Век 'Свободы' не слыхать

"Аннушка" несколько тихоходна, зато надежна. Из всех наших "сидоров" на свет Божий сразу извлекаются спирт, водка, свиная и говяжья тушенка, хлеб, чеснок и какой-то фруктовый компот есть чем скоротать время. Перекурив, я справляюсь у мужиков, что делать, если захочется "по-малой". Самолет не пассажирский, а начальник штаба в свой персональный сортир меня уж точно не пустит. Валера Борисенко открывает дверцу, ведущую на аппарель, и молча показывает на стоящее в дальнем углу жестяное ведро.
      В самом хвосте заметно болтает, сквозь пазы аппарели видны проплывающие внизу облака. "Не, мужики, что-то десантник из меня сегодня совсем хреновый, наверное, еще столько не выпил, лучше я потерплю пока",говорю я, забираясь обратно в кресло. Этак через полчасика терпеть становится уже невмоготу (пусть лучше лопнет моя совесть), и, проклиная все на свете, я подбираюсь-таки к треклятому ведру. Наконец внизу появляется уже хорошо заметная сетка взлетно-посадочных полос. Военный аэродром, тоже Чкаловский. Сели мягко, если не считать того, что сверху грохнулся мой кейс с аппаратурой. Я полез проверять сохранность магнитофона и фотоаппарата (свой "Никон" я грохну в другой раз, уже в Рязани), а Валера Борисенко со смешком в голосе заметил:
      - Тебя же предупреждали: не падают только с пола - старая десантная мудрость.
      - Поздно, батенька, на зеркало пенять, рожа уже покривела,- огрызаюсь я,- но, слава аллаху, вроде все цело.
      Борттехник откидывает трап. Мы спускаемся. Начальник штаба ВДВ укатывает в поданной к трапу "Волге", а за нами пришлют старенький "ПАЗ". В ожидании я с интересом разглядываю стоящие чуть поодаль 29-е "МиГи".
      Южная Сибирь встретила нас двадцатипятиградусной жарой. Пришлось раздеться до рубашки, и сгоревшая в Сочи кожа снова стала противно зудеть. Правда, на мое персональное счастье, генералы Беляев и Сериков, командир 242-го УЦ, почему-то отказались от натопленной для них традиционной баньки, так что в баню отправили нас - не остывать же добру. Там я наконец окончательно "полинял", новая кожа еще немножко чесалась, но уже не болела на сгибах. А пить? Так я за всю свою жизнь никогда не пил, да и стол для гостей был накрыт по-царски, на генералов же рассчитывали. (Потом я прикинул, что в среднем каждые семь-десять минут принимал "на грудь" по стакану.)
      В жарко натопленной бане и пилось как-то по особенному, но наутро я действительно пожалел, что вчера не умер,- десантники начали опохмелятся. Кто-то из офицеров принес гитару, я попробовал было чего-то напеть, но пальцы цепляли струны совсем не там, где надо, и я оставил безнадежные музыкальные упражнения, снова взяв в руки более привычный для них инструмент - стакан. Мужики разговорились о январских боях за Грозный. Вот тогда-то я и услышал фамилию генерала-сухопутчика Шевцова, поднимавшего в Моздоке новогодние тосты за поражение ВДВ. Замелькали другие фамилии: Рохлин, Квашнин...
      Последняя мне показалась знакомой. Еще в 92-м на Всеармейском собрании в ШОВС кто-то из офицеров бывшей 40-й армии, впоследствии ставшей вооруженными силами Казахстана, рассказал мне историю о командире танковой дивизии с такой же фамилией. Дивизия дислоцировалась в Сарыозеке, это километров 90 от Талды-Кургана и примерно столько же от Алма-Аты. Министр обороны СССР Дмитрий Язов прибыл в эту дивизию КСАВО с инспекцией, обнаружил там черт-те что и потребовал "на ковер" комдива. Того искали полдня и наконец обнаружили... в кинотеатре. Результат не замедлил сказаться - за несоответствие занимаемой должности снять с командования дивизией и вывести в распоряжение министра обороны. После такого оставалось только в госпиталь ложиться, на увольнение. Я справился, тот ли это Квашнин. Он не из Уфы ли случайно родом и вроде как даже военного училища не заканчивал? Оказалось, тот самый.. Поди ж ты, а теперь группировкой "федералов" командует. Ну, имея дело с такими "корифеями" военных наук, Дудаев, Басаев, Радуев, Хаттаб и прочие еще долго могут спокойно спать!
      На следующий день состоялось торжественное присвоение центральной улице поселка Светлый имени командующего Маргелова, с открытием мемориальной доски. Чуть позже там был установлен и бюст Василия Филипповича. (Настоящий памятник легендарному десантнику, в полный рост, высотой в несколько метров, был установлен в 2000-м году, но, к сожалению, пока что не в России, а на Украине, в городе Днепропетровске.) Потом состоялись показательные выступления воинов-десантников 242-го УЦ, включая и боевую стрельбу из автоматического станкового гранатомета "Пламя". Я со своим фотоаппаратом полез было поближе, но меня тут же убрали из-под обстрела. Разлет осколков у АГС еще тот, недаром его называют "смерть пехоты".
      В 242-м учебном центре мне понравилось, как, впрочем, понравился и сам город Омск. Чувствовалось, что солдатам и офицерам трудно по нынешним временам поддерживать на достойном уровне моральный и боевой дух, но того, сказать словами Бати Маргелова, "румынского бардака", который в 90-е годы стал характерной приметой многих частей и соединений Сухопутных войск, у десантников не было.
      Торжества в 242-м учебном центре ВДВ закончились, и 5 мая мы благополучно приземлились в подмосковном Чкаловском. Почти три дня моих потуг "перепить десантников" не прошли бесследно. Я, едва живой (хорошо хоть Валерий Борисенко был рядом), на "четырех опорах" выполз из метро "Таганская", но дальше уже идти, простите, не мог. Заморозки кончились, в Москве наступила жаркая погода. Пот с меня - градом, во рту - сушняк, ноги как ватные. Вот-вот свалюсь - полный упадок сил.
      Валера решил серьезно заняться моим лечением и запихнул в какое-то оказавшееся поблизости кафе на открытом воздухе. Там он заказал пиво "Балтика" различных нумераций и коротко приказал: пей, должно помочь! Пиво оказалось хорошим, не хуже немецкого. К нему принесли чего-то еще зажевать, и я постепенно пошел на поправку. Тут Валерий Викторович и сообщил мне, что послезавтра меня ждут в Академии бронетанковых войск. Генерал Николай Сердюков лично пригласил меня на празднование своего 50-летнего юбилея, а посему содержание должно соответствовать форме. Я вяло кивнул и снова налег на пиво. Валера тем временем продолжал:
      - Я же говорил тебе, когда пьешь, надо не забывать и закусывать.
      Я с набитым ртом промычал было "виноват, исправлюсь", но тут в разговор вмешались:
      - Уважаеми, тай нимнога тенга на хлэп.
      Поднял голову. По виду - явные беженцы из Таджикистана. Я уже полез было в карман за мелочью, как вдруг Борисенко резко послал просящего к известной матери:
      - На хлеб, говоришь, не хватает...
      Все многочисленное семейство таджика жевало "сникерсы".
      - Вот, мать твою, беженцы пошли, на хлеб не хватает, а на "сникерсы", значит, хватает. Душманье...
      От греха подальше таджик с домочадцами тут же растворился в толпе. Мы допили пиво и пошли по направлению к дому Игоря. Бросив непослушное тело на диван, я справился у брата, где Серега Шавров. Оказалось, что на дежурстве, освободится только послезавтра.
      - Жаль, вот и в Омск без него слетал,- уже почти отрубаясь протянул я.
      - Что это с ним? - спросил Игорь у Борисенко.
      - Как что? Уже синдром. В который раз пытался перепить десантников.
      - Все ясно.
      Всю субботу я проспал как убитый, а наутро, в воскресенье, все же нашел достаточно сил, чтобы встать, залезть под душ, побриться и почистить зубы (какие еще остались). Игорь подозрительно смотрел на эти мои приготовления.
      - Куда это ты с утра-то пораньше? К девочкам, что ли? Так к ним под вечер ходить положено.
      - В бронетанковую академию! - бодро отрапортовал я.- Командир десантников из 345-го пригласили на день рождения. Витька Верстаков там тоже будет.
      - Смотри, братан, не загнись с такими темпами, а то ведь еще и опохмелятся придется. Знаешь анекдот?
      - Знаю. Посему опохмелятся не буду.
      У входа в академию стояла небольшая группа людей. Я встал в сторонке, ожидая, пока подойдут Виктор Верстаков и его супруга Ольга. Наконец появился Виктор и представил меня генералу Сердюкову. Честно скажу, я до сих пор искренне благодарен Николаю Ивановичу и его боевым товарищам за оказанную мне честь. А ведь все началось с передачи в рамках моего "Сигнала", и я даже мечтать не мог, что воочию увижу легендарных бойцов Баграмского ОПДП - Сердюкова, Демидова, Маковея, Хромова, Кима. С Пашей Кимом мы разговорились, как-то быстро нашли общий язык, и я пригласил бывшего начмеда 345-го к себе на день рождения, попросив его с утра 9 мая подъехать на Новодевичье, ибо также собирался познакомить Павла и с Александром Васильевичем Маргеловым.
      За столом я больше налегал на закуску, чем на выпивку. Володя Маковей и Вася Хромов поинтересовались причиной. Пришлось рассказать о своих омских "злоключениях". Мужики посмеялись: "Жаль, Валерки Востротина нет! Вот бы с кем тебе посостязаться!" (Как в воду глядели! В 97-м на банкете в честь Героя России Александра Маргелова я последовал их совету - и снова безуспешно. Конечно же, победителем вышел Востротин.)
      Домой я добрался уже под вечер и попытался было принять горизонтальное положение. Но не тут то было! Звонок. Услышав на автоответчике голос Володи Пластуна, Игорь передал мне трубку. Дядя Вова сообщил, что завтра, 8 мая, в 18.00 на Красной площади под руководством Бориса Громова состоится торжественное возложение венков к могиле Неизвестного солдата. Он просит меня быть там вовремя и обещает лично представить бывшему командарму 40-й. Я знал, что Игорь немножко недолюбливает Пластуна за его привычку к месту и не к месту титуловать себя "генерал-лейтенантом КГБ". Уж кто-кто, а реальный полковник КГБ Игорь Морозов хорошо знал, что столь высокое воинское звание мог носить разве только начальник Краснознаменного института КГБ, но никак не "простой ученый", в прошлом рядовой преподаватель языка фарси.
      - Опять "генерал-лейтенант" хренов тебе лапшу на уши вешает. Громову он представит! Как же! Жди! Борис его, поди, и в глаза-то никогда не видел,- констатировал Игорь.
      Сам Игорь знал Бориса Всеволодовича еще по Афганистану, по своей третьей командировке "за речку" в начале 89-го года
      - Братан, а ты-то сам не хочешь поехать?
      - Да нет, брат, тяжко мне теперь смотреть на все это... Поезжай с Серегой.
      Поздним вечером, почти уже ночью, я наконец дозвонился и до Шаврова.
      - Старшина, Омск ты пропустил, бронетанковую академию тоже. Завтра хоть свободен?
      - После обеда.
      - Прекрасно, будь в 16.00 у Игоря.
      - А что намечается? - недоумевающие спросил Серега.- День рождения у тебя ведь только девятого.
      - Как что? Поедем на Красную площадь венки к Вечному огню возлагать и с Громовым знакомиться. Фирма "Пластун" гарантирует,- сообщил я уже под хорошо слышные и Шаврову смешки Игоря.
      - Ну, если Пластун гарантирует, тогда жди, только будь готов, как юный пионер.
      Серега прибыл прямо с дежурства ровно в шестнадцать. Я ждал уже внизу, на улице, и сходу запрыгнул в подрулившее к обочине белый "вольво".
      - Хорошее тебе "точило" на фирме выдали,- заметил я.
      - Ничего. Вот блин!
      - Чего ты?
      - Да "дуру" сдать забыл. А в машине оставлять нельзя.
      - Бери с собой, что-нибудь придумаем. У тебя же разрешение есть.
      Мы запарковали тачку напротив гостиницы "Москва" и пешком пошли в сторону Красной площади к видневшимся вдали ограждениям и милицейским постам. Толпа зевак собралась непомерная - еле протиснулись. По ту сторону ограждений я стал глазами выискивать знакомую фигуру дяди Вовы и наконец нашел. Однако, заметив мои махания рукой, Пластун почему-то не спешил подходить и вступать в объяснения со стражем порядка. Милиционер же втолковывал нам, что вход разрешен только по приглашениям, служебным удостоверениям и спецпропускам. Моя журналистская ксива его не убедила. Тут к ограждению протолкались двое в одинаковых темных костюмах, предъявив в раскрытом виде одинаковые же "книжечки", и я решил на этом сыграть. Обращаясь больше к "джентльменам из конторы", нежели к постовому, я объяснил: что мы, дескать, приглашены. Вот там, поодаль, нас ждет "генерал-лейтенант КГБ" Пластун, а нас, извините, почему-то не пропускают. Один из "джентльменов" что-то сказал милиционеру и тот сразу разрешил нам пройти. "Уловка-22" сработала. Хоть какая-то польза от пластуновского "генеральства".
      - Оружие есть? - спросил постовой, обращаясь больше к Сереге, чем ко мне.
      - Есть,- по-военному коротко ответил Шавров, предъявляя лицензию охранника.
      - А патроны?
      - Тоже есть, как и положено, хранятся отдельно.
      - Какие, газовые?
      - Никак нет. Боевые.
      - Проходите. А то, если газовые, то не положено.
      Мы прошли за ограждения, и я спросил у Сереги:
      - А если бы ты с гранатометом заявился? С газовыми гранатами - не положено, а с осколочными - пожалуйста, проходите.
      - Похоже, что и не мент он вовсе, а переодетый срочнослужащий кремлевского полка.
      - Может и так, кто их теперь разберет.
      Мы подошли к Володе Пластуну, который на мой вопрос о "непонятке" на милицейском КПП тут же сослался на какие-то "объективные обстоятельства", которые помешали-де ему к нам подойти. Пока я разбирался с Пластуном, нас окликнули. Подполковник Ренат Шафиков - ветеран войны в Афганистане, а до недавнего прошлого командир разведроты 201-й дивизии, дислоцированной в Таджикистане. Теперь под Рязанью служит, в Чучково. Вчетвером мы приблизились к небольшой группе людей, окружавшей Бориса Громова. До возложения венков оставалось еще минут тридцать. Пластун подошел было к Громову и попытался что-то сказать, но командарм его не замечал. Да, сдается, прав был Игорь насчет их "тесного знакомства". Тут кто-то со всего размаху огрел меня по спине. Я обернулся. Гена! Генерал-полковник Геннадий Стефановский, которого я не видел уже, почитай, целый год! Мы обнялись. Устроенный нами шум привлек и внимание Громова. Он подошел, поздоровался со Стефановским, и тот, представив меня бывшему командарму, попросил Бориса Всеволодовича сказать несколько слов в микрофон. Громов согласился, на интервью мне отводилось пять минут - ровно столько оставалось до начала церемонии возложения венков.
      Пока я задавал вопросы Борису Всеволодовичу, Серега управился с фотоаппаратом, запечатлев для истории этот торжественный момент. Потом нам тоже вручили венок, и мы с Володей Пластуном возложили его к Вечному огню.
      - Ну что, дядя Вова? - спросил я.- Может, в следующий раз лучше мне представить тебя Борису Громову?
      - Да понимаешь, Валер, он меня, наверное, не признал. Столько времени прошло.
      - Надо же, тебя не признал, а Стефановского сразу узнал, хотя столько времени прошло. Ладно, с этим проехали. Завтра вечером приходи к Игорю Морозову. Состояние - трезвое, форма одежды - парадная. И поскромнее, пожалуйста. Это день рождения, не свадьба, так что "генералы" мне там без надобности.
      От Красной площади мы завернули на Тверскую, с нее мимо кинотеатра "Россия" - на Новослободскую, потом на Чехова, где и притулилось Московское бюро РС. Я быстренько поднялся наверх, подлетел к Кулистикову и Шустеру, вывалив перед ними кассету: "Вот вам, в ваш "Кривой эфир".
      В свое время Шустер и сам был не прочь взять интервью у Бориса Громова, так что особых "восторгов" чужими успехами, конечно, не выказал. Но делать нечего, событие надо было освещать, дабы не отставать в этом от "конкурентов" - российских средств массовой информации, а собственного "шустриковского мальчика" не пропустили за ограждения. Я еще упросил Серегу коротко заглянуть на Рублевское, домой к Серафиму Юшкову - поздравить его с наступающим праздником, а потом меня, уже порядком "нагруженного", "броня" доставила обратно на "базу", напоследок предупредив, чтобы завтра с утра я как "стеклышко" ждал его внизу.
      - А ты что, завтра разве без "колес"? - спросил я.
      - Вот наглый человек! - возмутился Шавров.- Имею я право хоть Девятого мая стакан-другой выпить?
      Дома, завалившись на родной диван, я начал рассказывать Игорю о наших с Шавровым похождениях на Красной площади (особенно позабавил его случай с шавровской "дурой"), но был перебит звонком. Я подумал было, что это Александр Васильевич, еще раз решивший уточнить нашу диспозицию на завтра. Нет, голос женский. Черт возьми, сразу и не узнал! Наталья, которую я, признаться, тоже уже счел "пропавшей без вести". Она и вправду отъезжала из Москвы к себе в Новочеркасск.
      - Ну, привет, красавица, подъезжай завтра по известному тебе адресу, а там разберемся!
      Я повесил трубку и плеснул себе немного в стакан "на сон грядущий". Забегая вперед, скажу, что к концу 95-го Наталья снова "пропала", и, к сожалению, больше мы с ней уже не встречались.
      У входа на Новодевичье нас с Серегой Шавровым уже ожидали Валера Борисенко и Павел Ким. Мы взяли букеты цветов и прошли в глубь кладбищенского комплекса, к надгробному памятнику Василию Филипповичу. Там уже находились сыновья Александр, Василий и Виталий, их жены, внуки Александр и Михаил Маргеловы, близкие и друзья семьи. Разлив по стаканам принесенную водку, мы добрым словом поминаем генерала-фронтовика, Героя Советского Союза, участника парада Победы 1945-го года, прошедшего всю Великую Отечественную войну от первого и до последнего ее дня. Девятое мая - не только День Победы, но и день памяти о тех, благодаря кому мы все получили право на рождение и на эту жизнь.
      С Новодевичьего кладбища мы поехали домой к Александру Васильевичу, где был накрыт праздничный стол, а уже ближе к вечеру вернулись на Пролетарку, к Игорю. Там я застал и первых гостей - немного знакомую мне, в основном по ее творчеству, Марианну Захарову и совсем незнакомого старлея-пограничника со звездой Героя России на кителе.
      - Андрей Мерзликин,- представился он.
      В памяти всплыли события лета 93-го в Таджикистане: 12-я застава Московского погранотряда. Неравный бой с просочившимися из-за Пянджа духами. Всего несколько оставшихся в живых бойцов. В их числе получившие тяжелые ранения офицеры - Разумовский и Мерзликин. "Стрелочников" искали недолго. Командующий погранвойсками России был снят с должности, но мертвых-то этим не оживишь.
      Марианна и Игорь оживленно спорили. Я прислушался. Оказывается, Маша, ефрейтор Внутренних войск России (полк дислоцирован в Дзержинске, Нижегородской области), засобиралась в Чечню. Игорь к ее настроениям повоевать отнесся отнюдь не благосклонно, потому и возник спор. Отношение брата, воевавшего в Афганистане и знающего цену крови, к войне в Чечне я знал хорошо и полностью разделял его. Одно время еще бывший сержант-афганец Серега Кузнецов серьезно достал Морозова своими поисками "героизма" на чеченской войне, и Игорь доходчиво объяснил тому прописную истину: "на гражданских войнах не бывает героев". Теперь вот еще и Марианна. У самого Игоря подрастали близнецы-сыновья Алексей и Михаил, обучавшиеся в МАДИ, но меньше всего он хотел бы видеть их обреченными на заклание "молоху" чеченской войны. Хватит и того, что отец навоевался за всех, а афганская война, к сожалению, никого и ничему не научила.
      Марианна не соглашалась с тем, что женское дело не в Чечне воевать, а растить дочь, и продолжала спорить. Заметив, что Игорь завелся уже не на шутку, я решил разрядить обстановку и попросил Марианну спеть. Она отвлеклась, мы выпили. Маша взяла в руки гитару. Я спросил Марианну, не против ли она, если в нескольких выпусках "Сигнала" я дам ее песни. Нет. Не против. И тут-то из нашего дальнейшего разговора выяснилось, что Захарова она по первому мужу, а в девичестве - Коновалова. Предки - родом из Костромы. Надо же? Моя покойница-бабушка говаривала, что ее корни тоже из этого старинного русского города. Вдруг дальняя родственница? Я как-то сразу поохладел мыслью приударить за Марианной и вовремя вспомнил о присутствии Натальи.
      Постепенно стали подходить и другие гости. Последним пришел Алексей Мананников. Он рассказал мне, что решил бойкотировать официоз на Поклонной и вместо этого прошел с колонной ветеранов от Белорусского к Вечному огню. Городские власти поначалу не разрешили было пройти "красным" на Красную площадь, но, узрев в рядах демонстрантов нескольких высокопоставленных законодателей, решили все же не омрачать праздник ни себе, ни другим.
      За окнами уже заметно стемнело. Со стороны Кремля грянули первые залпы праздничного салюта. Народ ответил дружными залпами из всех имевшихся в наличии разнокалиберных стволов. К народному салюту свой голос присоединили и мы.
      Из Москвы я улетел 12 мая, решив больше никогда не праздновать свой день рождения в Германии.
      ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ НА "ВОЛЕ"
      Я вернулся в Мюнхен и занялся подготовкой последних выпусков "Сигнала" к эфиру, стараясь не обращать внимание на бушевавшие вокруг "страсти-мордасти". Многим сотрудникам уже разослали уведомления с указанием причины, почему их не берут в Прагу. Я такого письма пока еще не получил, но примерно догадывался, чего в нем понапишут. Почти одновременно с этим был обнародован и коэффициент, по которому собирались начислять отступные. У меня за почти 12 лет набралась бы кругленькая сумма в 40 с лишним тысяч баксов, но с учетом моих долгов и кредитов не видать мне ее "кругленькую". Дай бог, если хоть половина останется. Вдобавок ко всему еще предстояла и беготня по различным немецким учреждениям для оформления пособия по безработице да "выбивания" приличных курсов по переквалификации или дальнейшему обучению. Я выбрал компьютерное образование в области масс-медиа. Но до курсов этих оставалась еще чертова уйма времени, а пока что надо спокойно досидеть на "свободовских" нарах свои последние полмесяца.
      Наконец долгожданным письмецом осчастливили и меня. Действительность превзошла ожидаемое. Формулировка увольнения содержала в себе прямое указание на мой дефект речи - заикание. Дескать, именно по этой причине я и не гожусь к "пражскому двору". Надо же, мать твою, более десяти дет проработал на РС/РСЕ в Германии, занимал высокую редакторскую должность, выступал в прямом эфире, был выездным спецкорреспондентом в России - и никого мое заикание, простите, не трогало. Интересно, а Шустер, который двух слов на чужом для него русском языке, как, впрочем, и на всех остальных, правильно связать не может, или картавый Гендлер, они что "звезды" радиоэфира? Написали бы уж лучше, что я национальной принадлежностью для Праги не вышел. Так нет ведь, евреев тоже не всех туда берут. Правда, в отличие от "гендлеров, шустеров и вротманов" Вася Фрейдкин, Бурштейн и Урбанская - люди приличные.
      Я уже ни хрена не понимал в логике отбора на "пражский этап", но на всякий случай на утренней летучке прилюдно справился у Гендлера:
      - Чем, с точки зрения доктора-логопеда, ваша долбанная картавость отличается от моего заикания?
      Лицо Юрия Львовича тут же приобрело цвет известного места у макаки-резуса, и он начал сбивчиво объяснять, что дело, дескать, сосем не в заикании.
      - Ну тогда, мать твою, и пиши прямо, в чем дело, волчина ты позорная! - Я уже не выбирал дипломатических выражений, перейдя на хорошо знакомую некоторым "диссидентам" неформальную лексику зоны.
      Женьку Кушева я не видел почти неделю и, придя как-то на службу во вторник, уже после обеда и с сильного похмелья, узнал страшную новость: Женя умер. До сих пор сложно сказать, что послужило причиной смерти. Я упоминал уже, что у Женьки было слабое сердце, волноваться и попадать в стрессовые ситуации ему было противопоказано, пить тоже, а плюс к тому еще и варикоз. Достоверно известно только то, что, будучи на службе в воскресенье, он поимел очень неприятный разговор с Шустером и поддакивавшим тому Гендлером. И Шустер вроде как намекнул, что в Праге можно обойтись и без Кушева, дав понять, что он-де знает "диссидентскую подноготную" Жени как "стукача". Это была хорошо рассчитанная на удар "под дых" ложь. Кушев никогда не был тем, что ему приписывал Шустер, но к подобным "наскокам", как и многие вчерашние диссиденты, относился весьма болезненно. (К слову сказать, уже после описываемых событий Шустер как-то цинично намекнул и Васе Фрейдкину, что, если тот будет "качать права", то отправится вслед за Кушевым. Как после этого относиться к подонку? У меня теперь есть все основания считать Шустера косвенным виновником смерти моего близкого друга.) В понедельник Жени не стало. Гендлер и остальные администраторы радио "Свобода" решили спешно организовать похороны, а потом уже сообщить об этом родственникам в России. Я смог дозвониться до Москвы и Ленинграда, хотя говорить с матерью Жени мне было совсем нелегко. Мать Евгения была тяжело больна, не вставала с постели и поэтому не смогла прилететь на похороны сына. В Мюнхен прибыли только сестра и двоюродный брат Жени из Питера, Влад. Администрация РС наотрез отказалась оплачивать транспортировку тела в Москву, хотя близкие родственники и настаивали на этом, почему-то более прислушавшись к мнению бывшей супруги Кушева.
      Владу Кушеву, которого Юрий Львович когда-то застучал в КГБ (по словам отставного полковника Волошенюка, Гендлер сдал органам человек двести из числа своих друзей и знакомых), тем самым испортив его карьеру ученого-генетика, я рассказал все, что знал о роли Гендлера и Шустера в этих трагических обстоятельствах. Пришлось "господину диг'ектог'у" поваляться в ногах у близкого родственника покойного. Через два дня мы схоронили Женьку Кушева на мюнхенском кладбище. Последнюю неделю пребывания РС в Мюнхене Гендлер обходил меня стороной, стараясь не попадаться на глаза. Морду ему собирался бить уже не только один лишь Боря Бурштейн.
      Наконец наступила и пора прощаться. На прощание я заготовил последний, 1383-й выпуск "Сигнала" (порядка 360 выпусков программы были созданы мною), ушедший в эфир 2 июня 1995 года. В нем я дал только свой авторский текст, почти наполовину состоявший из перечисления имен и фамилий офицеров и генералов, которых я поблагодарил за сотрудничество с программой, а также песни Игоря Морозова, Юрия Кирсанова и группы "Контингент". Передача ушла в эфир из пражской студии, куда ее перегнали из Мюнхена, и прозвучала уже после того, когда меня на "Свободе" больше не было. Ниже я приведу отрывок из этого последнего выпуска "Сигнала":
      "Этот прощальный выпуск по времени подходит к концу. В заключение я хотел бы поименно поблагодарить, как постоянных авторов программы "Сигнал", так и официальных лиц, за их участие в циклах "Коллективная безопасность СНГ" и "Оборона и безопасность России". Прежде всего хочу поблагодарить "лучшего министра обороны" России генерала армии Павла Грачева, причем не только за его короткие интервью программе, но и за обилие подсказанных им "тем и сюжетов". Ну а переходя на серьезный тон, выражаю сердечную благодарность за участие в программе "Сигнал" маршалу авиации Евгению Шапошникову, заместителям секретаря Совета безопасности Валерию Манилову и Владимиру Рубанову, начальнику Управления секретариата СБ РФ Константину Мацокину, офицерам пресс-службы и центра общественных связей СВР и ФСБ Юрию Кобаладзе, Алексею Кандаурову и Александру Михайлову, заместителю директора СВР генерал-майору Владимиру Рожкову, полковнику СВР Леониду Бирюкову, президенту Ингушетии Герою Советского Союза Руслану Аушеву, директору департамента налоговой полиции России генералу Сергею Алмазову, Главнокомандующему Сухопутными войсками России генерал-полковнику Владимиру Семенову и командующему Воздушно-десантными войсками генерал-полковнику Евгению Подколзину, заместителю командующего ВДВ по Миротворческим силам генерал-майору Николаю Стаськову, начальнику пресс-службы ВДВ Евгению Коротаеву, адмиралу флота Владимиру Чернавину, бывшему начальнику пресс-центра ВМФ Валерию Новикову и нынешнему - Александру Веледееву, генералам армии Махмуту Гарееву, Константину Кобецу и Михаилу Моисееву, начальнику Штаба по координации военного сотрудничества СНГ генерал-полковнику Виктору Самсонову, его заместителям генералам Борису Пьянкову и Виктору Селуянову, секретарю Совета министров обороны СНГ генералу Леониду Ивашову, начальнику ВОКУ имени Верховного Совета России генерал-лейтенанту Александру Носкову, контр-адмиралу Александру Мочайкину, генералам Эдуарду Островскому и Василию Волкову, бывшему министру обороны Таджикистана генералу Фарруху Ниязову, полковникам Серафиму Юшкову и Анатолию Ковалю, другим офицерам и генералам Штаба по координации военного сотрудничества, бывшим заместителям министра обороны России генерал-полковникам Борису Громову и Валерию Миронову, бывшему Главкому ЗГВ генерал-полковнику Матвею Бурлакову, начальнику Военной академии Генштаба генерал-полковнику Игорю Родионову, заместителю командующего погранвойсками России полковнику Федору Ламову, бывшему командующему Внутренними войсками МВД России генералу Василию Саввину, генералам Василию Гнездилову и Владимиру Нестеренко, полковнику авиации Николаю Столярову, сотрудникам пресс-службы Министерства обороны России полковникам Владимиру Уватенко и Владимиру Никанорову, депутату Госдумы РФ полковнику Сергею Юшенкову, Главному военному прокурору генерал-майору юстиции Валентину Паничеву и старшему следователю Главвоенпрокуратуры Алексею Смертину, главному редактору журнала "Военный парад" Евгению Шашкову, генералам Николаю Сердюкову и Николаю Гуськову, бывшему заместителю министра обороны СССР по чрезвычайным ситуациям генерал-полковнику Владиславу Ачалову, полковнику Олегу Брылеву, писателю Владимиру Богомолову, бывшему министру внутренних дел СССР и последнему председателю КГБ Вадиму Бакатину, бывшему председателю Конституционного суда России Валерию Зорькину, бывшему вице-президенту России генерал-майору авиации Герою Советского Союза Александру Руцкому, генералам Альберту Макашову и Виктору Филатову, писателю, главному редактору газеты "Завтра" Александру Проханову.
      На Украине хочу поблагодарить начальника Генерального штаба Вооруженных Сил республики генерал-полковника Анатолия Лопату и старшего офицера пресс-службы Минобороны Украины полковника Анатолия Мураховского. В Белоруссии - генералов Николая Чуркина и Ивана Зубкова, полковников Владимира Чекова, Федора Левшу, Виктора Новикова, Владимира Воротынцева и подполковника Александра Мушту, сотрудника КГБ Белоруссии Петра Снопка, депутатов Верховного Совета Евгения Новикова и Игоря Пырха.
      И, конечно, от всего сердца благодарю постоянных авторов программы "Сигнал". В Москве это генерал-майор запаса Александр Гуров, полковник запаса Игорь Морозов, полковник Александр Маргелов, генерал-полковник запаса Геннадий Стефановский, полковники запаса Валерий Борисенко и Виктор Верстаков, ученый-востоковед Владимир Пластун, полковники Валерий Чебан, Николай Иванов, Николай Плотников и Семен Багдасаров, писатель Петр Паламарчук, капитан 1-го ранга в отставке Николай Спасский, журналист-международник Андрей Шарый, подполковник Станислав Бабаев и подполковник запаса Михаил Елистратов.