СТОУКХЕРСТЫ - Куда заводит страсть

У нас нет даже угля и еды в достатке, не говоря уж об остальном, что необходимо для поддержания человеческого достоинства – я имею в виду мыло, свежее белье…

Сележ помолчал и тихо добавил:

– И все началось после того, как он открыл тайну Розали Беллью.

Слуга замолчал, но по тому, как он это произнес, Рэнд понял: здесь догадываются, чьих это рук дело.

– Я предупреждал его, – ответил он, равнодушно пожимая плечами.

– Видели бы вы его, он превратился в тень, – сказал Сележ и заплакал.

– Будем надеяться, что его гордость и глупое тщеславие также превратятся в тень, – холодно заметил Рэнд.

Сележ был поражен бессердечностью гостя.

– Я думал, что вы куда более великодушны, сэр, – с горечью сказал он. – Неужели в вас не осталось ни жалости, ни доброты, ни капли сострадания?

– Жалость, доброта и сострадание, – медленно проговорил Рэнд. – Все это благородные черты человеческой натуры, которые необходимы, чтобы уравновесить другую половину – злобу, жестокость и бессердечие.

Он помолчал.

– К несчастью, моя лучшая половина подло украдена, и теперь мне нечем уравновесить низменную часть моей натуры.

– Чего вы хотите? – прошептал Сележ, наклоняя голову и сжимая дрожащие пальцы.

Вид его вполне мог тронуть сердце Рэнда, но он остался совершенно равнодушным. С похищением Розали внутри его что-то умерло, и вернуть его к жизни могло лишь ее возвращение.

– Я хочу получить два списка, – мрачно заявил он. – Один из них должен содержать имена тех, кто знал о Розали Беллью со времени моего последнего визита к вам. Во втором попрошу перечислить имена всех кредиторов Браммеля в Лондоне – всех, кому он хоть что-то должен, невзирая на размер суммы.

– Да, сэр.

– Я хочу, чтобы он представил их мне завтра в семь часов утра, так как сразу же после этого я уезжаю в Англию. Будет лучше, если ты сейчас пойдешь и разбудишь его. Мне наплевать, пусть он даже при смерти.

Учти: я его и в аду достану, если мне это понадобится.

– Да, сэр.

Не сказав больше ни слова, Рэнд быстро вышел;

Коллин Беркли лениво переворачивал страницы бухгалтерской книги, делая гусиным пером пометки напротив имен своих долгов.

Он совершенно не завидовал брату, который стал теперь наследником всего состояния. Деньги и власть были, конечно, весьма привлекательны, однако сопровождавшая их ответственность таковой не являлась.

Коллин вздохнул и закрыл книгу. Ночь, удачно проведенная за игорным столом, компенсировала невезение последних дней, дав возможность расплатиться со срочными долгами, но это отнюдь не означало, что он сразу же не влез в новые. Он уже порядком устал от этого круговорота – сначала делать долги, потом выпутываться и выкручиваться, отдавая их. Впервые он вдруг задумался, нет ли какого-нибудь другого образа жизни, отличного от того, который он вел? Есть ли в его характере то самоуважение, которое может заставить его вести более почтенную жизнь?

– Проблеск самоуважения, – пробормотал он, взлохматив свою роскошную шевелюру совершенно несвойственным для его утонченной натуры жестом. – По чьей линии моей наследственности можно этого ожидать?

Изумрудно-зеленые глаза его смотрели устало, лицо осунулось. Коллин не думал, что смерть деда так подействует на него.

При мысли о графе губы его скривились – старый грешник.., отдаленная копия его и Рэнда, может быть, лишь с большей долей здравого смысла.

– Коллин, – услышал он вдруг хриплый голос и вздрогнул.

– Что? А, Рэнд, Бог мой, это ты?.. Ты вернулся! Черт тебя побери! Я, конечно, рад, но какого дьявола ты подкрадываешься так незаметно… Я думал, это заговорила моя совесть!

– После двадцатичетырехчасового молчания?

Коллин засмеялся и поднялся навстречу входящему брату.

– А, черт, совесть действительно не спешит напомнить о себе, но.., и твоя, между прочим, тоже…

Рэнд улыбнулся, и они пожали друг другу руки. Лицо его вдруг помрачнело.

– Я хотел приехать раньше, но так получилось…

Они посмотрели друг на друга.

– Это тянулось несколько долгих ужасных недель, – ответил Коллин, со вздохом садясь в кресло. – Хотя ты всячески старался до конца держать его в неведении, Рэнд…

Я знаю, ты впутался в прескверную историю, не так ли?

– Это расстраивало его? – не отвечая, спросил Рэнд.

– Как сказать… В общем, он посмеивался над этим, а ты знаешь, как он не любит смеяться. Потом сказал, что это недостойно его и старался остановиться, а сам смеялся все больше.

– А над чем, собственно?

– Ему казалось, что ты похож на него в амурных делах… Ну скажи, в самом деле, почему женщины находят грубость такой привлекательной? А главное – как тебя угораздило подцепить дочь Браммеля?

Коллин улыбался, ожидая ответа, а Рэнд молча и решительно встал и прошелся по комнате.

– Ты собираешься уходить?

– Нет, ищу чего-нибудь выпить, – сухо ответил Ред, открывая графин с бренди. – Несмотря на твои крайне бестактные вопросы, ты сегодня вполне терпим, поэтому мы можем продолжить наш разговор.

– Позволь, ты что, стал пить? – спросил Коллин, удивленно глядя на брата. – Раньше, помнится, ты не пил, если, конечно, не случалось чего-нибудь экстраординарного.

– Ты прав, – согласился Рэнд, отпивая глоток и устало закрывая глаза.

– Да, ты, кажется, что-то хотел спросить? – вспомнил вдруг Коллин.

Рэнд взглянул в окно.

– Розали Беллью похищена, – мрачно изрек он.

– Ах, вот как! Но почему ты мне об этом сообщаешь?

У меня ее нет! – возмутился Коллин.

– Она была похищена потому, что она дочь Бо Браммеля, – как ни в чем не бывало продолжал Рэнд. Голос его стал тверже. – Но я намерен найти ее.

– Не понимаю, какую роль во всем этом ты отводишь мне?..

– Дело в том, что Браммель когда-то был завсегдатаем "Ватье". Это известный клуб франтов и денди, ты это прекрасно знаешь, так как сам постоянно бываешь там. А потому можешь дать мне полезную информацию.

– Черт, почему я должен помогать тебе в этом деле?

Не обращая внимания на его слова, Рэнд положил перед ним лист бумаги.

– Имена на первой странице уже проверены, сюда можешь не смотреть. Вот, взгляни – это главные кредиторы Браммеля. Как ты думаешь, кто из них мог похитить дочь Браммеля?

Начиная понимать, чего от него хотят, Коллин с отвращением поморщился.

– А, вот, значит, как?.. Ты хочешь, чтобы я указал "негодяя"? – Он усмехнулся. – Нет уж, Рэнд, уволь. Я сам с некоторыми из них в таких…

– Скажи кто? – настойчиво проговорил Рэнд.

– Почему я должен?..

– Потому что если ты этого не сделаешь, будь я проклят, если ты получишь от меня хоть цент. Ты прекрасно знаешь, что твое содержание целиком зависит от моей доброй воли…

Коллин горько усмехнулся.

– Ну, это уж слишком! Если уж на то пошло… Ты попрекаешь меня, и это будет у меня теперь до конца дней стоять поперек горла. Я не стану тянуть из тебя деньги, милый брат.

– Если ты поможешь мне, – мягко произнес Рэнд, – я никогда больше не упомяну об этом.

– Вот уж не думал, что ты способен так разволноваться из-за какой-то куколки, ей-богу! – заметил Коллин, с удивлением глядя на него. – Она должна быть или прекрасна, как само грехопадение, или замечательно хороша в…

– Итак, который из них? – нетерпеливо прервал его Рэнд, и Коллин внимательно посмотрел на список, лежащий перед ним.

– Это может быть Эджихил, который до сих пор жалуется, что Браммель ему должен. Он зол как черт, что тот уехал из Англии… У этого Эджихила весьма занятное представление о справедливости… Да, пожалуй, он мог похитить твою красавицу и посчитать это достаточной платой за долги… Или, может быть, Маунтфорд – презабавный малый, между прочим, по уши в долгах. Совсем голову потерял и, кажется, почти отчаялся. Он мог пойти на это, чтобы отомстить. А может, это…

– Пойдем, не будем терять времени. Об остальных расскажешь по дороге, – сказал Рэнд, подталкивая брата к выходу.

Когда они приехали в клуб "Ватье", он не пошел вместе с Коллином по двум причинам. Наиболее важной была та, что он не хотел своим присутствием стеснять брата и сдерживать присутствующих в проявлении искренности. А во-вторых, если кто-либо из завсегдатаев "Ватье", членом которого он являлся, заподозрит, что Рэнд был в стане их заклятых врагов, это может задеть его честь, бросить тень сомнения на его верность и в результате он окажется изгнанным из "Ватье".

Проклиная ситуацию, Рэнд мрачно размышлял, не решаясь выйти из экипажа, но ему очень хотелось зайти в клуб и устроить там хорошую потасовку, пока кто-нибудь все-таки не проговорится, где находится сейчас Розали.

Он ненавидел это место, зная, что кто-нибудь из этих манерных денди мог украсть дочь Браммеля, чтобы получить назад свои деньги, и негодовал на самого Браммеля и его трусливое желание уйти от кредиторов.

Надо признать, это было сборище довольно недоброжелательно настроенных друг к другу красавцев, гораздо более опасное, чем даже толпа завистливых женщин. Все время они только и делали, что красовались в модных нарядах и оттачивали свое плоское остроумие, без конца отпуская посредственные шуточки. Они то любовались и обожали друг друга, то бессовестно злословили за спиной.

Рэнду казалось, что ничто не интересовало их, кроме денег и модных тряпок, и он, конечно, предпочитал им своих друзей. По крайней мере они не были лицемерами, и если были злы на кого-нибудь, то честно говорили об этом.

Итак, пробыв в клубе около часа, Коллин наконец появился с какой-то странной улыбкой на губах. Он вошел в экипаж и сел, положив ногу на ногу.

– Я узнал. Это скорее всего Маунтфорд. Его не было видно дня три, а потом он вдруг появился с туго набитым кошельком и с таким самоуверенным видом, словно он сам принц-регент. Он делал ставку за ставкой, пока не спустил все деньги. Петерсон пошутил с ним на этот счет, сказав, что тот выглядит весьма неважно. И знаешь, что Маунтфорд ответил? "Мое утешение поджидает меня дома", – произнес он и исчез, словно ему на все было совершенно наплевать. Это звучало так, будто дома у него была женщина, а между тем он не женат…

– Ну, хватит болтать. Поехали, – оборвал его Рэнд.

– Ба, ты произнес это почти как старый граф…

– Я начинаю отлично понимать его, – ответил Рэнд и высунулся из окна, чтобы дать указания извозчику.

Маунтфорд жил в предместье, в получасе езды от Лондона. Они ехали в полной тишине, нарушаемой только стуком колес и лошадиным топотом. Рэнд вдыхал прохладный воздух, врывавшийся в открытое окно экипажа.

Чем дальше отъезжали они от города, тем чище и прозрачнее становился воздух, напоенный свежестью и запахом зеленых холмов и молодого вереска. Этот холодный чистый дух Англии помог Рэнду вернуться к действительности, напомнил ему, кто он таков, и дал почувствовать радость возвращения домой.

Но в то же время все это вызывало некоторую тревогу, ведь он чувствовал себя так далеко от Розали, и то краткое счастье, которое он пережил во Франции, казалось ему теперь почти нереальным.

Задумчиво смотрел Рэнд из окна экипажа. Наконец под колесами захрустел гравий, и они выехали на дорожку, ведущую в поместье Маунтфорда.

Когда они подъехали ближе к дому, Коллин взглянул в окно кареты и присвистнул от удивления.

– Вот это да!.. Все гораздо хуже, чем я ожидал! – воскликнул он.

Вопросительно посмотрев на него, Рэнд вышел из кареты.

Поместье действительно было запущено и находилось в весьма плачевном состоянии.

– Я слышал, он отпустил всех своих слуг, кроме лакея и повара, – прошептал Коллин.

И действительно, вокруг царила удивительная тишина, и не было заметно никаких признаков жизни.

Осмотревшись, Рэнд поднялся по ступеням и нетерпеливо позвонил у парадного входа. Ответа не последовало.

Тогда он решительно дернул ручку, и дверь медленно отворилась.

– Здесь никого нет, – пробормотал Коллин. – Давай лучше приедем завтра.

– Нет. Он – номер первый в списке, – ответил Рэнд и, войдя внутрь, с любопытством огляделся.

Убранство дома оказалось на удивление бедным и лишенным каких-либо предметов роскоши – странное обстоятельство, если учесть древность рода Маунтфордов и их немалое состояние.

Дело было в том, что передаваемые по наследству фамильные ценности, произведения искусства и даже часть мебели – все было продано, чтобы оплатить карточные долги молодого лорда Маунтфорда – Неудивительно, что его любят в "Ватье", – цинично заметил Рэнд, – Черт, ему не нужно было даже садиться за игорный стол, он мог бы просто раздать свои деньги..

Коллин понимающе посмотрел на брата, вполне разделяя его негодование.

– Он буквально не выходит из клуба. Я и половины того времени не бываю там, – сказал он.

Внезапно Рэнд услышал слабый подозрительный шорох за одной из ближайших дверей. Он быстро распахнул ее и увидел лорда Маунтфорда, стоявшего у окна с приставленным к виску револьвером. Взгляды их встретились, и в то же мгновение Маунтфорд нажал на курок.

Прогремел выстрел, резкий и отчетливый, словно удар кнута, и Рэнд вскрикнул, увидев разбрызганную по стене кровь…

Первым отчетливым впечатлением от самоубийства молодого Маунтфорда было ощущение потрясающей пустоты в сердце. Рэнд чувствовал, что он словно закован в лед, и взирал на сцену столь хладнокровно и бесстрастно, будто это был не реальный человек, а лишь иллюстрация в книге.

Выбежав из комнаты, он поднялся по лестнице, открывая поочередно все двери в тщетных поисках Розали.

В последней комнате, стоя среди обшарпанной мебели, Рэнд понял, что это был ложный след. Маунтфорд не похищал Розали, у него были свои проблемы, которые он не мог решить, и потому покончил с собой.

– Рози, где ты? – прошептал он в отчаянии.

Глубоко вздохнув, он постарался взять себя в руки. Медленно идя вниз по лестнице, он спокойно наблюдал, как Коллин выходит из дверей библиотеки.

– О Боже, – произнес он с омерзением. – Никогда не видел ничего более отвратительного.

Он вынул носовой платок и провел им по лицу.

– Рэнд, я не хочу больше.., ездить с тобой.

– Как хочешь. – Рэнд спустился в холл и подошел к двери. Коллин следовал за ним.

– А как насчет Маунтфорда? Что ты собираешься делать?

– Вычеркну его из списка, – коротко ответил Рэнд.

Такое равнодушие вызвало немалое удивление и даже некий благоговейный страх у Коллина.

Они молча покинули поместье.

Рэнд понимал, что с каждой минутой шансы найти Розали неумолимо уменьшаются. Он знал, что, если понадобится, он всю оставшуюся жизнь будет искать ее, но теперь нужно было действовать быстро и решительно, пока еще оставалась хоть какая-то надежда.

Неимоверная усталость, однако, заставила его вернуться в особняк Беркли, рухнуть на постель и забыться тяжелым сном.

На следующий день он решил поехать в клуб "Ватьс".

Побрившись и приведя себя в порядок, он надел темный сюртук и высокие начищенные ботфорты и появился там с замечательной беззаботностью на лице, приветствуя старых и новых друзей. Отовсюду слышались шутки и разговоры о его связи с дочерью Браммеля, но он молчал и лишь загадочно улыбался, в душе, однако, презирая тех, кто осмеливался произносить ее имя.

Из головы его не выходил первый список. В нем упоминались имена тех, кто навещал Браммеля в те дни и раньше других узнал о существовании Розали.

Некоторые из них были сейчас в клубе, и Рэнд решил поговорить с ними, задав несколько осторожных вопросов и оценив их реакцию.

Во время разговора подошел официант.

– Простите, сэр.., вас ждет женщина, она хотела бы поговорить с вами.

– Она молода? – прищурившись, спросил Рэнд.

– Не думаю, сэр.

– Ну тогда мне не о чем с ней говорить, – ответил Рэнд, и слова его были встречены дружным хохотом.

Джордж Сельвин весело ударил его по плечу.

– Черт побери, Беркли, вы все такой же!

Рэнд улыбнулся и посмотрел на ждущего ответа официанта.

– Вот что, – сказал он. – Передайте, что я сейчас выйду к ней на минуту.

– Ах, ты, обманщик… – пробормотал Джордж, глядя на Рэнда, поспешно встающего из-за стола.

Как только Рэнд покинул компанию друзей, улыбка тотчас слетела с его губ. Кто это мог быть? Что это за женщина? Может быть, Клара Эллизмир с ее глупыми шутками, или кто-нибудь из ее подруг, охотно участвующих в ее затеях? Что-то подталкивало его раскрыть эту маленькую тайну и, дав щедрые чаевые официанту, он последовал вслед за ним.

Как он и ожидал, у входа его ждала невысокого роста женщина, с опущенным на лицо капюшоном. Легкий темный локон выбился у нее из прически, и при виде его сердце Рэнда забилось сильнее. Он шагнул навстречу незнакомке, плотно закрыв за собой дверь и оставив позади шумное веселье, смех и яркий свет модного клуба.

– Кто?.. – начал было он, но тут она откинула капюшон, и Рэнд с удивлением увидел, что перед ним стоит совершенно незнакомая ему дама лет сорока с приятными чертами лица и добрыми карими глазами.

Скорее всего она не принадлежала к высшему сословию, так как в ней не угадывалось ни гордости, ни тщеславия, но при всем том женщина, несомненно, занимала определенное положение в обществе, судя по дорогой одежде и изысканной прическе.

– Простите, что беспокою вас. Вы – лорд Рэнделл Беркли, не так ли? – спросила она. В голосе ее звучали мягкие, почти материнские интонации.

Рэнд с удивлением посмотрел на нее. Ему вдруг показалось, что женщина знает его.

– Да, – негромко ответил он.

– Я хотела поговорить с вами… Ваш брат сказал, что вы здесь. Дело в том, что до меня дошли слухи об исчезновении Розали. Мне кажется, я смогу помочь вам найти ее.

Рэнд со всевозрастающим удивлением посмотрел на нее.

– Кто вы? – хрипло спросил он.

– Лорд Беркли… Я – Эмилия Кортес Беллью.

– Рози.., часто говорила мне о вас, – сказал Рэнд, не отрывая от нее взгляда, словно опасался, что она исчезнет.

Сам факт, что Эмилия стояла сейчас здесь, рядом с ним, давал ему надежду, что он все-таки найдет Розали.

– Она написала мне письмо из Франции, в котором спрашивала о своих родителях. – Эмилия подошла ближе и испытующе смотрела на Рэнда. – Она также писала и о вас и ваших с ней отношениях, вот почему я осмелилась…

– Я рад, что вы сделали это, – прервал ее Рэнд. – Давайте поговорим не откладывая.

– Да, – ответила Эмилия. – Предлагаю вам поехать ко мне, в мой особняк. Нельзя, чтобы нас кто-нибудь под-. слушал.

– Конечно, – начал было Рэнд, но потом остановился, пораженный. – Вы сказали, в ваш дом, мадам Беллью.

Но разве вы не гувернантка леди Уинтроп?

– Нет, – ответила Эмилия, беря его под руку и направляясь к карете, стоящей под сенью двух каштанов. – Теперь я уже не гувернантка, – сказала она и улыбнулась Рэнду совсем как настоящая француженка. – Прошу – мой экипаж ждет нас. Поедемте, а после нашего разговора я вновь отвезу вас сюда. Мой дом совсем недалеко.

Рэнд молча кивнул, и, когда они уселись в карету, Эмилия продолжила:

– Розали говорила вам, наверное, о той ночи, когда мы потеряли друг друга. В опере случился пожар…

– Да, я знаю об этом.

– Я полагаю, вы встретились с ней вскоре после этого.

Розали не писала мне, как именно это произошло, но думаю, обстоятельства вынудили вас вместе уехать во Францию.

– Да, – ответил Рэнд, не глядя на нее.

– Ну так вот, после того как я, не найдя Розали, вернулась в дом Уинтропов и увидела, что она не возвратилась, я была очень встревожена. Баронесса Уинтроп весьма своевольная особа. Она считает, что если я воспитывала мою дочь, как она называет это, "с нравственной мягкостью", то я точно так же буду влиять и на ее Элен. В то же утро я была уволена.

– Мне очень жаль.

– Не стоит сожалеть об этом, – улыбнувшись, ответила Эмилия– Это принесло долгожданные изменения в мою жизнь. Дело в том, что ни баронесса, ни Розали не знали, что я долгие годы была любовницей барона Уинтропа. Мы хорошо понимали друг друга, и он давно – уже хотел устроить мою жизнь, но я настояла, чтобы наши отношения остались тайной, так как оберегала Розали и хотела, чтобы она росла с чувством уважения… Она получила хорошее воспитание, образование и имела все, что необходимо девушке из приличной семьи. Я настояла, чтобы наши с бароном отношения не разглашались до тех пор, пока Розали не выйдет замуж или по крайней мере не станет достаточно взрослой, чтобы понять все.

– Она уже способна понять.

Эмилия улыбнулась.

– Да, теперь я знаю это.

Они не затрагивали более важных тем, пока наконец не подъехали к дому, в котором жила Эмилия.

Это был роскошный особняк, обставленный мебелью из красного дерева, с богатыми коврами и тончайшим фарфором.

Эмилия сняла накидку и обратилась к пухленькой улыбающейся девушке.

– Марта, пожалуйста, приготовь нам чай и подай его через полчаса, – мягко произнесла она, усаживаясь па зеленый бархатный диван.

Посмотрев на Рэнда восхищенным взглядом, – девушка быстро вышла.

– Это бывшая прислуга Уинтропов, – пояснила Эмилия. – Я переманила у них многих, в том числе и повара, пообещав хорошее жалованье и доброе отношение. Ну, хорошо, – добавила вдруг она, внимательно глядя на Рэнда. – Перейдемте к делу. У меня достаточно времени, чтобы рассказать вам все, что я хотела, прежде чем Марта подаст нам чай.

Рэнд кивнул и сел в кресло.

– История не такая уж длинная и сложная. Я расскажу лишь факты, а если вам что-нибудь будет не ясно, я коснусь этого особо.

Она помолчала.

– Я была гувернанткой Люси Донкастер. Внешне Розали очень похожа на нее, хотя по характеру они совершенно разные. Розали, несомненно, сильнее, она более проницательна и уверена в себе, чем ее мать. Люси была прелестной девушкой, и я очень любила ее. Однако до сих пор не пойму, почему она так привлекала к себе мужчин, может быть, своей беспомощностью… Очень многие влюблялись в нее, и особенно граф Ротерхэм. Он и Люси были помолвлены, и все, вероятно, закончилось бы хорошо, если бы не этот тщеславный красавец, совсем еще мальчишка, который поразил ее воображение.

– Бо Браммель, – мрачно произнес Рэнд.

– Да. Люси очень любила его, в то время как он был лишь очарован ею. Ей так и не удалось освободиться от этой любви. Я делала все возможное, чтобы помешать их встречам, но прошло время, и выяснилось, что Люси беременна от него. К несчастью, к тому времени Браммель уже совсем охладел к ней и влюбился в какую-то другую девушку, а потом – еще в одну, и еще, и еще… Люси чахла от тоски и говорила, что не хочет больше жить.

Родители ее не знали, что она ждет ребенка. Я же убедила их, что Люси необходимы перемена обстановки и новые впечатления и что ее состояние – лишь следствие чрезмерной нервозности, и мы поехали во Францию. Мои родственники вполне уважаемые люди, и Донкастеры не противились нашей поездке к ним.

– И вы действительно гостили у них?

– Да, мы жили у моих родителей, которые свято хранили тайну Люси. Но в тот момент мы хотели оставить ребенка у них, пока не найдется кто-нибудь, кто бы захотел удочерить девочку.

– Хороший план, – заметил Рэнд, с пониманием глядя на Эмилию.

– Поначалу я тоже так думала, – задумчиво произнесла она. – Но, как позднее выяснилось, я не только недооценила глубину чувства Люси к Браммелю, но также и силу страсти графа Ротерхэма. Он был просто в бешенстве из-за отсрочки их свадьбы с Люси. И совсем потерял голову от любви. Он разузнал, где мы находимся, и приехал во Францию. Однажды я отправилась на базар, а когда вернулась в дом своих родителей, то увидела там графа. Он не отходил от Люси, которая была уже на восьмом месяце беременности. Он говорил ей ужасные вещи, лорд Беркли, просто страшные для такого юного и хрупкого создания, и она рыдала от негодования и страха. Перед отъездом в Англию он сказал ей, что все еще ждет ее и готов жениться. Граф чувствовал, что был предан, или скорее обманут, а чувства его оскорблены, и жаждал мести… И вот этот страх и расстройство от измены Браммеля привели ее в состояние некоего легкого помешательства. Вскоре после того как родилась Розали, Люси, не выдержав эмоционального потрясения, бросилась в Сену.

– И вы решили оставить Розали у себя?

Эмилия улыбнулась.

– Я полюбила ее сразу же, как только увидела. Я поменяла имя и место жительства… Я никогда не жалела, что решилась на это, ведь Розали дала мне столько радости, сколько дочь может дать матери…

Рэнд вдруг вспомнил о цели своего визита.

– Черт, я спрашиваю не о том, – хрипло проговорил он. – Сейчас главное – кто мог похитить дочь Браммеля?

Кто сделал это?

– Совершенно верно, лорд Беркли, – сказала Эмилия, внимательно глядя на Рэнда. – Я боялась этого похищения с той самой минуты, как узнала, что тайна Розали открыта.

,Дело в том, что она украдена не потому, что она дочь Браммеля. Ее похитили, потому что она дочь Люси Донкастер.

Глава 15

Только радость отныне!

Теперь ты со мной.

Готова слушать меня

И успокоить мои треволненья.

Теперь ты – моя!

И твой я навек…

Филипп Сидни

Дверь была крепко заперта на засов. Поняв это, Розали в сердцах бросила на пол зажатые в руке шпильки. Злые отчаянные слезы готовы были брызнуть из ее глаз, но она сдержала себя.

После нескольких часов безуспешных попыток открыть замок ей показалось, что она услышала наконец долгожданный щелчок, который означал бы свободу, однако дверь по-прежнему была заперта. В комнате не было ни окон, ни камина, через которые можно было бы попытаться убежать, и Розали оставалось только одно – постараться открыть эту злосчастную дверь, но она не нашла для этого ничего, кроме шпилек.

Убранство комнаты отличалось пышностью, однако для Розали это была только тюрьма. Вышивка, разнообразные букеты цветов, кружевные оборки – все вокруг только раздражало ее. Эта претенциозная английская красивость была весьма далека от изысканной простоты замка д'Анжу.

На маленьком столике возле кровати в оборках и рюшах горела масляная лампа, на другом стояла корзина, полная спелых фруктов. Розали взяла яблоко и надкусила его – оно оказалось сочным и сладким. Розали ела, вспоминая события последних дней.

С той минуты как Гильом оставил ее в цыганском шатре, какие-то люди все время перевозили ее с места на место, обращаясь с ней достаточно хорошо, однако сохраняя полное молчание о том, куда и зачем ее везут.

Бегство было абсолютно невозможно, так как похитители действовали слаженно и быстро.

Часть пути они проделали на корабле, и, когда однажды ночью он причалил к берегу, Розали сразу узнала знакомые запахи английской пристани, воздух Лондона и звуки родной речи. Конечно, она была рада, что ее привезли не куда-нибудь, а именно в Англию, где все было так знакомо.

Судя по суровой тишине, окружавшей ее, Розали заключила, что она находится в доме, расположенном в самой глуши – не было слышно ни стука экипажных колес, ни ржания лошадей, ни чьих-либо голосов. Время от времени она слышала лишь шарканье прислуги за дверью. Она поняла, что им было приказано игнорировать ее настойчивый стук и крики.

– Трусы, – пробормотала она, бросая надкушенное яблоко. – Все вы трусы! У вас не хватает смелости посмотреть мне в глаза и ответить, почему меня держат здесь против моей воли!

Голос ее стал громче, когда в бессильной ярости она воскликнула, обращаясь к запертой двери:

– Я не знаю даже, ночь сейчас или день! Я задыхаюсь здесь. У меня нет ни книг, ни газет… Черт бы вас всех побрал! У меня нет больше сил ждать!

Молчание.

– Я скоро сойду с ума, – прошептала она, сжимая виски и делая несколько глубоких вдохов, чтобы как-то успокоиться.

Расстегнув верхние пуговицы своего закрытого платья цвета лаванды, она легла на постель, закрыла глаза и стала думать о Рэнде.

Где он сейчас? Что делает? Удалось ли ему выведать у Гильома, куда увезли ее?

"Он найдет меня, – говорила она себе. – Он перевернет вверх дном всю Францию и Англию, но найдет меня".

Розали не сомневалась в его любви, в его силе и настойчивости. Она улыбнулась, вспомнив, каков Рэнд в гневе.

Хотя он по-настоящему способен был внушить ей страх, что-то внутри ее всегда заставляло ее восхищаться им в эти минуты, так как сила и ярость напоминали ей о его страсти.

Она вспоминала его смех, и его восхитительную белозубую улыбку, и смелый блеск его глаз. И почувствовала вдруг, что постепенно успокаивается…

– Никто не сможет разлучить нас, – проговорила она. – Ты – моя жизнь, без тебя я ничто. Верни меня к жизни, Рэнд!

Розали повернулась на бок и тихо уснула, прислонившись щекой к подушке.

Когда она наконец открыла глаза, то увидела яркий свет, льющийся из соседней комнаты. Розали быстро встала, но тут же замерла из-за вновь наступившей темноты.

– Зажгите лампу, – раздался вдруг хриплый мужской голос. Розали послушно подкрутила фитиль, больно обжегшись о горячее стекло, и увидела находившегося в комнате незнакомца.

Он был приблизительно вдвое старше ее, высокий и сильный, с бледным лицом и темными с проседью волосами. Глаза его, черные и блестящие, как оникс, в упор смотрели на нее.

– Люси, – произнес он, и голос его задрожал. Розали отерла пот со лба, испуганно глядя на незнакомца.

– Я.., я не Люси, – ответила она.