Глава 6

Хотя ей и очень не хотелось расставаться с Темным Конем, настало время, когда Шариссе пришлось вспомнить о своих обязанностях. Она поняла это в тот самый вечер, после неудачного визита к Герроду. Вернувшись в свое жилище, волшебница обнаружила ждущих ее просителей. Насколько ей помнилось, их жалобы были несущественными, но предложение взять на себя некоторые из несложных обязанностей ее отца, чтобы освободить его для более важных дел, исходило от нес. Со временем Шарисса надеялась убедить его, что ему следует обзавестись помощниками. В отличие от своих партнеров, Дру Зери пытался делать все сам, опасаясь, что в противном случае равновесие сил может существенно нарушиться в пользу одной из сторон. Было почти невозможно заставить его позволить ей делать даже то, чем она занималась сейчас. Хотя у нее хватало и своих дел.

«Каков отец, такова и дочь», — с неудовольствием подумала она.

С просителями она разобралась. Однако вскоре Шарисса снова вспомнила о других своих планах. Один из немногих работавших с ней враадов упомянул о системе подземелий, расположенных под городом. За долгое время потолок этих пещер кое-где ослаб и почва над ними стала ненадежной. Один человек уже погиб, когда под ним просел пол дома, — он разбился насмерть. В какой-то момент Шарисса развернула кампанию по разработке планов, чтобы обозначить эти опасные участки. Теперь выяснилось, что, поскольку она не следила за этой работой, без нее ее помощники даже малейшего представления не имели о том, что следует делать. Как, задавала она себе вопрос, ее народ вообще смог перенестись из одного мира в другой? Иногда волшебницу поражало, что они хотя бы способны есть самостоятельно.

Она отправилась на поиски Темного Коня и не нашла его. На следующий день она узнала, что он возвратился в Сирвэк Дрэгот, но перед тем напугал нескольких горожан, посреди ночи надумав обежать вокруг города.

— Тебе нельзя так делать, — позже упрекала его Шарисса, расхаживая взад-вперед по комнате, где она занималась своими исследованиями. Та находилась в овальном здании, где некогда была библиотека; все книги, однако, со временем рассыпались. Впрочем, Шарисса начала заполнять полки собственными записными книжками и надеялась с помощью других когда-нибудь составить такое же обширное собрание, каким, судя по множеству полок, обладали основатели. Сначала она боялась, что Темный Конь не сможет пробираться по узким, извилистым коридорам, но забыла, что он лишь походил на лошадь. Смотреть на это было интересно, хотя и жутковато.

— Ты хочешь разрушить то, чего мы добились? Если ты станешь от нечего делать пугать народ, они начнут еще больше тебя бояться! Ты представляешь, что они о тебе подумают?

Огромный черный скакун смеялся. Его ледяные голубые глаза сияли, когда он рассказывал о своих развлечениях.

— Я и в самом деле внушал страх! Один из них упал на колени и поклялся в верности моему другу Дру… а все, что я сделал, — это подмигнул ему, пробегая мимо! И только!

— Ты хочешь, чтобы они боялись моего отца?

Темный Конь поостыл.

— Они боятся не Дру, а меня!

— А ты как бы его представитель.

— Я…

То, что столь грозное создание умолкло, как пораженное громом, заставило волшебницу почти забыть о своей досаде. Это ощущение, однако, длилось недолго.

— Тебе, Темный Конь, еще многое предстоит узнать о Мелочности и подозрительности враадов.

Темный Конь ответил не сразу, но его слова в тот момент удивили ее; хотя позже она поняла, что предугадывала такой ответ.

— Мне безразличны привычки враадов. Они не похожи на тебя и Дру. Они проклинают меня у меня за спиной, думая, что слух у меня такой же слабый, как и у них, и называют меня чудищем! Они не пытаются понять меня, тогда как я изо всех сил старался постичь все происходящее вокруг меня! Никакие мои поступки не уменьшили их опасений и недоверия! Я делал все, что мог, однако они относятся ко мне не лучше, чем тогда, когда я только что появился на площади!

Темный Конь затем сделал что-то, чего Шарисса никогда за ним не замечала. Он повернул голову влево и подмигнул. За все время, что волшебница провела с ним, она никогда не видела, чтобы черный скакун мигал. Это, однако, было совершенно несравнимо с тем, что произошло вслед за этим. Перед бессмертным конем возникло яркое сияние, быстро распространявшееся вокруг.

Портал! Темный Конь не пользовался своим магическим искусством со времени своего ошеломляющего появления, так что Шариссе потребовалось некоторое время, чтобы понять, что же он делал. Каждым своим движением он напоминал ей расстроенного ребенка. Шарисса опомнилась, но Темный Конь не дал ей времени что-то сделать. Он скользнул в волшебные врата и через несколько секунд оказался далеко. Она едва успела позвать его по имени, как портал исчез. Она осталась одна посреди комнаты, не имея понятия, куда отправился призрачный скакун или что он собирался делать.

— Серкадион Мани! — Шариссе хотелось швырнуть что-нибудь в стену, но она сдержала себя, пока желание не исчезло. Почему все было так непросто? Почему каждый должен бороться с ней — даже по самой ничтожной причине?

Шарисса ждала, но прошло несколько минут, а призрачный конь не вернулся. Она поняла, что бесполезно дальше сидеть и беспокоиться. Поведение Темного Коня отчасти можно было предсказать. Он возвратится на площадь, а затем — в Сирвэк Дрэгот. Или потратит несколько часов в дикой скачке по лесам и равнинам — и хорошо, если не напугает кого-либо еще. Однажды он уже так сделал. В одном она была уверена: вечноживущий не покинет город, пока там находится его сотоварищ. Больше пойти ему было не к кому, и, если она не ошиблась — что было возможно, но маловероятно, — обитатель Пустоты отчаянно жаждал дружбы. Похоже было, что Темный Конь вкусил плода, долгое время бывшего для него запретным. Разве он, в конце концов, не обшаривал вселенную за вселенной в поисках ее отца, после того как хранители города изгнали его отсюда?

Поняв, что Темный Конь вернется лишь тогда, когда ему этого захочется, Шарисса вернулась к своей работе. Нужно было так много сделать, так много организовать. Волшебница, всегда готовая признать, что ей далеко до своего отца, знала, что вскоре работа настолько поглотит ее, что все события этого дня — в том числе, она надеялась, и вспышка Темного Коня — забудутся.

Сначала надо было заняться составлением планов подземелий; необходимость этого назрела давным-давно и росла с каждым днем. Затем — восстановление зданий, которое предлагал один из враадов, помогавших ей. Это было как-то связано, припомнила она, с тем, что, возможно, возникнет потребность в большем количестве пищи…

— Госпожа моя Шарисса?

Она подняла голову, но в первый момент ничего не увидела — и поняла, что в комнате стемнело. Шарисса нахмурилась, когда различила уродливую фигуру, стоявшую у входа. Человек держал масляную лампу, которая делала его лицо более отвратительным, но слабо освещала комнату. То, что он сумел войти сюда, означало, что он подкупил одного из ее помощников. Утром с ними придется поговорить.

— Беткен?

Он поклонился, ухитрившись при этом не опрокинуть лампу.

— Да, госпожа моя. Я знаю, что уже поздно, почтенная госпожа моя, но подумал, что мне, возможно… Пытаясь скрыть свое отвращение, Шарисса жестом пригласила одетую в хламиду фигуру приблизиться. Беткен некогда был человеком дородным, но пятнадцать последних лет наложили на него свой отпечаток. Однако по какой-то причине его кожа так и не приноровилась к его нынешней худобе и попросту висела складками. Беткен очень походил на только что опустошенный старый бурдюк. Что касается его верности кому бы то ни было, о ней не могло быть и речи. Подобно многим враадам, он номинально пребывал под знаменами ее отца — но главным образом потому, что у других не нашлось ничего, чем они могли бы привлечь его на свою сторону. Вне сомнений, он явился в надежде извлечь из визита какую-то выгоду.

— Чего ты хочешь?

— Сначала позвольте мне предложить вам свет. — Он поставил свою лампу на один из листов с заметками Шариссы, запачкав его маслом.

Волшебница хотела накричать на него, но знала, что делать этого не следует. С точки зрения многих враадов, поведение Беткена можно было счесть любезным. И неважно, что Шариссе он напоминал змею, приглядывающуюся к лакомой полевой мыши.

Чтобы уберечь свои записи от дальнейшего ущерба — от пятен или, еще хуже, от огня, — она взяла лампу, поставила ее на подставку, находившуюся рядом, и сказала:

— Благодарю, Беткен, но я могу и сама осветить комнату.

Под потолком зажегся яркий ровный свет, и проситель, запинаясь, отступил назад.

— Боги! — Враад поднял взор, и на лице его появилось выражение зависти и восхищения. — Если бы только я мог…

— Ты пришел ко мне по какому-то делу? — Ей не понравилось жадное выражение его глаз, когда он снова взглянул на нее. Верно, при этом свете он мог бы видеть ее намного лучше. Но в его взгляде она заметила не просто страсть. Беткен принадлежал к тем, для кого утрата магической силы была равносильна лишению пищи. Он жаждал возврата этой силы — и всего, что она давала. Шарисса, он знал, обладала многим из того, к чему он стремился.

— Всегда впечатляет, когда видишь такое умение в нынешние трудные времена, госпожа моя. — Беткен явно заискивал перед нею. Однако малоприятное зрелище свободно болтавшейся кожи исключало возможность какого бы то ни было успеха этой лести. — Разве не хотели бы мы снова пережить дни нашего величия!

— Я сомневаюсь, однако, что ты теперь захотел бы вернуться в Нимт.

— Едва ли! — Он выглядел ошеломленным, как будто с ее стороны было безумием даже упомянуть об этом.

— Ладно, — кивнула Шарисса. — Ну, а теперь скажи, чего ты хочешь? У меня много дел.

— Демона нет поблизости?

— Темный Конь никакой не демон, Беткен. А что до твоего вопроса… ты видишь здесь Темного Коня?

Беткен заставил себя рассмеяться.

— Простите меня, госпожа моя Шарисса. Я не хотел оскорбить вас. Просто лучше, если бы его здесь не было. Иначе он мог бы вспылить в связи с тем, о чем я желаю вам поведать.

«Если только ты сумеешь это сделать», — кисло подумала волшебница.

— Продолжай, пожалуйста.

Беткен снова поклонился, так что складки его кожи снова заколыхались.

— Вы знаете, что партия Силести высказывала опасения относительно дем… вашего спутника?

— Конечно.

— Я слышал, что Силести намерен не ограничиваться словами, что он желает избавиться от этого существа.

Он, очевидно, надеялся на какую-то реакцию, но Шарисса не имела ни малейшего намерения доставить Беткену это удовольствие. До нее уже дошел этот слух, и она знала, что он ложен. Силести признал в разговоре с Дру, что такая мысль у него возникла, но он решил, что действовать так было бы проявлением недоверия к отцу Шариссы, которого он уважал и, хотя ни один из них не признался бы в этом, даже любил. Силести доверял Дру, а тот, в свою очередь, доверял сумрачному, носившему черные одежды Силести.

— Твоя новость — едва ли новость для меня. Беткен, похоже, огорчился. Интересно было, что очень многие приходили к ней с тем, что они считали «важными» сведениями. Они, как и Беткен, конечно же, хотели получить что-то взамен. Оказать услугу любому из членов триумвирата — или даже их приближенным — было и впрямь удачей.

— Он хочет созвать встречу членов триумвирата, и тогда… — бормотал урод.

— Нанесет удар. Он убьет моего отца и главу Тезерени, а Темного Коня закует в оковы.

«Как будто оковы могут сдержать такое существо, как конь-призрак».

— Я думал…

— Благодарю за попытку быть полезным, Беткен. Мне жаль, что для того, чтобы сказать мне это, тебе пришлось потрудиться, проделав весь этот путь. Я надеюсь, что обратная дорога не слишком длинна.

Ее прозрачный намек на то, что Беткен задержался дольше, чем следовало бы, обидел сморщенного человечка. Он какое-то время откашливался и что-то бормотал, затем поклонился еще раз.

— Возможно, в другой раз я окажусь более полезен, госпожа моя Шарисса. Прийти сюда мне было нетрудно, и я вознагражден тем, что сохраню воспоминание о вашей красоте. Этого мне достаточно. Спокойной ночи!

Продолжая кланяться, Беткен, пятясь, вышел из комнаты. Лишь когда он исчез из виду, Шарисса вспомнила про его масляную лампу. Она попыталась позвать его, затем решила, что он обнаружит ее отсутствие сам. Ясно, что, когда ему придется идти в темноте, он вспомнит о лампе. Если Беткен вернется за лампой, Шарисса отдаст ее этому малоприятному человеку и снова выставит его за дверь. А если тот не вернется, она утром отошлет ему лампу с кем-нибудь.

Вскоре ее внимание полностью поглотили исследования. Нередко она, как и ее отец, работала так долго, что восход солнца заставал ее за столом. Каждый раз, когда такое случалось, Шарисса клялась себе, что это не повторится.

Она кончила делать записи, касающиеся еще одной из своих любимых тем — изменений во внешности обитателей города. За последнее время многие враады стали выглядеть старше. Она отказывалась считать их старыми, потому что тогда ей пришлось бы подумать о том, что ее отец когда-нибудь умрет. И все же было весьма возможно, что, покинув Нимт, враады утратили часть того, что делало их почти бессмертными. Это было как-то связано с чарами Нимта, которых этот мир лишен… если только не сама эта земля сыграла с ними какую-то злую шутку.

Подняв голову, Шарисса задумалась.

«Возможно ли, чтобы то, о чем однажды сказал Геррод, оказалось правдой? Мог бы этот мир изменять нас согласно собственным — точнее, своих основателей — желаниям? Не этим ли занимаются среди нас безликие?»

Ей показалось, что в двери мелькнул силуэт — как будто вызванный ее мыслями. Шарисса прищурилась, но фигура — если она и была там — исчезла. Подумав, что это, возможно, Беткен, она встала и осторожно вышла в коридор. По ее команде светящийся шар опустился с потолка вниз и выплыл вслед за ней. Шарисса взглянула влево и вправо, но коридор был пуст.

Она не имела представления, который час, но знала, что, должно быть, очень поздно. Вернувшись к своим заметкам, Шарисса начала приводить их в порядок, твердо решив заняться ими снова после того, как хорошо выспится. Едва она взялась за дело, как ее внимание привлекло мимолетное движение где-то сбоку.

Это была масляная лампа. Волшебница улыбнулась, осознав мелькнувшее у нес предчувствие. Протянув руку, она загасила пламя.

Она едва не упала на пол, но успела ухватиться руками за стол.

Если бы кто-нибудь попросил Шариссу описать то, что она только что испытала, она могла бы лучше всего выразить его так: с ее глаз упала пелена. Ночь была той же самой, но теперь она стала частью ее, а не просто каким-то фоном.

— …са!

— Темный Конь? — Она потрясла головой, чтобы получше прочистить мысли. Прозвучал ли в ее голове голос, напомнивший волшебнице о черном скакуне? Шарисса ждала, надеясь уловить что-нибудь еще. Враады обладали некоторыми способностями к телепатии, но это был не враад. Она даже не была уверена, что голос в самом деле прозвучал. Возможно, это была лишь мысль, мелькнувшая в ее усталом мозгу; хотя какое это могло иметь значение? Слова са она припомнить не могла, но это был последний слог се собственного имени, и Шарисса в тот момент почувствовала, что необходимо что-то сделать.

Ближайшее окно смотрело на центр города. Она подошла к нему и выглянула наружу. В небе стояла одна из лун — Гестия, насколько помнилось Шариссе, — но ничего необычного не было видно в тусклом сиянии суровой хозяйки сегодняшней ночи.

— Я усталая дурочка, — пробормотала она, улыбаясь собственной глупости. Если Темный Конь звал се, он, конечно же, потерпев неудачу в первый раз, попробует повторить попытку. Вечноживущему нельзя было отказать в настойчивости. Но более вероятно, что он материализуется перед ней, а не обратится к малонадежной телепатии. Для того, кто обладал способностями Темного Коня, это было несложно. Для ослабленного враада — много, много труднее. Нет, Темный Конь не звал ее, она не ощущала его присутствия нигде…

«Нигде?» Ее мозг наконец заработал в полную силу. Шариссе нигде не удавалось обнаружить Темного Коня. Его не было ни в городе, ни в его окрестностях. Когда он впервые появился на западных берегах, волшебница почувствовала это почти сразу. И только она одна, насколько ей помнилось. Если уж она не могла найти его, то ясно, что этого не мог сделать никто другой.

«Сирвэк Дрэгот! Он должен быть там!» Хотя не было никакой причины считать, что вечноживущий находится в опасности, у Шариссы было скверное предчувствие. Она знала, что он не в Сирвэк Дрэготе. Иначе Шарисса испытала бы неясное ощущение странного магического излучения — несомненно, естественного и постоянно исходящего от туманного «тела» скакуна.

Ничего. Как будто Темный Конь покинул этот континент. Хотя он, весьма вероятно, так и поступил, она не могла себе представить, чтобы он сделал это так внезапно — даже несмотря на его недавние капризы. Он пришел бы, чтобы поговорить с ней, попрощаться. Поведение исполина во многом можно было предугадать. Шарисса очень хорошо познакомилась с ним всего лишь за эти несколько дней. Его привычки настолько устоялись, что в этом с ним не мог бы сравниться даже самый предсказуемый человек.

Шарисса полностью оставила работу и обдумывала, что же теперь делать. Если ее опасения безосновательны, значит, она пускается в безумные и бесполезные поиски. А если наоборот — то что случилось со старым товарищем ее отца… и знает ли об этом сам отец?

У нее появилось желание уснуть, но было пока слабым. Однако чем дальше она будет отказываться от сна, тем настойчивее станет потребность в нем. Шарисса начала обдумывать, что же предпринять. Волшебница знала, что времени у нес мало: она сильно устала прошлой ночью.

Никуда не годится, подумала Шарисса, что у нее нет никакой собаки, чтобы пустить по его следу — если Темный Конь и оставлял след. Он скорее летал, как ветер, и следить за его передвижением она могла лишь по рассказам напуганных и рассерженных поселенцев или призвав на помощь свои собственные высшие чувства. Собирать сведения было бы слишком долго, а сама она уже пробовала обнаружить его местонахождение.

Странная мысль о собаке снова возникла у нес; но Шариссе потребовалось время, чтобы понять, что же пытается сказать ей подсознание. Какая польза от собаки, если нет никакого следа, и какое это имело отношение к бесполезной теперь способности ощущать, где находится Темный Конь?

Собака идет по следу, оставленному добычей, но никакого следа сейчас не было… или был?

— Не обычный след, но, может быть, волшебный! — прошипела она, расстроенная тем, что не сообразила этого раньше. Темный Конь был единственным в своем роде — существо, самая сущность которого была сродни чистой магической силе, но обретшей чувства. Однако колдовство — и враадов, и самого этого мира — оставляло подобие следа.

Оставлял ли Темный Конь такой след везде, где оказывался?

Она мысленно поискала его — сначала в цветовом представлении мира, затем — изучая линии магической силы, которые пронизывали все пространство. То, что другие, обладавшие некоторыми магическими способностями, видели при этом либо то, либо другое, всегда беспокоило се. Она задавалась вопросом, почему же она отличается от остальных. За пятнадцать лет волшебнице никого не удалось обучить такому же видению сил мира, каким обладала она сама.

К се удивлению, следа не оказалось. Волшебство Темного Коня было чуждо этому миру, имело другую природу, его можно было сравнить с пятном на красочной, организованной особым образом картине, которую видела Шарисса. Несмотря на то что прошел почти целый день после того, как он покинул се, обидевшись на ее упреки, Шарисса помнила эту сцену.

«И я этого не заметила?» Задним числом это представлялось не настолько уж удивительным. Изучает ли она каждый день свою тень? А следы ног, которые она оставляет на земле, когда идет по загородным полям? Когда едешь верхом на таком ошеломляющем существе, как Темный Конь, даже окружающий мир остается где-то на заднем плане.

— Шарисса?

Голос, раздавшийся после стольких часов одиночества, заставил се вздрогнуть. Шарисса обернулась, уже зная, кто вторгся в ее обитель.

— Лохиван? Что ты делаешь здесь в такой час?

Тезерени хохотнул и вышел на свет. Он нес на согнутой руке свой шлем, так что Шарисса могла хорошо видеть черты лица, так свойственные членам клана, лица, которое Лохиван чаще предпочитал скрывать. По правде говоря, Геррода было бы трудно сравнивать с братом; в Лохиване было слишком много медвежьего — от отца; слишком много, так что его нельзя было назвать красивым.

— Я нес ночную вахту. У отца любимцев нет — особенно если дело касается его собственных детей. Когда я освободился, то не мог заснуть. Я подумал, что поможет прогулка по пустынному городу. — Он пожал плечами. — Я знал о твоей старой привычке засиживаться допоздна. И подумал, что ты, возможно, бодрствуешь, вместо того чтобы спать. Когда я увидел свет и твою фигуру, мелькнувшую в окне, то понял: мое предположение оправдалось.

Шарисса огорчилась. Действительно, он заходил к ней сюда не в первый раз. Вот только худшее время, чем сейчас, он выбрать бы не мог… и его появление напомнило Шариссе, кому в городе будет наиболее выгодно исчезновение Темного Коня. Впрочем, ей трудно было поверить, что, если даже собрать весь клан, у него хватит силы, чтобы быть опасным для Темного Коня.

— Что-нибудь не так? — Ее молчание Лохиван принял как знак, что она хотя бы отчасти не возражает против его присутствия. Он пристально оглядел обширную комнату, и его глаза остановились на непрошеном подарке Беткена. Уголки его рта приподнялись; он поставил свой шлем на стол и исследовал лампу.

— Подарок от кое-кого, пытающегося выклянчить у меня подачку, — объяснила она. Затем, поняв, что так и не ответила на его первый вопрос, добавила: — Ничего. Все нормально. Я как раз собиралась пойти отдохнуть.

Лохиван поставил лампу обратно.

— Тогда мне, наверное, не следует надоедать тебе. Я могу вернуться днем.

Шарисса не могла не почувствовать что-то неладное. Она знала, что скрыла сама от Лохивана, но нет ли чего-то еще, о чем не сказал ей он?

— Лохиван, что ты знаешь относительно Темного Коня? — Его глаза сказали ей, что она правильно поняла причину его появления здесь. Слишком уж все совпадало — даже если вспомнить предыдущие посещения Лохивана.

Он промолчал, но теперь крошечное пламя — возможно, он в малой степени прибег к магической силе — возникло на кончике его указательного пальца. В масляной лампе ожил огонь…

Шарисса снова перечла свои заметки о составлении планов подземелий. «Ну, теперь все будет в порядке, — думала она. — Лишь бы они только сделали так, как здесь описано, и позволили мне заняться чем-то другим!»

Она оторвала взгляд от своей работы, побуждаемая крайне странным ощущением, что не обратила на что-то внимания — на какое-то событие, о котором ей следует вспомнить. Если учесть, что она взяла на себя многие обязанности своего чересчур загруженного отца, не говоря уже о ее собственных исследованиях, Шариссу не удивило, что она могла о чем-то позабыть. Ее глаза рассеянно блуждали по комнате, пока она пробовала сообразить, что же это.

Ее взгляд остановился на масляной лампе, которая ярко светила, несмотря на то что горела уже несколько часов. Волшебница разглядывала се некоторое время, найдя, что пламя выглядит как-то странно, но она не смогла бы в точности объяснить, что же в нем неестественного.

Следует ли ей потушить лампу? Отчасти она понимала, что масло тратится бесполезно, однако это представлялось настолько маловажным, что едва ли стоило трудиться. Она вполне могла погасить се, когда закончит работу. Это много времени не займет, ведь так?

Все же, когда она вернулась к работе, се мозг отказался оставить лампу в покое. Как будто в этом заурядном предмете сосредоточился смысл се существования.

«Я лишь погашу пламя и уберу эту лампу прочь». Должно быть, она уж очень засиделась, если се настолько заботит подобная мелочь. Шарисса слегка приподнялась со стула, но затем се внимание вновь обратилось к странице с заметками относительно восстановления зданий. Волшебница уселась и начала читать. План имел свои достоинства, но разве она не читала уже нечто подобное? Чем больше она изучала примечания, тем больше недоумевала, откуда ей знакомы эти предложения.

Пергамент выпал из ее руки. В нижней части листа излагался анализ этого плана — ее почерком и с указанием сегодняшней даты!

— Серкадион Мани! — выругалась она. Неудивительно, что текст показался ей знакомым; теперь она вспомнила, как читала его и потом добавляла свои предложения. Как она могла позабыть об этом? Неужели она настолько устала за этот вечер?

Тень на столе плясала, как живая. Шарисса повернулась и посмотрела на лампу, от которой — и она знала это — она в какой-то момент собиралась избавиться.

Волшебница поднялась со своего стула с такой яростью, что сияющий шар, который она создала для того, чтобы осветить комнату, моментально превратился в маленькое солнце, а стул сам по себе опрокинулся назад, словно пытаясь избавиться от нее. Шарисса подавила в себе желание возвратиться к своей работе и начать снова те исследования, которые она уже прекратила.