Глава 5

Прошло три дня. Один день — он еще мог бы понять, но не три. Шарисса Зери не нарушала своих обещаний. Она сказала, что придет, и он приготовился ее встретить — три дня назад. Теперь наконец он ощущал ее приближение, но с ней был кто-то другой, непонятный и неведомый. Шарисса привела с собой кого-то, но кого — он не мог определить. Он знал лишь, что эти двое окажутся поблизости от его хижины примерно через минуту.

Едва ли хватит времени, чтобы подготовиться. Привлекательный вид, который он постарался придать себе три дня назад, сохранить не удалось.

«Что здесь происходит?» — задавал себе вопрос Геррод Тезерени, натягивая на голову капюшон плаща, чтобы скрыть лицо. При таком недостатке времени он может допустить серьезную ошибку, и заклинание не будет иметь достаточной силы. Не годится, чтобы она увидела, что с ним произошло… хотя в конечном счете всех враадов может постигнуть та же судьба. Какая злая ирония в том, что он оказался одним из первых!

Глядя в окно, выходившее на юго-запад — на город, которого он избегал, — чародей попытался сосредоточиться. Ему надо было закончить прежде, чем она окажется слишком близко, обнаружит его колдовство и удивится. Дочь Дру Зери теперь умела гораздо больше, чем тогда, когда они встретились впервые. Тогда телом она была женщиной, а разумом — ребенком. Теперь к Шариссе относились с уважением враады на тысячи лет старше ее. Она действительно была волшебницей.

На горизонте появилась крошечная фигурка верхом на коне. Геррод нахмурился, и его внимание рассеялось. Одинокий наездник. Шарисса. Однако то животное, на котором она ехала, не походило ни на одного коня, которого он когда-либо встречал. Даже отсюда он видел, что оно выше самой высокой лошади и, как подозревал чародей, сильнее, чем любой дрейк.

Теперь он догадался, что дело было в этом черном коне. Именно он и был источником той огромной мощи, которую ощутил Геррод.

Скакун быстро преодолевал расстояние, отделявшее его от хижины, которую Геррод теперь называл своим домом. Выругавшись про себя, чародей все же сосредоточился на том, чтобы вернуть себе приятную внешность. Это делалось в спешке, кое-как, но другого выхода не было.

Легкий ветерок пощекотал ему лицо. Геррод облегченно вздохнул. Ветерок был ненастоящим, он просто указал ему, что заклинание подействовало. На лице ею снова была маска.

— Геррод? — Шарисса все еще находилась далеко, но она знала, что и на таком расстоянии Тезерени легко ее слышит.

Времени разыскать зеркало и оценить результат колдовства не было. Приходилось лишь надеяться, что он не сделал из себя какого-нибудь урода. Это было бы жестоко.

День шел к концу, и это означало, что солнце находилось более или менее позади вновь прибывших. Геррод знал, что ему придется постараться сделать так, чтобы солнце било в глаза Шариссе и ее… — он не знал, как его называть. Он не мог позволить, чтобы на его лицо падал слишком яркий свет.

— Геррод? — Стройная фигура, нагнувшись вперед, прошептала что-то высокому жеребцу, и тот рассмеялся громко и весело. Шарисса покачала головой и прошептала что-то еще.

Пора было выходить, так как пока он находился в хижине.

Темный плащ скрывал его неяркие, серые с синим одежды. Геррод шагнул на солнце, пригнув голову, чтобы лучше скрыть ее в тени. Шарисса услышала звук его тяжелых шагов.

— Геррод! — Ее улыбка — настоящая улыбка, а не просто ее подобие — вызвала у него ощущение боли, на которую он постарался не обращать внимания.

— Ты запоздала, госпожа моя Шарисса. — Он хотел произнести это так, как будто ее опоздание едва ли имело значение, но вместо этого слова прозвучали так, как будто он ощущал себя преданным ею. Геррод был рад, что она не могла видеть его лица, которое, конечно же, густо покраснело.

— Прошу прощения за это. — Она с легкостью слезла с коня. — Я привела к тебе гостя, с которым, я думаю, тебе интересно будет познакомиться.

Он изучал фигуру стоящей перед ним лошади, отметив про себя, что она несколько иная, чем у обычных животных. В какой-то момент он чуть не оступился, потому что чем дольше вглядывался в коня, тем сильнее чувствовал, что тот как бы втягивает его в себя. Пытаясь стряхнуть это ощущение, чародей заглянул существу в глаза — и понял, что совершил ошибку. Лишенные зрачков ледяные синие глаза поймали его как в силки и едва не потащили дальше… к неведомой судьбе, о которой он ничего не хотел знать.

Он заморгал и еще больше закутался в плащ. Тот давал ощущение защищенности. Плащ не единожды защитил его от отцовского гнева — когда он еще жил среди членов клана. Защитит он его и теперь.

— Что это такое? — спросил он.

— Это? Я! Конечно же, Темный Конь! — Жеребец бил копытом о каменистую землю, проводя в ней борозды. — Говори со мной, а не обо мне!

— Ш-ш-ш! — обратилась Шарисса к грозной фигуре. — Он не хотел тебя оскорбить, Темный Конь! Тебе бы уже следовало понять! Его нельзя осудить за то, что он не догадывается, кто ты на самом деле, ведь так?

— Полагаю, нет. — Успокоившись, конь прекратил рыть землю. Он неохотно сделал несколько шагов по направлению к чародею, у которого хватило смелости не отступить назад — хотя ему этого отчаянно хотелось. «Что же представляет собой это чудовище?»

— Успокойся, — сказала волшебница своему спутнику.

— Я просто хотел разглядеть его получше! — Темный Конь так тщательно изучал полускрытое капюшоном лицо Геррода, что тот понял — конь проник сквозь наведенные им чары. — Почему ты прячешь лицо в тени?

— Темный Конь!

— Просто мне так хочется, — ответил Геррод чуть резче, чем собирался. Ему не нравилось происходящее: он совершенно не управлял ситуацией. Из-за слишком большого опоздания и появления Шариссы с этим невероятным спутником чародей не мог соображать достаточно быстро.

— Темный Конь! — Хрупкая женская фигура возникла между ними. Шарисса отвела своего спутника на более безопасное расстояние. — Манера поведения Геррода — это его дело; я уже предупредила тебя, каковы мы, враады. Мы предпочитаем держаться особняком; я думала, что за три дня ты это уже заметил.

«Из-за этого чудовища она и задержалась», — отметил про себя Геррод. Он так и думал; но ему нравилось, когда его предположения подтверждались. Что ж, это делало задержку Шариссы простительной. Что такое представляет собой он в сравнении с могучим Темным Конем?!

Размышляя над этим вопросом, чародей припомнил кое-что, касающееся этого беспокойного создания. Дру Зери рассказывал о том, кто стал его необычным спутником во время его временного изгнания из Нимта, изгнания случайного — явившегося следствием неумеренного любопытства, проявленного волшебником. Геррод считал, что рассказ Дру Зери несколько приукрашен; он и представить себе не мог создание вроде Темного Коня.

Не то что теперь. Сейчас Геррод понимал, что слова Дру явно не могли в должной мере охарактеризовать необычайного коня. Да и неудивительно. Тезерени не сомневался, что любой рассказчик бессилен был бы это сделать.

— Извинись перед Герродом, — велела Шарисса Темному Коню. Чародей нашел это забавным; она обращалась с исполином, как будто он был лишь ребенком. Однако Темный Конь, похоже, огорчился.

«Это существо — ребенок?» — Геррод не мог в это поверить.

— Я приношу извинения тебе, кто называется Геррод!

— Извинения приняты. — Очень кстати, что капюшон и созданная внешность скрыли выражение лица; улыбка его, наверное, рассердила бы обоих гостей. Ребенок!

— Я задавал себе вопрос, что с тобой сталось, Шарисса, — сказал чародей, чтобы перехватить инициативу разговора; теперь он имел некоторое представление о том, кто находится перед ним. По словам Дру Зери, Темный Конь был бессмертным, но, похоже, плохо представлял себе окружающий мир. Геррод знал, как обращаться с подобными особями. — Я теперь понимаю, отчего ты могла и позабыть о нашей встрече.

Та покраснела, и это чем-то понравилось ему. На нее было приятно смотреть… впрочем, это не имело значения для него. Он думал лишь о своей задаче.

— Извини, Геррод. Мне следовало добиться, чтобы люди как можно скорее привыкли к Темному Коню — так как он собирается некоторое время побыть здесь. И самый лучший способ для этого состоял в том, чтобы его видели в моем обществе, когда я хожу по городу. Всякий раз, когда мне надо было поговорить с кем-то, я представляла его им.

«Извините, вы еще незнакомы с Темным Конем?» — Геррод представил себе подобную сцену и с трудом смог удержаться от смеха.

— И каков успех?

Шариссе, похоже, было не настолько весело.

— Слишком многие относятся к нему с недоверием. Они думают, что мой отец использует его как орудие для того, чтобы изменить соотношение сил в нашем триумвирате.

Ее последние слова огорчили Тезерени.

— А основные опасения относятся к моему отцу?

— Ну, он еще не видел Темного Коня. Силести, однако, его видел.

Герроду было бы интересно знать, как поступил его отец, а не Силести. «Ты остался в тени — ведь так, отец? Интересно, что ты замыслил?» Глава Тезерени был не из тех, кто будет сидеть сложа руки в ситуации, могущей привести к неожиданным осложнениям.

— Я нахожу это интересным, — помедлив, ответил он. — А хоть кто-нибудь из моего клана познакомился с вашим другом?

— Только Лохиван. Остальным Тезерени он, похоже, неинтересен.

«То, что знает Лохиван, знает и отец», — хотел сказать Геррод. Он знал, что Шариссе нравилось бывать в обществе его брата, но он также знал, что Лохиван был придатком Баракаса. Шариссу, однако, было бы невозможно в этом убедить. Она смотрела на Лохивана почти так же, как и на Геррода — как на Тезерени по рождению, но с собственной головой. В отличие от Ригана, Логана, Эсада — или любого другого.

— Если весь остальной клан не проявляет никакого интереса, то как раз потому, что моему дорогому родителю Темный Конь очень интересен. — Геррод обошел их вокруг, вынуждая обернуться, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Вот так лучше. Теперь солнце находилось почти позади него и Геррод мог чувствовать себя немного спокойнее. — Никогда не доверяй спящему дрейку.

Смысл его слов был очевиден, но он видел, что Шарисса не принимает их всерьез.

— Повелитель Баракас может замышлять все, что ему угодно. Что он способен сделать с Темным Конем?

«Многое», — хотел сказать Геррод, но черный скакун прервал его.

— Кто этот повелитель Баракас? Почему он должен желать мне зла?

— Баракас, повелитель Тезерени, — мой отец, — объяснил чародей, мысленно представляя его себе. — Он жесток, честолюбив и так же смертельно опасен, как и чудище, что украшает стяг нашего клана.

— Он твой родитель? — Темный Конь покачал головой, встряхнув гривой, которая очень напоминала волосы… — Ты говоришь о нем с отвращением, возможно даже — с ненавистью! Я не понимаю этого!

— У Геррода с отцом имелись разногласия, — дипломатично объяснила Шарисса. — Повелитель Баракас честолюбив. Если ты встретишься с ним, то разумнее проявить при этом осторожность. Я, однако, сомневаюсь, что он может сделать что-то серьезное. Ни один из его людей не обладает магической силой, могущей сравниться с твоей — или даже приблизиться к ней по уровню.

— Я и впрямь необыкновенный, ведь так?

— Я предпочел бы больше не говорить о моем отце — если вы не возражаете, — Разговор об отце был чародею неприятен, он ощущал во рту вкус желчи.

Шариссе Геррод сказал:

— Я полагаю, что ты пришла, чтобы наконец познакомиться с моим открытием. Оно едва ли так блистательно, как мне показалось вначале, но есть несколько восхитительных вещей, которые тебе, возможно, будет интересно посмотреть. Сегодня начинать поздно, но мы все-таки можем…

Виноватый взгляд, который та бросила на Геррода, заставил его остановиться.

— Извини, Геррод. Я приехала главным образом для того, чтобы объяснить тебе, почему я не появлялась и отчего не смогу некоторое время посещать тебя.

Гнев и внезапное, безрассудное чувство, что его предали, пробудили в Тезерени самое худшее. Он едва не призвал мысленно силу, о которой Шарисса не знала, силу, которая позволила бы нанести вслепую удар — достаточно мощный, чтобы погасить в себе эту горечь.

— Слишком многое происходит именно сейчас, — продолжала Шарисса, не догадываясь о мыслях, которые роились в его мозгу. — Если Темный Конь остается среди нас, следует сделать так, чтобы к нему привыкли и другие. Многие сторонники Силести поговаривают, что мой отец воспользуется им, чтобы положить конец триумвирату. Они думают, что он собирается управлять ими из Сирвэк Дрэгота, как какой-нибудь деспот, можешь себе представить!

— Твой отец? — Гнев Геррода утих. Как мог кто бы ни было из знавших Дру Зери полагать, что волшебник когда-либо возжелает управлять враадами? Дру Зери был почти таким же отшельником, как и сам Геррод. Он согласился войти в триумвират лишь для того, чтобы Силести и Баракас не уничтожили друг друга — а при этом заодно и остальных враадов.

— Это было бы настолько плохо? — громовым голосом спросил демонический скакун. — Мой друг Дру — замечательное существо! Он делал бы вашему народу только хорошее!

— Достаточно трудно добиться, чтобы они мирно жили друг с другом, не говоря уже о том, чтобы они подчинялись командам другого враада. Многие восхищаются великим магом Дру Зери, но, с точки зрения большинства, триумвират дает уверенность, что воля одного-единственного враада не сможет стать законом. Мы очень подозрительны и разобщены.

Темный Конь снова покачал головой — привычное движение, означавшее, как догадался Геррод, что тот озадачен.

— Я попробую объяснить позже, — сказала Шарисса. Она примиряюще улыбнулась чародею. — Я обязательно вернусь… а ты мог бы время от времени меня навещать.

— Может быть, — все, что тот смог ответить. Оба они знали, что он никогда добровольно не вернется в город. Это бы вынуждало к общению с кланом, а возможно — и с отцом.

Шарисса, вздохнув, шагнула к своему спутнику. Темный Конь подогнул ноги таким образом, что обычный конь от этого сделался бы калекой, и присел, чтобы она могла на него забраться. Геррод снова увидел, как по спине существа как бы прошла волна и она просела под наездницей.

— Это не займет много времени, — добавила волшебница, пробуя утешить Геррода. — Отец делает вес, что может. И во всем этом ему нужна моя помощь.

Тезерени промолчал, зная, что любое слово, сказанное им сейчас, может лишь омрачить их дружбу. И привести ее к решению никогда сюда не возвращаться. Тогда он оказался бы полностью отрезанным от своего народа.

— До свидания, Геррод. — Ее улыбка была несколько неуверенной — возможно, потому, что она не могла видеть выражения его лица и оттого не знала, рассержен ли он или просто обижен. Шарисса знала, с каким нетерпением он ждал ее посещений. Чародей полагал, что и она также ждала их. А сейчас он уже не был в этом уверен.

— Береги себя, — пробормотал Тезерени. — Никогда не доверяй спящему дрейку. Не забудешь об этом?

— Ей нечего бояться, если я рядом! — проревел Темный Конь. И рассмеялся.

— Как скажешь.

Темный скакун развернулся в сторону города, встал на дыбы и исчез прежде, чем Геррод успел поднять руку для прощального жеста. Шарисса недолго махала ему в ответ, но молниеносная скорость, с которой удивительное существо мчалось, вынудило ее вскоре вместо этого крепко ухватиться за гриву коня. Почти моментально их фигуры превратились лишь в точки на горизонте. Геррод задавал себе вопрос, почему она проделала весь этот путь к нему лишь для того, чтобы сообщить ему, что не сможет задержаться здесь на какое-то время. Но теперь он видел, что для Темного Коня расстояние между городом и его жилищем было лишь короткой прогулкой. То, что сюда они добирались гораздо медленнее, было сделано намеренно: мчащегося Темного Коня он мог принять за какую-то страшную угрозу.

«Так сведущ в одном, однако так наивен в другом». Он надеялся, что Шарисса была права относительно его отца. Баракас едва ли принадлежал к тем, кто станет сидеть спокойно, когда такая вероятная угроза, как черный скакун, свободно разгуливает среди враадов.

Зная, что теперь он в безопасности, Геррод откинул капюшон, закрывавший его голову, и снял со своего лица лоск, наведенный заклинанием. Хорошо, что поведение Шариссы было до известной степени предсказуемо. Она обладала умением и магической силой, чтобы телепортировать себя из города в это место, но она не пользовалась этой способностью. Именно ее осторожность при пользовании заклинаниями и позволяла ему хранить в тайне от нее свои секреты. Пока Шарисса давала ему на это время, он мог скрывать, во что он превращался и что он обнаружил.

Она была бы потрясена, если бы увидела его открытое лицо. Даже его уже бывшие родители, наверное, слегка посочувствовали бы его несчастью — тем более что скоро их постигнет то же… как и всех остальных враадов.

Его волосы седели, а на лице возникли линии, которые могло создать лишь время. Другие враады никогда не задумывались о том, насколько в продлении своей жизни они обязаны колдовству, но он заплатил за это знание высокую цену. Его собственные опыты, которые еще больше истощили его жизненную силу, превратили его в существо, выглядевшее еще старше, чем Дру Зери или Баракас. Судя по виду, он мог бы быть собственным дедом, подумал чародей, криво усмехнувшись.

Шарисса пришла бы к нему на помощь, но он не хотел пользоваться се колдовством. Он не сдастся этому миру, не превратится в одно из его созданий. Геррод был уверен, что враадов ждет или смерть от старости, или — если они полностью покорятся этой их новой родине — судьба еще худшая. Дру сказал ему, что у искателей и подобных им существ некогда были те же предки, что и у враадов. Опыты, проделанные основателями, изменили их, превратив в монстров. Покориться такой судьбе он желал не больше, чем позволить своему телу одряхлеть. Он спасется — так или иначе.

«Любой ценой», — напомнил он себе, глядя на пустой горизонт, за которым исчезли Шарисса и Темный Конь.

— Для чего это нужно? — хотел знать Рейк. Он устал, а когда Рейк уставал, он делался невероятно раздражительным. Остальные эльфы помалкивали, наблюдая за спором между ним и Фононом. Еще один крошечный удар по авторитету их предводителя, который уже несколько раз подвергался сомнению из-за настойчивости Фонона, требующего исследовать каждую яму в земле, какой бы крохотной она ни была.

Фонон, о чем они не знали, не возражал бы против их вмешательства. Рейк раздражал и его самого. Разве им не приказали проявить дотошность? Благодаря замешательству среди людей-птиц появилась прекрасная возможность получше изучить лабиринты пещер, которыми были испещрены южные отроги горного массива. Той пещерой, перед которой они стояли теперь, судя по всему, некогда пользовались достаточно долго — или пернатые, или кто-то еще.

— Попробуй шуметь чуть меньше, чем легкое извержение вулкана, — прошептал он Рейку. — Ты, наверное, очень хочешь подраться, раз кричишь так громко, что это могут слышать все шикатели.

— По крайней мере, это было бы лучше, чем совать нос во все эти дыры, — пробормотал второй эльф, хотя и намного тише.

— Это не займет много времени. Если эта пещера не слишком уходит вглубь, то и другие окажутся неглубокими. А если все же окажутся, то совет захочет знать о них — на случай, если члены совета решат, что пришло время занять их.

Рейк поморщился.

— Совет не одобрит даже бег наперегонки, не говоря уже о нападении хотя бы на почти пустое гнездовье.

Тут их мнения совпали, что случалось редко.

— С их стороны было бы глупостью не воспользоваться этим Подумайте о том, что, по-видимому, накоплено там у этих птиц. Достаточно взглянуть на то, что мы обнаружили просто раскиданным по равнине!

Один из членов отряда потряс мешок, который нес. Тот был размером примерно с его голову и почти полон. Там лежало самое драгоценное сокровище в стране — заколдованные медальоны, которые пернатые обычно имели при себе, чаще носили на шее. Точность действия и мощь этих предметов были легендой даже среди эльфов, которым они попадались для изучения очень редко: люди-птицы ревниво хранили их, и по большей части медальоны были сделаны так, чтобы самоуничтожиться, если их владелец погибал. Эти таким свойством не обладали. Если Фонон не ошибался, их просто бросили. Почему — он не знал. Над этим будет думать совет; его членам доставляли наслаждение бесконечные теоретические споры — особенно когда это давало возможность пренебречь более насущными делами.

«Пусть они играют с этими штуками, а другие тем временем примут брошенный им вызов, — подумал Фонон. — Мы сделаем этот мир чем-то большим — не просто очередным пристанищем. Мы создадим будущее для нас самих!» В глубине души он знал, что это просто мечты. Эльфам никогда не построить сообщество, способное изменить обнаруженный ими мир. Слишком многие полагали, что в простом сосуществовании с животными и растениями и состоит единственный смысл жизни. Так было проще и безопаснее.

— Ну так что? Мы заходим внутрь? — Теперь, в очередной раз подчинившись Фонону, Рейк был готов заняться делом.

— Не обязательно заходить всем. Достаточно двоих-троих.

— Тогда пойдем мы вдвоем. — В таких случаях это всегда были Фонон и Рейк. Фонон шел потому, что считал: он — предводитель и ответственен за все, что они делают. Если он ввергает своих людей в опасность, то обязательно должен находиться, так сказать, в первых рядах. А Рейк, конечно же, предпочитал делать что угодно, лишь бы не сидеть и ждать. Другие, менее склонные действовать, если им это не прикажут, были всегда готовы предоставить рискованные дела Фонону с Рейком. Путешествия и исследования их вполне удовлетворяли, но теперь им давно уже хотелось направиться в сторону дома.

— Мы вдвоем, — согласился Фонон. Несмотря на их постоянные споры, оба эльфа знали, что вместе они в безопасности. Если бы дошло до схватки, каждый из них мог положиться на другого. Остальные же бились, как это свойственно эльфам: не группой, а каждый сам по себе.

— Дайте нам час, — сказал он остальным. — Если мы не вернемся к тому времени…

«Если мы не вернемся к тому времени, то это будет означать, что мы погибли или, еще хуже, стали пленниками птиц», — мысленно закончил он. Излишне было говорить другим то, что тс знали и сами.

Рейк уже вытащил из кисета, висевшего у него на поясе, маленький камень-светляк. Тот давал света больше, чем факел. У каждого из эльфов было по такому же. Фонон достал свой, и они двинулись вперед. Рейк уже держал меч наготове. Фонон сделал то же самое, и они вошли в пещеру.

Она, как сразу увидел Фонон, была искусственного происхождения. Стенки слишком гладкие, пол слишком ровный.

Это и обнадеживало, и тревожило, поскольку означало, что система туннелей, вероятно, вела туда, куда он и предполагал; но означало также и то, что для них увеличилась вероятность столкнуться с опасностью — если кто-то или что-то все еще пользовались пещерой.

На полу попадались следы, в основном принадлежавшие животным. Следы были старыми, так что он не боялся, что они повстречают медведя или молодого дрейка. Если бы такое произошло, это означало бы, что осматривать пещеру бесполезно. Пернатые никогда не позволили бы дикому животному поселиться в одном из коридоров, которыми они пользовались.

— Мы опускаемся глубже, — отметил Рейк. От выхода из пещеры их уже отделяло значительное расстояние.

Фонон, державший перед собой камень-светляк, убедился в правоте своего спутника. Они и в самом деле опускались ниже. Он подозревал, что все-таки ошибся. Птицы имели привычку рыть туннели вверх, к небу, которое они так любили, а не вниз. С чего бы?.. Он улыбнулся собственной несообразительности.

— Возможно, это сделали не птицы.

— Квели? — Рейку, очевидно, эта мысль пришла в голову в то же самое время.

— Одно время они обитали в этих местах.

— Тогда — квели.

Оба эльфа почувствовали облегчение. Им, если этот туннель действительно проделан квелями, не придется опасаться его строителей. Единственные оставшиеся квели обитали на юго-западном полуострове, если они не подверглись той же самой напасти, что и птицы. Насколько мог судить Фонон, квели уже прошли тот же путь, что и предыдущие хозяева этого мира.