— Практичность в делах. Без нее В этом городе не выжить.

Все эмоции, которые она копила в себе и сдерживала, теперь прорвались наружу гневными обличительными словами:

— Ах ты, бездарный жополиз, пресмыкающийся говнюк! Как ты можешь такое сделать?

— Не следует скрывать свои мысли, Монтана. Выкладывай.

Говори, что у тебя на уме. — Он захихикал, очень довольный.

У него абсолютная власть, и он ею упивался.

Она быстро взяла себя в руки, твердо решив не доставлять ему удовольствия видеть, что она гибнет.

— Оливер, — разумно предложила она, — ты, естественно, должен знать, как много значит для меня эта картина. Это важная, хорошая картина. Она принесет деньги. Куда больше, чем твоя страховка.

— Каждый фильм — это риск, — терпеливо объяснил он. — Роберт Редфорд и Джейн Фонда могут быть в главных ролях, но ты никогда не знаешь, пойдут ли зрители на картину. А тут я выхожу победителем — ситуация беспроигрышная.

— Ты это серьезно?

— Картина отменяется.

Она слишком устала, чтобы продолжать с ним бороться.

— Тебя только это и интересует… как заработать деньги? — утомленно спросила она.

— Скажем так — я тут не для того, чтобы у меня член сосали.

— Ты меня просто очаровал.

— Я тебя тоже люблю.

Она вышла из его кабинета подавленная, но с высоко поднятой головой. В иные минуты Нийл ей был отчаянно нужен, и сейчас была как раз такая минута. Она решительно прошла к себе в кабинет и хлопнула дверью. Потом набрала полную грудь воздуха, борясь с подступающими слезами.

Не нужен ей Нийл. Научилась и без него обходиться. И что толку плакать, когда тяжело. Надо быть твердой и самой справляться.

Нийл умер, думала она, и сам, черт побери, виноват! Ее охватил гнев. Когда-то оба сгорали от большой любви, но прошло время, и все изменилось.

Он ее бросил.

Но жива она.

В конце концов она расплакалась.

Стало легче.

Сейди приняла новость спокойно. Не первый и не последний раз. Кинобизнес — вещь, мягко выражаясь, непредсказуемая.

Оливер сообщил ей новость за коктейлем в отеле «Беверли-Уилшир». А также поставил в известность, что подыскал режиссера для другого фильма, над проектом которого Нийл работал, фильма с Джиной Джермейн.

— Можем немедленно заняться подготовкой к производству, — сказал он. — Джина будет счастлива. Роль для нее куда лучше.

— Я даже и не знала, что есть законченный сценарий, — удивленно заметила Сейди.

— Несколько недель назад его и не было. Но с тех пор, как мы подписали соглашение, я время даром не терял. Сейчас у меня есть замечательный сценарий — конечно, требует кое-какой доработки…

— Я должна его прочитать, — грубо оборвала Сейди. — По соглашению-то, что мы подписывали, режиссером был Нийл. А теперь другой разговор.

— Но договориться-то мы сможем, а, Сейди?

Она ничего не стала обещать.

— Посмотрим, — отозвалась Сейди, задумчиво потягивая «Перье». — Там найдется роль для Бадди Хадсона? Он будет знаменитостью, ты мог бы тоже в начале поучаствовать.

— Думаю, можно что-нибудь подыскать.

— Что-нибудь меня не устраивает. Должно быть то, что надо.

— Прочитай текст и увидишь.

— Непременно.

— Пожалуйста, быстрее.

— А ты не церемонишься, Оливер.

— Так же, как и ты, Сейди.

Коко влетел домой позже, чем всегда. Ангель была на кухне, разогревала жареного цыпленка, а Адриан сидел перед телевизором и смотрел выступление молодых танцоров диско.

— А… домоседничаете, — набросился он. — Пока я задницу мозолю на работе.

Адриан щелкнул дистанционным управлением, и экран погас.

— Какая муха тебя укусила?

— Никакая. Только муженек дорогой Ангель, этот истовый мужчина, применил по отношению ко мне сегодня физическую силу. Где мадам?

— На кухне.

— Ха! Не сбежала еще в его распростертые объятия?

— Что случилось? — осторожно спросил Адриан.

— Это ты должен знать. Ты тут с ней сидел.

— Вечно держать при себе мы ее не можем, — мягко сказал он.

— Ради бога, только не читай мне нотаций! Знаю, она достаточно взрослая, чтобы о себе позаботиться. Но Адриан! — Его глаза туманились. — Как мне объяснить? Она такая славная.

Я хочу, чтобы она жила с нами, а мы бы могли ее опекать.

Он не услышал, как в комнату вошла Ангель. Она тихо стояла у двери.

— Спасибо тебе, Коко, — нежно сказала она. — Ты только не беспокойся, как бы там ни вышло, мы по-прежнему будем встречаться и навсегда останемся друзьями. Я никогда не забуду, как ты мне помог.

— Значит, ты к нему возвращаешься?

Руки ее обхватили раздувшийся живот с младенцем внутри.

— Я должна дать ему еще одну возможность.

— Ха! — фыркнул он. — Пожалеешь.

Лежа у Джининого бассейна, выложенного итальянским кафелем, наблюдая, как два садовника-японца ухаживают за экзотическими деревьями и цветами, тогда как служанка подает ему чай со льдом, Росс решил, что такая жизнь ему по душе. Вся эта роскошь и расторопная обслуга не стоят ему ни цента. Как он раньше об этом не подумал? Найди себе работающую женщину, бездельничай и живи в свое удовольствие. В конце концов, женщины за многие годы достаточно от него поимели, и он хотя бы немножко, но заслужил что-нибудь в ответ.

Сегодня его день рождения. Наконец-то он добрался до важной пятерки с нулем, и это даже наполовину не так болезненно, как он себе представлял. Проснувшись, сказал Джине. Не хотел говорить, но, черт возьми, не каждый день достигаешь вехи в жизни. Да и вряд ли он сможет скрывать свой возраст — в киносправочниках отслежен каждый его шаг. Пятьдесят — едва ли возраст дряхлости. Благодаря таким ребятам, как Ньюмен и Бронсон, миновать указатель, означающий, что полпути уже пройдено, — сущая безделица.

— Что же ты молчал? — воскликнула она. — Мы могли бы закатить грандиозный прием.

Не хочет он «грандиозного приема». Один только что вытерпел, хотя, может, не так и плохо, если кто-то другой платит по счетам.

Джина задарила его подарками — интимного свойства, — оставила его в изнеможении, но довольного. Потом оделась и ушла на лечение Сейди.

Он сел, отхлебнул чая со льдом и потянулся за сценарием.

Роль его была отмечена толстым красным карандашом. Он знал каждое слово. Такое с ним было впервые — обычно он выходил небрежной походочкой на съемочную площадку и играл «под суфлера». Теперь все по-другому. Перед ним блестящая возможность, и он не собирается ее упускать.

Чувствительностью Джина Джермейн никогда не отличалась.

Она промчалась по жизни, заботясь только о том, что хорошо для ее «имиджа». Когда Нийл Грей умер, она не подумала: «Бедный Нийл… какой ужас!». Она подумала: «Слава богу, это не случилось, когда он был со мной в постели. Такого мне бы ничем не загладить».

Она была на похоронах Нийла — прекрасное видение в черных кружевах — и охотно позировала фоторепортерам, причем Росс Конти стоял рядом. Токи между ней и Россом, кажется, вызывают большой интерес публики. Ах! А токи в уединении спальни тоже ее устраивали. Более чем. В его-то возрасте у него все совершенно на месте.

Когда Сейди за обедом сказала ей, что «Людей улицы» отменили, она открыла рот, чтобы завопить.

Сэйди тут же ее утихомирила, сообщив новость, что другой фильм, который они с Нийлом намечали, полностью готов к съемкам, что есть законченный сценарий, режиссер и что продюсер — Оливер Истерн.

— Вчера вечером я прочитала сценарий, — бодро сказала Сейди. — Роль там для тебя куда лучше. Поверь мне, дорогая.

Джина всегда верила Сейди; ее мнение — самое лучшее. Она прожевала салатный лист, а потом выдала нечто настолько ей не свойственное, что Сейди чуть не опрокинула свой «Перье».

— Я соглашусь, если будет роль для Росса.

— Что? — задохнулась Сейди.

— Мы хорошо вместе смотримся, — беззаботно объяснила Джина. — Пресса нас любит. На экране мы будем ошеломительны. Устрой нам это, тебе это по силам.

— Для Росса там ничего нет, — натянуто сказала Сейди.

— Пусть впишут что-нибудь для него.

Сейди пристально глядела на свою клиентку, жующую салат.

Зачем Росс перебрался к этой расчетливой блондинистой красотке? Она хотела его для себя, а теперь он у Джины.

— Ты представляешь, о чем говоришь? — сказала она.

— Конечно.

— Лучше бы ты подумала как следует. На то, чтобы вписать роль для Росса, могут уйти недели или даже месяцы. Фильм отложат, а тебе надо начинать работать сразу, ты это, разумеется, хорошо понимаешь.

Джина, уставившись на своего агента, задумалась. У Сейди не отнимешь — всегда говорит дело. Может, идея ее и вправду не совсем удачная.

— Ты права. Ждать, по-моему, незачем. Пришли мне сценарий.

Сейди похлопала по своей вместительной сумочке «Вуитгон».

— Он у меня с собой.

— Кстати, — заметила Джина, — сегодня день рождения Росса, и я собираю вечеринку-сюрприз в «Бистро». Ты приходи…

Да, и скажи Бадди.

Самое последнее, что хотелось Сейди, — это справлять день рождения Росса, но бизнес есть бизнес, а Джина — клиент, которым не бросаются.

— Само собой, дорогая.

Джина вернулась домой в четыре часа, нагруженная подарками. С ней был фоторепортер из какого-то итальянского журнала, и, пока она вываливала на Росса половину магазина «Гуччи», репортер ловил на пленку каждое сентиментальное мгновение.

Росс понятия не имел, что в обмен на эксклюзивные снимки журнал оплатил все ее дорогие подарки. От всего он был в восторге, хотя от репортера в восторг не пришел — хорошо набравшийся завсегдатай баров, вертлявый, как ящерица, в белых брюках в обтяжку и все время лезет оглаживать Джине задницу.

— Вечером ужинаем в «Бистро», — объявила она. — Будет пара друзей.

— Каких?

Она загадочно хихикнула.

— Подожди и увидишь. Обожаю сюрпризы, а ты?

— А? — На лице Бадди выразились шок и удивление.

Сейди заметила:

— В кинобизнесе никто ничего не гарантирует.

— Но роль-то мне дали, — озадаченно сказал он.

— Дали.

— Не могут они так со мной поступить! — заорал он.

— Продюсер — всемогущий бог. Что хочет, то и делает.

— Что б они сдохли, бляди! — выкрикнул он.

Ферди просунул голову в дверь.

— У вас тут все в порядке?

— В полном порядке, спасибо, — отозвалась Сейди.

Бадди даже не заметил, что их перебили. Что-то бормоча под нос, он тяжело опустился на стул.

Сейди взяла ручку с золотым пером и, теряя терпение, забарабанила по столу.

— Не распускайся. Маленькая неудача, и только-то. Гонорар заплатят полностью, и реклама для тебя неплохая. Подвернется кое-что и получше. — Она не хотела выдавать секрет и говорить, что кое-что уже подвернулось. С клиентами все хорошо в свое время.

— Боже! — охнул он. — А Монтана знает?

— Да. Завтра все это будет в газетах. И, Бадди… у меня для тебя сюрприз. В понедельник твой рекламный щит разойдется по всей Америке, так что возьми себя в руки и давай-ка чувствуй себя опять прекрасно. Сегодня Джина устраивает Россу вечеринку-сюрприз. Я хочу, чтобы ты там был. Никогда не знаешь, но, может, к вечеру у меня будет для тебя хорошая новость. Недаром я слыву самым расторопным агентом на Западе!

Он кивнул как можно радостней, про себя удивляясь, почему всякий раз, когда все уже вроде бы на мази, какой-нибудь умник что есть силы врезает ему ногой по яйцам.

Джина всегда готовилась к вечерним выходам в свет с посторонней помощью. Каждый вечер ровно в шесть в особняк приезжал профессиональный художник-гример, латиноамериканец.

Перед ним появлялась массажистка-венгерка, а после нее — француз-парикмахер.

Вкупе с садовниками-японцами, горничными-филиппинками и секретаршей-англичанкой дом ее становился настоящей Организацией Объединенных Наций. Семь великолепных спален с семью ванными комнатами, шесть огромных гостиных, квартиры для служащих и кухня такого размера, как в отеле, и все равно Россу было трудно найти для себя спокойный уголок.

Слуги вели себя с ним не так, как он привык. Это его бесило.

Они вели себя с ним, как с дружком кинозвезды, пребывая в блаженном неведении, что он тоже кинозвезда.

Джина заглянула в перерыве между гримом и прической.

— Звонил сегодня своему агенту? — спросила она решительно.

— А что, надо?

— Милый, каждый должен говорить со своим агентом по меньшей мере два раза в день.

— Зачем это?

— Затем, что рука все время должна быть на пульсе. — «Черт! — думала она. — Не знает еще, что фильм отменен, а я ему не скажу. Почему не звонит его дубиноголовый агент?»

— А как насчет моего пульса? — Глазки его умаслились.

— Для старичка ты уж очень похотлив. Но в следующий раз лови меня до того, как накрашусь, ладно? — Она заторопилась к себе, бросив:

— Позвони агенту.

Он потерял дар речи. Старичок. Смеется она, что ли? Сама-то тоже не девятнадцатилетняя невеста.

Он налил виски, бросил лед и полюбовался на себя в зеркале бара. Старый или нет, он по-прежнему способен убивать наповал.

Россу Конти предстоит еще долгий путь, прежде чем он выйдет в тираж.

Элейн и Мэрли опять дружили. Лучше уж надоедать друг другу, чем никому не надоедать.

Ни та, ни другая наилучшим образом не выглядели и потому не ходили обедать в «Ма Мезон», «Бистро Гарденс», «У Джимми»и в другие модные рестораны. Вместо этого они торчали в бассейне то у одной, то у другой, принимая вредные для кожи солнечные ванны и — большими стаканами — всевозможные экзотические спиртные напитки. Про десять тысяч долларов, которые Элейн пожелала занять у подруги, благоразумно забыли.

Элейн говорила только про Росса.

Мэрли — только про Нийла.

Рон Гордино и Рэнди Феликс ни разу упомянуты не были.

А чего же еще ждать в городе, где все крутится вокруг того, кто ты и сколько у тебя денег?

Монтана была в бешенстве. Она ходила взад-вперед по своему дому на холме с прекрасным видом из окон и обзывала Оливера Истерна всеми словами, которые только могла вспомнить, и еще другими. Она чувствовала себя беспомощной — чувство, к которому она не привыкла и которое ей не нравилось.

Кинобизнес.

Шел бы он куда подальше.

Она связалась со своим адвокатом в Нью-Йорке и потребовала, чтобы он вернул права на «Людей улицы». Перезвонив ей час спустя, он сообщил, что это невозможно.

— Ничего нет невозможного! — раскричалась она.

— Я этим займусь. Но что уж вы так волнуетесь? Вам заплатили.

У нее всегда было чувство, что под костюмчиками с Савил-Роу21 скрывается толстокожий дурак. Что значат деньги?

В уме взяла на заметку: сменить адвоката.

Она попыталась успокоиться, занявшись наведением порядка в письменном столе Нийла. В ящике нашла первый вариант «Людей улицы», на титульном листе — ее неразборчивый почерк:

«Моему дорогому мужу от его дорогой жены — вместе мы вознесемся над дерьмом».

Да неужели? Где Нийл, когда он ей действительно нужен?

В голове зародилась мысль, и в первый раз за долгое время она выдавила из себя слабую улыбку. Она такое покажет Оливеру Истерну, что он надолго запомнит. Такое, что весь этот сраный город запомнит надолго.

О, да!

Улыбка стала шире, когда она вспомнила афоризм, которому ее научил Нийл: «Не своди себя с ума — своди счеты».

У нее есть план. Сумасшедший план. Но зато — какое удовлетворение! Нийлу бы понравилось.