«Лохиван?»

— Момент приближается! Держись! — предупредил ее спутник — как раз тогда, когда она подняла взгляд, поняв наконец, что это не сын Баракаса, а… а кто же?

Ее вопрос исчез так же моментально, как и сама пещера. Только что они стояли в центре расширяющегося поля магической силы — и тут же очутились в темноте.

Двойник он или нет, но Шарисса крепко держалась за него. В темноте чувствовался некий холод, что волшебнице не понравилось. Это напомнило ей о могиле или каком-то другом месте, где властвует смерть. Даже то, что, как она заметила, ее способности вернулись к ней, не принесло ей облегчения.

«Придите ко мне, дети мои. Присоединяйтесь к моему двору и будьте в безопасности от тех, кто наверху».

Это они и сделали, причем Шарисса — почти помимо воли. Ее тело шагнуло вперед прежде, чем она успела принять решение. Поддельный Лохиван был рядом с ней; он двигался с той же скоростью. Волшебница не могла разглядеть его достаточно ясно, но была уверена, что он был почти так же смущен и напуган, как и она сама. Это казалось странным, поскольку именно он привел ее в это место.

«Не следует бояться. Я защищу вас. Я поклялся в этом».

Она могла бы, конечно, усомниться в этих словах, поскольку не знала, в какой степени заслуживает доверия их невидимый покровитель. Если предположения Шариссы были правильны, то это и было то самое зло, о котором так часто говорил Фонон.

«Зло — это… иногда это неправильно понятая сила. Да-а-а… это именно так».

«Оно» слишком хорошо читало ее мысли. Шарисса постаралась получше следить за ними. «Оно» хихикнуло.

«Позволите мне уменьшить ваши опасения. Эльф, твоя дама здесь».

— Шарисса? — Голос Фонона прорезал темноту. Тусклое сияние красноватого цвета образовало ауру вокруг фигуры, двигавшейся к ней. Когда та была почти на расстоянии вытянутой руки, Шарисса увидела, что это действительно Фонон. Шарисса едва не бросилась в его объятия, когда вспомнила, что Лохиван, который находился рядом с ней, был ненастоящим. А как она могла узнать, настоящий ли этот Фонон?

«Скажи ей, кто ты, эльф. Докажи ей, что она среди друзей».

Судя по выражению лица Фонона — если это действительно был Фонон, — он не вполне разделял мнение говорившего невидимки. Тем не менее он попытался убедить ее.

— Коснись моей руки. С осторожностью, если считаешь нужным.

Отойдя от поддельного Тезерени, она неуверенно протянула вперед руку. Кончики ее пальцев коснулись тыльной стороны его левой руки. Когда она стала отодвигать свою руку, он схватил ее запястье — решительно, но нежно. Волшебница почувствовала во всем теле трепет.

— Фонон! — Она потянулась к нему, затем вспомнила о своем спутнике. — Но кто это — если не Лохиван? Я знаю тебя! Я уверена в этом — точно так же, как и в том, что передо мной Фонон.

— Ты действительно знаешь меня, Шарисса. — Фигуру в латах также окружала тусклая красная аура, которую она прежде не замечала. Шарисса пристально взглянула на свои руки и не увидела вокруг них ничего подобного — однако она не должна была и видеть свои пальцы в такой темноте.

Что за волшебство действует в этом месте… где бы оно ни находилось?

Поддельный Лохиван постепенно превратился в закутанную в плащ фигуру, чье лицо было наполовину скрыто капюшоном.

— Геррод? — Ей было легче поверить, что это лишь еще один обман. Геррод находился на востоке, за морями.

— Это я, Шарисса. Твой отец обратился ко мне, догадываясь, что я смог бы последовать за тобой туда, куда сам он не сможет. — Чародей в смущении распростер руки. — На какое-то время я сбился с пути, но в конце концов нашел тебя.

— Геррод! — Она обняла его — настолько она была рада видеть кого-нибудь, кто имел какое-то отношение к ее дому. Тезерени стоял с распростертыми руками, не зная, уместным ли будет ответное объятие.

«Теперь все хорошо. Друзья наконец вместе», — произнес голос.

Когда Шарисса вспомнила о том, где находится, ее первоначальная радость ушла. Она сделала шаг назад и взглянула Герроду в лицо.

— Где мы? Что это за место?

— Насколько могу судить, мы находимся в глубинах горы, которую мой покойный и не оплакиваемый мною брат Рендел называл Киван Грат.

— Значит, повелитель драконов и его люди находятся над нами! — выпалил Фонон.

«Они не придут сюда. Я позаботился об этом».

— Кто это, Шарисса? — спросил чародей, указывая на эльфа. Она чувствовала, что между этими двумя растет напряженность, и боялась, что причиной тому она сама. Никогда прежде она не подозревала, что Геррод способен ревновать, но сейчас ревность явно чувствовалась в его словах и манере. Как долго он любил ее? Он нравился ей, правда, но… возможно, Фонон нравился ей больше?

— Это Фонон. Эльф. Пленник твоего отца.

— Это Тезерени? — Фонон напрасно обшаривал себя в поисках оружия. Кто-то, возможно их невидимый спаситель, освободил его от уз. Эльф, похоже, вспомнил об этом и сделался уравновешенным — как тот, кто напрягает волю, чтобы прибегнуть к сильнодействующему заклинанию.

Шарисса быстро вмешалась, поскольку Геррод, похоже, собирался отразить удар Фонона.

— Нет! Остановитесь, вы, двое! Фонон! Герроду его отец почти так же отвратителен, как и тебе!

— Почти? — фыркнул чародей. — А как он оказался здесь?

— Об этом достаточно легко рассказать. — Глядя в глаза одной лишь Шариссе, Геррод рассказал о произошедшем с ним, в том числе о столкновении с двойником Темного Коня, о городе квелей и о пещере кристаллов. Фонон воспринял многое из рассказанного с недоверием и скептицизмом, но невидимое существо, которое хранило молчание в течение этого рассказа, в заключение подтвердило его правдивость.

«Точно так же, как я завладел тобой и твоими охранниками, эльф, я перенес сюда вот его и твою даму». — В голосе явно чувствовалась гордость.

— А что ты собой представляешь? — спросил эльф, поворачиваясь туда, где, как он считал, должно находиться невидимое существо.

Смех, который звучал в их умах, был, по мнению Шариссы, чересчур безудержным. Однако в этом существе было что-то знакомое… что-то… Она вспомнила, что же оно такое.

— Я знаю, кто ты!

«В самом деле знаешь?»

— Знаю! — Она взглянула на Геррода, который поймет, что она собирается сказать. — Он — оно — является одним из слуг основателей, одним из хранителей!

Геррод был настроен недоверчиво.

— Они покинули эту равнину. Произошел спор о том, следует ли им повиноваться приказам безликих — или даже о том, будет ли продолжаться опыт основателей. Среди них, по-видимому, нашелся один, который…

— …который покинул их ряды! — Шарисса пристально всматривалась в темноту, ища что-нибудь, на чем можно было бы сосредоточить взгляд. Ей показалось, что она увидела два сверкающих пятнышка — возможно, глаза; но уверенности в этом не было. — Ты — изгнанник, отступник!

Фонон собирался спросить, о чем она говорит, но ее последние слова задели больную струнку этого существа — если он мог испытывать боль.

«Я — изгнанник и отступник, потому что вижу будущее — каким оно должно быть! Я не буду стражем запылившихся воспоминаний! Я сделаюсь будущим!»

— Вот так и родился бог… — пробормотал эльф. «Да-а-а… мне это нравится! Я буду богом — таким же, какими были они!»

Шарисса решила, что пора направить разговор в другое русло. Хранитель, похоже, готов был довести себя до вспышки мании величия (подобающих богу пропорций), и его следовало поставить на место.

— А что относительно нас? Почему мы трое здесь? Зачем было трудиться спасать нас?

Колебание. А затем:

«Я помню Дру Зери. Я помню его познания. Ты — его потомок. У тебя те же черты лица. Когда я ощутил твое присутствие среди Тезерени, я понял, что должен забрать тебя. Использовать тебя».

— Он сказал мне что-то в таком же роде, — прошептал Геррод.

— И меня? — спросил Фонон. Прозвучало это так, как будто ему это было совершенно неинтересно.

«Ты здесь из-за нее, но я уверен, что окажешься полезным».

Шарисса делала выводы из сказанного, но ей нужно было узнать побольше. Волшебница надеялась, что ее мысли были достаточно хорошо скрыты; в противном случае она играла на руку безумному хранителю — хотя рук-то у него и не было.

— А что насчет Темного Коня? Почему не доставить сюда его?

На этот раз она была уверена, что ощутила, как существо шевельнулось — оттого, что в нем росла тревога. «Ему здесь нет места».

— Но он, как и Фонон, является другом. Верным другом!

Пара ярко горящих углей вспыхнула в темноте. Они уставились на троицу — глаза претендента в боги; но Шариссе, во всяком случае, скорее показалось, что это ребенок пытается состроить страшное лицо, а не устрашающее существо угрожает ей своим всемогуществом. Насколько хранитель походил на бога? Или он пытается набить себе цену?

«Ему здесь нет места. В моем мире — нет».

— А что ты собираешься сделать с нами? — захотел узнать Геррод. Он выглядел усталым и недовольным собой.

«Сделать? Ничего! Я — ваш друг. Я друг всем вам. Вы будете свидетелями опыта, который я проделаю, и грандиозности моего замысла. Я достиг успеха там, где основатели потерпели неудачу! Я приведу в этот мир их преемников, которых сами они создать не сумели! Работы будет так много, что…»

— И ты хочешь, чтобы мы направляли тебя! — Наконец-то Шарисса поняла, какое место досталось им в замысле изгнанника. Он порвал с другими после долгих тысячелетий полной покорности. — Враады управляли своим миром в течение многих поколений, но ты, хотя и просуществовал очень долго, не имеешь в этом почти никакого опыта! Все это время ты служил желаниям основателей!

Фонон нашел это невероятным.

— Он хочет, чтобы мы помогли ему управлять многочисленными странами!

«Вы поможете мне… или я позволю вам покинуть это место».

Троица стояла там в течение нескольких секунд, ожидая каких-то разъяснений, но хранитель молчал. Шарисса, поскольку ее терпение уже истощалось, решилась задать роковой вопрос.

— Что значит эта угроза? Что ждет нас, когда мы окажемся снаружи?

Кроме глаз, возникли неясные очертания огромного зверя, возможно — волка. Судя по тому, как он возникал и пропадал, было ясно, что изгой примеряет разные формы, пытаясь найти такую, которая ему понравится.

«Пока мы говорим — дольше, чем вы думаете, — рождаются новые властители этой земли».

Глаза Шариссы расширились. Она думала, что их разговор задерживал работу хранителя.

«Твои мысли, Шарисса Зери, и мысли твоих спутников являются также и моими».

Создание снова захихикало, забавляясь их замешательством и пониманием сути происходящего.

— Что делается наверху? — спросил Геррод. — Что происходит с моим народом?

«Это забота? О них? Я просто высвободил их истинную природу — и здесь, и в великолепной крепости, которую они построили. Они и раньше были достойны править, но теперь им обеспечен успех!»

Пока Геррод смотрел перед собой невидящим взглядом, думая о своих братьях и о судьбе, которую выбрал для них этот отступник, Шарисса изыскивала некий способ повернуть вспять то, что было приведено в движение.

— Твои же собратья не позволят этого, хранитель! Сама земля, наследие твоих господ, взбунтуется от подобного оскорбления! Ты нарушил самый священный из законов, установленных основателями!

Она надеялась возбудить в нем беспокойство, но существо злорадствовало, а не пугалось.

«Земля спит — пока я хочу этого. А те, другие, похожие на меня, покинули эту равнину. Они узнают, что здесь происходит, только когда все завершится, а я докажу, на что способен!»

Геррод тем временем снова пробудился к жизни. Он сделал шаг по направлению к едва заметному в темноте силуэту и крикнул:

— Проклятие тебе! Я снова спрашиваю! Что ты сделал с ними?

Снова смех.

«Мы теперь увидим, насколько они верны дрейку как символу клана».

Геррод повернулся кругом, ища вход в эту пещеру.

— Я должен идти к ним! Предупредить их!

— Ты ненавидишь их! — тут же напомнил ему Фонон. Тем не менее эльф, похоже, также хотел найти какой угодно предлог, чтобы выбраться наружу.

Тезерени не соблаговолил ответить, но Шарисса все поняла — Герроду был небезразличен его клан и люди, входившие в него. Его ненависть была направлена против тех, кто управлял кланом, — его отца, Ригана, Лохивана, — но он не хотел, чтобы даже этих троих постигла судьба, которую им уготовил хранитель.

«Никакого выхода отсюда нет, — произнес торжествующий голос в их головах. — А с вами просто будет то же, что и с ними».

— Это правда, — прошептал Фонон Шариссе. — Я не могу найти никакой лазейки!

Перед ними вдруг появилось воплощение ярости. Геррод, выглядевший совершенно как дрейк, которого его собратья считали своим символом, бросил хранителю вызов. Разразилась буря магических сил, подобную которой волшебница не встречала. По правде говоря, все происходящее напомнило ей лишь об одном событии; однако накал борьбы был невероятно силен, и казалось немыслимым, что такая мощь доступна чародею.

Колдовство враадов.

«О Геррод! — Она недоверчиво покачала головой и попробовала с помощью высших чувств понять, насколько ужасно то, чему она стала свидетельницей. — Ты преодолел барьер между мирами! Ты позволил той грязи, что мы создали, просочиться сюда!»

Она отчасти поняла, почему он свершил недопустимое, но это не служило ему оправданием — даже если этого окажется достаточным, чтобы помочь им бежать отсюда.

Пещера затряслась, когда чародей выпустил клубки ярко-алых щупалец и направил их туда, где, как он думал, находился хранитель.

— Проклятие враадов! — рычал разъяренный Фонон. Он рассказал ей, что в легендах его народа упоминалось о враадах; однако Шарисса чувствовала, что, хотя ему и отвратительно то, что делал Геррод, он — подобно ей — надеялся, что это принесет хоть какую-то пользу.

Заклинание Геррода набирало силу. Он продолжал добавлять в него жизненную силу Нимта, еще больше искажая тот мир и одновременно нанося немыслимый ущерб Драконьему царству. Однако по-прежнему не было никакой реакции того, на кого был направлен гнев Геррода — за исключением одного: неясный образ исчез. Однако хранитель все еще находился здесь. Все трое ощущали его леденящее присутствие.

К этому времени щупальца заполнили пространство перед ними троими, освещая пещеру так, как она не освещалась с самого момента их появления. Шарисса тем временем выяснила, что действительно никакого выхода наружу не было. Эта пещера была как пузырек в теле горы.

Геррод завопил — его тело в конце концов не выдержало напряжения. Он рухнул на пол.

Щупальца сверкали так ярко, что волшебнице и эльфу пришлось прикрыть глаза руками.

Тишина, как показалось Шариссе, длилась больше минуты.

Медленно — настолько постепенно, что вначале им показалось, что это лишь плод их воображения, — послышался смех безумного хранителя, он ширился и эхом отдавался от стен вокруг них.

Щупальца замигали и исчезли.

Геррод открыл глаза, его лицо было искажено, он сейчас выглядел гораздо старше, чем его отец. Плата за то, что он выпустил на волю столько разрушительного колдовства, оказалась очень высокой: на эту борьбу он израсходовал не только все силы — на нее ушла также и часть его жизни.

«Вот он, заслуженный результат, — произнесло существо, и они поняли, что слова относятся к распростертому телу Геррода. Тот едва успел подняться на колени, как голос добавил: — Вот наказание тому, кто бросает вызов своему новому божеству!»

Фонон тревожно покачивал головой, Шарисса же пыталась разобраться, только ли ей кажется, или же присутствие изгоя стало действительно угнетать меньше, чем перед нападением на него Геррода?

Существо не сделало ей внушения за эту вероломную мысль, что также было интересно.

Тем не менее хранитель наслаждался своей победой. Снова появились два горящих глаза; их взгляд сосредоточился на троице.

«Возможно, мне захочется, чтобы вы двое присоединились к вашему бедному товарищу!]]

Шарисса почувствовала непреодолимое желание встать на колени. Она боролась с ним, несмотря на бесполезность сопротивления, до самого конца.

«Я думаю, пора воздать вашему богу заслуженные почести!]

Ее голову только-только начало клонить к земле — смертные, разумеется, не должны поднимать взгляд в присутствии богов, — когда другой голос, внезапно зазвучавший у нее в голове, объявил:

«Будь уверен, изгой, ты получишь все, что заслужил».

В пещере воцарился хаос. Двое людей и эльф упали ниц в надежде укрыться от того, что являлось или казалось войной мира с самим собой. Даже толчки, вызванные заклинанием Геррода, не раскачивали пещеру так сильно. Шарисса посмотрела вверх и увидела, что по потолку пошли трещины. Она надеялась, что ни один из кусков в случае падения не накроет их. Они находились в ловушке, поскольку выхода отсюда не было. Попытка телепортироваться наружу во время такого безумия скорее превратила бы их в горы, чем отправила в безопасное место. Мысль о том, что самое безопасное для них — это лежать неподвижно и надеяться на лучшее, не доставляла Шариссе удовольствия.

В пещере сверкнула фиолетовая молния. Что-то заревело в темноте. Пол радом с Фононом треснул, и он, когда стало ясно, что трещина пройдет под ним, быстро перекатился к Шариссе. Большие куски камня и земли отрывались от потолка и летели вниз; один из них упал в нескольких шагах от оцепеневшей волшебницы. Она пробормотала имя древнего мудреца Серкадиона Мани и попробовала не думать о том, куда упадет следующий кусок.

Буря прекратилась так же внезапно, как и началась. Троица погрузилась в темноту, и даже их ауры не давали и подобия света.

— Шарисса? — Голос Фонона прозвучал, подобно маяку. — Ты ранена?

Она закашлялась, очищая легкие от пыли, плавающей в воздухе, и таким же тихим голосом ответила:

— Думаю, что да. У меня не будет уверенности, пока я не смогу осмотреть себя. Геррод?

Ответа не последовало. Воспоминание о том, как чародей выглядел в последний раз, когда она его видела, жгло ее мозг. Шарисса попробовала пошевелиться.

— Куда ты? — спросил эльф.

— Я должна выяснить, что произошло с Герродом.

«Может быть, свет поможет вам в этом?»

Она застыла, когда в ее сознание снова вошел голос.

— Я не нуждаюсь в твоих насмешках. Если он мертв, то это твоя работа. Что случилось?

Голос был почти равнодушным и этим отличался от того, что они слышали прежде.

«Я думаю, вы приняли меня за другого. Так ли это?»

— Что ты имеешь в виду?

«Я — не тот изгой, что хотел быть богом. Меня так иной раз называли другие, подобные вам; но сам я никогда не имел к этому склонности».

— Ты — другой хранитель? — Шарисса желала, чтобы стало светло, даже если она по-прежнему никого не увидит. Хранители — если только они сами не хотели обратного — всегда были невидимы.

В пещере вспыхнул свет — настолько яркий, что он ослепил Шариссу. Проклятие, послышавшееся сзади, явилось свидетельством того, что Фонон также не был к этому готов.

Геррод на свет не реагировал; он лежал на животе и был почти скрыт под своим плащом с капюшоном. Шарисса быстро направилась к нему.

«Я здесь».

— Что? О, понимаю. Ты… ты, должно быть… — Думать она не могла, поскольку пыталась определить, в каком состоянии находится Геррод. Шарисса едва не задохнулась, когда откинула капюшон. Геррод был сморщенным, умирающим стариком.

— Нет!

«Он сам виноват. Ему не следовало обращаться к тому, от чего мы оградили этот мир».

— Мне это безразлично! Можешь ты помочь ему?

«Я мог бы».

У хранителей, похоже, было много общих недостатков. Волшебница подняла глаза к потолку и, не обращая внимания на то, что часть камней едва держится, крикнула:

— Пожалуйста!

«Ради дочери Дру Зери».

Волшебник застонал. Его глаза раскрылись. Шарисса перевела взгляд на него и увидела, что Геррод стал таким же, каким она всегда его знала. К нему моментально вернулись силы.

— Спасибо.

— За что? — спросил чародей, думая, что она разговаривает с ним.

«Я пощадил тебя, хотя и должен был наказать за твою дерзость, Геррод Тезерени».

— Ты!

Чародей поднялся на ноги, готовый снова выступить против того, кого он считал своим прежним противником.

«Твоей связи с умершим, миром больше нет. Я восстановил барьеры и сделал их гораздо прочнее — так что тебе никогда не одолеть их. Кроме того, как я сказал Шариссе Зери, я не отступник. Если вам угодно, то ваши же люди дали мне имя, хотя это и неважно. Позвольте мне предстать перед вами в том же виде, что и перед ними».

Пещера снова заходила ходуном, хотя и не так сильно, как в первый раз. Из разверзшейся в полу трещины вверх заструился газ. В пещере стало теплее, и, к их тревоге, начала извергаться расплавленная земля.

«Не бойтесь за ваши жизни».

С потолка посыпались камни. Шарисса подняла голову и, увидев, что один из них летит как раз на Фонона, хотела крикнуть, чтобы предупредить его. Однако прежде, чем она успела это сделать, камень, как бы по своей воле, изменил направление и полетел к растущей горке извергающейся лавы; то же проделывали и многие другие.

Камней и расплавленной земли становилось все больше. Все это образовывало некую форму, сначала походившую лишь на какую-то карикатуру, но с каждой секундой очертания этого творения становились все более определенными. Пока фигура росла, от нес откалывались отдельные куски, но ни один из них не оказывался ближе, чем за несколько шагов от троицы, и, тем более, не падал на пол. Эти куски снова возвращались к созидающемуся колоссу и просто-напросто укрепляли какую-то другую часть его тела.

Когда наконец распростерлись огромные крылья, невероятные крылья из камня и магмы, не подчиняющиеся силе тяготения, Шарисса была почти что уверена, что знает, кто и что стоит перед ними.

Путешественники были теперь на ногах — усталые, но невредимые. Волшебница хмуро смотрела на громадное неживое создание, пытаясь все время помнить, что это просто оболочка, которую соорудил хранитель, и только.

— Дракон Глубин?

«Да, это так».

Фонон стоял рядом с ней. Было приятно ощущать его присутствие — особенно после всего этого хаоса. Он наклонился к ней поближе — будто шепот не будет услышан созданием, которое свободно может читать их мысли, — и спросил:

— Ты тоже знаешь вот этого?

— Ему… этому… можно доверять.

«Я надеюсь, что это так», — добавила она, обращаясь к самой себе. А нового хранителя она спросила:

— Как ты оказался здесь? Тот хранитель был уверен, что защитил себя от опасности быть обнаруженным.

Мнимый дракон опустил голову. Безразличие уступило место неловкости. Большинство хранителей, ближайших помощников древних, мало чем отличалось друг от друга. Только немногих, таких, как эти двое, повстречавшиеся им сегодня, можно было бы назвать личностями.

«Мы искали не отщепенца. А привлек нас сюда вот этот чародей».

— Я? — Геррод укутался в плащ, напоминая ходячего покойника в саване.

Каким-то образом хранитель сузил глаза, хотя это были лишь кусочки камня, окружавшие шары раскаленной земли.

«Мы не ощущали присутствия самого отступника, поскольку он хорошо укрылся, но когда и без того требуется так много магической силы, он не мог в достаточной степени скрыть обладание таким количеством магии Нимта».

— Значит, Геррод, в сущности, оказал вам услугу, — вмешалась Шарисса, опасаясь, что чародея могло все еще ждать какое-то наказание.

Голова дракона скрылась.

«Не по нашей доброй воле… но из-за тяжести преступлений изгоя, чародей прощен… пока что».

Волшебница взглянула на Геррода, и ее облегчение, которое она испытала в первые минуты, снова уступило место беспокойству. Из его позы и полускрытых черт лица Шарисса поняла, что сын Баракаса не побежден. Когда-нибудь он еще сделает попытку восстановить связь между мирами.

«Мое время истекает, а нужно сделать очень многое. Я перенесу вас всех туда, где вы должны находиться».

Шарисса не вполне поняла, что же хранитель имел в виду, но решила ему довериться. Он, в конце концов, был дружен с ее отцом. Вместо этого вопроса она задала другой:

— А что произошло с изгоем?

«Пока что ему удалось скрыться от нас… но в конце концов ему втолкуют, насколько его поведение безумно».

Зная, насколько мало значит время для этих, в сущности, бессмертных существ, Шарисса подумала, какой же ущерб отступник успеет до этого нанести. Она решила не спрашивать об этом.

— А мой клан? Что с ними будет? — Чародей подошел ближе, готовый бросить вызов существу, которое отняло у него такое могущество. — Как насчет того безумия, которое твой противник замышлял в отношении их?

Долгая пауза пробудила любопытство всех троих. Дракон Глубин, казалось, обдумывал ответ тщательно, возможно, он даже не был уверен, стоит ли ему отвечать вообще. Шарисса подошла к Герроду и в знак одобрения положила ему руку на плечо. Он стряхнул руку волшебницы, даже не взглянув в ее сторону. Задетая за живое более, чем она согласилась бы признать, Шарисса вернулась к Фонону. Тот попробовал сочувственно улыбнуться, но ему это не удалось.

«Эта земля будет делать то, что захочет, а я подчинюсь ее желанию».

— Это не ответ! — вскричал рассерженный Тезерени.

«Этот ответ — единственный. В этом суть моего существования. Если земля найдет некую пользу в действиях отступника — что, однако, его не извиняет, — то опыт пойдет этим новым путем. Если же нет, то земля — а не я — определит, каким образом можно будет повернуть вспять».

— Но отступник вмешался в опыт! Если то, что он сказал, было правдой — он даже дерзнул подчинить себе разум земли!

«Все это верно, но уже несущественно».

Закончив речь, прямо у них на глазах мнимый дракон начал разрушаться. Крыло отвалилось, а нижняя челюсть упала на пол пещеры и раскололась на части. Несмотря на грохот, голос у них в головах все еще звучал отчетливо.

«Земля решит… но у вас есть выбор. Я говорю это тебе, Шарисса Зери, из уважения, которое я питаю к твоему родителю. Каким бы изменениям ни подвергся ваш народ, тем, кто противодействует им, придется уступить — с еще большей покорностью. У вас есть выбор в том, как приспособиться к этому миру. Эльф — доказательство этого. Существа, подобные ему, более или менее сохранили свой прежний облик».

Вес трое попятились назад, когда тело рухнуло, а магма вытекла через то же отверстие, из которого она и изверглась.

«А теперь я перенесу вас туда, где вам следует находиться».

— Что ты хочешь сказать этим «следует находиться»? — в последний момент крикнул Фонон, который большую часть времени молчал. Понимая его внезапную тревогу, Шарисса хотела было присоединить свой голос к его, но не успела — пещера и хранитель исчезли, и они находились уже в другом месте.

— Ну, — произнес знакомый голос, в котором чувствовалась безмерная усталость от длительной бессонницы и ужасного напряжения в дневное время. Надменность теперь выглядела скорее как знак бессилия. — Добро пожаловать обратно… также и тебя, сын мой.

Другим местом оказалась главная пещера, из которой Шариссу и Фонона выхватил безумный хранитель. Голос принадлежал патриарху, который сидел на троне с высокой спинкой, стоявшем теперь на возвышении, и смотрел на три совершенно ошеломленных подарка, которые кто-то поставил перед ним.