Глава 70

Сколько он будет здесь торчать? Если потребуется — целый день. В Лос-Анджелес не вернется, не уладив все дела. Изгнание духов, как это называют. Тоже мне дух. Родная мать. Он уже полчаса курил одну сигарету за другой, и наконец темно-бордовый пикап появился снова.

Нечего сидеть и ждать у моря погоды. Он погасил сигарету и торопливо вылез из машины.

Когда он подошел, автомобиль был запаркован, багажник у него открыт и малыш выгружал коричневые пакеты — покупки из супермаркета.

— Мне нужна хозяйка дома, — сказал Бадди.

— Зачем это? — спросил мальчишка, осторожный не по летам.

— А это уж тебя не касается.

— Мамочка! — завопил он. — Тут дядька мне грубит.

Бадди застыл и молча глядел на ребенка, а мать пулей выскочила из дома. Это его брат?

Она кинула взгляд на одного, потом на другого, сперва не узнавая Бадди. Но, взглянув внимательнее, поняла и тихонько ахнула.

— Бадди! — прошептала она. — Господи! — Ни шагу не сделала в его сторону. Только уставилась на него, как на привидение.

— Кто такой Бадди? — пристал мальчишка.

— Ступай домой, Брайан, — приказала она.

— Не хочу домой, — захныкал он.

— Ступай! — Ее кожа по-прежнему была гладкой. Волосы отливали бронзой. Чуть пополнела, но в остальном не изменилась.

Брайан нехотя поплелся в дом.

Бадди раскрыл объятия — жест доброй воли, но она не отозвалась.

— Эй! — сказал он. — Пришло, по-моему, время мириться.

В Лос-Анджелесе был жаркий ясный день. К половине одиннадцатого уже пекло, как в духовке, и в сторону побережья, как обычно, ринулась бездна машин.

Дека жара донимала. Он обрезал рукава у черной рабочей блузы, которую носил, и отхватил по колени джинсы. С остриженной наголо головой, черными плотно облегающими очками от солнца, в сапогах и в обкромсанной одежде выглядел он чудно.

Но в Калифорнии все сходит, и, когда он бродил по Голливудскому бульвару, разговаривая сам с собой, никому до него не было дела.

В голове у него кишели змеи. Они его всего облепили. Были на шее, руках, ногах, туловище, даже во рту. Он сплюнул на тротуар и смотрел, как уползают гады.

На обшарпанной двери — объявление: делают татуировки, и он зашел. Каких-нибудь полчаса — и МАТЬ навсегда вошла в его жизнь.

Он был готов.

Вернулся к своему дряхлому коричневому фургону, что стоял в переулке, и в путь — вершить то, что нужно.

Когда в дверь позвонили, Сейди побежала открывать. Она даже не потрудилась спросить, кто там, так как знала, что должен быть Росс, а в этот раз она хочет его насовсем.

Радуясь заранее, Сейди распахнула настежь массивную дубовую дверь.

— Здорово, мать, — произнес зловещий субъект в черном. — Вот я и дома.

Глава 71

Сейди Ласаль было двадцать, когда в пятидесятых годах она впервые приехала в Голливуд из Чикаго.

Кажется, более неподходящего места на земном шаре для девушки с внешностью Сейди выбрать было невозможно. Как правило, красавицы устремлялись сюда, в город грез, отовсюду — красотки с длинными волосами, гибкие, с розовыми щечками. Сейди была толстой коротышкой, ужасно темной, с обилием жестких курчавых волос, которые росли у нее не только на голове, но везде.

К счастью, у нее не было желания стать актрисой. Она всего лишь хотела удрать от матери, которая ее подавляла, и начать самостоятельную жизнь. Тогда ей казалось, что обосноваться в Голливуде — мысль прекрасная.

Она прибыла в понедельник утром автобусом компании «Грейхаунд», а во второй половине вторника у нее уже была квартира и работа. Два года проработав в Чикаго секретаршей, она обзавелась отличными характеристиками. «Голдман, Форест и Мид», адвокатская контора в Беверли-Хиллз, взяла ее тут же. Она начала рядовой машинисткой, но вскоре продвинулась в личные секретарши Джереми Мида. Это был высокий грубоватый мужчина, женатый, с загаром от гольфа, крепкий здоровьем от тенниса, с маленькими карими глазками, орлиным носом и залысинами в каштановых волосах. Сейди не потребовалось много времени, чтобы стать для него незаменимой.

На работе все было прекрасно. В личной жизни — нет. Мужчины обращали на нее внимание только тогда, когда разглядывали ее неимоверно большую грудь, и на минуту их глаза загорались интересом. Если везло и ее приглашали на свидание, повторялась одна и та же история. Ужин наспех в каком-нибудь ресторане на отшибе, а потом на нее набрасывались. Когда это случилось в третий раз, она решила, что ужин не стоит потасовок, и, отказавшись от свиданий, стала ходить в кино и читать. Куда более увлекательные занятия.

У нее появилась страсть к книгам о Голливуде и кинобизнесе, и она накапливала всю информацию, какую могла, чтобы использовать в будущем. Ей хотелось заняться со временем чем-нибудь связанным с кино, хотя ясного представления, чем именно, она не имела. Пока ждала, когда оно появится, много работала и впитывала все сведения, которые к ней поступали. У Джереми Мида была интересная клиентура, в том числе продюсеры, режиссеры и несколько известных актеров. Она изучала их контракты, узнавала о комиссионных, о разнице между доходами и прибылью, о хитростях составления счетов. Научилась она также тщательно проверять то, что пишется в контрактах самым мелким шрифтом, и в нескольких случаях указала мистеру Миду на то, что сам он просмотрел.

Он был так доволен, что пригласил ее на ленч, а поскольку это работа, она согласилась.

Три бокала вина оказались выше ее возможностей. Мотель в Брентвуде — определенно не офис сослуживца, куда, по его словам, им надо было заехать. Он к ней полез. Естественно. Избыточный бюст — вот из-за чего каждый раз это случалось.

Некоторые вольности она ему позволила. В конце концов, всю жизнь сидеть девственницей.

Десять минут он честь по чести отдавал должное ее груди, потом без дальнейших рассусоливаний попытался на нее залезть.

Она посмотрела на его крошечные глазки, нос крючком, каштановые волосы с залысинами и решила, что ее девственность — товар слишком драгоценный, чтобы от него отказываться в пользу такого типа, как Джереми Мид. В придачу ко всему — женатого.

Она его отпихнула. Дело непростое, ибо к тому времени он уже распалился.

Он принялся горячо жаловаться, но каким-то образом его член зарылся меж ее гигантских грудей, и внезапный оргазм оставил его довольным и красномордым. Он рухнул со вздохами счастья, а она заперлась в ванной и разревелась.

В гробовом молчании они возвратились в офис. Страсть улетучилась, на смену пришли натянутые деловые отношения.

Два дня спустя в аптеке «Шваб» она увидела Росса Конти.

И твердо решила: если кто и лишит ее невинности, то человеком этим будет светловолосый загорелый Адонис с глазами, как синие сапфиры, и улыбкой, от которой тает сердце любой девушки.

Она сама не знала, как у нее получилось, но она как-то внушила ему мысль подойти, и вскоре они уже потягивали кофе и болтали. Кроме того, что был потрясающе красив, он держался так непринужденно и с таким обаянием, что был просто неотразим. Он пригласил ее на ужин (платила она, но это неважно), и, когда сделал неизбежный пасс, она собрала всю свою волю и дала ему от ворот поворот. Она хотела Росса Конти, но хотела больше, чем на одну короткую ночь.

Они стали друзьями.

Она ему стряпала, выслушивала его жалобы на неурядицы, стирала для него.

Он доверял ей, советовался с ней, обсуждал своих подружек, которых менял одну за другой. Она ждала, когда придет ее время, продолжая работать на Джереми Мида, который еще два раза приглашал ее на ленч, и оба раза она отказывала.

Как-то она повстречала бухгалтера с грустным взглядом по имени Бернард Лефткович и, пока Росс загуливал, не пропуская в городе и окрестностях ни одной юбки, стала ходить к нему на свидания.

Поскольку Росс имел обыкновение ей обо всем докладывать, она знала предостаточно об его очередной пассии — замужней дамочке, которая благоухала духами «Арпеж» (и, надо думать, носила белье от «Фредрика из Голливуда»). Муж дамочки был музыкантом, который часто уезжал, и как-то вечером, когда он был в Сан-Диего, а Росс проводил время с его женой, Сейди решила действовать. Ей было легко узнать, где выступает муж дамочки, и, позвонив ему, но себя не назвав, открыть ему глаза.

Сцена была подготовлена. Теперь надо было только сидеть и ждать.

Бернард Лефткович был у нее дома и ужинал при свечах, когда в квартиру влетел разъяренный Росс. Вел он себя безобразно, ныл, что его чуть не застукали, без умолку говорил только о себе, волком, как Сейди и надеялась, смотрел на Берни. Пересидел несчастного мистера Лефтковича и тогда в порыве собственничества потребовал награды.

О да, конечно, Росс Конти стоил того, чтобы его ждать. Их любовь была всем, о чем она когда-либо мечтала. Она благодарно распростилась со своей невинностью.

Так началось самое замечательное время в ее жизни. Она любила его. Для него готова была сделать все. И делала.

Любовь у них была односторонней, но это устраивало и его, и ее.

— Я сделаю из тебя звезду, — сказала она Россу, когда он потерял надежду, что его карьера вообще когда-нибудь начнется. — Я буду твоим агентом.

Он засмеялся, но она говорила серьезно и более того — знала, что способна на это. Вдруг все, ради чего она работала, обрело смысл. Она ушла из конторы, одолжила денег и своей блестящей кампанией с рекламными щитами запустила Росса на орбиту.

А потом уже было легко.

Безмятежные были денечки. Нью-Йорк. Шоу Карсона. Триумфальное возвращение в Лос-Анджелес. Предложения сыпались градом.

Переговоры, сделки — это у нее было в крови.

Впервые за свою жизнь Сейди чувствовала полное удовлетворение.

Росс бросил ее в тот день, когда она думала ему сказать, что ждет ребенка. В четыре часа дня доктор подтвердил ее подозрения, и прямо из его кабинета она кинулась покупать шампанское.

Всю дорогу домой репетировала, как скажет: «Я жду ребенка.

Но ничего не изменится. До самых родов буду работать. Ты всегда будешь на первом месте, Росс. Разве не чудесно?»

Сейди понимала, что, может, он и не обрадуется. Вначале.

В конце концов, ведь это значит, что надо жениться.

Она поставила машину и торопливо пошла к квартире.

Его шкаф был пуст. Не было его пластинок Синатры. С полочки в ванной исчезли его зубная щетка и флаконы с «Мэн-тэн»и «Олд Спайс».

У нее засосало под ложечкой — тупой пульсирующей болью.

Росс от нее ушел.

Она села на стул у окна и стала ждать, что он ей позвонит. Так и просидела, не двигаясь, всю ночь и половину следующего дня.

В конце концов зазвонил телефон, и женский голос деловым тоном сообщил, что мистер Конти просит, чтобы все контракты и деловые бумаги были отправлены в агентство «Ламон Лайл», которое впредь будет вести его дела.

В оцепенении она поехала в офис и собрала его фотографии, контракты, вырезки из газет и письма. Ей и в голову не приходило бороться. Даже ни разу не возникла мысль нанять дельного адвоката и доказать права, которые она, вне всякого сомнения, имела на его карьеру.

Росс ушел. И она его отпустила.

Несколько недель она ничего другого не делала, а только тупо сидела, уставившись в телевизор, и ела. Потом стали приходить счета, а в банке она узнала, что Росс снял с их общего счета все, кроме тысячи долларов. Она и с этим примирилась. И думала наложить на себя руки — жить ей теперь было незачем.

Ее невольно спас Джереми Мид. Он одолжил ей деньги (хотя и без особой охоты) на кампанию с рекламными щитами Росса Конти, и, несмотря на то, что долг она выплатила, его бесило, что в связь с ним она так и не вступила. Поэтому, когда в газетах появилось сообщение о женитьбе Росса Конти на Уэнди Уоррен, он тут же позвонил ей и напросился на приглашение.

Приехав, он застал ее с полной горстью снотворных таблеток, от которых отговорил. Через час они были в постели.

Она ничего не чувствовала, только тяжело давили его костлявые локти, и, когда он уехал, рыдала до глубокой ночи, прорвав оцепенение, которое нашло на нее после ухода Росса.

Утром сделала глубокий вдох и решила продолжить жизнь.

Ни одному мужчине не уничтожить Сейди Ласаль. Она кое-что покажет Россу Конти, когда разбогатеет, станет влиятельной и будет процветать без него. Она не знала, как это сделает, но знала, что так и будет.

Первым делом — аборт. Она ухе была на пятом месяце, но из-за того, что от природы была грузной, в глаза это не бросалось.

Выждала пять недель, позвонила Джереми Миду и потребовала с ней встретиться. Он пришел к ней, думая, что она не может больше противиться его чарам.

— Я беременна, — сказала она без затей. — Это твой.

— Мой? — пробормотал он. — Откуда ты знаешь?

— Потому что после тебя никого не было.

Он таращился на темноволосую, горячую, толстую Сейди и ругал себя, что не остался верен спокойным, умеющим предохраняться блондинкам.

— Глупая девка, — разозлился он. — Почему ты не вела себя осторожнее?

— А ты почему? — отбрила она, почти так же его ненавидя, как и Росса.

— Придется сделать аборт, — бездушно отметил он.

— У меня нет денег.

— Я оплачу.

— Премного благодарна.

Через два дня он прислал ей конверт, внутри — имя и телефон врача и деньги, которых хватило бы на все. Врач был в Тихуане, в Мексике.

На другой день она поехала туда на туристическом автобусе, заказала комнату в дешевой гостинице, потом позвонила врачу, который согласился принять ее в своей клинике в пять тридцать.

Его клиника оказалась комнатушкой в глубине магазина сувениров, единственной мебелью в которой был плетеный стол и истертый кожаный топчан. Врач был мужчиной лет пятидесяти с воспаленными глазами, сильно заикался. По крайней мере американец.

— Я беременна, — пролепетала она чуть слышно. — Мне сказали, что вы можете помочь.

— К-к-акой срок?

— Три месяца, — соврала она.

Он кивнул, назвал цену, велел раздеться и лечь на топчан.

Она подумала, что он ее осмотрит и скажет прийти завтра в больницу или где он там устраивает эти дела, поэтому сбросила одежду, предусмотрительно оставив лифчик, и легла.

— Это с-снять, — приказал он.

В комнатушке было жарко и пыльно. Не переставая жужжала муха. Сжав зубы, она расстегнула лифчик.

Воспаленные глазки врача полезли на лоб. Подходя к ней, он облизнулся.

— Раздвиньте ноги.

Она закрыла глаза и подчинилась.

Он сразу же залез в нее пальцами, стал грубо щупать, давить.

Когда она вскрикнула, обрезал:

— Замолчи. Ничего плохого не сделаю.

Она хотела встать, одеться и уйти. Но что это даст? В ней растет младенец Росса, и надо его убрать.

Он закончил осмотр, грубо надавил на каждую грудь и сказал:

— Могу устроить.

— Когда? — спросила она, садясь.

— Сейчас, — ответил он. — Если е-е-есть деньги.

Она пришла в ужас.

— Тут?

Он возмущенно фыркнул.

— Все д-д-девицы одинаковые. Сами же попадаетесь, хотите это пресечь и ждете п-п-первоклассного обслуживания. Может, мне напомнить, что аборты незаконны?

— Я знаю. Но… тут? — Она беспомощно показала рукой на слой пыли.

— Тут я пользовал пятьсот девиц, — сказал он, заканчивая разговор. — Тебе надо или нет?

Она боялась, но хотела преодолеть страх. Легла на спину.

— Давайте, — вяло согласилась она.

— Деньги вперед.

Она встала голая, чтобы из сумочки взять деньги, а его воспаленные глазки, не отрываясь, ее провожали.

— Надо бы тебе похудеть, — заметил он, когда она снова легла.

Руки его гуляли по ее грудям, и убирать их он не торопился. — Нелегко, должно быть, таскать этакий груз.

— Давайте-ка начинайте, — сердито пробормотала она.

Через час, спотыкаясь, она выбралась на улицу, едва в состоянии ходить. Он прощупывал, сверлил и колол. Но ничего не было.

Ничего — только мучительные схватки и, не переставая, текла кровь.

Время шло, и он уже весь был в поту. Руки у него начали дрожать. Он стал еще сильнее заикаться. Вдруг бросил железный инструмент, которым орудовал.

— Ступай домой, — сказал он. — С т-тобой займет больше в-времени. Я н-начал. Теперь в-все само п-произойдет. Н-ничего больше сделать н-не могу.

— Как же так! — слабо вскрикнула она. — Я ведь заплатила.

Он сунул ей между ног комок ваты и, быстро подав вещи, помог одеться.

— Все будет как надо, — заверил он, выпроваживая ее на улицу. — С-ступай домой. Скоро уже б-будет.

Качаясь, она еле притащилась в гостиницу — схватки становились все сильнее. Там она легла на кровать и смотрела, как через ватную прокладку, что торчала между ног, сочится кровь.

Боль была невыносимой. Когда кровь потекла сквозь вату на кровать, Сейди поняла, как в тумане, — ей нужна помощь. Врач не сделал ей аборта, а как мясник искромсал ее, сволочь.

Она попробовала встать, и на минуту перед глазами запрыгал Росс. Потом потеряла сознание и рухнула на пол.

Через несколько дней она медленно вернулась к реальной жизни, ничего не помня. Моргнув, открыла глаза и осмотрелась.

Лежит в кровати — к руке прикреплена резиновая трубка. Во рту пересохло и запеклось, и она страшно хочет пить. Кровать обнесена белой ширмой, и от яркого цвета режет глаза. Сейди попыталась собраться с мыслями. Где она? Что случилось?

Она, должно быть, опять где-то витала, так как, когда снова проснулась, над ней наклонилось лицо с внимательными глазами. Женщина средних лет мягко спросила:

— Полегче стало?

— Можно попить? — прошептала она.

— Конечно, миленькая.

Сейди смутно подумала — почему женщина не в халате медсестры? Ведь я в какой-то больнице? Потом вспомнила, и, когда женщина вернулась с водой в бумажном стаканчике, задыхаясь, произнесла:

— Ребенок? Я все еще беременна?

Женщина молча впилась в нее глазами, потом кивнула.

— Ой, нет! — ахнула она.

— Это бог так тебе говорит, что есть другие пути, — загадочно сказала она. — Отдыхай, миленькая. Позже поговорим.

И позже они поговорили. Сейди выяснила, что имя женщины — Норин Кэрролл. Медсестра в прошлом. Как-то поехала в Тихуану с подругой, которой надо было сделать аборт.

— Я была ни за, ни против, — говорила Норин. — Решение вроде бы разумное. Но обошлись с ней как со скотиной, и той же ночью она умерла.

Сейди навострила уши, когда Норин сказала, что в ту минуту к ней и пришло то, что она назвала своим «призванием».

— Я поняла, что могу спасти других девушек от такой же участи, — просто сказала она. — И с тех пор как раз это и делаю.

— Как вы меня нашли? — Сейди было интересно.

— В гостиницах меня знают. Когда девушка останавливается у них одна, меня предупреждают. Ты действовала так шустро, что я не успела тебя перехватить. Но, к счастью, вовремя тебя нашла, а еще большая удача — спасли ребеночка.

Она закрыла глаза, подумала, что в ней остался ребенок Росса, и хотела взвыть от бешенства и разочарования.

— Не волнуйся, — успокоила Норин. — У меня есть план другого рода. Счастливое решение для всех, кто к этому причастен.

Разумеется, — добавила она, — я могла бы отвезти тебя в больницу. Подняли бы полицию на ноги и, конечно, втянули бы в это дело семью и будущего отца. Может, возбудили бы судебное дело. — Она помолчала, наблюдая за реакцией Сейди. — Как правило, девушки хотят, чтобы об этом никто не знал, и я их не осуждаю. — Она понимающе кивнула. — Видишь ли, мне понятно, как это случается. Ночь страсти… собой не владеешь… нет времени думать о последствиях…

Сейди слушала ее, открыв рот. Та осторожно в общих чертах изложила свой план.

— Ты родишь ребеночка, миленькая. Все равно зашло слишком далеко, чтобы тебе пробовать еще один аборт. Я тебя отправлю домой к моей сестре в Барстоу, где ты сможешь отдохнуть и набраться сил. К родам станешь такой здоровой, какой и не была никогда, а ребеночка мы у тебя заберем. Есть супружеские пары, которые истосковались по детишкам. Мы это устроим без суматохи и хлопот, которые обычно бывают при усыновлении. Заполнять все эти бумаги — так бесчеловечно. Один простенький документ — все, что потребуется подписать. — Норин ободряюще улыбнулась. — А моя сестра Нита и я обо всем позаботимся.

Глава 72

— Простите, что вы сказали? — Сейди говорила с расстановкой, медленно.

Дек уставился на нее — глаза как раскаленные угольки.

Его глаза. Ее глаза. Такие тревожно знакомые.

У нее мороз побежал по коже, и она машинально стала закрывать дверь.

— Не делай этого. — Он подставил ногу, не давая двери захлопнуться. — Я вернулся домой… мать. Меня послала Нита Кэрролл. Долгое было путешествие, но вот я здесь.

Имя Ниты Кэрролл поколебало Сейди.

— Я… я не понимаю, — запинаясь, сказала она.

Но она понимала. Двадцать шесть лет назад она родила, и вот оно, ее прошлое, стоит перед ней.

— Тужься, миленькая, тужься.

— Тужусь я. Тужусь. Тужусь.

Лицо залито слезами. Передышка между схватками. Потам снова боль, и ее крики от мучительной боли. Протяжные животные крики, а руками она рвет на себе волосы.

— Помогите мне кто-нибудь. Помогите, пожалуйста.

— Заткни ее, ради бога.

На лицо опускается маска. Газ. Сейди давится, глубоко вдыхая.

Облегчение. Она плывет. Уплывает из телесной оболочки. От боли.

Она тупо глазела на знакомого чужака.

— Лучше вам войти.

А голова лихорадочно работала. Зачем он явился? Что ему надо? Если ждет, что она повиснет на нем, плача от радости, пусть не надеется. Нету нее материнских чувств. Никаких. О господи! Если это когда-нибудь выйдет на свет…

«Может, он хочет денег? Выглядит чудищем. Ни в чем не признавайся. Посмотри, что он знает.

А откуда он может что-нибудь знать? Они мне обещали — те две женщины — обещали, что никто никогда не узнает».

Он пошел в дом за ней следом. Она повела его на кухню, радуясь, что слуги на выходные ушли. По крайней мере она сможет одна с ним разобраться.

— Садись, — сказала она, взяв себя в руки. Она умышленно старалась говорить небрежным тоном. — Знаешь, по-моему, т№ ошибся. Может, скажешь, кто тебя надоумил?

— Была у меня проститутка по имени Джой, — сказал он, закрывая глаза темными плотно прилегающими очками от солнца. — Ее нет сейчас, но я ее любил. И ты ее полюбишь.

Сейди поежилась от страха.

— Что?

— Проститутки одного поля ягоды.

Ее терпение лопнуло.

— Кто ты? Что тебе надо?

— Я твой сын, — спокойно отозвался он. — Ты ведь знаешь.

— Да перестань ты! Сделай милость. С чего ты взял?

— Мне рассказала Нита Кэрролл.

— Я не знаю никого с таким именем.

Он неожиданно развернулся и изо всех сил ударил ее по лицу.

— Врешь, сучья проститутка! — взвизгнул он. — Я знаю правду, а ты мне расскажешь еще больше!

Удар был такой силы, что свалил ее на пол, и она, оглушенная, там лежала, поняв вдруг, в какой находится опасности.

Это не давно утраченный сын. Это какой-то маньяк. А она его впустила в дом.

Элейн энергично расчесывала волосы щеткой. Во всем теле с головы до пят ощущалось приятное покалывание. Нет больше такого, как Росс, — нет. Величайший любовник на свете, когда захочет.

Она по порядку намечала программу на следующую неделю.

Парикмахер, маникюр, спортивный зал — больше не у Рона Гордино, кому нужен Рон Гордино? Может, попробует «Тренировку»

Джейн Фонды или «Все для тела» Ричарда Симмонса. Она тихонечко мурлыкала себе под нос. Позвонит Биби и предложит вместе пообедать. Биби разнесет новость о том, что Росс вернулся, быстрее, чем «Голливуд рипортер».

А как с карьерой Росса? Звонок Сейди Ласаль — отличный знак, хоть она и подпортила лучший секс, что был у них за много лет. Телефон Россу не стал помехой. Он может трахаться и болтать в одно и то же время — искусство, с которым справится не каждый актер.

Ей так хорошо. Росс довел ее до волшебных высот, а потом принял душ и с улыбочкой поехал к Сейди. Он счастлив, что дома. Она счастлива, что он с ней. Вместе они все преодолеют и опять будут наверху.

Ангель взяла такси и приехала на квартиру Бадди утром. Она не сомневалась, что он не будет против.

— Не сказывали, чтобы кого-то впускать, — заворчала горничная. Та, что обычно приходила к Бадди убираться, по болезни не вышла, а сменщицу предупредить о его поручении забыла.

— Но я миссис Хадсон, — возразила Ангель. — И Балд… э… мистер Хадсон меня уверял, что вас предупредил.

Горничная капельку съехидничала:

— Ежели вы его жена, чего ж тогда завсегда тут не живете?

— По-моему, это совсем не ваше дело. — Ангель залилась румянцем, но не отступила.

Горничная приметила ее живот.

— Ладно, — ворчливо согласилась она. — Входите уж. Только ежели обчистите квартиру, с меня шкуру спустят.

Ангель вернулась в жизнь Бадди. Не совсем так, как себе это представляла, но вернулась, и от радости, что опять его увидит, у нее дух захватывало.

Ферди знал, что Сейди на выходные собиралась в Палм-Спрингс. Знал и то, что думала она выехать не раньше десяти тридцати — одиннадцати. Он гордился, что был осведомлен о каждом ее шаге. То, что он узнал от Бадди, можно было ей передать и по телефону, но следует передать лично.