Хотя все же проблема радио "Свобода" заключалась не только в еврейском засилье. Да и откуда американцам было получать приток свежих кадров, как не из состава так называемой третьей и четвертой волн эмиграции? Просто были люди - и была мразь, как она бывает везде, зависимо или независимо от национальной принадлежности. И если тот же Юрий Львович Гендлер был подонком, то не только по вине своего папы-еврея. На "Свободе" были и другие евреи, без русофобских заскоков, правда, всего несколько человек. Равно как русофобов этих хватало и среди неевреев. У меня язык не повернется сказать что-либо плохое о тех людях, кто ко мне отнесся по-доброму, кто бы они ни были по национальной принадлежности. Пусть их было немного, но все-таки они были. Это Юлия Вишневская и Ирина Каневская - супруга автора известной книги о Рудольфе Абеле "Охотник вверх ногами" Кирилла Хенкина. Вишневская вообще, на мой взгляд, была одним из лучших аналитиков-специалистов по проблемам Союза в Исследовательском отделе радиостанции. Это и мой бывший начальник и коллега по "Красному архиву" Хервиг Краус, удивительный по-своему немец, прекрасно говорящий по-русски и собравший уникальнейший архив по биографическим данным партийно-правительственной номенклатуры за все годы советской власти, почти безвозвратно утерянный при переезде радио в Прагу. Мы остались друзьями и по сей день. Это и Владимир Матусевич - директор Русской службы, при котором получила "путевку в жизнь" моя программа "Сигнал". Получила именно в том виде, какой ее знали и, надеюсь, еще помнят мои российские радиослушатели. Матусевич (по специальности он кинокритик, специалист по творчеству Ингмара Бергмана) оказался большим умницей, быстро понявшим, что в прежнем своем виде радио "Свобода" проиграет в вещании на Россию. Он старался изменить лицо программ. В моем случае ему было плевать, заикаюсь я или нет. Главным критерием для него было то, что я умел работать и умел делать то, что называется интересной радиопередачей. В бытность Матусевича директором Русской службы я сделал ряд передач, в которых шли беседы с генералом Филатовым, Александром Прохановым, интервью с Каремом Рашем и генералом Макашовым. Эти передачи уходили в эфир, невзирая на коридорные перешептывания, а то и прямые доносы американскому начальству, что Коновалов на деньги Конгресса США пропагандирует русский фашизм. При умном директоре Матусевиче эти передачи шли в эфир без проблем, потому что были интересны и вызывали положительный резонанс у аудитории, делая радио "Свобода" конкурентоспособным на рынке российских СМИ. После, конечно же, отнюдь не добровольного ухода Матусевича с поста директора Русской службы моя программа "Сигнал" существовала в условиях почти непрекращающейся травли со стороны его недалекого умом преемника Юрия Гендлера. Впрочем, развернутая им кампания травли моей программы затронула и моего покойного друга, одного из заместителей директора Русской службы Евгения Кушева, которого Гендлер косвенно обвинил в потворствовании моим националистическим "выходкам в эфире". Сам Гендлер, как и его "подельник" Савик Шустер, ставший при нем начальником Московского бюро РС, в отличие от не обделенного даром божьим Кушева, ничего примечательного, кроме чересчур завышенных амбиций, собой не представляли и не представляют. Выкрест Гендлер с его пустопорожней болтовней, к месту и не к месту любивший подчеркивать, что он де "гусский и пгавославный", тут же "ничтоже сумняшеся" мог заявить и такое: "Стагик, гусский народ - дугак и раб! Его нужно учить". Порой он неожиданно менял вдруг гнев на милость и, приглашая меня в кабинет на очередное собеседование по поводу содержания программы "Сигнал", не забывал налить рюмку-другую виски да рассказать очередную "хохмочку". К Гендлеру и к тому, как мне удалось на время отвадить его от моей "военно-националистической программы", я еще вернусь не раз, а пока кратко обрисую еще нескольких из числа сотрудников мюнхенской "Свободы", с кем доводилось иметь дело по работе. Над звуковым оформлением программы мне часто помогали работать Наташа Урбанская и Борис Бурштейн (Архипов). Еще я сошелся с Васей Фрейдкиным (Крупским), который работал в Белорусской редакции, где на какое-то время с его подачи подвизался и я, пока не был принят в штат Исследовательского отдела РС/РСЕ. Родился Вася в белорусской деревне Миоры в Гродненской области. Потом закончил факультет журналистики БГУ. Одно время работал в окружной газете ПрибВО. Вася неплохо разбирался в западных, да и в отечественных образцах вооружений и боевой техники, так что со временем кое-что давал и для моей программы, хотя его дурная привычка с апломбом доказывать превосходство всего американского и израильского раздражала, а потом окончательно достала. Уже почти к закрытию радио из Белорусской редакции Вася перешел в Русскую службу РС. Сейчас он, насколько я знаю, работает в качестве спеца по России для разведслужб НАТО. Приезжал даже с их делегацией в Москву. Все-таки куда ни кинь, а в кармане у него паспорт США, предписывающий соблюдать интересы этого государства. Как-то сей американо-израильский подданный позвонил и похвастался мне, что помогал "натовцам" разбираться с картами минных полей в Чечне. Слушал я этот бред "оф сивый кэбыл" и думал: "Надо же! Новая саперная тактика НАТО на минном поле всем в пример еврей заменит БМР..." Близко сошелся я, несмотря на разницу в возрасте, и с Алексеем Лёвиным, радиосвободовским специалистом по КГБ. Здесь сказывался и мой собственный интерес к этой теме плюс к тому наш общий интерес к компьютерам и баварскому пиву. Нам с Алексеем всегда было о чем поговорить. Сейчас он на пенсии в Нью-Йорке. Но все же самым близким моим другом на радио "Свобода" был покойный Женя Кушев, о котором я постараюсь рассказать более подробно в последующих главах.
      Но обо всем по порядку, а посему позвольте мне вернуться во времени чуть назад, к началу моей "свободовской" карьеры в "Красном архиве" Исследовательского отдела РС/РСЕ.
      Глава 2
      "СВОБОДА" - "КРАСНЫЙ АРХИВ",
      А ТАКЖЕ О РУССКИХ И РУСОФОБИИ
      НЕБОЛЬШОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
      Зайдя как-то вечером за сигаретами в один из близлежащих к дому кабаков, я повстречал там двух своих бывших коллег: Джона Севи и Виктора Витмайера. С последним мы проработали в "Красном архиве" РС не один год, пока я не ушел редактором в Русскую службу, а Джон, представляя американскую администрацию и будучи юристом по образованию, работал в отделе кадров. Впрочем, конец карьеры у всех нас был одинаков независимо от положения и занимаемой должности. Разговор зашел, конечно, и о радиостанции, и о многих, мягко говоря, странных вещах, происходивших и в мюнхенской штаб-квартире, и в московском бюро "Свободы" во времена ее руководства Кевином Клозом. Но было это все под самый конец существования РС/РСЕ на территории Германии, а поэтому разговор о тех днях у нас еще впереди. Просто, говоря с Джоном Севи о делах радиостанции, я обратил внимание не на сугубо, скажем, человеческий фактор, присущий "Свободе" как организации. Еще мой коллега Алексей Лёвин обронил как то в разговоре, что в основном в руководящую верхушку нашей (по его образному выражению) "электростанции" из Америки попросту присылают неудачников, которым в Штатах уже и ловить-то нечего. Клоз, например, был уволен с должности редактора воскресного приложения к "Вашингтон пост" даже без права на пенсионное обеспечение (говорят, сильно поскандалил и, уходя, хлопнул дверью). А каков новый начальник, такова и его административно-кадровая политика. При вышеупомянутом Клозе и Гендлере ее иначе как развалом радиостанции назвать было нельзя. А предшественник Клоза, Юджин Пелл (по "табели о рангах" американский чиновник среднего руководящего звена), вообще положил себе годовую зарплату чуть ли не вдвое превышавшую чистый годовой доход президента США. Но нет, свое внимание в разговоре со Джоном, я обратил на другой аспект, сугубо личностный: что радио "Свобода" как административно-организационная структура США могла дать такому человеку, как я? Человеку, только-только оказавшемуся в Германии и попавшему на эту самую "Свободу". Ведь у меня, по сути дела, даже документов никаких не было. А на вопрос "какое у вас образование?" я попросту устал уже отвечать: "Три класса плюс коридор при тюрьме". Так вот, человеку, желавшему чему-либо научиться, хорошо организованная в этом смысле структура РС/РСЕ могла в полной мере дать возможность получить образование. Черт с ним, пусть не совсем систематизированное, но по качеству отнюдь ему не уступающее. Было бы только желание учиться... А уж английский язык, живя не в англоязычной стране, выучить можно было только на радиостанции. Да и компьютерное мое образование тоже началось со "Свободы". Одним словом, "Красный архив" Исследовательского института РС, а позднее и Русская служба явились для меня тем, чем для других являются, например, МГУ, Высшая школа КГБ или Военная академия ГШ. Именно за это я и благодарен "Свободе".
      Заранее прошу извинить, если, говоря о своем прошлом, нет-нет да и буду забегать вперед, в настоящее. Я смотрю на прошлое из настоящего, сквозь призму того опыта, который приобрел за почти 20 лет жизни в Германии, и по многим аспектам прошлое и настоящее для меня сплелись воедино. "Красный архив" Исследовательского отдела, а позднее института РС/РСЕ, с которого началась моя "свободовская" карьера, был уникальным образованием, практически не имевшим аналога не то что на какой другой радиостанции но и вообще в каком-либо центре стратегических исследований на Западе. Даже ЦРУ не располагало таким объемом информации по персоналиям ЦК КПСС, да и всей советской номенклатуры, которым мог похвастаться мой коллега и одно время непосредственный начальник Хервиг Краус. Он частенько подтрунивал над ошибками в получаемых нами открытых биографических справочниках ЦРУ. Справочники самого Крауса всегда были предельно выверены, а по вопросам административно-территориального устройства СССР он вообще не знал себе равных. По натуре своей, несмотря на некоторую присущую всем немцам сухость и чопорность, Краус был в достаточной мере понимающим юмор человеком, неустанно продолжавшим совершенствовать свой русский, а я, в свою очередь, оказался для него просто кладезем по части жаргона и неформальной лексики, к которой он питал особенный интерес. Впрочем, это было неудивительно - к данной лексике питают интерес многие иностранцы, искренне желающие познать таинственную для них "русскую душу".
      Сбор информации в "Красном архиве" начался еще тогда, когда радиостанция "Освобождение", переименованная позднее в "Свободу", делала первые робкие шаги в эфире. Ее день рождения, кстати, ознаменовался смертью Иосифа Сталина. В "Красный архив" только на русском языке поступало более ста газет и примерно столько же журналов со всего бывшего СССР. Кроме этого, ежедневные новости телетайпа на английском, западная (в основном англоязычная) газетная и журнальная периодика, радиомониторинг советских передач, включая даже радио "Волга" из ГСВГ, а позднее и телемониторинг двух основных программ ЦТ. Весь этот ежедневный объем информации по различным вопросам политики, экономики, культуры, социологии, права и так далее обрабатывался и складывался в архив. Архивная информация была готова к предоставлению любому, кто ее затребует, и - что немаловажно! - система ее обработки давала возможность очень быстро подготовить к эфиру практически любой материал. Уже позднее, работая в Русской редакции, я создал свой личный архив по военной тематике, основываясь на том же самом принципе, что позволяло мне, например, подготовить пятиминутный актуальный материал менее чем за тридцать минут. Параллельно на радио "Свобода" существовал еще и "Архив самиздата", куда стекалась вся нелегальная литература из бывшего СССР, а также часть эмигрантской прессы и литературы. К сожалению, "Архиву самиздата" к концу жизни радио "Свобода" в Мюнхене повезло еще меньше, чем "Красному архиву". От него мало что осталось, а что осталось, уцелело только благодаря усилиям Гарика Суперфина. Оно и понятно, горе-администраторам типа Кевина Клоза, Юрия Гендлера и Савика Шустера архивы были ни к чему. Впрочем, и саму радиостанцию они рассматривали не иначе как "кормушку" для себя и своих блюдо- и "прочих мест" лизов.
      "КРАСНЫЙ АРХИВ"
      В "Красный архив" меня поначалу взяли на обработку и регистрацию советской периодики. Дело это я выучил достаточно быстро, но, как выяснилось, "дружно спаянному" и в основном еврейскому коллективу "Красного архива" я, похоже, не подошел своей национальной принадлежностью. Без всякой задней мысли рассказанный мною анекдот об евреях-отъезжантах, в котором даже самый рьяный сионист наверняка не нашел бы ничего антисемитского, послужил причиной неудовольствия и как следствие доноса протиравших архивные стулья "риточек и лиечек" - вчерашних торговок рыбой с рижских и кишиневских рынков. Хорошо еще, что Краус был на моей стороне, хотя как всякий "нормальный" немец он предпочитал соблюдать и известную осторожность в столь щекотливой ситуации, связанной с евреями. Однако, на мое счастье, тогдашнее руководство Исследовательского отдела РС в лице Джона Лодейзина и Кейта Буша не обратило слишком уж большого внимания на донос. Видать, успели привыкнуть к эмигрантской склочности. Позднее Олег Туманов, бывший моим поручителем при поступлении на радиостанцию, до которого тоже дошли слухи из "Красного архива", по-дружески посоветовал мне не забывать, где я нахожусь. Но доносов и жалоб от этого меньше не стало. Помогло, правда, еще одно обстоятельство. Сотрудник украинской редакции Моисей Фишбейн привел в архив профессора из Иерусалимского университета, которого интересовали материалы по холокосту. Я, конечно, оперативно нашел все, что мог найти, в архивных папках по этой теме, а профессор (не без совета со стороны Фишбейна, люто ненавидевшего всех своих соотечественников и знавшего про мою проблему в архивном коллективе) выдал на официальном бланке письменную благодарность, ставшую для меня этаким гибридом индульгенции с охранной грамотой. Что же касается вышестоящего начальства, то британец Кейт Буш сию "писульку" к сведению принял, но по большому счету относился ко мне пренебрежительно-высокомерно до тех пор, пока я в достаточной мере не выучил английский. Буш сам неплохо знал русский язык, но те сотрудники архива, кто пытался говорить с ним по-русски, немедленно проигрывали в его глазах. Можете назвать это "британским империализмом", но моему английскому языку он определенно пошел на пользу. Как бы там ни было, а решающее слово, быть или не быть мне в штате РС, оставалось за Бушем. В конце концов одержала верх моя работоспособность плюс явный прогресс в английском. Написал я и свой первый аналитический материал для еженедельного бюллетеня Исследовательского отдела РС, что тоже сыграло некоторую роль. К концу 83-го года, после получения вида на жительство в Германии, я был таки принят в штат "Свободы".
      Кстати, чуть забегая вперед, отмечу, что тот же Кейт Буш (экономист по образованию) был автором аналитической работы по советско-афганским экономическим отношениям 80-х годов. Над этой работой тогда кое-кто откровенно посмеялся, даже мой приятель Леша Лёвин и тот не обошел ее своими остротами, но время показало, насколько прав был Кейт Буш в своем неутешительном для советской экономики прогнозе.
      Обращусь теперь к собственным первым шагам на радиожурналистском поприще. Нельзя, конечно, сказать, что за вычетом одного аналитического материала я вообще ничего не писал в то время. Скорее наоборот. Это были радиоматериалы (у нас для простоты их называли английским словом "скрипт") для Русской и Белорусской редакций РС, имевшие свою сугубо эфирную специфику. Постепенно я начал определять и собственное направление в радиожурналистике. Конечно, оставался вопрос заикания, но и тут выход нашелся - не без помощи Наташи Урбанской, и помощи весьма своеобразной. Наталья Семеновна великолепно владеет литературным русским языком, но, устав от моего заикания, которое, понятно, нужно было удалять с пленки путем его вырезания, она так выматерила меня, что я не выдержал и сам заматерился в ответ, причем, как ни странно, без единой запинки. "Ах, значит, можешь и не заикаться!" - обрадовано воскликнула Наталья Семеновна. Так я начал читать с листа все лучше и лучше, а продукта "шустеризации" прямого эфира у нас на радио,- слава богу, тогда еще не было. Впрочем, с появлением прямого эфира (в основном из Москвы) в радиосвободовском языке возникли другие специфические дефекты, например, картавость. Но о том, как военный обозреватель Коновалов пообещал директору Гендлеру перестать заикаться и начать картавить как большинство других, я расскажу как-нибудь в другой раз, а пока вернемся в 83-й год.
      Уже к концу того года я познакомился и с первым немцем - выходцем из СССР, с которым мы проработали под одной крышей более девяти лет. Виктор Витмайер так потом рассказывал о своем впечатлении от нашей встречи. В один из осенних вечеров я нарисовался в гостях у одного нашего общего знакомого - того самого грузина Ромы, который, как я уже упоминал, "пудрил мозги" американским разведчикам из РУМО. Там уже находилась компания незнакомых мне "качков", а на полу стоял ящик пива. Я, понятно, тоже пришел не с пустыми руками, но решил пока не торопиться с инициативой знакомства. Витя же, в свою очередь, увидел незнакомого молодого человека в костюме и при галстуке, с "дипломатом" в руках. "Инженер какой-нибудь, наверное,подумал он,- а в кейсе небось бумаги какие..." Тем временем я присел на диванчик и не спеша с достоинством открыл чемоданчик. В нем лежал мой "джентльменский набор": бутылка водки, две бутылки пива и открывашка. "Свой чувак",- как потом рассказывал мне Витя, мелькнула у него в голове первая трезвая мысль. Дальше мы выпили, выпив - познакомились, а после, узнав, что он хорошо знает русский, пока без работы, а по специальности - переводчик, я предложил ему прийти на радио и познакомиться с господином Краусом. Через некоторое время Виктор тоже стал работать в "Красном архиве", а у меня появилась возможность общения со сверстником, который провел свою юность в Союзе. Но все же говорить по-русски и быть русским - это далеко не одно и то же, в чем я впоследствии убедился не один раз в моих отношениях с обитателями "Свободы" и "русского" Мюнхена.
      О РУССКИХ
      Снова чуть забегая вперед, скажу, что вообще проблема внутринационального общения и осознания своего национального "я" встала довольно остро почти сразу, ибо, несмотря на кажущееся обилие говоривших по-русски, настоящих русских-то практически почти что и не было в моем тогдашнем мюнхенском окружении, как почти что нет их и сейчас. Я прежде всего имею в виду национально мыслящих русских. На радио "Свобода" я застал еще русских из первой и второй волн эмиграции. Это покойные ныне издатель журнала "Вече" Олег Красовский, Саша Перуанский, Петр Кружин. Из ныне здравствующих - Виктор Грегори (Шелопутов) и супруги Вербицкие. Из третьей волны, к которой принадлежал и я,- это Леша Лёвин, Олег Туманов и Женя Кушев. Последние двое теперь уже не живут. Все они были постарше меня, хотя в общении с тем же Женей Кушевым это никак не мешало. Что касается ровесников, то в массе своей дети и внуки эмигрантов первых двух волн либо утратили то, что является национальным самосознанием, либо по врожденному или приобретенному слабоумию представляли себя этакими "барчуками", которые, когда рухнет коммунизм, явятся заявлять права на отобранные большевиками имения. На таких, с позволения сказать, "русских" я насмотрелся, в частности, в НТС. Одному из них я бросил со злости, что если ему подобные явятся в Россию качать права, то я, несмотря на всю мою нелюбовь к разного рода "измам", с оружием в руках встану на защиту советской власти. Недаром аббревиатуру этой организации кое-кто метко расшифровал не как Народно-трудовой союз, а как Несем тиранам смену. На встречах "золотой эмигрантской молодежи" мне довелось побывать дважды, сначала в Бельгии, (название города напоминает известное русское слово на три буквы, поэтому для приличия я его опущу), а потом "по ленинским местам" - в Цюрихе. Больше желания с ними встречаться у меня не возникало, да и они меня тоже впоследствии как-то не приглашали. Хотя с одним из представителей этой "эмигрантской молодежи", Сашей Раром, мы все же продолжали общаться, в основном по работе. Потом как-то встретились летом 93-го уже в Москве. Сначала я свел его с отставным полковником КГБ Карповичем, а когда Рар настолько достал меня россказнями про некоего своего родственничка по фамилии Юдин, которому до революции принадлежало-де здание на Лубянской площади, более известное как Второй дом, что я взял да и исполнил "голубую мечту" его детства - свез в особнячок в Колпачном переулке, принадлежавший Службе внешней разведки России. Я ушел обратно к машине почти сразу же (точнее, меня попросили уйти), а Саша задержался побеседовать. О чем - не знаю. Можно только догадываться. Но, простите, это уже чужая "история болезни", и меня она не касается. В том же 83-м году я познакомился и с первым национально мыслящим русским. Вячеслав Узлов, родом с Урала, отсидел в политлагере срок и подобно мне был выпихнут на Запад. На радио "Свобода" ему попасть не повезло. Скоропостижно утопший диссидент Кронид Любарский, помнивший его по лагерю, тут же завопил на весь Мюнхен: "Держи антисемита!" Да что там! В той же Русской службе РС доходило и до маразма, когда одна группа сотрудников еврейской национальности обвиняла в антисемитизме другую группу лиц той же национальности. Мне лично на это было наплевать - бьют, как говорится, не по паспорту. Я только органически не переношу, когда некоторые из этих лиц пытаются втоптать в грязь ту нацию, к которой принадлежу я сам.
      В общем, на радиостанцию дорога Узлову была заказана, однако Слава смог найти себя и устроить свою жизнь без нее, что в итоге оказалось более правильным решением. В целом же до моего возвращения в Россию через почти десять лет отсутствия он был единственным человеком, с кем я мог не таясь говорить о русской национальной идее. Да и сейчас мы, когда есть свободное время, не оставляем излюбленную нами тему. Уже значительно позднее, в начале 90-х годов, у меня появился чуть более широкий круг общения за счет русских офицеров из Западной группы войск, ушедших на эту сторону Германии. Некоторые из них также стали авторами моей военной радиопрограммы. Далеко не все, кто уходил из ЗГВ, были предателями или ворюгами, наплевавшими на офицерскую честь и воинский долг (хотя, конечно, были среди них и такие) и погнавшимися за "красивой и сытой западной жизнью", как пытались их представить в отечественных средствах массовой информации. Парадокс заключается в том, что предали не они - предали их. Что, например, мешало боевому офицеру, капитану из Шаржойского батальона спецназа ГРУ Сергею Суслину уйти на Запад из того же Афгана? Просто 19 августа он выполнял свой воинский долг, а 21 августа ни он, ни его долг были уже никому не нужны. Мол, вы должны ехать служить по месту жительства в свободную Туркмению. Должен? В ответ он напомнил, что все долги заплатил своей кровью еще в Афганистане, а "августовским выскочкам" ничего не должен. А что было думать майору Михаилу Емуранову, помощнику командира танкового полка по комсомольской работе, глядя на своего "отца-командира", который 19 августа поддержал ГКЧП, а 21 августа принародно исполнял "демократическую лезгинку", топча ногами сорванный со стены кабинета портрет министра обороны СССР маршала Дмитрия Язова? Или что было делать другому майору начальнику клуба, которому до выхода в запас по полной выслуге лет оставалось несколько месяцев, а на его место уже спешно ехал "арбатский" полковник. И плевать, что на майорскую и совсем не командную должность, лишь бы платили в конвертируемой валюте. Я бывал несколько раз в ЗГВ и видел, во что постепенно превращалось самое боеспособное соединение советских Вооруженных Сил. Для меня эти волею обстоятельств ушедшие на Запад ребята - русские офицеры. Русскими офицерами они и останутся. Да и, по моему личному убеждению, Россия тоже не может позволить себе разбрасываться "служилыми людьми", какие бы политические бури над нею ни проносились.
      Вообще же дефицит общения тогда, в начале моей жизни в Германии, ощущался еще более остро. По-русски про это, как было отмечено выше, говорили многие... Но, простите за резкость, ничто в мире не заставит меня, русского человека, считать валютную чмару, подостлавшуюся под араба, венгра или какого-нибудь негра, уехавшую в теплые края, оказавшуюся затем на немецкой панели и гнусаво при этом заявляющую: "Дескать, я тоже русская",человеком одной со мною национальности. Некоторые из этих "безродных космополитов" уже настолько забыли или исковеркали (а может, и вовсе не знали) русский язык, что и двух слов на нем толком связать не могут. К сожалению, такова реальность. И на сегодняшний день она еще хуже, чем была тогда - почти 20 лет назад.
      О РУСОФОБИИ
      По большому счету, русофобия - явление, принимающее странные и порой даже уродливые формы, которые, простите, не снились и автору известной книги "Русофобия" Игорю Шафаревичу. Уже практически к концу существования радио "Свобода" в Мюнхене в Русской редакции появился парень из Ленинграда с простой русской фамилией Владимиров и с вполне славянским лицом, но с такой ненавистью и презрением к своей стране и народу, что можно было только удивляться: откуда такие ублюдки, как он, берутся? Вот, видимо, цена тому лживому "интернационализму", который в нас вдалбливали с детства, замещая этим сионистским суррогатом исконно русское национальное сознание. С немцами тоже не всегда все обстоит гладко в вопросе русофобии безотносительно к историческому опыту обоих народов. Взять, например, так называемую русскую мафию. Стараниями немецкой прессы русские давно уже превратились в "криминальную нацию". Как-то Александр Иванович Гуров рассказывал мне об опыте своего общения с немецкой криминальной полицией. Коллеги из крипо развернули перед ним фотоматериал с "русскими" мафиози. Кого там только не было! Евреи, узбеки, украинцы, грузины, армяне, чеченцы, снова евреи, опять чеченцы, еще раз евреи... Не было только русских. Так, простите, где же русские в этой так называемой русской мафии? Попробуйте доказать это немцам - и натолкнетесь на стену глухого непонимания. Мол, раз из России - значит, русские. Странно, откуда такая дремучесть? Ведь научились же немцы в конце концов отличать сербов от хорватов, китайцев от японцев (по фотокамерам), а теперь, после чеченских войн, уже знают, как отличить чеченца от русского. (Нам что ж, надо теперь воевать с каждым малым народом, населяющим Россию, чтобы немцы их от нас отличать научились?) Но вот отличить украинца от узбека, а их обоих, в свою очередь, от грузина, еврея и армянина почему-то не могут. Всех вышеперечисленных мною представителей различных народов немцы упорно продолжают именовать "русскими". Некоторые евреи на это, к слову сказать, даже искренне обижаются. Вот и получается, что чистокровных русских здесь по пальцам пересчитать можно, а "русская мафия" просто провела такую тотальную оккупацию Германии, которая сделала бы честь любой армии. В немецкой уголовной полиции даже специальную группу для борьбы с этой так называемой русской мафией создали. "Тайга" называется. Ну, там, где закон - тайга, прокурор обычно медведь.
      Меня, когда закончилась работа на радио, эти "товарищи" также, похоже, классифицировали, причем сразу по двум "вражеским разновидностям": кроме потенциального кандидата в авторитеты "русской мафии", я с моими специфическими российскими связями попал еще и в список потенциальных агентов КГБ, которого больше нет. К слову сказать, к этому приложил руку и один из моих бывших "свободовских" коллег-знакомцев Витя Витмайер, состряпавший донос на меня и Вячеслава Узлова, что мы его, дескать, вербовали работать на КГБ. Вот и делай после этого добро некоторым, с позволения сказать, "людям". Немец - он и в Африке немец, и в Казахстане тоже немец. Стукачество - неотъемлемая часть их так называемого менталитета.
      Так чем же считать эту катавасию с "русской мафией" в немецкой прессе - пробелом в начальном школьном образовании или изощренной формой русофобии, желанием взять реванш, этакой животной ненавистью к народу-победителю?
      Или другой пример. На кого в свое время была рассчитана информация, утверждающая, что "Чубайс, Гусинский, Явлинский и Березовский - выразители чаяний русского народа, столпы рынка и российской демократии". Самый тупой немецкий обыватель - и тот задумается, услышав такое.... Впрочем, я как-то предложил одному немцу, с пеной у рта утверждавшему эту телевизионно-газетную белиберду, устроить подобную демократию вкупе с вот таким рынком у себя дома, в Германии, да не забыть при этом пригласить к себе на жительство вышеназванных особ. Тот прикинул на слух вышеперечисленные фамилии и как-то быстро понял, на что я намекаю, а посему уклонился от продолжения разговора. Интересно, что немец сей был далеко не заурядным обывателем, а представлял сословие крючкотворов-адвокатов.
      Не знаю, может, в большинстве случаев на это просто не надо обращать внимание, но ничего не могу поделать: русофобы всех мастей, наций и народов действуют на меня как красная тряпка на быка. Ведь даже мое кратковременное сотрудничество с Белорусской редакцией РС оказалось довольно поучительным именно в этом смысле. Еще когда я ходил в среднюю школу в своей родной Речице по настоянию матери, которая не хотела, чтобы исковеркали мой русский язык, меня официально освободили от изучения языка белорусского. Но на уроки я иногда приходил, особенно зимой, когда околачиваться в подворотнях становилось уже прохладно. Так вот, белорусский язык на радио "Свобода" я выучил за пару недель. Небезынтересно здесь заметить, что с украинским языком такого почему-то не получилось. Попутно выяснился и другой интересный аспект: белорусский язык на РС отличался не обильными вкраплениями русизмов, как белорусский язык в СССР, а столь же обильными вкраплениями германизмов. Вот как, например, русское слово "прогуливаться" звучит в переводе на "радиосвободовский белорусский"? Ни за что не угадаете... "Шпацировать" (от немецкого spazieren)!
      Поначалу я писал для них о том, что видел и пережил в Союзе, но руководство Белорусской редакции это не устраивало. От меня требовали не отставать от "передовиков производства" из соседней Украинской редакции "Свободы" и на чем свет стоит крыть в эфире "проклятых москалей".