ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Перед началом съемок сериала «Все, что блестит» они остановились в Палм-Бич. Катерин выбрали Гуманисткой года в благотворительном заведении, занимающемся людьми с болезнями сердца, отметив тем самым ее вклад. Отец Катерин умер от инфаркта, так что это дело было ей очень близко. Остановились они в гостинице «Брейкерс», классически элегантной и наиболее популярной в Палм-Бич.

– Все билеты проданы. – Бренда помогала Катерин облачиться в черное с серебром и стеклярусом вечернее платье, а местный парикмахер тем временем занимался ее прической. Гарри Уинстон прислал двух охранников с огромным подносом драгоценностей, чтобы Катерин могла выбрать, что надеть на вечер.

– Они обожают тебя, душечка! Все эти престарелые трясущиеся дамы с аристократическими манерами и древние вдовцы из знатных семей, а также вся эта публика, сделавшая все возможные в Палм-Бич подтяжки, будет там сегодня, – говорила Бренда. – Они станут очень внимательно к тебе присматриваться, так что ты должна выглядеть фантастически.

– Я пытаюсь. – Китти поморщилась, когда Бренда попыталась застегнуть молнию на платье. – Дьявол, я в этом платье, как в тисках.

– Чтобы быть красивой, приходится…

– Страдать, да, я знаю, – поддразнила ее Китти. – Но это платье прямо из времен испанской инквизиции.

– Ты действительно похудела даже больше, чем требовалось. Выглядишь потрясающе.

– А тебе не кажется, что я стала слишком уж плоскогрудой? Может, засунуть пару прокладок, чтобы выглядеть посисястее?

– Не мели ерунды. Это платье делает тебя элегантной, для этого сиськи не нужны. Ты же не Долли Партон. – Но, наблюдая, как Катерин поправляет вырез на платье, Бренда не выдержала. – Китти, не позволяй Жан-Клоду заставлять тебя комплексовать по поводу твоего тела. Ради Бога, перестань сомневаться в себе лишь потому, что какой-то лягушатник сказал, что ты плоскогрудая.

– Да, я все понимаю, но ведь ты знаешь Жан-Клода, ему подавай все идеальное, особенно для этой роли. Он хочет, чтобы я соответствовала на все сто процентов.

– Жаль только, что он сам далек от этих ста процентов. Слушай, лапочка, давай пошевеливаться. Перестань мучить себя из-за твоих сисек. Мне не терпится посмотреть, как эти старые кошелки во всем их великолепии будут пожирать тебя глазами. Ты – просто загляденье.

В вестибюле Жан-Клод грубо преградил дорогу фоторепортерам.

– Извините, ребятки, никаких фотографий.

– Да будет тебе, Жан-Клод, пожалуйста. Дай нам шанс. Вы же почти молодожены. Нам нужна ваша совместная фотография. Последнее время ваших фото не было видно. Ты должен дать публике то, чего ей хочется.

Жан-Клод лишь холодно улыбнулся.

– Мисс Беннет – звезда, дамы и господа. Сегодня она примадонна. Я – лишь оруженосец.

– Да перестань, дорогуша, не говори глупости. – Катерин услышала свой собственный голос, показавшийся ей незнакомым и жалобным, но Жан-Клод, не обратив на нее внимания, решительно направился к лимузину. Фотографы нацелили свои камеры на Китти.

– Улыбайся, – прошептала Бренда, – не позволяй ему тебя достать.

– Я и не позволяю. С меня в последнее время все как с гуся вода. – Катерин казалось, что губы у нее из гранита, но все же она заставила себя ослепительно улыбнуться. Наконец Бренда заявила, что хватит.

– Все, ребятки, все, достаточно. Разрешите мисс Беннет добраться до места назначения, пожалуйста, джентльмены.

Сидящий на переднем сиденье Жан-Клод проигнорировал женщин и всю дорогу разговаривал с водителем о политике.

– Не обращай на него внимания, – посоветовала Бренда. – Сегодня твой вечер. Получай от него удовольствие.

– Разумеется, – улыбнулась Катерин, но на душе у нее было скверно. – Все будет чудесно.

Создавалось впечатление, что все население Палм-Бич собралось у театра, чтобы поглазеть и поприветствовать ее. Китти потребовались десять охранников, настолько напирала толпа.

Женщина, которой явно было уже далеко за восемьдесят, схватила Китти за руку высохшей рукой с ярко-красными ногтями.

– Я обожаю тебя, Джорджия, – прохрипела она карминно-красными губами. – Я сама так на тебя похожа, душечка. Ты такая же, как и я, маленькая ведьмочка. Полудьявол-полуангел.

Ее локтем оттеснила другая женщина.

– Моя дочь в точности такая же, как и ты, – поведала она, – но, разумеется, моложе. Она хочет стать тобой, когда вырастет. Великой актрисой. Она надеется поступить в актерскую школу…

Телохранитель потащил Катерин сквозь орущую и свистящую толпу по покрытым красным ковром ступенькам, через лес мащущих рук с многочисленными кольцами. Многим женщинам средних лет Катерин представлялась героиней: пример того, как можно добиться успеха после сорока. Некоторым образом они идентифицировали себя с ней, поэтому сегодня они аплодировали, смеялись и выкрикивали приветствия, когда смотрели отрывки из фильмов, как раз в нужных местах. Когда она выступила с речью, все приветствовали ее стоя. После, как почетную гостью, ее окружила толпа поклонников, жаждущих познакомиться с ней и пожать руку. Катерин улыбалась, позировала для фотографий, принимала поклонение. Именно в такие моменты она по-настоящему чувствовала себя звездой и получала от этого удовольствие.

Мужчина с лицом резиновой собачонки, в рыжем парике, напоминавшем дохлую кошку, сильно сжал ее руку, заставив ее поморщиться. Приблизив к ней лицо так близко, что она едва не грохнулась в обморок, он заорал:

– Я сценарий написал специально для тебя, дорогая. Он даст миру увидеть, какая ты на самом деле замечательная женщина, милочка.

– Чудесно. – Снова ей на помощь пришел телохранитель.

– Не хочешь узнать, как он называется? – прохрипел мужчина в парике.

Она кивнула и улыбнулась ему через плечо, а толпа сдавила ее так, что практически невозможно было дышать.

– «Моя еврейская мамочка»! – восторженно проорал он. – Ты там сыграешь потрясающе, милочка. Ты ведь еврейка, верно?

Катерин виновато покачала головой, но он не сдавался.

– Не страшно, милочка. Мы все равно считаем тебя одной из нас. У тебя есть сердце, вот что у тебя есть, милочка.

Но ей все уже начинало надоедать.

– Давай сбежим в дамскую комнату, – одними губами сказала она Бренде, вырываясь из цепляющихся рук. – Мне надо отойти от этого, я уже перебрала обожания.

Дамская комната могла бы служить памятником дурного вкуса нуворишей. По всем стенам – зеркала персикового цвета, украшенные изваяниями такого количества лепных голых баб, что Китти и Бренда с трудом могли различить свои лица. Пока Катерин пудрилась, поправляла макияж и взбивала волосы, две дамы в практически одинаковых шутовских туалетах и с тоннами косметики на лицах шептались у соседнего зеркала и пялились на нее.

Бренда гневно взглянула на них, но Катерин не стала обращать внимания. Она уже привыкла, что разговоры прекращались, когда она входила в комнату, или, что еще хуже, когда ее обсуждали в ее же присутствии.

– Кожа не ахти, – прошептала Клоун-1 Клоуну-2.

– Это все освещение, так я думаю. – Клоун-2 пыталась подойти поближе к Катерин.

– Что вы такое сказали? – Бренда пребывала в воинственном настроении. Она поставила руки на внушительные бедра, готовясь к бою, и заняла позицию между Катерин и двумя женщинами, напоминавшими пчелиные ульи.

– Мы большие поклонницы мисс Беннет, – высказалась Улей-1.

– Мы ее самые горячие поклонницы, мы ее обожаем, – заверещала Улей-2.

Катерин слабо им улыбнулась, что, к сожалению, обе женщины немедленно приняли за поощрение. Но на пути снова встала Бренда. Катерин требовались эти несколько минут, чтобы побыть одной, ей вовсе не хотелось, чтобы на нее глазели и шептались за спиной.

– Дамы, пора возвращаться в зал, – как могла сердечно произнесла Бренда, пытаясь вытеснить их из комнаты.

– Мы хотим поговорить с Джорджией, – заявила Улей-1. – Ведь это мы, фанаты, сделали ее, и у нас есть право.

– Без нас ее бы не было, – согласилась Улей-2. – Мы ей всегда преданы, несмотря на газеты.

– Ну, как бы оно там ни было, – сказала Бренда, – нам хотелось бы побыть одним, так что, до свидания, милые дамы.

– Нам лишь хотелось посмотреть, как она красится – заныла Клоун-1. – Почему вы не даете нам на нее посмотреть?

– Потому что здесь не зоопарк, – возмутилась Бренда. – Если желаете глазеть, делайте это в зале, но, ради всего святого, хоть здесь дайте ей капельку покоя.

– Ну что же, похоже, зря мы не верили газетам, – огрызнулась Улей-1, захлопывая свою украшенную камнями minaudiere в форме пуделя. Встряхнув волосами, щедро политыми лаком, она добавила: – Пошли, Дорис, мы зря стараемся высказать свое дружелюбие. Ее карьере скоро придет конец, если она будет так грубо вести себя с поклонницами.

Когда они возмущенно покидали комнату, Бренда услышала, как одна из них пробормотала:

– Она и в самом деле сука, и вовсе не так уж хороша при ближайшем рассмотрении.

Катерин рассмеялась.

– По сравнению с ними Элеонор просто мать Тереза.

– Вся беда в том, Китти, что ты чертовски знаменита и каждый хочет отхватить от тебя кусочек. Ладно, пора снова к поклонникам.

Вновь вокруг Катерин собралось столько кривляющихся фанатов, что снова пришлось вмешаться охранникам. Как обычно, в лимузин Катерин села первой, потом Жан-Клод и за ним Бренда. Катерин по привычке сначала села на заднее сиденье, а потом изящно закинула ноги. Не успел Жан-Клод забраться в машину, как она почувствовала, что он весь кипит от злости. Повернувшись к ней в бешенстве, он заорал:

– Ах ты проклятая дива, зазнавшаяся примадонна. Что ты из себя воображаешь?

– Ты пьян? – холодно спросила она.

– Нет, я не пьян, пока еще нет, но я должен бы быть, раз я твой муж. От тебя любого потянет к бутылке. Только потому, что каждый придурок с раскрытым ртом пытается до тебя дотронуться, ты вообразила себя королевой Англии, мать твою так.

Катерин ненавидела ругань, к тому же телохранитель и шофер навострили уши. Любой из них завтра может связаться с газетами. Она прикусила язык и закурила сигарету.

– Успокойся, Жан-Клод, перестань вести себя как ребенок.

Это разозлило его еще больше.

– Как тебе известно, я тоже был знаменитостью, – прошипел он. – Когда я был поп-звездой, был куда более знаменит, чем ты сейчас, Катерин Беннет, и поклонников у меня было больше, чем у тебя.

– Ты много раз об этом рассказывал, Жан-Клод, почему бы тебе не сменить пластинку? – Китти нажала кнопку, поднимая стекло, отгораживающее их от водителя.

Бренда презрительно посмотрела на Жан-Клода.

– Почему бы тебе не отвязаться от Китти, ради всего святого? Остынь.

Жан-Клод повернулся к ней с лицом, перекошенным от злости.

– Если ты немедленно не заткнешься и не перестанешь совать нос в чужие дела, Мисс Пятидесятые, я вышвырну твою толстую задницу из машины, ясно?

Лицо Бренды покраснело. Как смеет он так себя с ней вести? Более того, почему Катерин это терпит?

– Жан-Клод, мы же не соревнуемся, кто из нас более знаменит. – Катерин старалась сохранить спокойствие, хотя рука с сигаретой дрожала. – Это должен был быть мой вечер, в мою честь, так что, пожалуйста, скажи мне, дражайший мой муженек, почему ты ведешь себя как последний ревнивый идиот?

– Не смей называть меня идиотом. Ты еще об этом пожалеешь, Катерин. В машину лезешь первой, мне даже места не оставляешь. Рассаживаешься там с этой идиотской улыбкой на лице, как будто весь мир тебе принадлежит. Самовлюбленная сука.

– Мы так всегда поступаем. Мы никогда не заваливаемся в машину все вместе. Тут же все запланировано, как военная операция, иначе будет хаос. Разве ты не понимаешь? Давай получим удовольствие от остатка вечера. Нам ведь завтра уезжать.

– Ладно, ладно, пчела-царица, пусть будет по-твоему. Так ведь всегда и бывает. – С театральным вздохом Жан-Клод отвернулся и уставился на мерцающее отражение огней в воде. Установилась тяжелая тишина, продолжавшаяся до гостиницы, где Жан-Клод немедленно отправился спать. Китти с Брендой задержались, чтобы выпить по рюмочке.

– Что на него нашло, черт побери? – Катерин налила себе приличную порцию коньяка. Понять не могу, в чем дело.

– Я не знаю, золотце. Мне бы самой хотелось понять, в чем дело, тем более что чем дальше, тем хуже.

На моего Франка иногда находило, но потом он несколько месяцев бывал нормальным. Такое впечатление, что Жан-Клод – два разных человека.

– Мне уже кажется, что я его совсем не знаю. Стоило нам пожениться, как он абсолютно изменился. Он таким раньше никогда не был.

– А как насчет того случая, когда он слинял в Вегас?

– Да, верно, как глупо, я совсем забыла. Наверное, мне уже тогда следовало понять, каким он может быть жестоким. Но я решила, что это исключительный случай, потому что он меня любит и хочет на мне жениться – ха! – Она допила коньяк.

– Брось его, – без лишних церемоний посоветовала Бренда.

– Бросить его? Как я могу? Мы всего три месяца женаты. Может, тут все же я виновата, очень уж командую. А может, я вообще не гожусь для брака.

– Это не брак тебе не подходит, а мужик, – заявила Бренда. – Выставь его за дверь, Катерин. Ну, ошиблась, с кем не бывает. Тот, кто боится ошибиться, Китти, боится жить. Я это уразумела еще на маминых коленях.

– А моя мать учила меня – не удалось в первый раз, пытайся снова, и снова, и снова, – сказала Катерин. – Я пока не собираюсь сдаваться, Бренда. Во всяком случае, пока не снимем фильм. – Она прикурила новую сигарету. – А потом, клянусь тебе, если Жан-Клод не перестанет вести себя как чудовище в припадке шизофрении, я покончу с этим браком. – Она налила им еще по рюмке коньяка. – После того, как закончу картину.

– Ловлю тебя на слове. – Бренда подняла рюмку и задумчиво отпила. – Я пью за это.

Но и на следующий день в самолете Жан-Клод продолжал корить Катерин за ее поведение.

– Ты совсем зазналась, – говорил он. – Тебе наплевать на всех, кроме себя. На меня, на сына, на все, кроме твоей карьеры.

Он зудел и зудел, многозначительным шепотом перечисляя ее «грехи»: себялюбие, самомнение, нарциссизм, ханжество, эгоизм. Наконец Китти не выдержала и закричала:

– Слушай, ты, сумасшедший ублюдок, мы женаты всего три месяца, но, если и дальше так пойдет, я с этим покончу как только мы прилетим во Францию. Понял? С'est la fin de l'histoire, как ты однажды выразился, и я говорю это серьезно, мы покончим с этим фарсом под видом брака как можно скорее.

Он не ответил, но сердито уставился в иллюминатор в густую темноту над Атлантическим океаном. Китти вернулась в бизнес-класс и провела остаток ночи, напиваясь с Брендой.

Улыбающийся управляющий «Ритц» с поклонами удалился из номера герцога Виндзорского. Еще одно преимущество звезды – возможность всегда получить лучший номер, лучший столик в ресторане в самую последнюю минуту. Как только за ним закрылась дверь, Жан-Клод повернулся к стоящей с ледяным лицом жене и прерывающимся от волнения голосом сказал: