
Он (Морган. — Д. К. ) еще раз обратился к испанцам со следующим предложением: пираты готовы уйти из Маракайбо, не спалив города и не причинив ему вреда, даже без выкупа они готовы отдать половину рабов и выпустить остальных пленников безвозмездно, а также отказаться от выкупа за Гибралтар и освободить заложников.
Испанский генерал ответил, что и слушать не желает о таких предложениях и дает пиратам еще два дня. Если они не выполнят за этот срок его требований, он уничтожит их огнем и мечом. Получив такой ответ от генерала, Морган решил пойти на все, лишь бы выйти из лагуны, не отдавая добычи…
… часть пиратов собрала в городе всю смолу, воск и серу и соорудила огромный зажигательный снаряд. Трюмы судна набили пальмовыми листьями, перемешав их с воском, смолой и серой; на эту смесь положили большие полотнища холста, которым накрывали пушки, под каждой чуркой поставили шесть горшков с порохом. .. На палубе поставили несколько деревянных чурок и надели на них шапки, чтобы издали они выглядели как люди…
Когда забрезжило утро — был отлив — пираты двинулись[110]. Испанцы решили, что пираты готовы на все, лишь бы выйти из пролива; и их корабли, подняв якоря, пошли навстречу пиратским. Корабль-брандер двинулся на самый большой испанский корабль и таранил его.
Когда испанский генерал сообразил, что это за судно, он отдал приказ своим людям перебраться на его палубу и срубить мачты, чтобы судно унесло течением. Но испанцы не успели ничего сделать: брандер внезапно взлетел на воздух, просмоленное полотно облепило такелаж «испанца», и, охваченный мощным пламенем, корабль генерала заволокло густым дымом. Когда со среднего корабля увидели, что флагман горит, капитан его тотчас же умчался под прикрытие форта и наскочил на мель; третье судно хотело повторить этот маневр, но пираты погнались по пятам и захватили его… [111]Все пираты были очень уверены в себе… Они сошли на берег, где из крепости их яростно стали обстреливать из тяжелых пушек… Весь остаток дня они (пираты. — Д. К. ) обстреливали крепость из ружей… Но когда пираты попытались влезть на крепостные валы, чтобы забросать испанцев ручными гранатами, их довольно скоро отбили… пираты вынуждены были отойти и насчитали тридцать человек убитыми и много раненых. К вечеру несолоно хлебавши они поднялись на борт своих кораблей».
Морган «послал к генералу человека и потребовал выкуп за Маракайбо, грозясь сжечь все дома… пираты согласились на двадцать тысяч реалов и пятьсот голов скота.
На следующий день испанцы привели весь скот… и внесли часть денег… Пираты перебили все стадо и засолили мясо. Вскоре испанцы принесли остальные деньги и потребовали освободить пленников. Однако Морган не хотел ничего знать и сказал, что передаст пленников тогда, когда отойдет на расстояние пушечного выстрела от крепости: таким путем он желал обеспечить себе свободный выход… Морган сообщил пленникам, что они должны выпросить у генерала для него свободный проход; если генерал не сделает этого, то он повесит всех пленников… Пленники послали к дону Алонсо человека просить его, чтобы он дал возможность пиратам выйти мирно, иначе это может стоить им жизни. Однако генерал не внял их мольбам и дал отрицательный ответ…
…Пираты решили пуститься на такую хитрость: днем[112], в канун ночи, которая намечена была для бегства, часть пиратов села в каноэ, якобы для того, чтобы высадиться на берег. Берег этот был в густых зарослях, и пираты незаметно вернулись назад, легли в каноэ и потихоньку снова подошли к своим кораблям. Такой маневр они проделали неоднократно, причем ложная эта высадка шла со всех кораблей. Испанцы твердо уверились, что пираты попытаются этой ночью броситься на штурм и захватить крепость; они стали готовить все необходимое для защиты с суши и повернули туда все пушки.
Настала ночь, и когда Морган убедился, что все пираты наготове, он приказал поднять якоря, поставить паруса. Корабли понеслись в струе течения, и их прибило почти к самой крепости. В этот момент пираты поставили свои паруса так, чтобы использовать ветер с суши, и пронеслись мимо крепости. Испанцы тотчас повернули часть пушек в сторону моря, однако пираты успели уже осуществить свой маневр, и их корабли почти не пострадали от крепостных орудий… На прощанье он выстрелил по форту из семи пушек, однако ответа не последовало».
Пиратский рейд в лагуну Маракайбо, описанный Эксквемелином, знаком всем, кто читал увлекательнейший роман Рафаэля Сабатини «Одиссея капитана Блада». Ничего удивительного в этом нет. «Энциклопедия» пиратской жизни Вест-Индии, написанная загадочным Эксквемелином, стала неиссякаемым источником фантазии для писателей, пишущих на пиратскую тему. Творчество Сабатини — один из характерных и удачных образцов. Искусно вплетая подлинный исторический факт в ткань авантюрной эпопеи капитана Блада, автор ловко перемешает акценты и даты и по-новому оживляет события.
Героико-романтический ореол выделяет благородного ирландского капитана Питера Блада из своры грубых, невежественных, залитых кровью бесчувственных подонков, ставших столь традиционными при описании пиратских главарей. Подлинная история, произошедшая в Маракайбо, дала автору прекрасную возможность обыграть характер своего героя, предоставив ему возможность сыграть ту роль, которую исполняли реальные действующие лица. Детали ограбления Морганом лагуны Маракайбо оказались перенесенными почти на тридцать лет, в 1687 год, и дополнились новыми свежими штрихами в соответствии с замыслом автора. Впрочем, расставляя необходимые для сюжета акценты, Сабатини сохранил преемственность. Любопытно, что даже в именах испанского вице-адмирала улавливается связь с реальным событием, и противник Моргана дон Алонсо дель Кампо-и-Эспи-носа превращается на страницах романа в упрямого и недалекого испанского командующего дона Мигеля де Эспиноса-и-Вальдеса.
Дюнкерк. 1691 г. — Жан Бар
Дюнкеркский корсар был привычен к грубому деревянному настилу корабельной палубы, постоянной качке и соленым брызгам, окатывающим его с ног до головы под грубый смех матросов. И, оказавшись в роскошных салонах королевского дворца в Версале, в его залах, кишащих блестящими разноцветными костюмами, мундирами и ливреями, он вглядывался в этих разодетых людей, рассматривал их локоны, банты, манжеты, кружевные воротники и терялся в обилии нежно-розовых, голубых, бледно-палевых и бордовых шелковых кафтанов. Пылающие люстры отражались в огромных зеркалах и блестящем паркете, и свет их со всех сторон обливал огромную фигуру корсара, не давая возможности укрыться в каком-нибудь укромном уголке. Мраморные амуры лукаво поглядывали на новичка, словно потешаясь над его громоздкостью и неуклюжестью. Дамы кидали взгляды в его сторону и о чем-то щебетали, а их шикарные платья составили такой красочный букет, что невозможно было отвести глаз. Но уж нет — к такой обстановке дюнкеркский герой не привык. Однако он вызывал любопытство этой публики, придворные нахлынули на него, густая толпа окружила бравого моряка, и посыпался нескончаемый поток вопросов. Наконец Бар не выдержал. «Ну как же вы выбрались из блокированного Дюнкерка?» — осаждали его. Гигант прорычал: «Да вот так» — и пошел прямо на толпу, расталкивая всех локтями, пинками и тумаками. Наглядный урок его тактики.
Когда англо-голландская эскадра контр-адмирала Джона Бенбоу в 1691 году блокировала Дюнкерк, ни один корабль не мог выскользнуть из гавани. Бар был дерзок, смел, но осторожен и ждал своего часа. Как-то раз тяжелый южный шторм разметал английские суда и расчистил лазейку в середине блокирующего отряда. Бар и де Форбен с несколькими судами, поставленными один за другим, устремились прямо в центр эскадры, в промежуток между неприятельскими кораблями, и, давая залпы с обоих бортов, как нож сквозь масло, прошли в открытое море. Противник не успел даже понять, что произошло, и погоня не имела успеха. А корсары отличились уже через неделю. Они захватили четыре английских корабля, идущих в Россию, затем разбили голландский сельдяной флот, разграбили английское побережье у Ньюкасла и вернулись в Дюнкерк, невзирая на блокаду, с призами в 1 млн 500 тыс. ливров.
ГЛАВА 7. ЛИКИ ПЕРЕМЕНЧИВОЙ ФОРТУНЫ
Морской разбой представлял собой универсальное явление, оставившее след во всех уголках земного шара. Какими бы путями разбойный мир ни вмешивался в жизнь общества, свое место в истории он завоевал. В орбиту его влияния попадали тысячи и тысячи людей. Они были разных национальностей, исповедовали различные религии, происходили из семей различного состояния и общественного положения и отнюдь не были равны по своим способностям.
В этой главе мы встретимся с людьми, жизненный путь которых изобиловал неожиданными поворотами. Судьба превращала страшных разбойников в государственных деятелей, великий адмирал мог стать организатором крупнейшего захвата торгового флота; ничем не примечательный буканьер — выдающимся географом и путешественником, а разбойник Карибского моря — королевским губернатором. Герои этой главы — французские аристократы граф де Турвиль и шевалье де Граммон, англичане сэр Генри Морган и Уильям Лампир.
Повороты судьбы
Жизнь вице-адмирала графа де Турвиля представляет собой одну из славных страниц военно-морской истории Франции, и не одно поколение французских моряков гордится ею. Шевалье де Граммон — второе действующее лицо нашего рассказа — был видным человеком на Тортуге, долгие годы он блистал на пиратском небосводе и восхищал флибустьерскую братию рискованными и отважными разбойничьими операциями невероятной дерзости.
Уместно ли ставить рядом этих людей? Де Турвиль — осторожный и мудрый флотоводец, любимец короля Людовика XIV, всю свою жизнь с честью прослуживший во славу своей страны и своего короля и умерший в почете и уважении… и авантюрист де Граммон.
Однако отметим: великий де Турвиль, прославившийся на заре своей карьеры подвигами, совершенными в борьбе против корсаров Магриба, закончил карьеру проведением крупнейшей военной операции по захвату богатейшего торгового флота, а де Граммон, начавший свой морской путь офицером королевского флота, прошел через корсарство и флибустьерство, чтобы занять официальный пост представителя французской администрации в Вест-Индских владениях.
Граф де Турвиль
Сохранилось несколько гравюр и портретов с изображением великого флотоводца. На нас смотрит сильный и красивый человек с тонкими чертами лица, величественной осанкой, благородными и изящными манерами. Искусный тактик морского боя, методичный и строгий организатор, дисциплинированный исполнительный подчиненный — таким остался в истории флота вице-адмирал Анн Илларион де Котантен, граф де Турвиль.
Господин де Турвиль родился в Париже в 1642 году и принадлежал к древнему аристократическому роду. Его служение военно-морскому делу было предрешено с раннего детства, когда пятилетнего мальчика приняли «несовершеннолетним рыцарем» в Мальтийский орден. Суровая школа воспитания христианских воинов-моряков превратила его в храброго, дисциплинированного и эрудированного офицера. Уже в начале своей карьеры де Турвиль совершил такие подвиги, что его имя обросло на Средиземноморье легендами.
В то время шла ожесточенная война против североафриканских корсаров. Они рыскали по всему морю и грабили встречающиеся суда, невзирая на их национальную принадлежность. В 1661 году три французских военных судна встретились в Греческом Архипелаге с тремя тунисскими корсарами. Разгорелся бой, в самом начале которого пушечное ядро сразило командира одного из французских судов. Его помощник — молодой кавалер де Турвиль — вступил на капитанское место. Женственно-красивая внешность, изящный облик молодого человека, бледность, маленькие руки и вьющиеся длинные волосы, казалось, место этого скромного юноши — в чертогах дамского будуара, а не здесь, в пылу сражения, где льется кровь, гремят выстрелы, звенят абордажные сабли и в воздух летят страшные проклятия. Но не тут-то было. Юноша, словно вобрав в себя всю мощь ожесточенной схватки, с удивительным напором повел своих людей в бой. Внезапно ему доложили, что судно получило пробоину, — нет никакой возможности справиться с течью, и через несколько минут корабль пойдет ко дну, а экипажу придется сдаваться мусульманам. И де Турвиль свершает невероятное: «…Не теряя ни минуты, забрасывает абордажные дреки, затем перебегает со своим экипажем на неприятельское судно, одновременно сто пятьдесят турок устремляются для грабежа на французское судно; последнее тотчас же идет ко дну и увлекает всех за собой». Но в распоряжении у Турвиля лишь восемьдесят человек, корсаров же много больше. На каждом клочке палубы закипела схватка, и постепенно победа начала переходить на сторону мусульман. В этой ситуации Турвиль вновь нашел неожиданный выход — он дал сигнал своим матросам освободить христиан-невольников, гребцов на галере. Около пятидесяти человек выбрались на палубу и внесли решающий перевес в схватку — через полчаса корсары сдались.
В следующем году кавалер прославился новыми подвигами. Так, встретив в бою алжирского корсара с экипажем, по численности превосходившим французский, молодой командир искусным маневром одержал верх. Разбойники, уверенные в победе, с безрассудством бросились на абордаж, но, подойдя вплотную к судну, попали под убийственный залп всех кормовых пушек. Несмотря на большие потери, около ста человек все же влезли на корабль. Тогда де Турвиль приказал обрубить концы дреков и с помощью опорных шестов быстро отвел свой корабль в сторону. Всех врагов, оказавшихся на судне, изрубили или бросили в трюм. Противник, однако, опять оказался рядом — и де Турвиль повторил маневр, не вызвав у алжирцев и тени подозрения в том, что им готовится ловушка. Вновь был достигнут полный успех, и теперь уже сами французы абордируют корсарское судно и захватывают его.
Через несколько дней после этого успеха корабль де Турвиля, в сопровождении двух судов, встретился с четырьмя противниками. Недолго думая, неустрашимый кавалер пошел в бой. Против него было два судна, на которые француз обрушил страшный залп крупной картечи. Одна из галер получила тяжелые повреждения и вышла из боя, чтобы справиться с пробоинами; экипаж второй претерпел столь серьезный численный урон и был так подавлен и ошеломлен дерзким натиском, что не мог оказать долгого сопротивления. Это судно было взято на абордаж, а затем де Турвиль бросился в погоню за поврежденной галерой. Она не смогла далеко уйти, была настигнута в считанное число минут, захвачена и потоплена. Расправившись со своими противниками, кавалер двинулся на помощь другим кораблям. Там дела у французов складывались плохо, и оба судна были на грани захвата, но появление фрегата де Турвиля заставило алжирцев бросить почти уже захваченные трофеи и поспешно убраться восвояси.
Это было только начало блистательной карьеры. Впереди де Турвиля ждала насыщенная событиями жизнь офицера военно-морского флота — экспедиция на Крит, сражения с голландскими флотами у берегов Сицилии и в Ла-Манше, бомбардировки разбойничьих гнезд, затаившихся в Алжире и Триполи, крейсерства в Средиземном, Эгейском, Адриатическом морях, плавания в Атлантике. Прославленный герой борьбы против морских разбойников Северной Африки, де Турвиль пользовался личным доверием короля и был назначен командовать флотом Франции в войне против Аугсбургской коалиции. Искусный мастер маневра, блестящий тактик, он в 1690 году разгромил соединенный англо-голландский флот у мыса Бичи-Хед. В следующем, 1691 году де Турвиль провел знаменитую «кампанию открытого моря»; уведя за своей эскадрой в Атлантический океан весь неприятельский флот, он затеял с ним самую настоящую игру в прятки и, постоянно выигрывая ветер у противника, протаскал его за собой почти два месяца. Этим он отвлек англо-голландский флот от защиты транспортных коммуникаций, лихо разграбленных французскими корсарами. Но в 1692 году произошел убийственный разгром французского флота у Шербура и Ла Уга, которому предшествовала отчаянная атака де Турвилем вдвое превосходивших его сил противника, героический бой в течение суток и драматичное отступление французов, закончившееся полной катастрофой. Но авторитет и слава де Турвиля были столь велики, что и речи не шло о его отставке. Напротив, Людовик XIV, произнеся по поводу трагедии у Ла Уга: «Счастье, что де Турвиль спасся; корабли можно выстроить снова», — произвел де Турвиля в маршалы.
В 1693 году король поручил флотоводцу исполнение своего нового замысла — охоту за огромным торговым флотом неприятеля, известным как Смирнский караван. Прибытия составляющих его ста двадцати торговых судов, нагруженных пряностями, тканями и прочими восточными товарами, с нетерпением ожидали в портах Англии, Голландии и Балтийских. Были приняты меры для обеспечения его безопасного прохода — английская эскадра вице-адмирала сэра Джона Рука, одного из главных участников погрома в Ла Уге, и голландская, под командованием Ван дер Геза, были направлены сопровождать караван, а основные силы флота получили приказ запереть корабли де Турвиля в Бресте. Однако, когда английский флот пришел к Бресту, де Турвиля там уже не было. 27 июня английские командующие, обманутые в своих ожиданиях, повернули обратно, спешным порядком отправив быстрые фрегаты, чтобы предупредить Рука о том, что французский флот ушел из Бреста. Но было уже поздно — в тот же день, сотнями миль южнее, у оконечности мыса Сан-Висенти Смирнский караван уже попал под жернова французского флота.
Де Турвиль покинул Брест за неделю до прихода противника — шпионы Людовика XIV вовремя дали знать о готовящейся блокаде порта, и король приказал де Турвилю идти на соединение с эскадрой Средиземного моря. Скрытно пройдя вдоль португальского побережья, маршал встал на якорь в небольшой бухте Лагуш, выслал дозорные фрегаты и стал поджидать подхода Смирнского каравана. Вечером 26 июня дозорные известили его о появлении в районе мыса Сан-Висенти большого флота. Ночью де Турвиль вышел из гавани и с максимальными предосторожностями двинулся вперед. Он опасался, что навстречу идет основной флот союзников и благоприятствующий последнему юго-западный ветер сделает положение французов безнадежным. Поэтому маршал решил держаться на расстоянии, чтобы уйти в открытое море в случае необходимости. Утром 27 июня стало ясно, что перед ним Смирнский караван, и де Турвиль пошел в атаку, направив вспомогательную эскадру в обход противника.
Когда Рук обнаружил неприятеля, он посчитал, что перед ним эскадра Средиземного моря, и, прикрывая караван, двинулся в атаку. Подойдя ближе, он, к своему ужасу, обнаружил, что имеет дело с флотом де Турвиля. Отступать было уже невозможно. Весь день английские и голландские корабли стойко защищали караван, сражаясь с превосходящими их силами французов. Когда стало ясно, что спасти торговый флот не удастся, военные корабли вышли из боя и оторвались от преследования. Вслед за ними сумело ускользнуть около одной трети торговых судов. Часть кораблей рассыпалась по океану, бросившись в поисках спасения к Кадису, Гибралтару, Малаге и Мадере. Спастись удалось немногим, и в течение последующих дней французские корабли отлавливали в океане и в близлежащих портовых гаванях сбежавших торговцев. Так, Жан Бар, обнаружив в порту Фару шесть вырвавшихся судов, груженных шелком, ворвался на рейд и сжег их; кавалер де Коннэтлоген нашел спрятавшиеся суда в Гибралтаре, потопил и сжег пять английских судов, две барки и захватил девять кораблей. Основная же часть торгового флота была прижата кораблями Турвиля к берегу. Весь день и вся ночь прошли под грохот взрываемых судов и крики, взывающие о помощи. В багровом зареве пожара, охватившего караван, шли на дно богато нагруженные корабли, и в глубины залива погружались несметные сокровища. Итоги Лагушского захвата выглядят впечатляюще — половина судов была потеряна для их хозяев, французы захватили два линейных корабля, двадцать семь грузовых, тридцать два судна было потоплено или сожжено. Обшая стоимость потерянного была равна почти 25 млн франков. Возможно, ни одному самому удачливому морскому разбойнику XVI — XVII вв. не удалось и приблизиться к цифрам такого порядка. Однако, по странному стечению обстоятельств, эту убийственную для торговли операцию провел один из величайших деятелей военно-морской истории, маршал и вице-адмирал де Турвиль. Но, может быть, подобные лавры не слишком украсили героя Бич-Хида. Так или иначе, но, начав свою карьеру как защитник торговли и гроза алжирских корсаров, де Турвиль закончил ее Лагушским захватом, действуя как верный исполнитель замыслов своего короля, объявившего войну морской торговле. Еще несколько лет де Турвиль продолжал служить своей стране, но в крупных военных операциях участия уже не принимал. Он умер через несколько лет, в 1701 году, в Париже.
Шевалье де Граммон
История не донесла до нас ни полного имени, ни подробного описания внешности, ни портрета этого незаурядного человека. Загорелый, хорошо сложенный брюнет с живыми глазами, любезный, предупредительный, черты лица — вульгарно-простоваты, неряшлив в одежде, безбожник, любитель вина и женщин, в общем — самый земной человек. Его жизнь отмечена печатью какой-то роковой обреченности и окутана завесой необъяснимой тайны.
Согласно легенде де Граммон родился в Париже, в семье офицера королевской гвардии, в последние годы царствования короля Людовика ХIII. Его отец рано умер, а мать вышла замуж во второй раз. Неизвестно, как бы сложилась судьба молодого человека, не ухаживай за его хорошенькой сестрой некий гвардейский офицер, часто появлявшийся в доме де Граммонов. Юный гасконец де Граммон с ревнивостью подростка наблюдал за романом сестры, и в один прекрасный день попытался выставить влюбленного. В этот день никого не было дома, и когда поклонник явился, подросток отказался впустить его и посоветовал приходить пореже. В этот момент вошли мать с сестрой и, назвав де Граммона ребенком, хотели отослать его и предложить офицеру войти. Разразился скандал, юноша был в совершенной ярости, офицер неистовствовал от возмущения. На следующий день он встретил де Граммона; слово за слово, и офицер назвал его «сосунком». «Будь я постарше, то моя шпага показала бы, кто есть кто», — ответствовал подросток, и дело закончилось дуэлью, на которой «мальчишка де Граммон» нанес смертельную рану своему противнику. Далее последовало совершенно необъяснимое продолжение — умирающий успел оставить завещание, в соответствии с которым оставлял часть своего состояния де Граммону.
Дело о дуэли удалось замять, но молодого бретера отправили в школу юнг. Вскоре он стал кадетом Королевского морского училища. Что происходило с шевалье в последующие несколько лет, неизвестно. Его имя всплывает на страницах истории в период франко-испано-голландской войны (1674 — 1678) в связи с французской кампанией на Антильских островах. В качестве корсара он снарядил небольшое судно и захватил у острова Мартиника голландскую торговую флотилию. Доля счастливчика составила 1/5 захваченного — 78 тыс. ливров. Дальнейшее выглядит как роман — отделить правду от вымысла невозможно. Шевалье пришел на Сан-Доминго, прокутил все деньги за несколько дней, совершенно не заботясь о том, что на его долю приходится лишь 1/5 захваченного, бросил последнюю пригоршню золота на кон в кости и… выиграл такие деньги, что смог купить 52-пушечное судно. Тут-то началась одиссея де Граммона, от которой содрогнулись испанские города.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31
|
|