- Вас к телефону.
      Я подумал, что звонит Архангельский - только он знал, где я обедаю. Я встал.
      - Где у вас телефон?
      - Это надо выйти из зала и пройти до конца коридора. Дверь направо.
      - Спасибо.
      На двери значилось: "Администратор". Ничего не подозревая, я толкнул дверь и шагнул вглубь комнаты. В тот же миг мне на голову обрушился огромной силы удар.
      "Ни все коту масленица", - это последнее, о чем я успел подумать.
      Глава девятая: Козицина. Новое задание.
      Вчера с Сережей подали заявление в ЗАГС. Дело конечно не в ЗАГСе, но все равно приятно. Главное - он меня любит. Неужели же случилось то, о чем я так долго мечтала?! Все ещё не верится. Правда. Еще каких-то два дня я об этом и думать не смела. А сегодня хожу как чумная от свалившегося счастья. Даже неловко перед другими. Ощущение этой неловкости усилилось, когда увидела своего бывшего мужа Вадима Сидельникова. Кстати, он первым поздравил меня с помолвкой.
      - Извини! - сказала я, пряча глаза.
      Он удивился, сказал:
      - Тебе не в чем извиняться. Ты ведь всегда его любила. Даже тогда, когда выходила за меня замуж. Ведь так?
      - Да, - кивнула я.
      - Я это знал уже тогда, но самонадеянно думал, что могу изменить положение вещей... А теперь я искренно за тебя рад. Честное слово! Ты для меня по-прежнему - самая замечательная женщина в мире. Еще раз поздравляю! - Он обнял меня и расцеловал в щеки.
      Какой он все же замечательный человек! И вообще, мне очень везет на хороших людей.
      Сережа не упустил случая, чтобы не пошутить. "Строго" спросил женщину, принимавшую у нас заявление:
      - А вы до какого возраста принимаете заявление?
      - Как это? - растерялась та.
      - Говорят, что вышел Закон принимать заявления только до сорока лет. Это так?
      Женжина недоверчиво посмотрела на него, стараясь понять - шутит он или нет. Но его лицо было бесстрастным и невозмутимым.
      - Нет такого закона, - ответила она. - Уверяю вас.
      - Вы это точно знаете?
      - Абсолютно.
      - Тогда объясните вот этой гражданке. Она только-что уверяла, что вы у меня не примите заявление.
      Она отчего-то осуждающе посмотрела на меня и принялась объяснять насколько я заблждаюсь. А я едва сквозь землю не провалилась со стыда. Из всего этого поняла лишь одно - у меня впереди подобных сцен ещё много будет и мне надо как-то адаптироваться.
      И все же у меня было такое ощущение, будто что-то потеряла, будто ушло из души что-то важное и нужное для меня. Может быть потому и мечты мои стали более приземленные, более практичны. Если раньше я была Марианной, виконтессой Дальской, живущей в таинственной и прекрасной Вергилии, безумно, но безответно влюбленной в мужественного рыцаря Ланцелота, то теперь я была майором милиции Светланой Козициной и мечтала съездить со своим возлюбленным в очередной отпуск на юг или ещё лучше - на Байкал. Только вряд ли это скоро случится - он слишко глубоко и слишком надолго завяз в этом уголовном деле.
      При воспоминании о деле, сердце сжалось тревогой за него. Сейчас ему противостоят куда более серьезные противники, чем прежде. Но и тогда он не уберегся от двух снайперских пуль в спину. Нет, я обязательно должна быть рядом с ним. Обязательно!
      Утром, когда мы пили кофе, я спросила:
      - Сережа, а почему ты против моего включения в группу?
      - Не говори глупостей, - пробормотал он, отводя взгляд. - Кто тебе сказал, что я - против?
      Есть люди, которые совершенно не умеют лгать. Сережа - из таких. Сейчас у него было до того растерянное и глупое лицо, что я невольно рассмеялась.
      - Рокотов сказал.
      - Дурак он - ваш Рокотов и не лечится. Язык, как помело. А что это ты, интересно, смеешься?
      - У тебя такой смешной вид.
      - Вот когда истина открылась в своей ужасной наготе! Я давно подозревал, что ты согласилась выйти за меня замуж не просто так, а с вполне определенной целью. Теперь у меня появились доказательства. Тебе понадобился личный шут, который бы тебя развлекал.
      Все его попытки уйти от прямого ответа были наивны и я решила в корне их пресечь.
      - Так ты, значит, - не против?
      - Чего - не против?
      - Не против включения меня в свою группу?
      - А я разве это говорил? Странно. У тебя не иначе - звуковые галюцинации. Похоже, что всему вашему управлению надо обратиться к врачу.
      Его способность уходить от прямого ответа начинала меня забавлять. Интересно, я что он скажент на это:
      - Так ты, что - против?
      - Против чего?
      - Послушай, Сережа, перестань ваньку валять! - начала я заводиться. Я хочу работать в твоей группе. И я буду в ней работать. Понял?
      Лицо его стало серьезным, даже злым.
      - Понял. Только не понял - почему? Хочешь укоротить мой срок пребывания на этой славной планете?
      - Ну знаешь! - задохнулась я возмущением. - Сказать такое!
      - Я-то знаю. Знаю скольких лет мне стоило твое прошлое пленение этим сукиным сыном. А вот ты этого, похоже, не зна
      ешь. Тебе мало, видите ли, рядовых будней, подавай именно героические.
      - В каждой работе есть свои недостатки.
      - Ничего себе - недостатки, да?! И вообще, зачем тебе все это нужно? Володя говорит, что в управлении по делам несовершеннолетних появилась хорошая вакансия. Мне кажется это бы тебе очень подошло. Ты любишь возиться с подростками.
      - А почему ты сам не идешь на прокурорскую должность?
      - Я? Я - это другое дело.
      - Трепачи вы мужики! Только болтать любите о равноправии, а как до дела, так - "Что положено Юпитеру, не положено - быку".
      Сережа решил весь наш разговор свести к шутке. Встал, обнял меня за плечи.
      - Так ты равноправия захотела?! Я тебе сейчас покажу - равноправие!
      Но я здорово обиделась. Чувствовала - ещё чуть-чуть и разревусь, как последняя дура. Сказала упрямо.
      - Ты должен взять меня в свою группу.
      Кажется, он понял мое состояние, чем это ему грозит. Он терпеть не мог женских слез и терялся, как школьник.
      - Но почему ты хочешь именно в мою группу?
      - Потому.
      Он рассмеялся,
      - Довод железный, нечего сказать. - Глубоко вздохнул, сказал покаяно: - Хорошо. Только давай договоримся - никакой самостоятельности и инициативы, беспрекословно выполнять все указания руководителя, то бишь, мои.
      - Слушаюсь и повинуюсь! - прокричала я дурашливо и... разревелась.
      - Вот те раз! - растерялся Сережа. - А что же тогда плачешь?!
      - Это просто так, не обращай внимания... Как ты не можешь понять, что я хочу быть всегда там, где ты. Ведь ты мне не безразличен.
      - Рад это слышать, - сказал он, обнимая меня. - И как же я тебе не безразличен?
      - Я тебя, Сережа, так люблю, как... Словом, очень сильно я тебя люблю.
      - И я тебя - очень. - Он меня поцеловал. А потом мы ещё долго целовались, позабыв все на свете. До того долго, что кофе наш окончательно простыл.
      - Сегодня в десять у меня совещание по делу. Приходи.
      - Обязательно! - ответила я с оодушевлением.
      Когда я пришла, то в кабинете у Сережи уже находились: мой шеф полковник Рокотов, следователи прокуратуры: Михаил Дмитриевич Краснов и Валерий Истомин, ребята из нашего управления: Колесов, Хлебнмиков, Роман Шилов, подполковник ФСБ Юрий Дронов. Я поздоровалась. Мне недружно ответили. Прошла и села на свободный стул.
      - А это новый член нашей группы Светлана Козицина, - сказал Сережа, улыбаясь, - Я пологаю, что вы с ней уже знакомы? Рвется в бой. Я пытался было остановить. Но кого там. Ибо нет на земле мужчины, кто бы мог остановить на скаку женщину.
      Все смущенно заулыбались, отворачиваясь от меня, так как не знали, как я смогу среагировать на очередную выходку моего возлюбленного. А Сергей Колесов вскочил и торжественно и несколько смущенно проговорил:
      - Сергей Иванович и Светлана Анатольевна, разрешите от имени присутствующих поздравить вас с помолвкой!
      - А от себя? - "строго" спросил его Сережа.
      - Что - от себя? - не понял тот.
      - Лично от себя ты поздравляешь?
      - Конечно!
      - Тогда спасибо! Я, Сережа, знал, что ты настоящий друг. Дай я тебя обниму. - Он вышел из-за стола, обнял Колесова и троекратно расцеловал.
      И я окончательно поняла, что в семейной жизни мне скучать не придется. Точно.
      - Сережа, кончай ты это... представление, понимаешь! - недовольно проговорил Краснов.
      - Мрачный ты человек, Михаил Дмитриевич, - вздохнул Сережа, "с сожалением" глядя на своего друга. - К тому же зануда, каких свет не видывал. Любое естественное проявление человеческих чувств ты готов тут же опошлить и заклеймить. И что самое прискорбное - считаешь себя всегда и во всем правым...
      - Ну, замолол, - добродушно усмехнулся Михаил Дмитриевич, перебивая Сережу.
      - Миша, ты не прав. Еще немецкий писатель-сатирик Георг Лихтенберг говорил: "Приучи свой разум к сомнению, а сердце к терпимости". Если ты, Миша, этого не поймешь и не пересмотришь свои взгляды на действительность и окружающих тебя людей, то плохо кончишь.
      - Мы зачем сюда пришли - заниматься делом, или выслушивать твои глупости? - спросил Краснов.
      - Нет, это уже патология, - развел руками Сережа, обведя присутствующих насмешливым взглядом. - Мои благородные порывы спасти этого человека натыкаются на глухую стену непонимания, даже озлобленности. Правы были древние инки, когда говорили, что горбатого - могила исправит. А потому, оставим тщетные попытки и перейдем к делу. - Он вернулся на место. - Прежде всего разрешите передать всем привет от вашего общего знакомого Андрея Говорова, с которым я имел удовольствие ни далее, как вчера разговаривать по телефону.
      - Как он там?! - заинтересованно спросил Михаил Дмитриевич, улыбаясь.
      - Этот крутой парнишка на новом поприще делает поразительные успехи и уже успел получить благодарность от нового руководства.
      - Здорово! - не выдержав, воскликнул Роман Шилов, светясь гордостью за своего друга.
      - Да, - согласился с ним Сережа. - Недавние газетные публикации о сделке его патрона Танина с американской компанией "Боинг" - его рук дело. Он также сообщает, что за организацией Высшего экономического совета, который имел честь представлять на сибирской земле небезызвестный вам Кудрявцев, стоит известный олигарх Виктор Сосновский. Кстати, фиома Танина входит в финансовую империю Сосновского. Следовательно, за всем, что происходит сейчас в нашем городе, стоит также он. Этот серый "кардинал" обладает исключительным влиянием на президента и его администрацию. Это, естественно, не может нравиться остальным финансовым воротилам, а потому в их лагере произошел раскол. Результаты этого должны скоро сказаться. Наша задача - использовать это противостояние, чтобы сыграть свою партию.
      - Круто, - сказал Рокотов.
      - А иначе нельзя, господин подполковник. С крутыми и бороться надо по крутому. В открытом противостоянии мы заранее обречены на неудачу, что, кстати, мы уже проходили. А теперь я хотел бы послушать Сергея Петровича о том, что сделано по информации нашего нового агента Афанасия Ступы. Мы вас слушаем, господин подполковник.
      Колесов встал, одернул китель, откашлялся.
      - Значит так. Нами установлены те, с кем Ступа поддерживал постоянную связь. Это заместитель директора охранной фирмы "Законность" Владимир Степанович Обушков и начальник претензионного отдела этой фирмы Юрий Сергеевич Мотыль. Есть основания полагать, что именно эти двое организовали убийства капитана ФСБ Полунина, воровского авторитета Безбородова и покушение на Бесбородова. В настоящее время их разработка продолжается. Телефон сотовой связи, по которому Ступа связывался с боссом, зарегестрирован на имя Людмилы Яковлевны Верхорученко.
      - Каким же образом её телофон попал этому боссу? - спросил Рокотов.
      - Этого мы пока не знаем. Об этом могли бы сказать Обушков, Мотыль или сама Верхорученко. Но вы, Владимир Дмитриевич, сами запретили кого-либо задерживать или допрошивать. А без этого трудно выйти на босса.
      - А кто такая Верхорученко? - спросила я.
      Колесов ответил:
      - Тридцать два года. Вдова. Очень красивая. Была замужем за бывшим директором фирмы "Законность" Верхорученко Павлом Андреевич, который год назад умер от инфаркта. Сама же Людмила Яковлевна владеет салоном красоты "Зимняя вишня" на Богдана Хмельницкого.
      - А что это за салон? - заинтересовалась я. Это не прошло незамеченным Сережей. Он делано строго сказал:
      - Светлана Анатольевна, вы мне клятвенно обещали не проявлять инициативы.
      - А я и не проявляю. Но, как член группы, я вправе кое-что для себя уточнить.
      - Если именно так обстоит дело, то я не против - уточняйте, согласился Сергей. Повернулся к Колесову. - Господин подполковник, удовлетворите любопытство дамы.
      - Это даже не салон, а целый комбинат красоты, - ответил тот. - Кроме парикмахерской, косметического кабинета, там есть спортивный зал с различными тренажерами, стоматологический и даже хирургический кабинет, где делают пластические операции. Словом, там из любой дурнушки могут сделать красавицу.
      - И туда могут записаться все желающие? - спросила я.
      - Да, - кивнул Колесов. - Но там такие цены, что не все это могут себе позволить.
      Мною уже полностью завладела идея непременно посетить этот салон.
      - А сама Верхорученко, кроме заведования, ещё чем-то занимается?
      - Да. Она ведет две группы. С одной занимается спортивной аэробикой. с другой - аутотренингом.
      - А что это такое? - спросил Краснов.
      - Понятия не имею, - пожал плечами Колесов.
      - Это - сеансы психотерапии, Миша, - ответил Сережа. - Они проводятся для того, чтобы избавить человека от комплексов. Очень советую тебе их посетить.
      - Только после тебя, Сережа, - ответил Михаил Дмитриевич.
      - После меня тебя не примут.
      - Это ещё почему?
      - По кочану. Какой же дурак после меня рискнет ещё иметь дело с работниками прокуратуры.
      - Подождите, - остановил пикировку друзей Рокотов. _ Мне кажется, что у Светланы Анатольевны есть какое-то предложение. Я прав, Светлана Анатольена?
      - Да. Я хотела бы посетить этот салон, а заодно - познакомиться с его владелицей.
      - И поставить под угрозу всю операцию, - тут среагировал Сережа. Уверен, что они тебя очень быстро вычислят.
      - А я и не собираюсь скрываться.
      - Не понял? В твоем репертуаре это что-то новенькое. Обычно ты представляла весьма одаренных молодых актрис. Ты что же, хочешь туда заявиться в форме майора милиции?
      - Ну зачем обязательно в форме. Просто, не собираюсь скрывать место работы. Работник милиции тоже может быть женщиной и, как всякая женщина, хочет быть красивой. Верно?
      - Одного желания здесь недостаточно, - двусмысленно проговорил Сережа.
      Но я решила не обращать на него внимания. Продолжала:
      - Это, наоборот, должно убедить Верхорученко, что она вне подозрений. Наоборот, если она связана с мафией, узнав кто я, она сама захочет со мной поближе познакомиться. Таким образом я надеюсь войти в круг её близких друзей.
      - Не знаю, как кому, а мне, лично, план Светланы Анатольевны нравится, - сказал Рокотов.
      - Это больше похоже не на план, а на очередную авантюрю, - проворчал Сережа. - Я чувствовал, что этим все кончится. - Он обвел взглядом присутствующих: - Кто ещё согласен с Козициной и с, примкнувшем к ней, Рокотовым?
      Мой план одобрили все, даже осторожный Михаил Дмитриевич.
      - Та-ак! - глубокомысленно проговорил Иванов. - Похоже, что я остался один и вынужден подчиниться. Только не обольщайтесь, господа, относительно своей победы. История как раз свидетельствет об обратном - в большинстве случаем правым оказывалось как раз меньшинство.
      Глава десятая. Беркутов. Освобождение.
      Итак, я сидел в тесной и затхлой кладовке и думал невеселые думы. На этот раз не было света, а потому тараканы чувствовали себя в безопасности и постепенно все более наглели. Я даже слышал, как они шуршат лапками у самого моего уха, а наиболее смелые и, вероятно, самые голодные стали пощипывать мои руки, проверяя, - съедобен ли я. Бр-р. Терпеть не могу тараканов. Не сказал бы, что боюсь. Но один вид этих рыжих тварей вызывает у меня омерзение и тошноту. Нет, я определенно придурок, каких свет не видывал. Нашел о чем думать - о тараканах? Кретин!
      "Так-так-так-так!" Что это? Это сердце мое пытается достучаться до разума, призвать его к действию. Думай, думай, кусок дерьма! Безвыходных ситуацией не бывает. Есть лишь беспросветные тупицы. Бесполезно! Мозг даже не не возбудился. И мне стало до глубины души обидно за себя. Так бездарно слить жизнь, закончить её в этом вонючем тараканьем питомнике? Такой участи даже злейшему врагу не пожелаешь. Определенно. Не везет, елки! Козел отпущения - и этим все сказано. И я принялся себя жалеть.
      "За что же Ванечку Морозова..." Ведь в принципе, если разобраться, я очень даже неплохой мужик. Веселый, компанейский. Малость с закидонами? Ни без этого. А скажите - у кого их нет. "Не люблю, когда мне лезут в душу, тем более - когда в неё плюют"? Не люблю. Терпеть не могу этих новых крутых за их наглость и беспардонность? Готов каждому из них, или хотя бы через одного, набить морду? Не скрою - есть такое желание. Но здесь я не оригинален. Каждый нормальный мужик лелеет такую мечту. А во всем остальном я почти безобиден. За что же меня Боженька хочет лишить жизни? Ведь в общем и целом я жил по его заповедям. А если и грешил, то так - по мелочи. За что же меня?
      А потом из кромешного мрака выплыл светлый лик моей любимой, из-за которой я и терплю муки адовы. Боже! Как же она прекрасна! Все эти "мис" и "мисис" ей в подметки не годятся. На этом огромном, густонаселенном шарике она одна такая. И угораздило меня влюбиться в такую красавицу. И угораздило её влюбиться в такого неудачника. Тогда отчего я сетую на судьбу и жалуюсь на жалкий жребий?! Придурок! Он удостоен любви такой женщины - и ещё на что-то жалуется! Нет, меня в младенчестве определенно роняли со стола на пол, и ни один раз. Иначе мне трудно объяснить свое поведение. Светочка! Любовь моя! Прости мя грешного! Ибо по скудности ума своего сам не ведаю, что творю.
      Ее лицо было бледным и трогательно-печальным. А глаза... Глаза... Словно сама мировая скорбь долго скиталась по свету, пока не обрела покой в этих чудных зеленоватых глазах.
      "Как ты, любимый?! - спросила Света. - Трудно тебе?"
      "Терпимо, моя хорошая! Все нормально. Прости, любимая, что не смог освободить от этого сатрапа".
      "Это ни к спеху. Еще успеется. Все будет хорошо, Дима. Тебя сохранит любовь моя. Веришь?"
      "Верю!"
      "Ты и сейчас свободен, любимый мой. Ибо невозможно запереть нашу любовь, держать её в клетке".
      И вдруг раздвинулись стены тесной кладовки. Раздвинулись до бесконечности. Взору открылись: и огромный ромашковый луг с играющими на нем счастливыми детьми, и величественные горы с цветущими на их склонах эдельвейсами, и бескрайнее пенное море. Свобода! И задохнулось сердце радостью. Как замечательно! И понял я, наконец, простую сермяжную истину Земля - лишь временное наше пристанище, с гибелью нашей бренной оболочки, жизнь не кончается. Нет. Она только-только начинается. А над головой я увидел мириады огромных ослепительных звезд. Где-то там, на одной из них, мы будем со Светой жить дальше. Определенно.
      Проснулся я от нехватки воздуха и ощутил себя лежащим на полу все в той же кладовке. Да, как не прекрасны бывают, порой, наши сны, но и они, к великому сожалению, заканчиваются. Реальность была отвратительной. Другого слова трудно подобрать к той ситуации, в которой я очутился. По моим скромным подсчетам - воздуха мне оставалось ровно на час, максимум - на два. Я слишком расточительствовал во сне. Пора уже готовиться к отбытию в мир иной. Возможно, что там действительно что-то такое есть. Должно быть. Иначе все теряет всякий смысл. Но, что это? Вроде какие-то звуки? Нет, послышались. Это от нехватки воздуха начинает звенеть в ушах. Так о чем я? Ах, да... Не знаю, как там, а здесь мне положительно повезло - я любил такую замечательную женщину, как Светлана, и был ею любим. Даже ради краткого мига этой любви стоило коптить белый свет. Определенно. Но что это? Кажется, кто-то идет? Или это опять глюки? Нет, шаги. Точно. Ближе, ближе. В кладовке зажегся свет. Он показался мне таким ярким, так резанул по глазам, что я невольно зажмурился. А когда их открыл, то увидел склоненное надо мной симпатичное, радостно улыбающееся лицо Игоря Рощина. И я понял, что это Свобода! И не во сне, а наяву. Только у неё может быть такое симпатичное лицо и такая детская улыбка.
      - Привет, Игорь! - сказал я, с трудом поднимаясь. - А отчего ты не говоришь: "Я пришел дать вам волю!"?
      Рощин заливисто рассмеялся, сграбастал меня в объятия и принялся трясти, словно грушу.
      - Здравствуйте, Павел Иванович! Я так рад видеть вас живым-здоровым. Так рад!
      А за спиной Рощина стоял великан Максим и тоже радостно улыбался. Какие замечательные мужики! Да с такими ребятами сам черт не страшен. Определенно. Туго придется мафии если такие вот мужики по настоящему возмутся за дело. Мафиози, как те тараканы - вольготно себя чувствуют и размножаются лишь в темноте. Потому и окутали мою Родину мраком - это среда их обитания, так им легче проворачивать свои темные делишки. Но ничего, господа ханурики, еще, как говорится, не вечер, вытяним мы вас на свет божий и дихлофосом, и дихлофосом. Не надейтесь, что сможете убежать за границу. У них подобного дерьма у самих навалом.
      - Пойдемте, Павел Иванович, - сказал Рощин. - Там Татиев ждет.
      - Так это он?! - удивился я.
      - А то кто же.
      - Я думал, что ты здесь совершил "государственный" переворот.
      - Кого там! - махнул Игорь рукой и кратко поведал о их героической эпопеи, предшествовавшей походу к Татиеву.
      - Молодцы! И он вам поверил?
      - Поверил. Мы дали ему прослушать запись. И он поверил. Пойдемте.
      Мы поднялись на первый этаж. В дальнем углу фойе лежали два трупа боевиков из личной охраны Бахметова. Еще пятеро с хмурыми лицами толпились у стены под охраной телохранителей Татиева, взирая на мир тупо и обреченно.
      - А где сам Бахметов? - спросил я у Рощина.
      - Застрелился.
      - Правда что ли?! - удивился я.
      - Да, - кивнул Игорь. - Когда понял, что проиграл, то... Мы не успели помешать.
      - Жаль! Он мог быть нам очень полезен.
      Руслан Татиев ждал нас в кабинете Бахметова - своего у него здесь не было. Его телохранители уже успели убрать труп Хозяина и сделать уборку. Увидев меня, Татиев встал из-за стола и, широко улыбаясь, с раскрытыми объятиями пошел навстречу. Обнял. Радушно проговорил:
      - Рад видеть вас, Павел Иванович, в добром здравии! Выходит, что вы вторично спасли мне жизнь. Руслан Татиев этого не забудет. Нет.
      - Здравствуйте, Руслан Мансурович! Я здесь не при чем. Это все они, я кивнул на стоящего сзади Рощина.
      - Э-э, не скажите! Если бы вы все не организовали, то... Только отчего же сразу ко мне не пришли? Зачем так рисковали?
      - Хотел добыть более веские доказательства. Расчитывал, что Бахметов, как весьма разумный человек, сам должен прийти к вам с повинной.
      - Какой мерзавец! Никак не ожидал от него подобного... Павел Иванович, коньячка не желаете в честь вашего освобождения?
      - Не откажусь.
      - Игорь Сергеевич, - обратился Татиев к Рощину, - скажите моим парням, чтобы все организовали в кафе в лучшем виде. Через пятнадцать минут мы с Павлом Ивановичем будем.
      - Хорошо, Руслан Мансурович, - ответил Рощин и вышел.
      - А вы считаете, что Бахметов сам на такое решился? - спросил я, возращаясь к прерванному разговору.
      - Нет, я так не думаю. Сам бы он на такое никогда не решился.
      - И вы догадываетесь, - кто эти люди?
      - Более того, Павел Иванович, - я в этом уверен. Ожидая вас, я пробросил звонок во Владикавказ своим людям. Они мне сообщили, что на днях туда приезжал Сосновский и встречался с Бахметовым.
      - Почему же они сразу не сообщили вам об этом?
      - Они полагали, что встреча эта проходила с моего ведома.
      - Теперь ясно. Но отчего вы перестали устраивать Сосновского?
      - Есть один момент, - усмехнулся Татиев.
      - Это секрет?
      - Да нет, никакого секрета здесь нет. Недавно я встречался в Москве с Сосновским. В разговоре я сказал, что много оружия раздаю своим соплеменникам бесплатно. На это он мне ответил: "Что за оружие, если оно не стреляет". Я понял, что он имеет в виду, не сдержался, схватил его за грудки и чуть было душу не вытряс. Хорошо, что рядом не было его телохранителей. А то бы тут же меня кончили.
      - И что же он хотел сказать этой фразой?
      - А вы не догадываетесь?
      - Может быть и догадываюсь, но хотел бы услышать от вас.
      - Этот интриган хочет, чтобы весь Кавказ полыхнул так же, как Чечня. Вот чего он хочет. Хочет погреть свои грязные загребущие руки у большого костра.
      - А вы, значит, против?
      - Я не только - против, но и сделаю все возможное, чтобы этого не случилось.
      - Даже так?! - проговорил я насмешливо. Не верил я всей этой патетике. Нет, не верил. Это горный козел не далеко ускакал от козла московского. Если они даже пасутся в разных стадах, то сущность-то у них все равно одна - козлинная. Определенно.
      - Вы что же - мне не верите? - спросил Татиев, насупившись, как мышь на крупу.
      Обиделся. А мне плевать! Все равно ты, сученок, никуда не денешься и отработаешь мне по полной программе за все мои здесь унижения и мордобой. Иного выхода у тебя просто нет. Обижайся на здоровье! Впрочем, нет, ссориться с тобой - в мои планы не входит. А потому ответил:
      - Верю. Сейчас верю. Но ведь до недавнего времени Сосновский и Бахметов были вашими друзьями.
      - Друзьями они мне никогда не были. - Он усмехнулся. - Скорее, как принято у вас говорить, - подельниками.
      Вот это он верно. С этим трудно не согласиться. Все они - подельники, одной веревкой связаны. Всех бы разом и подвесить на этой веревке. Ничего, скоро уж.
      - Пойдемте, Павел Иванович, к столу, - сказал Татиев, вставая. - А то там обед простынет.
      От вида роскошного стола и запаха жаренной баранины у меня случились голодные спазмы желудка. Закружилась голова. А в гортань мощным потоком хлынул желудочный сок. Я едва успевал его сглатывать.
      Татиев наполнил рюмки коньяком. Торжественно встал. И я приготовился вновь слушать длинный, как язык сварливой тещи, и витееватый, как речь политика, тост. И был искренне удивлен и даже разочарован, когда услышал:
      - За вас, Павел Иванович! Спасибо вам!
      Что ж, скромно, но со вкусом. Выпили. Вскоре мой желудок удовлетворенно урчал, переваривая вкусную и полезную пищу. Насытившись, я вспомнил, что не просто здесь, а на работе, напомнил Татиеву:
      - Руслан Мансурович, а где же обещанные вами материалы?
      - Они в моем кабинете, Павел Иванович. Брат переслал с оказией.
      - Вы очень хорошо знаете русский язык.
      - Это от мамы, - улыбнулся Татиев. - Она была русской. Потому и внешность у меня несколько необычная для горца. Она воспитала нас с братом на Пушкине, Достоевском, Чехове.
      - Что-то не похоже, - усомнился я.
      - На что вы намекаете?! - его красивые голубые глаза гневно засверкали. Сильные руки сцепились как раз в том месте, где должен был находиться эфес кинжала. Он обиделся. И здорово обиделся.
      Но мне вся эта демонстрация силы, все эти устрашающие приемы были до лампочки, если не сказать больше. Козел! Еще он будет своими сраными губами марать такие светлые имена!
      Я ответил ему ни менее выразительным взглядом.
      - Я ни на что не намекаю, просвещенный вы наш. Это они вас научили торговать героином и оружием? Надо обязательно будет перечитать. Может быть и я что полезное для себя извлеку.
      Татиев даже заскрежетал зубами. И если бы я дважды не спас ему жизнь, то он бы меня сейчас прирезал. Определенно. Вот те раз! А где же его хваленая выдержка?! Хохоже, последние события и на него подействовали, основательно потрепали нервы. Наконец, он взял себя в руки. Криво усмехнулся.
      - Если бы не я, то был бы кто-то другой. Спрос рождает предложение. Вместо того, чтобы устранить причины, вы хотите устранить следствие. А так не бывает.
      - Да вы ещё и философ, батенька! - делано удивился я. - У меня был один "мокрушник" - вот такой же вот философ! Он любил говорить: "Какой же я убийца. Я лишь убыстрил бег истории. Результат все равно был тот же". Как вам нравится - "убыстрил ход истории"? По-моему, замечательно! Одни убыстряют ход истории, другие, такие, как вы, - его замедляют. И все при деле. Хорошо устроились. Вам не кажется?
      Лицо Татиева покрылось красными пятнами, левая половина лица стала заметно подергиваться.
      - Похоже, вы, Павел Иванович, сегодня в дурном настроении. Потому и цепляетесь ко мне.
      - Будем считать, Руслан Мансурович, что сегодня у меня "день открытых дверей". Вы ведь никогда не знали и не интересовались, что у меня здесь, я постучал по груди. - Вот я и приоткрыл вам дверь, чтобы вы взглянули. А если вам не понравилось то, что увидели - не взыщите. Что имею, то имею и постоянно ношу с собой.
      - Значит, вы отказываете мне в дружбе?
      - Самым решительным образом, догадливый вы наш! В сложившейся ситуации мы можем быть деловыми партнерами. И только. Но наступит такое время, когда вопрос будет поставлен ребром - либо вы меня, либо я вас. Другого не дано.
      - Не знаю, не знаю... - раздумчиво проговорил Татиев. - Возможно вы и правы. Но только, вы мне очень симпатичны, Павел Иванович.
      - Вы мне, отчасти - тоже. Однако, перейдем к делу. Вы обещали предоставить мне информацию по остальным, интересующих нас, политикам и бизнесменам?
      - Я не забываю своих обещаний, Павел Иванович. Завтра еду в Москву. Надеюсь, что материалы уже подготовлены.
      - Надолго? - спросил как можно равнодушнее, а сам едва не задохнулся от радости. Это значит, что скоро я увижу мою возлюбленную!
      - На пару дней.
      - Информацию вам организует Сосновский?
      Татиев бросил на меня внимательный изучающий взгляд. Помедлил с ответом.