Чертовски знаменита

– А, поняла, клевый. Ясно.

Мелкие острые зубки на мордочке хорька, большие залысины и сбитое, но сухое тело. Он ни в малейшей степени не понравился Катерин, но, похоже, он ею заинтересовался, и в ближайшие три дня она постоянно с ним сталкивалась. В пятницу он протянул ей конверт.

– Приглашение на вечеринку, которую я устраиваю завтра, – объяснил он. – Надеюсь, вы сможете прийти. Там будет много ваших друзей, поскольку у меня праздник.

– А что вы празднуете? – поинтересовалась Катерин. Ей всегда нравились праздники, да и расслабиться бы не помешало.

– Я только что подписал контракт с «Фейс рекордс». Фантастическая сделка, так что я собираюсь предложить гостям какое-нибудь пойло и дохлое мясо на тостах.

– Я собираюсь на баскетбол с сыном, но, возможно, после игры и загляну.

Так вышло, что после матча Томми заявил, что идет на вечеринку к Тодду.

– Только не пей, пожалуйста, ладно? – попросила Катерин, в которой взыграли материнские инстинкты.

– Разумеется, не буду. Слушай, это все в прошлом. Все наши соберутся у Тодда, и вообще ведь суббота, самое время повеселиться. Почему бы тебе не пойти к Джейку? Развлекись немного ради разнообразия.

Когда Катерин появилась, вечеринка была в самом разгаре. Несколько десятков девушек, кое-кто актрисы, другие явные проститутки, в платьях с огромными декольте и такими короткими юбочками, что они едва прикрывали срам, крутились вокруг голливудских светских львов. Перед домом, оформленным в испанском стиле, бил винный фонтанчик. Джейк приветствовал ее чересчур фамильярным объятием. Она попыталась вырваться из его цепких рук, но он повернулся к фотографу, снимающему гостей, и сказал:

– Покажи-ка ему свои зубки, Китти.

Катерин слабо улыбнулась, стараясь скрыть раздражение, и приготовилась смешаться с толпой. Но тут она заметила нечто, что заставило ее сердце пропустить удар. Это был тот самый блондин с зелеными глазами, ее таинственный поклонник, и стоял он – это надо же! – рядом с Элеонор Норман! Катерин внимательно присмотрелась к ним. С виду они просто вежливо разговаривали, ничего больше, хотя Элеонор была явно им зачарована. А может, просто так кажется.

Сомнений не могло быть, Элеонор оделась, чтобы сражать наповал. Она не просто прихорошилась, она приукрасилась до такой степени, что почти превратилась в пародию на саму себя. Черное платье разрезано спереди до пупка, а сбоку – до середины бедра, демонстрируя всем шелковые кружевные чулки и красные подвязки. Ее пепельно-светлые волосы стояли вокруг головы пушистым нимбом, а серьги из горного хрусталя доставали до плеч цвета орехового дерева. Она смотрела в глаза незнакомцу и время от времени кокетливо касалась пальчиком борта его великолепно сшитого смокинга.

Катерин как завороженная уставилась на них, и вдруг, как бы почувствовав, что на него смотрят, он поднял голову и встретился с ней взглядом. Катерин почувствовала, словно ее ударили, сердце подпрыгнуло до горла. Ей хотелось бы поговорить с ним, но как это можно сделать, если он беседует с Элеонор? Он поднял бокал, улыбнулся, и на мгновение ей показалось, что он собирается подойти к ней. Но тут кто-то дотронулся до ее плеча, она повернулась, чтобы узнать, кто это, а когда снова поискала взглядом незнакомца, его уже поглотила толпа.

Рядом стоял Стивен и заботливо спрашивал, как она себя чувствует, говорил, что она выглядит потрясающе, а в душе он дивился, что с ней такое творится. Она казалась занятой своими мыслями, отсутствующей, как будто кто-то только что сообщил ей тревожные новости.

– А где Мэнди? – спросила она, явно делая усилие, чтобы сосредоточиться.

– Она целый день с тренером готовилась к марафону в Лос-Анджелесе и очень вымоталась.

В голосе слышалась определенная горечь, заставившая Китти взглянуть на него повнимательнее, но выражение его лица подсказало ей, что сейчас не время допытываться.

– Есть хочешь? – Он показал на ломящиеся от еды столы.

– Ужасно, – сказала она, наконец собравшись. – Я за весь день съела сосиску и пакет попкорна.

На столах были колбаски с жареным луком, бифштексы с пюре, печеные бобы и селедка, странный набор блюд, который народ Беверли-Хиллз считал типично английским ужином, хотя, по сути, это был типично английский сельский завтрак. Стивен сел рядом, а вскоре к ним присоединились Джейк и остальные. Их столик располагался в центре теннисного корта, над которым был натянут тент, и Катерин все поглядывала на вход в ожидании белокурого незнакомца. Но он не появился.

Стивен развлекал сидящих за столом забавной историей, но Катерин никак не удавалось сосредоточиться. Стивен снова обратил внимание на ее отсутствующий вид, как будто она кого-то ищет, и вскоре, заметив возбужденный румянец на ее лице, понял, кого она ждала. Высокого блондина, несомненно, очень красивого. Стивен почувствовал укол ревности.

Катерин выпила несколько бокалов вина и теперь желала танцевать. Уже давно она не чувствовала себя так раскованно. С задорной улыбкой она через стол протянула руку Стивену.

– Послушай, это фламенко, – сказала она. – Пойдем?

И вот, под опьяняющую музыку трио «Лос Парагвайс», они со Стивеном принялись отплясывать бурный фламенко. Катерин чувствовала легкость в голове, когда Стивен, обняв ее, кружился с ней по площадке. Откинув голову с развевающимися черными волосами, она заливалась смехом.

Она не думала ни о чем, кроме четкого ритма музыки и дикого темпа танца. Забыла о репортерах светской хроники, уже пишущих ее профессиональный некролог, или разговорах в Голливуде о том, что ее карьера катится под откос. Не вспоминала, что ей уже сорок три, что она здесь одна из самых старых женщин. Она ощущала себя молодой и живой, ей все позволено. Когда музыка смолкла, все захлопали, а Стивен откинул Китти назад в классической позе танго. Словно работая на галерку, она игриво выгнула спину и в этот момент краем глаза заметила высокого незнакомца-блондина.

Он стоял в дверях, уставившись на нее. Она понимала, что грим на лице смазался, волосы растрепались, лоб в бисеринках пота, но это ее не волновало. Попросив Стива принести им по бокалу шампанского, она направилась было через танцплощадку, но тут заметила, что около незнакомца возникла Элеонор, взяла его за руку и повела из комнаты.

Вернулся Стив с шампанским.

– Ты, верно, умираешь от жажды, – заметил он.

– Еще бы. – Катерин отпила глоток, а потом осушила бокал полностью. Шампанское показалось ей нектаром. Обычно оно возглавляло ее список запретных вещей, потому что от него опухаешь.

– Никогда бы не подумала, что ты не хуже Джона Траволты.

Глаза у Катерин сверкали, щеки разрумянились, и Стиву она казалась удивительно прекрасной.

– Хочешь еще потанцевать?

– Обязательно, – согласилась она. – Мне ужасно нравится оркестр. Кстати, кто тот мужчина с Элеонор?

– Какой мужчина? – спросил Стив. – Я никого с ней не видел. Разве она не с тем скандинавом, что всегда?

– Нет, она была с высоким блондином. Ты его не заметил?

Стивен отрицательно покачал головой.

«А, проехали, – подумала Катерин, когда они снова начали танцевать, – видать, не суждено нам встретиться».

Был последний день съемок, они работали над сценой, предшествующей взрыву на яхте. Тони, Элеонор и Катерин снимались крупным планом, но тут было задействовано много различных пиротехнических эффектов, включая горящие головни, иногда подносимые совсем близко к лицам, и стены, взрывающиеся прямо за их спинами. Элеонор, получившая роль Эммы Гамильтон, особо дружелюбно относилась к Катерин, и они болтали между съемками, пока им подправляли грим.

– Ты прекрасно танцевала на субботней вечеринке, – восхищалась Элеонор. – Я и не знала, что ты так умеешь, дорогая, и платье мне твое понравилось.

– Спасибо, я и сама не знала о своих способностях. Да, кстати, ты тоже выглядела потрясающе.

– Спасибо, Китти. – Они неискренне улыбнулись друг другу.

– Кто это с тобой был? – Катерин внимательно смотрела в зеркало, подмазывая ресницы.

– Дирк.

– Да? А мне показалось, я видела другого, блондина.

– Нет. – Элеонор обвела губы блестящей помадой. – Ты же знаешь, я всегда верна моему скандинавскому жеребцу.

Гримеры едва не подавились жевательной резинкой. Всем было известно, что Элеонор спала с кем попало при любой возможности.

После фиаско при присуждении премии Альберт с Катерин едва здоровался. Теперь им предстояло снять сцену, в которой Чарльз Скеффингтон гонится за Джорджией по лестнице. Несмотря на свои шестьдесят девять лет, Альберт все еще был силен, а пара рук вокруг горла актрисы в пылу страсти может представлять опасность. Катерин решила с ним помириться.

– Что ты делаешь в перерыве между съемками, Альберт? – Она ласково ему улыбнулась.

– Что? Ты со мной разговариваешь? – Старый актер смутился. Чтобы подготовиться к сцене с Катерин, ему нужно было ее ненавидеть. Обычно ему это легко удавалось, поскольку он действительно ее не любил, но ее неожиданное дружелюбие сбило его с толку.

– В Англию поеду, – пропыхтел он.

– Чудесно. Повидаться с родителями?

Гримеры снова подняли брови. Иногда Китти умела ляпнуть такое! Родители Альберта давно умерли, а если судить по тому, как он вел себя в последнее время, ему тоже недолго осталось.

– Между прочим, – ледяным тоном возвестил он, – я собираюсь навестить дочь. У нее скоро будет ребенок.

– Ой, ты будешь дедушкой, как замечательно! – Катерин искренне порадовалась за него, не понимая, что он вовсе не хочет такого слышать. В Голливуде можно жениться, можно родить ребенка, даже двух, но ни в коем случае нельзя быть дедом или бабкой. В их сериале тоже не имелось внуков.

Понимая, что снова обидела его, Китти подошла поближе.

– Послушай, Альберт, мне очень жаль, что у нас в последнее время все так нескладно получалось.

Старик беспомощно оглянулся, но он сидел в кресле, а Блэки накладывал ему на руки толстый слой грима, так что пути спасения были перекрыты.

– Ну, это… спасибо, Катерин, я всегда верил, что надо прощать и забывать.

– Совершенно с тобой согласна. Я рада, что ты так думаешь, потому что я все время расстраивалась, да и ты, верно, тоже. Раз уж мы полтора месяца не увидимся, мне кажется, мы можем расстаться с приятными воспоминаниями. Друзья? – Она протянула руку.

Он с отвращением пожал ее.

– Да, моя дорогая. Друзья. – Господи, как он ненавидел эту женщину, но она поставила его в безвыходное положение.

Помогла ли ее тактика или что еще, Китти так и не узнала, но сцена закончилась без сучка и задоринки. Обошлось без синяков. Помощник Гейба Хеллера приволок большой портативный холодильник с плохим шампанским, пивом и другими напитками. Принесли пятьдесят коробок пиццы, и съемочная группа набросилась на все с волчьим аппетитом.

Они упаковывали ее вещи в уборной, когда Бренда протянула ей записку от врача Джонни.

– Операция сделана. Больной поправляется; однако степень успеха будет известна только через несколько месяцев.

– Ну что же, это определенно хорошие новости, – сказала Бренда. – Теперь у Томми настроение во время вашей поездки будет лучше.

– Слава Богу, – вздохнула Катерин.

Она оглядела голую, унылую комнатенку с древним диваном, с которого уже сняли ее красивую шаль, так что теперь был виден не только его возраст, но и внутренности. Все стены в пятнах и потеках, а ковер, до того покрытый сверху ее персидским ковром, был изношен до основы.

– Интересно, вернусь я сюда в следующем сезоне? – задумчиво проговорила Катерин.

– Ну разумеется, детка. Они не смогут выпустить этот кусок дерьма без тебя.

– Еще как смогут. Чертовски легко смогут. Рейтинг падает, и, если они смогут в следующем сезоне сэкономить пятьдесят тысяч долларов в неделю, могу на что хочешь поспорить, они это сделают. Если кого и выкинут, то обязательно Джорджию-Гадюку. И мы не получим нового сценария практически до начала съемок в новом сезоне. Господи, Бренда, они вполне могут дать мне пинка.

– Не думай об этом, милая, радуйся прекрасному Парижу, присматривай за Томми, да и за собой тоже. Мы тут наслышаны, какие там мужики на Ривьере.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Отрывок из колонки Сюзи, «Нью-Йорк дейли ньюс», 28 июня, 1988 г.

Заходящая телевизионная звезда, мисс Катерин Беннет, упаковав пару дюжин туалетов от Луи Уиттона, рванула со своим дорогим сыночком по Европе, чтобы потом задержаться в своем убежище в Сен-Тропезе. Милочка Китти, или, если хотите, Джорджия-Гадюка из телевизионного хита «Семья Скеффингтонов», отправилась в заслуженный отпуск. Она только что закончила съемки третьего сезона крайне популярного сериала и собирается возвратиться в Лос-Анджелес в середине июля, чтобы начать четвертый сезон. Браво, Китти! И не горюй, что замечательная роль Эммы Гамильтон досталась потрясающей телевизионной стерве Элеонор Норман. Мы слышали, что Гейб Хеллер всерьез раздумывает, не взять ли тебя на главную роль в новом варианте сериала. Мы надеемся, что ты дашь им прикурить в новом сезоне, как делала в прошлом. Мы все тебя обожаем, Китти!

Вилла спряталась далеко в холмах за Сен-Тропезом, достаточно близко, чтобы Томми мог на велосипеде поехать в шумный порт с модными магазинчиками и кафе, покататься на водных лыжах, заняться виндсерфингом и поплавать на близлежащих пляжах, но достаточно далеко от назойливых газетчиков и вообще любопытных. Здесь Катерин чувствовала себя в безопасности, хотя по меркам богачей, отдыхающих на Ривьере, вилла была скромной. Большая уютная гостиная с несколькими комфортабельными диванами и старой, но красивой деревянной мебелью в прованском стиле. Имелась еще маленькая столовая, пять спален различных размеров и приятная комнатка с телевизором, где они с Томми смотрели видеофильмы и где ей иногда удавалось уговорить его поиграть в скрэббл или другие игры.

Чета французов ходила за покупками, готовила им и убирала виллу, оставляя Катерин достаточно времени, чтобы отдыхать в саду, наполненном запахом лаванды и жасмина и расцвеченном пурпурной бугенвилеей и бледно-голубыми цветами климатиса. Иногда она лежала около бассейна, откуда открывался замечательный вид на бухту, заполненную яхтами, радуясь возможности ничего не делать, или проводила время с Томми, если тот не был занят со своими друзьями-подростками на пляже. Она знала, что он получил удовольствие от тех двух недель, что они провели вместе в Париже и Лондоне. Ей страшно нравилось показывать сыну эти свои два самых любимых города, но теперь ему требовалось общество, сверстников. Ему также надо было отвлечься от мыслей о Джонни. Томми постоянно ему звонил, и его беспокоило, что у отца снова появились боли.

В один из таких ленивых дней, когда Катерин полудремала в шезлонге после позднего обеда, убаюканная звонкими, кристальными звуками маленького фонтана, позвонил из Лос-Анджелеса Стивен.

– Китти, я только что вернулся с совещания у Гейба. Они приняли решение – Джорджия не умрет!

Китти ощутила одновременно и облегчение, и разочарование. Она знала, что была бы убита, если бы ее героиню выкинули из сериала, с другой же стороны, ей крайне нравилась сибаритская жизнь на юге Франции. Она обленилась, чувствовала себя довольной, хотя ощущение счастья слегка омрачалось сознанием, что рано или поздно этой жизни придет конец. Пресса активно развлекалась по поводу ее неудачи с ролью Эммы Гамильтон, но втайне Китти понимала, что все к лучшему. Она только теперь ощутила, насколько вымоталась и как хорошо, что этот перерыв между съемками она не использовала для работы.

Теперь же она произнесла:

– Хорошие новости, Стивен.

– Я знаю, и все благодаря зрителям. Исследование общественного мнения и все вопросники, распространенные Гейбом и K° в последнее время, сейчас дали результаты, и решение единодушное. Они обожают тебя, они любят тебя, детка! – Его подражание Салли Филд заставило Катерин рассмеяться.

– Ну, я очень рада, просто в восторге.

– Я тоже был уверен, что им не удастся отделаться от Джорджии. Попробуй они это сделать, им бы пришлось подавлять бунт. Ты забудь про эту Эмму Гамильтон, все уже в прошлом. Я напишу для тебя просто убийственные сцены, вот увидишь.

Он повесил трубку. Катерин встала и вернулась в дом. Внезапно, по непонятной причине, ее охватило чувство одиночества. Теперь, когда ей не надо каждый день отправляться на работу, у нее было время подумать, и она стала понимать, насколько ей хочется иметь кого-то в своей жизни, мужчину, который любил бы ее без всяких условий, такой, какая она есть. Китти Криббенс из Куинса.

– По существу, домашняя девочка, – поддразнила она себя, заметив свое меланхоличное лицо в зеркале. Не блестящая Катерин Беннет из Беверли-Хиллз, настолько знаменитая, что не может выйти из дома, чтобы в ее сторону не поворачивались головы.

– Разве так должна рассуждать женщина восьмидесятых? – укорила она себя. Женщина восьмидесятых должна зависеть только от себя, сама себя содержать, быть самоуверенной и способной наплевать на мужчин! – Господи, тебя сюда как из пятидесятых бросили, – пожурила Катерин свое отражение. В те годы она была ребенком и часто наблюдала, как мать и ее приятельницы доводят себя до совершенства даже для самого скромного мероприятия. Ей нравилось смотреть, как они поправляют вуаль на своих маленьких, похожих на коробочки, шляпках, разглаживают морщинки на перчатках. Обсуждались, в основном, преимущества завивки у Тони перед перманентом у Клейрол, или можно ли носить белые туфли после Дня труда. Но говорили ли они об этом или решали, что приготовить на десерт, цель была одна: угодить своему мужу и сделать так, чтобы он любил тебя вечно.

Совет, данный Китти Верой, был бескомпромиссным:

– Мужчинам нужно лишь одно, Кит-Кэт, и, если ты им это позволишь, не надев обручального кольца на палец, ты дура.

Вера любила хвастаться, как она сохранила невинность, хотя большинство ее подруг свободно спали с симпатичными солдатами, у которых находились для них шоколадки и нейлоновые чулки. И Вере удалось то, что не получилось у многих. Она захомутала Барни Криббенса, самого симпатичного из всех, и была с ним счастлива до самой его смерти. И все потому, утверждала она, что предусмотрительно приберегла свою козырную карту.

Катерин вздохнула. Те дни уже давно в прошлом. Но почему ей ближе взгляды тех далеких лет, чем пренебрежительное «Отвалите, ребята, нам и без вас хорошо» восьмидесятых?

– Ты завязла в прошлом, – снова пробормотала она.

Несмотря на громкие заверения, что она не собирается замуж, Катерин хотелось со временем найти себе мужа. Большая часть ее двадцати лет с Джонни были счастливыми. Она снова хотела семейной жизни. Хотела принадлежать кому-то и чтобы этот кто-то принадлежал ей. Ей хотелось засыпать в объятиях любимого мужчины и так же просыпаться. Ей хотелось возвращаться домой каждый вечер к нему, чтобы они вместе обсуждали события дня. Удастся ли ей это когда-нибудь? Многие мужчины чувствовали себя неуютно из-за ее славы и боялись, что на них тоже падет ее тень. Катерин знала, что не всякий мужчина рискнет на ней жениться.

Катерин часто приглашали соседи и знакомые, но она всем отказывала, то есть всем, за исключением одной техасской пары, теперь проживающей в Калифорнии. Она решила принять приглашение Бетти и Стэна Чал-мерс. Они были невероятно богаты, невероятно общительны и в разгар сезона проводили по два месяца на своей вилле в Сен-Тропезе. Поскольку у них был сын одного возраста с Томми, Катерин решила принять приглашение.

В тот день была жуткая жара, солнце Ривьеры шпарило вовсю, когда Катерин и Томми подъехали к великолепной вилле Чалмерсов. Черные чугунные ворота распахнулись, стоило ей нажать кнопку. Они проехали во взятом напрокат «рено» по серой дорожке из гравия, обсаженной по краям серебристыми елями и оливковыми деревьями, к белому дому из камня и мрамора. Отсюда хорошо был виден сверкающий залив Сен-Тропезе. Море, совершенно спокойное, сверкало то там, то здесь белыми парусами яхт. Когда они подошли к дому, дворецкий в форме провел их через прохладный холл, облицованный белым и черным мрамором, на ровную, изумрудного цвета лужайку, с которой открывался вид на бухту.

– Привет, Китти, дорогуша! Я так рада, что ты смогла прийти. – Бетти Чалмерс, настоящая южная красотка, полная очарования, кинулась навстречу Катерин. Чтобы предохранить свое молочно-белое лицо от солнца, Бетти носила большую соломенную шляпу, украшенную маленькими американскими флажками.

– Я ее надела в День независимости на вечеринку, дорогуша, и таким пользовалась успехом, что решила попробовать еще раз!

На Бетти, находящейся в прекрасной форме, был плотный купальный костюм, полосато-звездная перевязь вокруг узеньких бедер, золотые цепи с сапфирами и рубинами на шее и запястьях и огромные рубиновые с бриллиантами серьги в форме сердечка в ушах. На красивом лице большой и приятный рот, накрашенный яркой помадой.

– Ты выглядишь дико патриотично. – Катерин всегда одобряла вкус Бетти.

– А, ты же знаешь, Китти, я самая настоящая типичная американка!

Ее муж Стэн прославился тем, что, будучи настоящей барракудой в зале для заседаний правления, был самым ласковым котенком в спальне. Теперь он тоже подошел к Катерин с приветливой улыбкой.

– Жутко рады видеть вас здесь, мисс Джорджия. – Он приподнял свою красно-бело-синюю шляпу.

– Стэн! Не смей называть ее Джорджией, это только для телеэкранов. Извини, душечка, иногда он сам не знает, что на него находит.

Бетти, нахмурившись, посмотрела на своего мясистого супруга, потом взяла Катерин за руку и повела к остальным гостям. Это была странная смесь всякого европейского мусора, представителей высших сословий из Центральной Европы без гроша за душой, парочки стареющих плейбоев, одного или двух английских аристократов и вдовствующей королевы косметики из Нью-Иорка, которой было далеко за восемьдесят, но выглядела она, как свежая незабудка, в розовой шляпе с широкими полями и шифоновом шедевре от Чипарелли.

Тут сердце Катерин начало биться медленно и болезненно сильно, ладони рук вспотели, а во рту пересохло. На дальнем конце плавательного бассейна стоял ее прекрасный, таинственный блондин. Ей казалось, что он расплывается в солнечном свете, подобно миражу или видению; ей даже подумалось, не галлюцинация ли у нее. Но когда она заметила, с кем он разговаривает, почувствовала себя лучше.

Квентина Роджерса она знала хорошо; знаменитый старый плейбой и бонвиван славных дней Голливуда. Он всегда присутствовал на всех значительных голливудских вечеринках, начиная с сороковых годов.

– Китти, душечка, это мой самый любимый-прелюбимый старый друг из Голливуда, Квентин Роджерс, которого, я уверена, ты хорошо знаешь.

– Разумеется. Квентин, рада снова встретиться. – Катерин протянула руку; крошечный человечек взял ее в свою с идеально наманикюренными ногтями.

– Я тоже, дорогая Китти. Ты, как всегда, выглядишь замечательно.

Кроме кремового цвета панамы, надетой под лихим углом, на нем была легкая, белая в черную полоску, хлопчатобумажная рубашка и великолепно отутюженные льняные брюки. На ногах – черно-белые туфли, какие носил герцог Виндзорский в тридцатые годы. От него так и несло галантностью старого образца и богемой.

– Позволь мне представить тебе Жан-Клода Вальмера.

– Enchante[15], mademoiselle. – Он встал и одарил Катерин сверкающей улыбкой.

Она взяла его крепкую, загорелую руку. Пожатие оказалось как раз таким, как надо, не слишком крепким, как будто он пытался подчеркнуть, что он мужчина, но и не вялым. Катерин оглядела его. При ближайшем рассмотрении он был просто великолепен, другого слова не подберешь. Еще красивее, чем ей запомнилось. По сути дела, его светлые волосы и темные брови делали его самым красивым мужчиной, с каким ей когда-либо приходилось встречаться.

Невзирая на то, что говорят эксперты насчет злоупотребления солнцем, загар выгодно подчеркивал его лучшие черты. Загар Жан-Клода напоминал красное дерево. – Густые, развеваемые ветром и выбеленные солнцем волосы слегка поседели на висках. Несколько длинноватые, так что он мальчишеским жестом постоянно откидывал их со лба. Он снял солнцезащитные очки, и Катерин поразила глубина его ярко-зеленых глаз. Зрачки на солнце сузились, и радужная оболочка глаз казалась полупрозрачной.

Ему, как ей представлялось, было около сорока, но в светло-голубой хлопчатобумажной спортивной рубашке и белых шортах он выглядел значительно моложе.

– Пожалуйста, Китти, дорогая, присоединяйся к нам. – Квентин показал на свободное кресло рядом с ним. – Мы так давно не виделись, что невероятно приятно встретиться снова.

Катерин села, чувствуя на себе взгляд слегка улыбающегося Жан-Клода.

Она порадовалась, что сегодня особенно старательно занималась своей внешностью. Обычно в Сен-Тропезе она ходила в шортах и майке, но на этот раз она приоделась. Белая шелковая блузка обнажала одно плечо и подчеркивала ее загар, а пышная сине-белая цветастая юбка, затянутая серебряным поясом, выгодно выделяла ее тонкую талию. Сандалии, серебряные серьги кольцами и соломенная шляпа с широкими полями на цыганских волосах довершали ее туалет, сильно отличая ее от ее же рафинированного телевизионного образа.

Пока Катерин пила марочное шампанское с персиковым соком и наслаждалась теплыми лучами солнца на своих плечах, она все время чувствовала, что Жан-Клод не сводит с нее взгляда, но он снова надел зеркальные очки, так что было невозможно разобрать, что за ними.

– И чем вы занимаетесь?

– Я строю гостиницы, – ответил он. – Квентин и я только что закончили одну в Авиньоне. Жаль, что это так далеко. Мне бы очень хотелось показать ее вам.

– Ну, Авиньон не так уж далеко отсюда, – заметила Катерин, не боясь, что он сочтет ее слишком навязчивой.

– Было бы замечательно с вами встретиться, но нам завтра нужно уезжать в Париж.

Она почувствовала, как в желудке что-то сжалось от волнения. Прекрати, сказала она себе, отпивая глоток шампанского и отводя от него взгляд. Прекрати немедленно, идиотка. Он, верно, связан с кем-то, возможно, с Элеонор.

Она спросила, где он остановился.

– У Стэна и Бетти. Мы тут уже целую неделю.

– О, как мило, – сказала она. Вот оно что. Этот золотой бог не иначе как последняя игрушка Квентина. Могла бы раньше догадаться.

– Да нет, вы неправильно подумали! – Жан-Клод улыбнулся. Он заметил искорку понимания в глазах Катерин. – Я дружу с Квентином с детства. Он вроде отца для меня. Мы оба уже несколько лет не отдыхали, так что, когда Бетти пригласила нас, мы просто подпрыгнули от радости.

– Бетти умеет заставить людей прыгать, – заметила Катерин.

– Она сильная женщина. – Он посмотрел туда, где стояла Бетти, рассказывающая какую-то похабную историю. – Сильная и красивая одновременно, – добавил он, – но далеко не такая прекрасная, как вы.

Катерин почувствовала, что лицо заливает румянец.

– Спасибо… – пробормотала она. – Ведь это вы прислали мне записку на церемонии присуждения наград?

– Виноват, – признался он. – Я не слишком люблю переписку, но я впервые увидел вас по телевизору, потом там во плоти, и я подумал: земля не создавала ничего более прекрасного.

– Вы к тому же поклонник Шекспира? – Она не могла оторвать от него глаз.

– Вордсворта. Просто не мог сдержаться. Надеюсь, вы не возражаете?

– Разумеется, нет.

Он снял очки и посмотрел на нее.

– Поверить не могу, что вы настоящая.

– Актрисам не полагается быть настоящими. По мнению некоторых людей, они просто выставочные экземпляры, вроде фазанов, чтобы на них глазеть. – Она оглянулась на гостей, некоторые из них исподтишка поглядывали на Катерин.

– Вы созданы для того, чтобы на вас глазеть. – Ей казалось, его слова ласкают ее.

– Не знаю, что на это и ответить. – Она ощущала необыкновенную легкость и счастье. – Не могу найти слов.

– Имея такие глаза, зачем говорить? – прошептал он, неотразимо улыбаясь ей. Катерин казалось, что ее окутывает тепло и какое-то предвкушение, о существовании которого она давно забыла. Какое лицо, какое тело, какая улыбка! Как может быть человек таким красивым и одновременно таким интересным, душевным и милым?

Жан-Клод наклонился к ней, собираясь что-то сказать, когда Бетти громко хлопнула в ладоши и возвестила:

– Ладно, слушайте все, ленч подан. Старая испытанная техасская жратва. Хотдоги, черные бобы и мое любимое, жареные цыплята, которых специально самолетом доставили из Далласа вчера вечером!

– В этом petite maison[16] с расходами не считаются. – Почуяв запах пищи, Квентин проснулся и поправлял свою панаму, чтобы она сидела на нем под нужным углом.

– Вам что-нибудь принести, Катерин? – спросил Жан-Клод.

– Пожалуйста, зовите меня Китти. Вы очень любезны, Жан-Клод, но я пообещала пообедать с сыном.

– Ну что же, возможно, мы все сможем сесть вместе. Вы думаете, он не станет возражать?

Катерин посмотрела на бассейн, где Томми барахтался с двумя девицами в бикини, и усмехнулась.

– Думаю, он совершенно не будет возражать. Жан-Клод взял ее под руку, приблизив к ней лицо, и, сияя все той же таинственной улыбкой, повел ее к буфету. Катерин почувствовала, что краснеет.

Ленч оказался таким вкусным, что Катерин ела и пила вдвое больше, чем обычно. После ленча дети пошли играть в дом, а взрослые собрались вокруг бассейна. Катерин лежала в шезлонге, едва не засыпая и прислушиваясь к гулу голосов. Некоторые гости уже ушли. День на Ривьере выдался жарким и душным. Она слышала непрерывное жужжание пчел в лаванде и стрекотание цикад, такое громкое, что впору оглохнуть.

– Жан-Клод, дружок, почему бы тебе не спеть нам? – Это подошла пышущая энергией Бетти.

– Ох, нет, спасибо, cherie. Очень мило с твоей стороны, но мои песни в далеком прошлом.