Глава 23

Утро четверга. В студии. Вымыт, причесан. Нервный, как араб на израильском базаре. Но вид неплохой.

Он назвал свою фамилию охраннику у ворот и въехал на стоянку, точно звезда, хотя и на стареньком своем «Понтиаке».

Его подташнивало. Встав, он заставил себя выпить горячего кофе и проглотить подгоревший гренок, и его тут же вывернуло.

А потом судорожные сухие спазмы.

Он совсем развалился с той минуты, когда днем во вторник позвонил Инге и услышал разъяренное: «Где ты был, Бадди Хадсон? Я могу найти занятие поинтереснее, чем ломать ногти, набирая номер, который не отвечает!»

«О чем речь?»— спросил он, а в кровь ему хлынул адреналин, потому что он и без ее ответа знал, о чем речь.

«О твоей пробе. То есть, если она тебя еще интересует. Я пока не слышала о серьезном актере без автоответчика!»

«Когда?»

«В четверг».

«О Господи!»

И вот он здесь. Возможно, единственный шанс, который выпадает в жизни. Черт! Тут занервничаешь.

Бадди Хадсон, это твоя жизнь. Пустишь ее под откос — или нет?

Он поставил машину, назвался регистраторше, и мужеподобная девица в джинсах, бейсбольной куртке «Джоджеров»и кроссовках отвела его в гардеробную третьего павильона.

— Где гримерная, знаешь? — спросила она.

Он не знал, но не собирался признаваться в этом. Спокойствие! Не теряй головы. Пусть никто не заметит, как ты нервничаешь!

— Естественно. Если она на прежнем месте.

— На прежнем. Первый этаж — не промахнешься. Будь там через пятнадцать минут. Костюмерша зайдет тебя проверить.

— А когда меня… э… на какое время назначена моя проба?

— Думаю, тебя затребуют около одиннадцати. Если повезет, то отпустят еще до обеденного перерыва. Он в час.

Всего два часа — и только? А он-то воображал целый день крупных планов и панорамирования. Хреновина! Наверное, снимут один кадр, и все.

— Покедова, — сказала девица и удалилась.

Он хотел расспросить ее, узнать, как пробовались другие. Но опоздал. И теперь оставалось только томиться и потеть.

Он уставился на свое отражение в зеркале туалетного столика.

Выглядишь хорошо. Выглядишь хорошо. Выглядишь хорошо, как положено кинозвезде. Только не благодаря Ангель. Его милой нежной женушке. Его милой нежной сбежавшей женушке! Любовь всей его жизни смылась. Исчезла. Сбежала. Не предупредив.

Правда, он приволок ее с пляжа назад в Голливуд, ничего не объяснив. Только что было объяснять? «Э-эй, Ангель, детка!

Я должен был трахнуть двух старых лесбо, но у меня не встало… я не заставил его встать, потому что люблю тебя. Видишь ли, Джейсон Суонкл — педик и прицелился на меня. А потому нанял меня, чтобы я ублажал этих старушек, а заодно оставался бы при нем.

Вот откуда пляжный домик, костюмы, машина с шофером».

Да разве чистая девочка вроде Ангель хоть что-нибудь поняла бы? Это дерьмо с его соблазнами ее еще не коснулось, и так должно оставаться! Он особенно любил в ней ее невинность и не собирался посвящать ее в свое прошлое. И с самого начала решил все от нее скрывать. Другого выхода не было.

Только все пошло наперекосяк. Она хотела правды, он кормил ее ложью. И недооценил силы ее гнева. Перетерпел первый взрыв упреков, умиротворил ложью и поцелуями, а потом без сил свалился у бассейна. К тому времени, когда он обрел человеческий вид, искать другой ночлег было уже поздно. «Еще только одну ночку у Шелл, детка, — упрашивал он. — Завтра я все улажу. Даю слово».

А она смотрела на него своими глазищами. Долго смотрела и внимательно, но он уже закурил травку и ловил, ловил кайф. Ведь с воскресенья, черт ее дери, его мать словно ходила за ним по пятам, и ему просто надо было отключиться.

Во вторник он проспал. И было почти три, когда наконец открыл глаза. Рэнди ушел, в комнатушке было жарко и душно. Ну, травка хотя бы не оставляет похмелья. Даже наоборот, чувствуешь себя вполне приятно.

Он знал, что Ангель его вид не обрадует, а потому долго принимал душ и брился. Потом решил позвонить Инге — на всякий случай. А когда услышал о пробе, помчался молнией. Ему не терпелось рассказать Ангель. Но у Шелли никого не было, и он до пяти вечера мерил шагами тротуар перед домом. Тут пришла Шелли. Но одна.

— Где Ангель? — спросил он.

— Не знаю. Она была у меня, когда я вернулась вечером, а утром, когда проснулась, ее уже не было.

Он сразу понял, что она ушла. Еще до того, как заглянул в багажник «Понтиака»и увидел, что ее чемодана там нет. Вот так: сейчас ему сниматься, это самый важный день в его жизни. И Ангель нужна ему как никогда — а где она?

— Карен, почему ты не была у Биби? — спросила Элейн, пытаясь не смотреть на пах Рона Гордино — очень внушительно, прямо как у Рудольфа Нуриева.

— Меня уложили в постель, — выдохнула Карен, вытягивая левую ногу до предела.

— Что с тобой было? — пропыхтела Элейн, отчаянно пробуя докончить упражнение, но терпя неудачу.

— Какая-то дрянь. Чувствовала себя жутко.

— Но у тебя прекрасный вид.

— Я знаменита тем, как мгновенно оправляюсь.

— Требуется немножко помощи, Элейн? — Над ней нагнулся Рон Гордино, схватил ее за щиколотку и заставил ногу вытянуться. От него пахло потом и дорогим лосьоном после бритья.

— А-ах-х-х! — выдохнула она, наслаждаясь прикосновением его сильных твердых ладоней, скользивших от ее лодыжки вверх по икре.

— Все нормально? — спросил он заботливо.

Она кивнула, польщенная тем, что он удостоил ее личного внимания. В первый раз. Хотя она часто видела, как он наклонялся над Биби, над Карен — всегда над знаменитостями.

— Мышцы у вас напряжены. Очень. Вы испытываете напряжение, Элейн?

— Нет. — Она нервно засмеялась. С чего бы? Волосы у него напоминали старую солому — длинные, грубые. Она заметила торчащие из ушей волоски и удивилась, почему он их не убрал.

Его пальцы впились в мышцы ее икры так, что она заерзала.

— После занятий зайдите ко мне в кабинет. Вам требуется массаж.

— Разве?

— Ага. — Он выпрямил гибкий торс и неторопливо отошел.

— По-моему, ты одержала победу, — шепнула Карен, с трудом сдерживаясь, чтобы в ее голосе не прозвучал смех.

— Не мой тип, — сердито отозвалась Элейн.

— А ты сделай над собой усилие, дорогая. Он слывет первоклассным самцом.

— Я думала, он гомо.

— И нашим и вашим.

— Откуда ты знаешь?

— Никогда не спрашивай меня о моих источниках.

Занятия быстро завершились, и Элейн, еще не разобравшись толком, что происходит, уже лежала ничком на массажном столе в кабинете Рона Гордино. Его щупающие руки начали с шейных позвонков и двигались все ниже. Ее массировали и прежде — сотни раз, но метод Рона Гордино не был похож на то, к чему она привыкла. Он искал и без малейшего труда находил каждую напряженную мышцу в ее теле. Его руки дарили такой покой, что она чуть не уснула под ними. Кончив, он похлопал ее по заднице и протянул:

— Так получше?

— M-м-м…да.

— Отлично. В следующий раз я использую масла. Вам это понравится.

Она встала и потянулась.

— Я испытываю такую легкость! Просто чудо.

Он ухмыльнулся. «У, какие у тебя большие зубы», — подумала она.

— Вы, кажется, устраиваете вечер, Элейн?

— Да. В честь Джорджа Ланкастера.

— Замечательно.

— Да, надеюсь. Оттого я, наверное, в таком напряжении.

— Не исключено. Стрессовая ситуация. Хотите приехать завтра для настоящего массажа?

— Отличная мысль!

(Только вот сколько стоит его сеанс массажа? Наверное, жутко много. Вот еще к чему прицепится Росс.) — Правильно. К вашему вечеру мы из вас пушинку сделаем.

Будете в идеальной форме.

— Мне договориться с вашей секретаршей или просто можно прибавить к моему счету?

Он оскорбился.

— Я не собираюсь брать с вас деньги! Просто пригласите меня на ваш вечер — и мы квиты.

Ах вот что! Ему нужно не ее тело, а только ее званый вечер.

Почувствовать себя польщенной или возмутиться? Во всяком случае, это доказывает, что ее вечер событие номер один! И значит, далеко не только подлипало — инструктор по гимнастике будет стараться затащить ее в кровать.

— Я занесу вас в мой список, Рон. Можете твердо рассчитывать на это.

— Спасибо, Элейн.

— Не стоит благодарности.

До чего же приятно снова очутиться на коне. Просто неописуемо!

Как ни странно, Джина Джермейн оказалась далеко не такой ужасной, как предполагал Нийл. Бесспорно, не Фонда, но вполне сносно — если только не обращать внимания на чудовищные груди, которые выпирали, как их ни стягивали.

Просматривая пробу в одиночестве, он почувствовал удовлетворение. Во всяком случае, он не выглядит совсем уж сумасшедшим. Пробу можно показать Монтане и Оливеру без всякого смущения. Нет, Джина Джермейн не Никки, но ему удалось выявить в ней нечто такое, чего прежде никто не замечал.

Он продолжал тихо сидеть в просмотровой, и когда загорелся свет. Пожалуй, не такая уж плохая идея использовать Джину в фильме, который он планирует снять после «Людей улицы».

Права он купил более двух лет назад, и двое молодых сценаристов сидели над сценарием. Кое-что изменить — и будет отличная возможность представить ничего не подозревающим зрителям совсем новую Джину Джермейн.

Конечно, она стерва и шантажистка, и одна мысль о том, что она проделала, чтобы получить пробу, приводила его в ярость. Но если он введет ее в новый фильм, то она окажется в его власти, и он найдет много способов расквитаться с ней.

Немножко по-детски, но все равно приятно. Нет, эта идея ему решительно по вкусу.

Ангель не имела ни малейшего намерения возвращаться в Луисвилл. Вернуться неудачницей, да еще беременной? Ни за что!

Когда рано утром она тихонько вышла из квартиры Шелли, у нее не было никакого представления, куда отправиться и что делать. Она знала только, что должна на время расстаться с Бадди.

Показать ему, что с ней шутить нельзя. Его надо проучить. День за днем становилось все яснее, что интересуется он только собой.

Да, он говорит, что любит ее. Но если он ее любит, то почему обходится с ней так небрежно?

Разговор с Шелли только все ухудшил.

— Такого парня, как Бадди, надо уметь понимать, Ангелочек.

Если копнуться, так он одинокий волк. Ни в ком и ни в чем не нуждается. С него довольно самого себя.

Без советов таких, как Шелли, она обойдется.

— У меня будет ребенок, — сухо объяснила Ангель. — Так что ему придется стать семейным человеком. И пусть учится!

Шелли громко фыркнула.

— Бадди? Семейный человек? Ангелочек, ты такая дурища, что это даже не смешно. Лучше сделай-ка аборт. И побыстрее!

Непрошеный совет Шелли Ангель не оценила. Всю ночь она просидела, скорчившись в кресле, обдумывая, как поступить.

Затем в половине восьмого достала из машины свой чемодан и решительно пошла вверх по склону в сторону Сансет. У нее было всего пятьдесят два доллара, но, в отличие от Бадди, она не чуралась простой работы. В витрине парикмахерской она увидела карточку — им требовалась секретарша. Рядом было кафе, и она решила дождаться, когда парикмахерская откроется, и предложить свои услуги. Она купила пару киножурналов, устроилась за угловым столиком и скоротала два часа за историями из жизни звезд.

В десять убрала журналы, уплатила по счету и вернулась к парикмахерской.

Злобная рыжая девица с измученными волосами и глазами в черных кольцах уведомила ее, что владелец раньше двенадцати никогда не приходит.

— Можно я подожду? — спросила Ангель.

Нарисованные брови вздернулись:

— Это два-то часа?

— Если разрешите.

— Садитесь, время ваше, не мое.

Ангель села и принялась перелистывать разные журналы и рассматривать окружающую обстановку. Все было белым. Множество растений. Из расчетливо установленных колонок гремела рок-музыка, а мастера и мастерицы были облачены в бесполую униформу из тугих белых джинсов и тропических рубашек.

До половины двенадцатого в салоне царило полное спокойствие, а тогда потоком пошли клиенты. И женщины, и мужчины.

Ангель подумала, что в Луисвилле они ни за какие блага в мире не стали бы посещать одну парикмахерскую.

Примерно в половине первого вошел чрезвычайно высокий и на редкость тощий человек лет под сорок. На нем была клетчатая рубашка, выгоревший розовый костюм и теннисные туфли. Нимб золотых кудрей в стиле Шерли Темпл осенял лицо с орлиным профилем.

— Привет, родные мои, — пропел он, обращаясь ко всем и ни к кому. — Жалоб нет?

Из гардеробной в накидке с узором из папоротников вышла дородная дама, обвила его руками и восторженно взвизгнула.

— Коко! Мальчик, которому вы меня поручили на прошлой неделе, просто гений! Он сделал из меня настоящую Кэнди Берген!

— Ну конечно, греза моя. Для того-то мы и тут — чтобы радовать. Все-все, кто здесь работает. Верно, Дарлена?

Дарлена, секретарша с глазами панды, не снизошла до улыбки. Она ткнула трехдюймовым малиновым ногтем в сторону Ангель.

— Она сидит тут с самого открытия. Насчет работы. Возьмите ее, ради бога! Не то, Коко, честно предупреждаю — никакого дерьма от Раймондо я больше не потерплю. Ясно?

Коко высвободился из объятий толстухи и нахмурился:

— Твоя позиция в этом вопросе, Дарлена, мне известна.

Прошу, не сейчас! — Он обернулся к Ангель и оглядел ее с головы до ног. — Какие же мы очаровашечки! Пойдемте со мной, дорогая моя, и поговорим о вашем опыте.

У нее за спиной был только год работы в маленьком луисвиллском салоне, но этого оказалось достаточно. Коко явно не меньше самой Дарлены хотел, чтобы та поскорее покинула его заведение.

— Наверное, сегодня вы приступить не сможете? — спросил он, зримо надеясь услышать отрицательный ответ.

— Мне надо найти где жить, — объяснила Ангель.

— Одна комната, подешевле и неподалеку?

— Да-да.

— Сегодня твой счастливый день, греза моя. Я знаю именно такую квартиру. Дарлена! — пропел он на восходящей ноте.

— Чего? — проверещала она в ответ из-за своего стола.

— Истинная леди! — Коко прищелкнул языком. — Какой восторг, что она нас покидает!

— Но квартира… — нерешительно напомнила Ангель.

— А, да! Одна из моих девочек на прошлой неделе вышла замуж — бедная дурочка. И хочет сдать свою квартиру.

— А где это?

— На Фонтейн. Тебя устроит?

Еще до истечения часа Ангель осмотрела квартиру, сняла ее, уговорила Коко выдать ей аванс и приступила к работе.

Дарлена собрала всякие свои мелочи, запихнула их в армейскую сумку и покинула парикмахерский мир, бросив на Ангель взгляд, полный жалости.

— Прелестная девушка! — пропел Коко. — Ни с кем никогда не умела поладить.

Ангель его почти не слышала, поражаясь, как за такое короткое время она обзавелась работой, деньгами и квартирой. Значит, это возможно?

Так почему же Бадди палец о палец не ударил? Хватился ли он ее или еще нет? Она решила не давать о себе знать по меньшей мере неделю. К тому времени, может быть, он будет готов к честному разговору — и тогда у них будет шанс начать вместе новую жизнь. Но не раньше. Тут Ангель не собиралась уступать ни на йоту.

Росс решил, что малая толика физических упражнений его не прикончит. Постоянные шпильки Элейн по адресу его брюшка возымели действие. Прежде он всегда был в великолепной форме и мог ни о чем не заботиться. Но, пожалуй, теперь они правда чуточку раздался в поясе.

Ну и что? Нику да не денешься, мне скоро пятьдесят, черт подери! Не могу же я нихрена не измениться!

Кроме того, в его возрасте зрителей должно привлекать его актерское мастерство, а не грудная мускулатура. Возраст. Пятьдесят. Стремительно надвигается. Мчится к нему, словно обезумевшая поклонница.

Он раздумывал над своей жизнью, ведя «Корниш» через Санта-Монику к оздоровительному частному клубу, который одно время посещал регулярно — в те дни, когда не мог допустить ни дюйма лишней плоти, где бы то ни было. В те дни, когда он действительно был на самой вершине.

Бесспорным королем всей навозной кучи. И ревниво следил за собой.

Горькая улыбка тронула его губы. Куда подевались все горячие его поклонники? Смотревшие ему в рот сволочи? Его дружки-приятели?

Вот-вот. Пока он был королем, они были его верными друзьями. Короли недвижимости, банкиры, просто очень богатые люди, которые осыпали его приглашениями, потому что хотели быть на короткой ноге со звездой. Когда звезда начала угасать, угасла и дружба. Уже никто не предлагал ему свой реактивный самолет, чтобы он отправился, куда ему требовалось, никто не устраивал праздников в его честь. Ни яхт, ни вилл, ни островов, которые предоставлялись в его полное распоряжение, стоило ему пожелать. И жены миллионеров больше не молят его об объятиях, и сумасшедшие поклонники и поклонницы не доводят его до бешенства.

Ну их на…! Росс Конти кое-что узнал о людях и о том, как они используют друг друга. Когда он снова ворвется в магический круг, кукиш им всем. Разве что он сам захочет, разве что сам решит их использовать. Если вечер удастся, если он поладит с Сейди, если «Люди улицы» станут его фильмом.

Движение в Санта-Монике было интенсивным, и, пока «Корниш» медленно полз в потоке машин, Росс ловил на себе взгляды со всех сторон. Лицо его все еще оставалось знаменитым в городе знаменитых лиц — спасибо телевидению, которое показывает его старые фильмы по меньшей мере раз в неделю. Но что за радость от славы без привилегий? Без соответствующих ей денег? А пошли они все к…!

Он затормозил на красный свет и посмотрел, что делается на улицах. Санта-Монику захватили голубые. Голубые дискотеки, кафе под открытым небом, магазины готовой одежды — все они в основном обслуживали голубых. У него лично подобных наклонностей не было никогда — слишком уж его влекло к женщинам.

Он вспомнил Карен и ухмыльнулся. Мускулистый, лоснящийся от масла юноша, болтавшийся возле автобусной остановки, подошел позондировать почву:

— Вы не в мою сторону едете, мистер? — напевно осведомился он через опущенное стекло правой дверцы, а его рука уже тянулась к ручке.

Ухмылка Росса мгновенно сменилась насупленными бровями.

— Нет, не в твою! — рявкнул он. — И отойди от моей машины.

— Не выпендривайся. — Мальчишка попятился. — Если я не в твоем вкусе, так чего орать?

Чего орать! Росс сердито нажал на газ и унесся от светофора.

Он что, похож на клиента за рулем? Чтоб при свете дня к тебе цеплялся юнец с предложением услуг! Дурак не узнал его?

Он резко повернул налево и въехал на стоянку. Ему нужно хорошенько поразмяться. А то теперь он только трахает Карен Ланкастер — вот и все его разминки. Лицо у него снова прояснилось.

Ну, стерва! Может, талант у нее наследственный. Старина Джордж всегда был большой ходок по этой части. И дочка вся в отца.

И, снова улыбаясь, Росс вошел в клуб.

— Стоп! — резко скомандовала Монтана, повернувшись к ассистенту. — Перерыв на десять минут. Я хочу поболтать с Бадди.

Она уже шесть раз с ним говорила. Шесть дублей. Лучше у него не получалось. Только хуже. Но он был лучшим из них всех.

У него было что-то свое личное, а ведь это самое главное. Что получилось бы у Николсона без его презрительной усмешки? У Иствуда без невозмутимо-ледяного взгляда? В первую очередь свое, а уж потом умение играть. И ей удастся разбудить его. Да, непременно. Она осторожно подошла к нему. Он вполголоса нервно бормотал текст.

— Э-эй! — произнесла она мягко. — Ты же меня не слушаешь, а? Ни одно мое слово до тебя не доходит.

— Да нет же, — ответил он, жалея, что не может провалиться сквозь землю.

— Расслабься, — проворковала она. — Это же очень простой эпизод, только расслабься, не торопись, не подгоняй себя.

— У меня реплики не получаются. Никак…

— Забудь про реплики, — успокаивала она. — Я хочу, чтобы ты показал мне сущность этого человека. Не напрягайся, просто покажи мне Винни.

Он растерялся.

— Позабыть реплики? Вы меня поддавливаете. Я всю ночь не спал, я знаю всю роль наизусть. То есть по-настоящему знаю!

«Так чего же ты мажешь и мажешь?»— хотелось ей спросить.

Но она удержалась, обняла его за плечи и увела со съемочной площадки.

— Бадди, — сказала она негромко, — я знаю, ты можешь сыграть этот эпизод. Не думай я так, то не стала бы тебя пробовать.

— А? — Он немножко расслабился.

— Зачем бы тратить зря твое время и мое? Ты хорош, я это чувствую. Ты очень хорош — только забудь про реплики и позволь себе стать Винни. Если реплики не ложатся, не беда. Останься Винни и говори, что захочешь. Не порть и этого дубля. Дай убрать в коробку что-то кроме того, как ты говоришь «на хрена!».

Он смущенно кивнул. Бадди Хадсон получил свой шанс и просрал его.

— Я знаю, что вам нужно, — заверил он ее, вздохнув. — Ну, поверьте. До меня дошло. Вот увидите!

Она ободряюще улыбнулась и задержала на нем тигриные глаза.

— Снимем еще дубль, и на этот раз ты нам покажешь, так?

Он облизнул сухие губы и кивнул.

— Верняк, дамочка.

Она легонько поцеловала его в щеку и ушла за камеру.

К нему подскочила гримерша и попудрила его.

— Удачи! — шепнула она.

Именно это ему и требуется в жизни — немножко удачи.

— Ты готов, Бадди? — спросила Монтана.

Он кивнул. К горлу подступила желчь, все внутри напряглось.

— Помни! Ты — Винни. Ну, ладно. Действуй!

Действуй… Войди в кадр из-за камеры. Посмотрись в зеркало — он инстинктивно взъерошил волосы. Звонит телефон. Бери трубку. Реплики. Куда подевались дерьмовые слова? Он что — еще раз соврет?

Первая реплика вышла нормально. Пауза. Закури сигарету.

А дальше что? Забыл. И последовал ее совету. Заговорил своими словами. Представил себе, что звонит Ангель, и запел соловьем, как у них с ней прежде было.

Внезапно он забыл про камеру, про съемочную бригаду, про страх забыть и соврать. Он словно был у себя дома — уверенный в себе, обаятельный, добрый старый Дружок Бадди.

Монтана напряженно следила за ним. Ну наконец-то! Текст пошел ко всем чертям — он импровизировал как опытный профессионал. От него волнами исходил магнетизм. О черт! Если пленка передаст то, что он делает, все в порядке!

— Стоп! — ликующе крикнула она.

Он так вошел в роль, что не сразу сообразил, что его уже не снимают.

— То, что нужно, — сказала она, подходя к нему. — Спасибо, Бадди, ты был чудесен.

— Правда?

— Таким, как я предсказывала.

— Э-эй! — К нему возвращалась уверенность в себе. — Я только-только разогрелся. Может, еще разок?

Она покачала головой.

— Там ждут еще двое, и времени больше нет. Ты же не хочешь, чтобы они лишились своего шанса, верно?

Он расплылся в улыбке, переполненный адреналина.

— Конечно.

Она улыбнулась, на мгновение их взгляды встретились, а потом она сдвинула тонированные очки для чтения с волос на переносицу и очень по-деловому протянула ему руку.

— У тебя получилось, и я очень рада. До свидания, Бадди.

Желаю удачи.

До свидания! Да что она — с ума сошла?

— Э-эй… — Он судорожно сглотнул. — А когда я узнаю?

— Мы свяжемся с твоим агентом.

С каким еще агентом? Но признаться в печальном факте, что агента у него нет и не было, никак не приходилось. Придется поддерживать непрерывную связь с Ингой.

— Да, — сказал он неловко. — Но примерно когда?

— Когда мы решим, — ответила она твердо, кончая разговор.

И, повернувшись, направилась к двери, напевая про себя. Она испытывала почти такое же опьянение, что и он. Поработать с актером — и получить результат! Это взбадривало, как ничто другое.

Ей не терпелось увидеть его на экране.

Неудивительно, что Нийл забывает обо всем, когда снимает фильм. Ведь все в руках режиссера. Он… она творит магию.

И какое это наслаждение!

Бадди проводил ее взглядом. Ей-то хорошо! Она свое получила. А каково ему?

Подошла гримерша.

— Последний дубль был потрясающ! — объявила она с восторгом. — Не удивлюсь, если роль отдадут тебе. Меня ты просто с ног сшиб.

Вот это другое дело! Приятно послушать. Он преисполнился самоуверенности.

— А почему ты так считаешь? — спросил он.

— Чувствую, и все тут.

— А другие пробы ты видела?

— Пока только одну. И он тебе в подметки не годится.

— Еще бы! Но все-таки расскажи мне о нем. — Он взял ее за локоть. — Пойдем выпьем кофе.

Невредно узнать что-нибудь о конкурентах. Очень невредно!

Глава 24

Какими одинаковыми выглядят окраины всех городов. Съезды за съездами с гигантских шоссе, возле которых ютятся одноликие бензоколонки, мотели и кафе.

Дек хотел только одного — ехать быстрее все вперед и вперед.

Огайо, Индиана, Миссури, Оклахома уносились назад справа и слева, почти незамеченные. Шоссе обрело гипнотическую силу, звало его, манило милю за милей к конечной цели.

Джой манила его и морочила.

Джой смеялась над ним.

Он часто замечал, как она смеялась.

Стерва.

Она теперь мертвая.

Сама виновата.

— Я хочу познакомиться с твоими и составить планы. Хватит мной помыкать. — Она злобно на него уставилась. — Слышишь, что я говорю?

Конечно, он слышал. Она твердила одно и то же неделю за неделей, а он неубедительно отговаривался.

— Ты что, думаешь, я для них нехороша? Так, что ли? Забирай свое хреновое кольцо и запихни его, куда солнце не светит! — Она сдернула с пальца дешевенькое гранатовое колечко и швырнула в него. — Либо ты меня с ними познакомишь на этой неделе, мальчик, либо катись куда подальше!