Приключения Джона Дебри (№4) - Через Дебри к звездам

– Пока никакой, – усмехнулся в ответ Стреляный Воробей. – И потом, если вдруг возникнет опасность, нас с тобой предупредит сэр Эльдорадо. Ну, или хотя бы Маклауд, на худой конец.

– Это точно, они-то предупредят, – усмехнулся Дебри. – В последний момент. Ну ладно, раз у тебя не опасность, тогда говори, что там у тебя.

– Ничего особенного, всего лишь деловой проект, – ответил шаман. – Я тут сегодня проводил конференцию с советом индейского тайного общества, и мы решили, что нам вроде как необходимо открыть Национальный индейский банк.

Дебри расхохотался.

– Что смешного? – спросил Стреляный Воробей.

– Нет, идея-то хорошая, – Дебри продолжал смеяться. – Просто как звучит – «Индейский национальный банк»! Извини, конечно, но звучит глупо.

– Не глупее, чем “Духовная Академия «Lightbright»”, – парировал Стреляный Воробей. – Ты, вообще, из какого пальца это название высосал?

– Ладно, ладно, замолкаю, – кивнул Дебри. – У нас по закону жанра все названия дурацкие, поэтому твой банк тоже вписывается в концепцию. И чего этот банк будет делать?

– Ну, нам уже надоело крутить финансы через твою Академию, – ответил Стреляный Воробей. – И особенно ребят достали счета за канцелярские скрепки, которые выставляет Ещетупее. Мы, конечно, крутим деньги и через «Американ Инвест Консалтинг Экспорт», но на эту компанию уже косо смотрят всякие там налоговые службы. А вот «Индейский национальный банк» – это такая контора, к которой не придерутся просто потому, что над ней все посмеются. И у Белого Дома будет повод переводить туда все средства, которые мы у них регулярно реквизируем. Напишем в официальных документах, что повысились затраты на содержание резерваций.

– Да… Интересно, конечно, что скажут налоговые службы, когда увидят такие счета на содержание резерваций! – усмехнулся Дебри. – Чувствуется, опять придется все списывать на канцелярские скрепки.

– Ну, масоны-то все свои затраты тоже куда-то списывали, – пробормотал Воробей. – Ничего, дай срок – и мы научимся.

– Прекрасно, – вздохнул Джон Дебри. – Надо же, как сильно изменился мир за последние четыре года! Я прямо и глазом моргнуть не успел – а деньги превратились из налички в пластиковые карточки, индейцы правят миром, а у меня не только холодильник заговорил, но и вообще вся бытовая техника!

– И еще ты женился, – усмехнулся Стреляный Воробей.

– Ой, Воробей, и не напоминай! – воскликнул Дебри. – С одной стороны, все вроде бы хорошо, а как только подумаю, что я теперь женат… Нет, лучше об этом не думать, тогда как-то вроде бы ничего. Как будто мы с Джули просто живем вместе, как все нормальные люди!

– Ну ладно, насчет банка я тебя предупредил, – сказал шаман. – Нам тут надо все организовать по своим каналам. Ну, и ты в Белом Доме словечко замолвишь. Окей, Дебри?

– Окей, – кивнул Дебри. – И офис вам, наверняка, крутой нужен, где-нибудь на Манхэттене…

– Нет, крутой офис индейского национального банка сразу вызовет подозрения, – возразил шаман. – А нам подозрения не нужны. Пусть уж лучше над нами пока посмеиваются. Ну, а мы – мы будем смеяться последними.

– Хорошо, – сказал Дебри. – Так какой офис вы хотите?

– Что-то вроде моего Черного Дома, – ответил Стреляный Воробей.

– Твоего чего? – спросил Дебри.

– Ах, да, ты там еще не был, – кивнул Воробей. – Как-нибудь, если будешь в Лос-Анджелесе, заходи в гости. А насчет офиса… О! Мой старый подвальчик, где сейчас магазин сувениров, вполне подойдет.

– Чтобы банк был в подвале? – удивился Дебри. – Это уже смешно, даже без названия. Нет, надо в том здании хотя бы первый этаж выкупить. Там сейчас спортзал или что-то в этом роде.

– Да, надо бы, – кивнул Воробей. – Выкупим первый этаж, в подвале сделаем сейф – все, как у людей. А с виду – незаметно-неприметно.

– Так и быть, – Дебри хотел еще что-то сказать, но его прервала Джулианна, застукавшая заговорщиков на крыше.

– Ага, вы тут, значит, уже бухаете раньше времени! – воскликнула Джулианна. – Дебри, а не боишься, что я опять за сковородку возьмусь?!

– Это все Воробей, – испуганно воскликнул Дебри, впихнув бутыль в руки шаману.

– Поехали домой, Дебри. Мы сегодня, оказывается, устраиваем вечеринку в честь нашего возвращения из свадебного путешествия, – сказала Джулианна. – Шарлотта уже все приготовила. Мистер Воробей, мы и вас приглашаем.

– Что ж, не могу отказаться, – улыбнулся Воробей. – Хотя у меня полно дел государственной важности, но они подождут.

Дом Джона Ди

Ходят слухи, что Джоном Ди звали какого-то древнего мистика. Этот Джон Ди, помимо всего прочего, придумал еще и теорию персонального мира. Трудно объяснить неподготовленному человеку, что такое «теория персонального мира», а подготовленному человеку вообще ничего объяснять не надо – сэр Эльдорадо, к примеру, нагромоздил столько персональных миров, что начал в них путаться. И от этой путаницы у него поехала крыша, что выразилось в депрессии с суицидальными наклонностями и частичной амнезии. Причем вылечить это не смог ни один психоаналитик, так что сэр Эльдорадо решил снимать стресс народными средствами – алкоголем и женщинами. Ну, а заодно уничтожил парочку персональных миров, чтобы крыша больше не ехала.

Так вот, возвращаясь к Джону Ди. Трудно сказать, на что был похож дом того самого, древнего Джона Ди, однако, поскольку у нас есть еще один John D, давайте посмотрим, что же творилось у него в доме.

Любая древняя мистика отдыхала по сравнению с вечеринкой в четырехкомнатной квартире мистера и миссис Дебри. Индейский президент США Стреляный Воробей болтал на кухне с холодильником и тостером. Стиральная машина долго ругала Ещетупее за то, что он посадил пятно на рубашку. Шарлотта с Джулианной пожирали глазами торт, но есть его не решались – калории! Поэтому поглощение торта взяли на себя Дебри с лейтенантом Шерифом.

Веселуха была в самом разгаре, когда кто-то случайно сел на пульт от телевизора. На огромном плазменном телевизоре появилась заставка канала MTV, после чего веселенький голос объявил:

– А сейчас в эфире «Гламурный фашизм»!

На экран наехала розовая свастика в цветочках и с какими-то фотошоповскими кружевами по краям, после чего на фоне этой невероятной картинки появился ви-джей. Дебри с трудом узнал в нем Майкла, одетого в форму СС, украшенную крупной надписью «Versace». Под носом у Майкла были приклеены усы, из-за чего он казался похожим на Гитлера, на шее висела золотая свастика с бриллиантами, сделанная в стиле украшений рэперов. А внизу экрана выскочила компьютерная заставка: «VJ Фюрер». Майкл вскинул руку в фашистском салюте и крикнул:

– Хайль, Гитлер! Привет, чуваки и чувихи! Я, ви-джей Фюрер, рад приветствовать вас в прямом эфире передачи «Гламурный фашизм»! Только у нас вы можете выплеснуть все свои негативные эмоции, не причиняя при этом вреда окружающей среде, а также окружающему четвергу и окружающей пятнице! И, кроме того, выплескивая весь негатив у нас, вы никоим образом не нарушаете закон! Смотрите нас в эфире MTV, звоните к нам в прямой эфир и выплескивайте все ваше дерьмо на уши таких же, как вы, шизанутых маньяков! Кажется, у нас есть первый звонок! Але, вы в эфире!

Собравшиеся в доме Джона Ди прильнули к экрану. С любопытством выслушав речь Майкла, гости теперь ухохатывались, как ненормальные.

– Слушай, замечательная идея насчет того, как обратить фашизм в мирное русло! – кивнул Стреляный Воробей. – Дебри, не знаешь, кто это придумал?

– Понятия не имею, – ответил Дебри. – В случае чего, надо будет у Майкла спросить. А классно он смотрится в этом прикиде!

Тем временем на экране ТВ происходило следующее: Майкл принял первый телефонный звонок, поднеся к уху трубку полевого телефона времен Второй Мировой Войны. Из телефона донесся нечленораздельный вопль.

– Представьтесь, пожалуйста! – весело прокричал Майкл.

– Я – анархист! – донесся из телефона дикий голос.

– Хайль, Анархист! – Майкл снова вскинул руку в фашистском салюте. – Не желаете ли передать приветы или какие-нибудь пожелания?

– Чтобы все сдохли! – донесся рык из телефона.

– Прекрасно! – воскликнул Майкл. – Какую музыку будем слушать?

– Такую, чтоб все сдохли! – донесся ответ из телефона.

– Превосходно! – радостно крикнул Майкл. – Итак, у нас в эфире только что был Анархист, который пожелал, чтобы все сдохли. И, чтобы выполнить пожелание Анархиста, я поставлю вам клип Пэрис Хилтон – истинно арийской девушки, которую мечтает поиметь каждый истинный ариец, выжравший тонну пива! И мало того, что у Пэрис Хилтон чисто арийская внешность, так она еще и бухает, и ширяется, прямо как истинная представительница высшей расы! Поехали!

Начался клип Пэрис Хилтон, и Дебри выключил телевизор, чтобы не видеть это убожество. Собравшиеся еще некоторое время хохотали.

– Действительно, лучший способ справиться с агрессивной контр-культурой – это превратить ее в мэйн-стрим, – кивнул человек в «Адидасе», неизвестно как и когда вылезший из какого-то зеркала. – Так в свое время наши враги уничтожили рок-движение, породив жанр «Диско» и Джона Бон Джови. Вот и мы теперь решили действовать теми же методами, чтобы пресечь новую волну фашизма.

– Ой, чувак, а ты давно здесь? – спросил Дебри.

– Да нет, проходил вот мимо и решил заглянуть, – ответил писатель, также известный, как Эль-Абдурахман и Врата-в-Никуда. – Поздравляю с окончанием медового месяца, Дебри. Ну, как, ты уже готов с удвоенной силой вкалывать на благо иерархии?

– Ты что, принес мне новые инструкции? – на лицо Дебри наползала кислая мина.

– Да нет, успокойся, – усмехнулся чувак в «Адидасе». – Я к вам на самом деле отдохнуть зашел. Дебри, у тебя коньяк еще остался?

– А? Конечно! – кивнул Дебри.

Вечеринка продолжалось. Ну, полный дом Джона Ди.

О творчестве и творцах

Шарлотта Меркури чувствовала прилив вдохновения. У нее давно не было таких порывов к творчеству, как сейчас. После вечеринки у Дебри она на всех парах неслась домой и едва не разбила машину. А войдя в свои апартаменты, Шарлотта кинулась в кладовку, достала оттуда мольберт, бумагу и краски, установила все это перед окном… И застыла на пару минут, глядя через окно на заливаемый закатным светом Нью-Йорк. Сосредоточившись, приведя мысли в порядок и войдя в нужное состояние, Шарлотта взяла в руки кисточку… И на пару часов покинула эту реальность.

Придя в себя, Шарлотта почувствовала, что в комнате кто-то есть. Обернувшись, она увидела своего старого знакомого – чувака в «Адидасе», который расположился на диване с рюмкой. Шарлотта поняла, что он нагло опустошал содержимое ее мини-бара.

– Привет, – сказала она. – Давно ты здесь?

– Не очень, – ответил он. – Наслаждаюсь.

– Моей выпивкой? – спросила она.

– Твоей энергией, – ответил он, покачав головой. – Твоим состоянием. Твоим вдохновением.

– Что, нечасто увидишь бездарных и безумных художниц? – усмехнулась Шарлотта.

– С художниками вообще редко встречаюсь, – ответил гость. – А насчет «бездарных» – здесь ты не права. Отличная картина, насколько я могу судить.

– Тебе же ничего не видно, – усмехнулась она. – И вообще, как ты сквозь черные очки хоть что-то видишь?

– Мне не надо видеть картину, чтобы сказать, хорошая она или плохая, – улыбнулся писатель. – Мне достаточно видеть, что ты вся светишься.

– Так заметно? – улыбнулась Шарлотта.

– Для меня – да, – ответил гость. – Я понимаю твое состояние, потому что сам испытываю его каждый раз, когда заканчиваю хорошую книгу.

– Вот только потом начинается депрессия, – закончила его фразу Шарлотта.

– И чем лучше книга, тем сильнее потом депрессия, – продолжал писатель.

– Потому что ты чувствуешь, что больше не сможешь этого прожить, а сможешь только об этом вспоминать, – закончила она.

– И все время кажется, что больше уже никогда не сможешь создать ничего лучше, – продолжал он.

– Но все равно наступает момент, когда просто берешь в руки краски и начинаешь рисовать – и получается даже лучше, чем все, что было сделано раньше, – закончила она.

Человек в «Адидасе» снял очки, и Шарлотта смогла заглянуть ему в глаза.

– Поразительно, но только ты одна меня понимаешь, – вздохнул он. – Даже Эльдорадо с Альфом не въезжают, сколько бы я им не толковал. А Аракрон… он вроде бы все понимает и всегда ободряюще хлопает по плечу, только этого обычно бывает мало. Тогда он расщедряется на подзатыльник, и все сразу встает на свои места.

– Не знаю насчет подзатыльников, но и у меня нечто похожее, – кивнула Шарлотта. – И только ты сегодня смог меня понять. А вообще, я свои картины редко кому показываю. Потому что Джули в это никогда не врубалась… Дядя Фредди в детстве меня хвалил, но потом умер.

– А потом его еще и в прессе оклеветали всякие извращенцы, – кивнул писатель. – Что ж, надо бы как-нибудь отметить твой новый шедевр. Знаешь, я давно хочу сводить тебя в шикарный ресторан. А сегодня у меня даже есть деньги.

– Хорошо, – сказала Шарлотта. – Пойдем. Я готова.

Писатель, встав с дивана, взглянул на портрет, висевший на стене: за спиной сэра Эльдорадо в бешеном темпе вращались галактики.

– Ему бы понравилось, – усмехнулся писатель. – Эльдорадо не лишен определенной доли тщеславия. Ты ему это показывала?

– Пока нет, – ответила Шарлотта. – Я вообще почти никому не показываю свои картины. Ты, можно сказать, застал меня врасплох.

– Если хочешь, иерархия организует тебе выставку, если все остальные картины так же хороши, – сказал гость. – Ну ладно. Не будем нарушать последовательность событий и пойдем в ресторан. Правда, это несколько необычный ресторан. Дай руку.

Шарлотта протянула руку, писатель схватил ее, и мир завертелся не хуже, чем галактики за спиной Эльдорадо на картине Шарлотты.

Каким был мир до изобретения майонеза?

Они сидели на мягких диванчиках друг против друга. На столе стояла подставка для палочек благовоний. Сандаловый дым вяло поднимался к потолку. Подскочивший официант в золотой жилетке с черными пуговицами, увидев писателя, поспешил предупредить:

– В кредит ничего не даем!

– Успокойся, – улыбнулся писатель. – Сэр Эльдорадо недавно проплатил мне очень крупный заказ.

С этими словами наш герой достал из внутреннего кармана адидасовской куртки пачку стодолларовых купюр и вручил ее официанту.

– Вот, покроешь из этого мои долги, а остальное – на мой счет, – сказал писатель. – И не забудь чаевые.

Официант при виде денег изменился на глазах – натянул на лицо профессиональную улыбочку и вежливо спросил:

– Что вам принести, сэр?

– Для начала хорошо бы меню, – ответил писатель, и официант буквально испарился.

Через пару секунд он снова материализовался, вручил меню писателю и Шарлотте, после чего снова растворился в воздухе.

– Обалдеть можно! – воскикнула Шарлотта. – А что, сэр Эльдорадо часто платит тебе такие гонорары?

– Вообще-то, обычно из него и двух центов не вытрясешь, – усмехнулся писатель. – Но когда мой проект оказывается успешным… Вот это был гонорар за Джона Дебри, например.

– В каком смысле – за Дебри? – спросила Шарлотта.

– Благодаря моей писанин, все обернулось так, как обернулось, – усмехнулся писатель. – Сэр Эльдорадо нашел Джона Дебри, сделал с ним то, что должен был сделать, а результат удивил всех нас. И меня даже поблагодарили. И даже материально.

– Поразительно! – воскликнула Шарлотта. – А знаешь, у меня тоже нечто подобное бывало. Вроде так, напишу картину, совершенно невероятную, фантастическую, ну и все такое… А потом увижу ее в реальной жизни. Собственными глазами.

Писатель снова улыбнулся.

– Только ты одна меня понимаешь, – тихо сказал он.

Снова появился официант. Они сделали заказ, и Шарлотта продолжила рассказ:

– Вот, например, та картина, на которой изображен сэр Эльдорадо, помнишь? Думаешь, я нарисовала ее после знакомства с ним, так?

– Любой другой на моем месте подумал бы так, – кивнул писатель. – Но я уже слишком привык к тому, что вижу свои незаконченные и неопубликованные произведения в каждом новом фильме Люка Бессона.

– Вот-вот, ты правильно понял! – воскликнула Шарлотта. – Представляешь, где-то за неделю до того, как я встретила Эльдорадо и увидела его именно таким, именно на таком фоне, я… я увидела эту картину и решила ее написать, да все что-то некогда было. А дальше: проходит неделя, прихожу я к Джулианне в Академию Дебри, а там – сэр Эльдорадо. И тем же вечером… Ну, одним словом, таким я его и увидела – огромного, черного, а позади него вспыхивали, мерцали и танцевали все эти невероятные скопления неописуемых огней. Позже я написала эту картину, потому что в тот вечер мне было некогда – а потом еще столько всего навалилось. И теперь никому не докажешь, что картину эту я увидела перед своим внутренним взором еще задолго до всех этих событий!

– Действительно, никому не докажешь, – с грустной улыбкой кивнул писатель. – Только мне ты можешь ничего не доказывать – я и сам все прекрасно понимаю. Со мной это постоянно происходит. И от всего этого может действительно съехать крыша.

– А вот еще случай был – написала я как-то такую ужасную картину, что самой на нее было смотреть противно, – начала рассказывать Шарлотта. – Ну, и решила я ее выбросить. Иду уже с ней к ближайшей помойке, и тут какой-то хмырь в сером костюме привязался. «Продайте, – говорит, – мне эту замечательную картину! Любые деньги отдам!» Я уж было расхохоталась: «Да забирайте хоть даром!» Но мы с ним все же сторговались – за сто долларов. Я тогда еще так порадовалась – хоть какие-то деньги получила с этой дури. А через два дня…

– Горько об этом пожалела, – закончил писатель.

– В точку! – воскликнула Шарлотта. – Потому что гляжу – а моя картина на всех рекламных щитах. Даже и не помню, что они тогда рекламировали, но только, как я потом узнала, этот «пиардун», которому я картину продала, заработал на ней больше миллиона долларов! Я две недели себе локти кусала!

– Мой случай, – расхохотался писатель. – Я как-то один голимый рассказик выбрасывать собирался. Ну, и как раз сэр Эльдорадо тут ко мне заходил, я ему показал эту фигню и сказал, что сейчас пойду и выброшу. Ну, чтобы он сравнил, как хорошо я могу писать, и как плохо иногда у меня получается. Ну, чтобы потом какую-нибудь хорошую вещь он по достоинству оценил.

– Ага, понимаю, – кивнула Шарлотта.

– Ну, а он мне и говорит: делай, типа, с рассказом, что хочешь, только дай мне копию, – продолжал писатель. – Говорит, типа, может, где и пригодится. Ну, я не жадный, всучил ему дискету, а где-то через полгода смотрю – а они с Альфом из моего бреда фильм «Mortal Combat-2» состряпали! Так обидно было! И не за то, что не заплатили, а главным образом, за то, что такую хренотень на экраны выпустили. И судя по рейтингам, заценили эту хрень-то. Обидно стало за человечество – то, что я готов выбросить в мусор, они превозносят, а действительно хорошие вещи пылятся в сейфе сэра Эльдорадо. Вот так и живем! Хорошо, хоть в лице Дебри у нас какой-то да компромисс.

– Да, ты прав, – кивнула Шарлотта. – Когда я те рекламные щиты увидела, мне тоже противно стало. И не столько от того, что не заплатили, сколько от того, что люди такое дерьмо ценят!

– Верно, – кивнул писатель. – Однако, я думаю, ты заметила, что наши лучшие работы видят все, хоть мы и не показываем их никому. Другими словами, наша выставка – весь мир.

– Это ты о том, что я иногда видела в реальной жизни написанные мной невероятные картины? – спросила Шарлотта. – Вроде молнии, ударившей в вертолет на фоне кровавого заката?

– Оно самое, – кивнул писатель. – А ты не думала, что это произошло только потому, что ты это нарисовала?

– Думала, – кивнула Шарлотта. – Но это несколько невероятно.

– Почему же? – спросил писатель. – Знаешь, такие, как мы, и создают мир. Я пишу сюжетные линии, но ведь в мире есть не только они. Я никогда не отвлекаюсь на мелочи, но и сам когда-то стоял, открыв рот, и пялился на молнии на фоне кровавого заката. Если я создаю сюжет, ты создаешь детали. Такие незаметные на первый взгляд, но очень важные детали. Без которых наша жизнь была бы… намного хуже.

– Да, все верно, – кивнула Шарлотта. – Теперь, слушая тебя, я понимаю. Понимаю, как это происходит.

– Такие, как мы, создают мир, – повторил писатель со вздохом. – И знаешь, что я обо всем этом думаю? Я думаю, что в древние времена, в какое-нибудь темное средневековье мир действительно был не таким, каким мы видим его сейчас. Ведь мир – это то, что видят люди. Древние египтяне видели вокруг себя позолоченные фрески. Греки видели мир как оргию извращенцев, римляне – как хорошо отлаженный механизм, который, как ни странно для римлян, начал вдруг давать сбои. И ведь наверняка никто не видел волшебную игру теней и света до того, как этот художник… как же его… Джозеф Мэллорд Виллиам Тернер, так, кажется. Так вот, никто не видел волшебную игру теней и света, пока этот художник не стал рисовать свои картины. И никто не видел красоты золотого сечения, пока Леонардо не написал свою Джоконду. И никто не задумывался о конце света до «Черного квадрата». И не существовало во Вселенной теории относительности, пока не возникла она в голове у Эйнштейна. Понимаешь, о чем я?

– Знаешь, а кажется, что понимаю, – кивнула Шарлотта. – Кажется, я все понимаю.

Официант принес закуски.

– И если дальше так рассуждать, каждое кулинарное блюдо – тоже искусство, – вздохнул писатель. – А шеф-повар этого ресторана славится своими шедеврами. Интересно, каким был мир до изобретения майонеза?

Если мы и не знаем, каким был мир до изобретения майонеза, то, по крайней мере, знаем, каким он стал после изобретения презерватива – об этом подумал Джон Дебри утром, направляясь в сортир. А потом он подумал – чего это всякая фигня лезет ему в голову?

Второе пришествие Фредди Меркури…

Академия «Lightbright» работала в обычном режиме. По статистике добивались примерно 1,3 просветления в год и около 2,8 чудес в неделю. А сегодня показатель 2,8 зашкалило до 3,6.

Нет, на первый взгляд не случилось ничего необычного. Просто пятилетний мальчик тащил за руку родителя, поминутно повторяя:

– Пап, нам на эту улицу надо! Да успокойся ты, я точно знаю!

– Откуда ты знаешь, если ты здесь не был никогда? – спросил удивленный отец.

– А вот почем тебе знать, где я был, а где я не был? – ответил пятилетний мальчик, умный не по годам. – Говорю же тебе, нам сюда. А сейчас направо.

Так Фредди Меркури нашел Академию «Lightbright». Ему было нужно именно сюда. Хоть он и не понимал, зачем.

В вестибюле Дебри приходил в себя после вчерашней вечеринки. И еще успевал общаться с посетителями. Сегодня не было необычных личностей – в основном, ученики, строители, обновлявшие фасад, ну и парочка любопытствующих зевак. А потом появился пятилетний мальчик.

– Привет, мистер Дебри! – закричал мальчик с порога.

Дебри удивился. До сих пор дети обращали на него внимание лишь в том случае, если хотели сделать «мистеру Дебри» какую-нибудь гадость. Например, облить его кетчупом. Или горчицей. Так что Дебри мысленно приготовился к струе кетчупа, направленной точно ему в глаз, но мальчуган, судя по всему, не собирался доставать из штанов бутылку с кетчупом. Тогда Дебри приготовился к самому худшему (в голове промелькнуло слово «памперс»), присел на диванчик и спросил:

– Откуда же ты такой взялся? И как тебя зовут, малыш?

– Я – Фредди! – гордо заявил мальчик. – Мог бы вам спеть, чтоб вы поверили, да голос у меня пока плохой. Говорят, когда подрасту, смогу петь.

Тут как раз подоспел папаша неугомонного мальчугана, схватил сына на руки и начал извиняться:

– Простите, пожалуйста, мистер, но мы к вам вроде как за помощью. Не знаю, проводятся ли в вашей Академии сеансы детской психотерапии, но мой сын почему-то решил, что нам нужно именно сюда. Видите ли, мальчик воображает, что он – Фредди Меркури.

Дебри даже поперхнулся, хотя ничего не ел и не пил.

– Интересный случай, – кивнул Дебри. – Знаете, а вы правильно сделали, что пришли сюда. Детской психотерапии у нас нет, но думаю, мы вам поможем.

– Дело в том, что мы с женой в молодости торчали от музыки Фредди Меркури, – продолжал отец живой легенды. – И поэтому сына назвали Фредди. И у нас дома фотографий много, плакатов, записей, даже автограф мистера Меркури есть. Вот, наверно, мальчик и вообразил себя… Тем более, что у них даже внешнее сходство прослеживается, хотя, конечно, рано об этом судить в пять-то лет…

– Хорошо, – сказал Дебри, встав с дивана и направляясь к лифту. – Следуйте за мной. Мы непременно вам поможем. Устроим вашему мальчику небольшой тест.

– Анализы, что ли, будете брать? – спросил папаша.

– Нет, что вы, – усмехнулся Дебри. – Просто если ваш сын, действительно, реинкарнация Фредди Меркури, у нас есть уникальная возможность это проверить. Так что после нашего теста сомнений не останется – либо подтвердим, либо опровергнем. О, привет, Джули, – выходя из лифта, Дебри как раз столкнулся с Джулианной.

– Джулианна, привет! – крикнул Фредди Меркури, с разбега бросившись на Джулианну. – Помнишь меня?

– Что такое? – Джулианна даже опомниться не успела. – Кто этот малыш?

– Ну, э-э-э… малыш утверждает, что он – Фредди Меркури, – ответил Дебри.

– Да?! – удивилась Джулианна, внимательно посмотрев на мальчика. – Вообще, похож, конечно, на детские фотографии дяди Фредди…

– Джулианна, помнишь, как я тебя конфетами угощал? – спросил малыш. – И учил тебя плавать в бассейне на моей вилле?

– Э-э-э… – миссис Дебри даже потеряла дар речи.

– Вы извините, что он так, – снова начал оправдываться отец мальчика. – Я ему уже пробовал ремня дать, но он сказал, что мой ремень не подходит для его концертной гитары.

– Давай ему коробку покажем, – предложил Дебри. – Которую все некогда было в музей отнести. Если что-нибудь вспомнит – будем делать выводы.

– А ведь меня дядя Фредди и правда плавать учил, – остолбенело произнесла Джулианна.

Дебри возглавил процессию и повел всех в кладовку на третьем этаже, где, помимо швабр и чистящих порошков, хранилась одна интересная, но всеми забытая коробка.

– Вот так, – пробормотал Дебри, с трудом достав коробку с самой верхотуры. – Смотри, малыш. Узнаешь что-нибудь?

– Ой, мой блокнотик с черновиками песен! – воскликнул мальчик. – А я уж думал, что никогда больше его не увижу. Спасибо, что сохранила, Джулианна! Ой, а вот и мой ремень от концертной гитары! Я, правда, этот ремень всего пару раз надевал на концерты, да и то – в самом начале…

– А что происходит? – спросил недоумевающий отец мальчика.

– Видите ли, Фредди Меркури был моим дядей, – ответила Джулианна. – И у меня осталась вот эта коробка с его вещами. Честно говоря, я уже несколько лет собиралась отнести все это в музей памяти дяди Фредди, да все как-то некогда было. Зато сейчас пригодилось.

– Видите, мальчик узнает вещи, которые ему принадлежали в прошлой жизни, – подхватил Дебри. – Знаете, в Тибете таким способом многие века подряд определяли очередную реинкарнацию Далай-Ламы. Если маленький мальчик узнавал вещи своего предшественника, его объявляли Далай-Ламой. А в нашем случае этот эксперимент подтвердил, что ваш сын – действительно реинкарнация Фредди Меркури. Как видите, он узнает своих родственников и свои вещи. Все сходится.

– А точно, ошибки быть не может? – спросил ошеломленный папаша живой легенды.

– Вообще-то, в истории был один случай, когда Далай-Ламу подменили – то ли тринадцатого, то ли четырнадцатого Далай-Ламу… сейчас уже точно не припомню, – ответил Дебри. – Но на всякий случай мы проведем еще несколько проверок. Если все подтвердится…

– Да что вы мне голову морочите?! – воскликнул отец живой легенды, но тут из соседнего коридора как раз вышли писака в «Адидасе» и Шарлотта Меркури.

– Привет, Дебри, – сказал писака. – А чего это вы все тут столпились? Я тебя в кабинете искал, а там нет никого. Кроме двух десятков Хотеев.

– Да у нас тут Фредди Меркури реинкарнировался, – вздохнув Дебри, указав на маленького Фредди.

– Что?! – удивилась Шарлотта. – Ты хочешь сказать, что это – дядя Фредди?

– Ну, пока что он всех и все узнает… – начал было Дебри, но тут пятилетний Фредди Меркури обернулся, взглянул на Шарлотту и крикнул:

– Шарлин, привет! Ну, как там твои картины? Наверно, у тебя уже выставки по всему миру, а я вот пропустил!

Все с любопытством уставились на удивленную Шарлотту.

– Прокомментируй же сие заявление, – сказал ей писатель.

– Ну, вообще-то… это невероятно, но только дядя Фредди называл меня Шарлин, – ответила Шарлотта Меркури.

…И Джона Леннона

Отцу «живой легенды» срочно понадобился стакан воды и пачка таблеток валерьянки. Пятилетний Фредди Меркури восторженно и бессмысленно скакал по кабинету Джона Дебри, повесив на себя ремень от своей концертной гитары.

По небу катился диск Солнца. На улицах Манхэттена автомобили выстраивались в пробки. Потрясенный Джон Дебри смотрел в окно. Джулианна Дебри-Меркури-Вракер и Шарлотта пока-просто-Меркури обалдело смотрели на прыгающего мальчика и восклицали:

– И в самом деле – вылитый дядя Фредди!

Сумасшедший писака между тем безуспешно пытался куда-то дозвониться и отчаянно лупил пальцами по клавиатуре мобильника. Поняв, что вызываемый абонент и в самом деле «временно недоступен», писака сложил мобильник и подошел к Фредди.

– Фредди, послушай меня, пожалуйста, – сказал писака. – К сожалению, Эльдорадо, Альф и даже Маклауд сейчас очень сильно заняты, поэтому я должен дать тебе инструкции, как с нами связаться в случае чего.